Текст книги "Клонинги"

11

Я вернулся к себе в комнату, утомленный этими откровенными разговорами. Мой отец погиб из-за того, что слишком доверял своему ассистенту Зибелю. А он его обманул.

Я не ложился. Читал микробиологию Кобруса, но никак не мог сосредоточиться – нервы были на пределе. Через некоторое время ко мне пришла одна из девушек. Вряд ли это Вега, мне не хотелось, чтобы это была Вега, ведь комната сорок седьмого осталась пустой. Но втайне я надеялся, что это она.

Девушка села на кровать и уставилась в стену. Не так она должна была себя вести. Она должна всегда улыбаться и быть готовой к любви, а потом тихонько уходить. Девушка долго молчала.

– Вы не знаете, что случилось с сорок седьмым номером? – Она внимательно посмотрела на меня. – Ваша комната как раз напротив.

– Не знаю, – ответил я и отвернулся. Я не любил врать.

Девушка посмотрела на меня, на мгновение в глазах ее блеснула искра надежды, которая тотчас угасла и сменилась тоской. Она встала, оглядела комнату, покачнулась, но вовремя схватилась за дверную ручку.

– Вчера вечером он как-то странно себя вел… Не узнал меня. С ним ничего не случилось?

Она плакала. Ее худенькие плечи казались ужасно одинокими и беззащитными. Я мог бы обнять ее сказать несколько ласковых слов, но я не сделал этого.

– Извините. Вы не можете знать.

Она ушла. Я спрашивал себя, была ли она в моей комнате. Легкая и воздушная, она все унесла с собой. Осталось только неуловимое чужое присутствие. Из зеркала с неприязнью на меня смотрело мое собственное лицо. Оно казалось мне до ужаса чужим, это мое лицо, повторенное девяносто три раза. Я провел по нему рукой, словно пытаясь стереть его, но оно снова выплыло из-под моих пальцев. И тогда я сжал руку в кулак и ударил по собственной физиономии в зеркале. Зеркало разлетелось на тысячи маленьких осколков, как когда-то давным-давно, они рассыпались у меня в ногах, а по пальцам потекла кровь. Я почти не почувствовал боли, только жуткую усталость, от которой мне стало плохо.

12

Яркий свет в коридоре казался белым. На мгновение я закрыл глаза, чтобы свыкнуться с освещением, когда я их открыл, было уже лучше. Не соображая, что делаю, я направился в залу. Заседание все продолжалось.

Я вернулся.

Девяносто третий тоже не спал. Он вздрогнул, увидев меня, что-то выключил, но когда понял, что это я, улыбнулся и кротко сказал.

– Слушай!

– …семерых уже нет в живых. – Это был голос Хензега.

– Но у нас еще есть девяносто три, – оправдывался Зибель.

Девяносто третий в напряжении слушал. В тишине снова раздался голос Хензега и разлился по комнате. Он продолжал излагать свои мысли.

– …всегда хотел мира. Его пытались подкупить, заставить силой, но ничего не удалось. И все-таки его перехитрили, не так ли? Девяносто три мозга работают на нас. Превосходство на нашей стороне. Мы снова станем самой сильной нацией.

Хензег все больше увлекался. Девяносто третий продолжал слушать.

– Не понимаю, почему мы должны держать в тайне их происхождение? Ведь оно еще раз докажет им достижения нашей науки. Я как психолог считаю…

– Еще рано, слишком рано, – перебил Хензег доктора Андриша. – Истину нужно преподносить в строго определенный момент, когда человек созрел для нее, в противном случае она обесценивается. Для них этот момент еще не наступил. Не следует забывать, что они – точная копия своего отца. А каково было его отношение к созданию клонингов? А к нашей политике? Вы должны это помнить, доктор Андриш. И вы, доктор Зибель. Ведь вы так хорошо его знали! Теперь, когда мы почти у цели, мы не имеем права на новые психологические опыты. В тот момент, когда кто-нибудь из них осознает свою индивидуальность, все будет потеряно.

Девяносто третий поглощал каждое долетавшее до нас слово. Я попытался заговорить с ним, но он сделал рукой нетерпеливый знак. Зазвучали оправдания доктора Андриша:

– Доктор Зибель действительно ошибся. А с тем первым, на которого я вам указал, тоже было не все в порядке. Он знал о портрете Елены. Откуда он мог знать, если не бывал в кабинете? Какие вам еще нужны доказательства? А, кроме того, мне кажется, что и остальные чересчур много рассуждают, и не исключено, что они сами дошли до идеи создания клонингов.

– Глупости! – резко оборвал его Хензег. – Никто не верит в то, во что не хочет верить. Поэтому, несмотря на широкие познания, они не могли сами.

– А ведь он прав, черт его подери, я сам дошел до этого, но никогда бы не поверил, что и мы… – пробормотал девяносто третий и посмотрел на меня. Я молча согласился. И я бы никогда не поверил, если бы не пошел за доктором Зибелем.

– И потом, – не сдавался доктор Андриш, – этот опыт с девушками. Еще одна ошибка Эриха Зибеля. – В этот момент он готов был отказаться от старого друга думая только о собственной шкуре. – Они не должны были знать, что женщина вообще существует. Какова ее роль? Только для развлечений? Но они слишком умны, чтобы в это поверить. И если хоть одна из девушек забеременеет, нам придется ответить на многие вопросы.

– Этого никогда не произойдет, – отозвался резкий голос Зибеля готового защищаться. – Не случайно я выбрал бесплодную красоту «Мисс Европы». Эти девушки повторяют ее во всем. Не забывайте, что и клонингам нужны иллюзии как людям, что и у них есть излишняя энергия, которая должна на что-то расходоваться, но все же главным остаются иллюзии. Хорошая иллюзия действует дольше отравы. А разве есть для мужчины лучше иллюзия, чем женщина?

– Но если эта ваша иллюзия все-таки забеременеет? – не унимался доктор Андриш. – Как только не шутит с нами природа!

– Нет, доктор Андриш, – Хензег потерявший терпение попытался прекратить спор. – Прошло то время, когда природа подшучивала над нами. Теперь мы с нею шутим. И притом весьма успешно. Если вы этого не поняли, какого черта вы здесь делаете?

13

Заседание продолжалось. Голоса время от времени пропадали. Девяносто третий, лежа на полу, закрыв собой микроустройство внимательно слушал. И вздрагивал. Мне все было ясно. Если бы не навязчивая мысль о бегстве и не вера в него, я ворвался бы в кабинет доктора Андриша и наглотался его таблеток от которых засыпаешь навсегда. Доктор Андриш хранил их в зеленой банке в углу своего медицинского шкафа. Но мне не нужны эти таблетки. Я выберусь отсюда ведь и Хензег считает, что это не так уж невозможно. Я доберусь до людей до обычных людей, для которых пишут стихи, поют песни, рисуют картины. Сюда каждую ночь приходит кто-то из этих людей. Я часто слышал ночами шаги в коридорах, разговоры приглушенный смех видел движение теней, видимо, ночью сюда доставляли продукты медикаменты, пробы и прочие необходимые для нас вещи. Вряд ли кто-нибудь из них знал правду, они приходили в темноте и уходили в темноте. Не задавали вопросов и не ждали ответов. Загадочные безликие и безымянные.

Девяносто третий продолжал подслушивать. А рядом со мной появился старый ученый. Я осмотрелся. Девяносто третий ловил своим устройством пропадающие голоса Хензега и Зибеля. И ничего не замечал.

– Чего ты боишься? – спросил меня отец. – Ты ведь похож на меня. Я много сделал для людей. И не пожалел ни собственного благополучия, ни себя самого. И ты не пожалеешь. Каждый человек обязан сделать что-то хорошее, хотя бы один маленький шажок вперед. Ты убежишь отсюда, чтобы рассказать все людям, я с тобой, мир не так уж велик, и я научу тебя, что делать. Я мертв, но ведь ты жив, а ты – это я. Я никогда не боялся. И ты не бойся. В кабинете Зибеля ты найдешь истории моего времени. Изучи их внимательно они раскроют тебе глаза. И помни совесть ученого – его ответственность перед миром. Готов ли ты отвечать за свою работу? Кому ты служишь? И будь осторожен с Зибелем он может перехитрить и Хензега и всех вместе взятых, он – хитрая лисица в третий раз тебя не упустит. Дай руку девяносто третьему, протяни руку остальным, станьте одной цепочкой, стеной…

– Да, – прошептал я.

– Что с тобой? – спросил девяносто третий и тревожно взглянул на меня – Не шуми! Сейчас должен прилететь какой-то генерал Крамер. Похоже важная птица. Ты что-нибудь о нем слышал? Они собираются объявить особое положение.

– Зибель не допустит. Для него это… конец.

– Надо поторопиться. – Девяносто третий поднялся с пола. – С каждым днем становится все труднее. Я буду держать в поле зрения Хейзега, а ты присматривай за Зибелем. И нужно скорее подключить кого-нибудь из наших.

14

Дорога в мир начиналась из кабинета Зибеля. Нужно было снова попасть туда. Я знал эту дверь, и сейчас, когда Зибель успокоился считая меня мертвым, особенно важно было снова открыть ее. А Зибель действительно успокоился. Его лицо вновь обрело выражение печали и святости. Он погрузился в работу, часами просиживал над нашими исследованиями, терпеливо наставляя нас задавал многочисленные вопросы и выслушивал ответы.

– Ты хорошо знал сорок седьмого? – спрашивала Вега.

Она часто приходила ко мне присаживалась на край кровати, но избегала любого моего прикосновения и чтобы она не уходила я не трогал ее.

– Конечно, – отвечал я. – Тебе никогда не кажется, что сорок седьмой – это я: то же лицо те же руки, те же мысли?

– Не знаю. – Вега внимательно и долго разглядывала меня. – Трудно сказать. Когда я сюда вхожу у меня вдруг радостно бьется сердце но потом вспоминаю что Альтаир мертв, и мне хочется расцарапать твое лицо. И плакать, плакать. Возможно, подобные чувства испытывают люди, когда им изменяют: вроде бы есть человек, а он мертв. Но когда я не смотрю на тебя мне хорошо, потому что с тобой я могу разговаривать о нем, а с другими не могу.

– Почему ты любишь именно его? Ведь он во всех нас, а мы – в нем.

– Нет, – заплакала Вега. – Это невозможно объяснить. Мне кажется, что только любовь способна открыть ту неуловимою индивидуальность, которая скрыта в каждом из вас. Только любовь. Иногда мне кажется, что он идет по коридору. Выхожу и вижу – он, его походка. Позову его, а он проходит мимо. Альтаир остановился бы взял бы за руку… Не знаю, как тебе объяснить… Возможно это оттого, что я ношу его в себе он во мне…

– Как в тебе?

Я повернулся к ней увидел опухшие от слез глаза. Все в ней мне было дорого. Я подошел ближе. Она встала ее волосы коснулись моей щеки.

– Не, знаю, но сейчас во мне бьются два сердца. Дай руку не бойся. Послушай ведь их два? Одно – Альтаира. А ночью ко мне приходил Зибель. Он не может быть один. Все время говорит о своей покойной жене. Но когда он мне сказал, что сорок седьмой умер я не поверила. А еще он сказал, что я больна и должна пойти к доктору Андришу. Но я не пошла. Зибель размяк, как ребенок никто его таким не видел, но со мной он искренний и слабый, он хотел бежать, говорил о себе и Елене потом стал называть меня Еленой и обнимать, он был так страшен, что я испугалась и хотела уйти.

– Что он еще тебе сказал? Вспомни, это очень важно! Вспомни! Сосредоточься…

Я начал трясти ее за плечи – она выпрямилась.

– Что еще? Он сказал, что мы с ним сбежим отсюда. Для него я была Еленой и он настаивал на бегстве пока не поздно и пока его не убили. Я не хотела верить, но он открыл какую то дверь и я увидела.

– Что?

– Реку, деревья, звезды. И лодку. Маленькую как ракушка. Она медленно раскачивалась вместе с веслами Зибель потянул за веревку обернулся ко мне и понял вдруг кто перед ним.

– И что? – Я задыхался от волнения.

– Ничего. Мы медленно вернулись в мою комнату. Он приказал мне молчать

– Ты должна беречься. Смогла бы снова найти эту дверь? Без Зибеля?

– Нет.

Я долго ждал девяносто третьего в его комнате. Наконец он пришел и не один. Сопровождавший его клонинг недоверчиво посмотрел на меня. Я тоже насторожился. Девяносто третий заметил наши взгляды и рассмеялся. Похлопал нас по плечам.

– Так мы ни к чему не придем, запомните это.

– Но я не смогу распознать его среди остальных. Как я буду налаживать контакт именно с ним?

– Это ненадолго. Скоро мы приобщим и остальных. Девяносто третий все продумал в нашей одежде он скрыл микроустройства которые ловили нас, где бы мы ни находились.

Девяносто третий записал какой-то секретный разговор между Хензегом и генералом Крамером. Хензег настоятельно требовал помощи. Генерал обещал. На базу должно прибыть новое лицо обладающее особыми полномочиями. И это лицо введет здесь военное положение. Девяносто третий упорно искал путь к термоядерному самоликвидатору, но пришел к выводу, что и Хензег не знает о его местонахождении.

15

Прибыл новый…

А доктор Зибель исчез.

Как-то утром он не явился на лекцию и мы молчаливо спустились в лабораторию. Я был потрясен. Неужели он бежал? Или просто ночью его убрали, как вообще без шума ночами здесь проворачивали некоторые дела? Или он заболел?

Я с нетерпением ждал следующего дня. Он снова не явился. Мне стало ясно, что Зибеля больше нет среди нас. И никто не счел нужным объяснить нам куда девался человек, которого мы встречали каждый день на протяжении двадцати лет. Мне хотелось выяснить, что с ним случилось. И что угрожает Веге и всем нам. Я несколько раз спрашивал Хензега о Зибеле, но он только улыбался и уклонялся от ответа. Молчал и доктор Андриш. Он выглядел слишком бледным и слишком испуганным. Теперь у меня оставался только кабинет Зибеля, только кабинет Зибеля мог раскрыть истину.

Как только я попал туда я понял, что Зибеля уже нет в живых. Со стены на меня смотрели задумчивые глаза его жены, смотрели прямо и улыбались. Зибель никогда бы не оставил ее портрета. Я снял портрет со стены. У меня было мало времени. Снаружи послышались чьи то медленные равномерные угрожающие шаги. Я облокотился на стол – все выглядело так, словно человек вышел на минуту, пепельница полна окурков, рядом с микроскопом лежала раскрытая папка, ящик письменного стола был слегка выдвинут и из него беспорядочно торчали записи Зибеля. Написанные неразборчивым почерком, они привлекли мое внимание знакомым словом «клонинги».

Предстояла новая встреча с доктором Зибелем. Даже после его смерти.

Новый уже приступил к работе. Его звали Папанелли. Какая-то скованность чувствовалась в его осанке как будто он всю жизнь носил тесную одежду. Он был относительна молод, лет тридцати пяти, был спокойным, непроницаемым, почти не разговаривал. Кабинет доктора Зибеля стал его кабинетом. Когда-то широко раскрытые двери теперь плотно закрывались, и из-под них пробивались полоска света и аромат сигары. После краткой и вдохновенной речи о том, что от нас многого ждут в будущем, он увеличил часы работы в лаборатории, отменив временно лекции, поскольку считалось, что мы и так имеем превосходную подготовку. Стоило нам на минуту покинуть рабочее место, как тут же раздавался сигнал, и перекрывались выходы на верхние этажи. Стоило нам пройти по коридору, как тут же зажигались контрольные лампочки. Лампочки вспыхивали и над дверями наших комнат, как только мы туда входили. Каждый из нас должен был носить свой номер на груди с левой стороны, на месте, точно определенном доктором Андришем, и номер пульсировал. Это вызывало чувство страшной уязвимости. Никто не имел права садиться на чужое место. Никто не имел права ночью покидать свою комнату. Нельзя было запирать ее на ключ. Мы спали теперь при сильном освещении. А если утром мы собирались группой больше троих, об этом тотчас сигнализировали невидимые сирены, и к нам бросался доктор Андриш, а следом Хензег. Изоляция, изоляция…

Когда Папанелли произносил слово «дисциплина», его голос менялся, превращаясь во что-то твердое. Стоило ему спуститься за нами в лабораторию, как он начинал метаться от одного к другому; приказывая поторопиться. Спешка могла привести к катастрофе, как в секторе А. Один из наших попытался было объяснить ему, что наша работа требует последовательности, что она – новая и неизвестная, и через минуту его уже вели к центральному лифту. А оттуда… Кто-то из клонингов спросил, куда повели его коллегу, и в следующий миг повели и его самого. Больше никто ни о чем не спросил. Мы боялись не только Папанелли, мы боялись друг друга, Хензега и всех остальных. Страх стал нашим постоянным состоянием. Но вместе со страхом в нас нарастал и гнев. Мы были людьми. Чем ниже опускались наши головы, тем опаснее становились мы сами. Но господин Папанелли не знал клонингов.

Что-то в нас изменилось. Все вдруг стало предельно ясно, как будто вдруг попало в фокус. Я не терял времени. И девяносто третий не терял времени. Мы шли от одного к другому и рассказывали правду. Тихо, на ухо, между прочим. Это действовало.

Мы рассказали другим и о ядерном самоликвидаторе. Кое-кто видел в этом выход – взорвать базу.

– Ни в коем случае! – возражал я. – А другие клонинги? Которые живут бог знает где? Бегство отсюда возможно, хоть это и кажется невероятным. Один из нас или несколько выберутся и расскажут все людям.

Девяносто третий поглядывал на меня. Только мы двое знали о существовании двери, куда отвел Зибель Вегу. Нужно было открыться до конца.

– Мы не будем сидеть здесь сложа руки.

Мы сорвали номера со своей груди и швырнули их к ногам Папанелли. Мы не желали быть только светящимися номерами, слишком долго нам отказывали в индивидуальности. Поздно было превращать нас в безликие номера. Мы выбросили браслеты и разбили контрольные лампы над дверями.

Лицо Папанелли стало пепельным.

– Это же бунт! – испуганно кричал он и искал Хензега, чтобы дать ему распоряжения.

Хензег молчал. И доктор Андриш молчал.

Двадцать лет «база» прожила в мире. Двадцать лет, подчеркивал злобно Хензег, и ему вторил доктор Андриш. А теперь, когда приехали вы…

– Но вы сами меня вызвали! – кричал Папанелли, а мы слушали, прижав уши к микроустройству.

– Никто вас не звал! – резко отсек Хензег. – Никто!

– Меня послал генерал Крамер. Положение было…

– Тихим и спокойным, – засмеялся Хензег своим особым смехом, от которого у меня по телу побежали мурашки.

Похоже, Хензег ожидал получить чего-то большего после смерти Зибеля, но не получил. Подозрение, которое было причиной смерти Зибеля, тенью ложилось и на него, и он это понял с приходом нового. У Папанелли была неограниченная власть, от него ждали скорых результатов и нормализации обстановки. Он ничего не понимал в науке и в психологии, но этого от него и не требовалось. Его единственная задача – подчинять. И науку. И психологию. И клонингов. И тех, кто за них отвечал.

– Ты думаешь Хензег не знает о тайном кабинете Зибеля? – как-то вечером спросил меня девяносто третий.

– Я в этом не уверен – Я вспомнил коридор, где мы встретились с Хензегом его подозрительный взгляд, смерть клонинга. – Хензег знает, не может не знать, но, видимо хранит это в тайне от нового. Хензег его боится. И потому замышляет что-то свое, не ожидая больше помощи сверху. Ведь он больше не просит помощи? А это может помочь нам.

– Почему бы тебе снова не проникнуть в кабинет Зибеля? Чтобы все узнать. Мы тебя прикроем.

И я опять пришел в кабинет Зибеля.

Запер изнутри дверь склонился над столом и начал по одной нажимать на разные кнопки. Вспыхнул экран появился доктор Андриш, он сидел в кресле, в своем кабинете и читал книгу. Я нажал на другую кнопку – двое наших воспитателей разговаривали о своих личных делах. Нажал на третью – прямо передо мной появился новый, посмотрел на меня как будто почувствовав мое присутствие, и снова погрузился в работу. Одна за другой сменялись на разных экранах картины появились некоторые из клонингов некоторые из девушек, но я не смог понять кто именно. И только Хензег ни разу не мелькнул ни на одном экране. Темнели пустые лаборатории и библиотеки. Хензега не было. А я нажал почти на все кнопки.

И вдруг…

Я просто подвинул микроскоп которым когда-то ударил Зибеля по голове. Под ним показался едва заметный кружочек даже не выступавший над поверхностью стола. Я дотронулся до него. Послышался легкий шум, и квадрат в полу начал медленно опускаться вниз. В первую нашу встречу с Зибелем я стоял точно на этом месте. И он тогда лихорадочно шарил пальцами по столу. Я вздрогнул. Появилась лестница, ведущая неизвестно куда. Я закрыл выход и бросился в комнату к девяносто третьему.

Мы вернулись втроем. На всякий случай девяносто третий взял одного из наших. Он будет охранять наверху, а мы спустимся по лестнице. Мы шли осторожно и медленно. Лестница была очень узкой. Мы очутились в небольшом помещении где на полках стояли стеклянные колбы. На каждой была этикетка. Я попытался прочитать.

– Ты что-нибудь понимаешь? – несколько раз спросил меня девяносто третий, но я ошеломленный, молчал.

– Понимаю, – наконец выдавил из себя я. – В этих колбах спят будущие клонинги величайших умов мира. Это кусочки кожи, которые прекрасно сохраняются в специальной среде до той поры, пока не возникнет в них необходимость. И сам Зибель…

Да, здесь была колба с надписью Зибель Эрих. Зибель Елена. Зибель никогда не появится снова. Ни при каких обстоятельствах. Девяносто третий схватил меня за руку.

– Слышишь?

Мы прислушались. Звуки шли снизу. Медленно и очень осторожно мы пошли дальше и заметили полуоткрытую дверь, за которой кто-то был. Он стоял к нам спиной, а помещение напоминало лабораторию. Руки в перчатках проникали сквозь обтекаемую материю в глубь параллелепипеда. Может быть, это был доктор Зибель который снова кого-то создавал. Нет не похож на Зибеля. На мгновение он поднял голову, и по одному лишь жесту так хорошо нам знакомому, мы узнали Хензега.