Текст книги "Дьюи. Библиотечный кот, который потряс весь мир"

Вики Майрон
Дьюи. Кот из библиотеки, которого полюбил весь мир

Бабушке, маме и Джоди – трем удивительным женщинам, любившим Дьюи не менее крепко, чем я

Vicki Myron

Dewey:

The Small-Town Library Cat Who Touched the World

Copyright © 2018 by Vicki Myron

© Яковлев Д.П., перевод на русский язык, 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Введение
Добро пожаловать в Айову!

В центре Соединенных Штатов на тысячу миль простирается равнина, ограниченная Миссисипи на востоке и пустынями – на западе. Пространство покрыто пологими холмами, но гор здесь вы не встретите. По равнине течет множество рек и ручьев, есть несколько больших озер. Веками ветры шлифовали скальные породы, превращая их сначала в пыль, потом в грязное месиво, а затем в грунт, который в конце концов стал прекрасной плодородной почвой. Здесь повсюду проложены прямые дороги, которые ровными линиями уходят за горизонт. На здешних дорогах почти нет резких поворотов, лишь иногда попадают на пути чуть приметные изгибы. Эта земля создана для фермерства, а дорожные изгибы подчеркивают широкий обзор. Примерно через каждую милю эти дороги пересекаются такими же ровными трассами. Между ними расположились фермерские хозяйства. Если объединить миллион таких квадратных миль, получится один из самых значительных сельскохозяйственных регионов в мире. Великие равнины, житница. Отечество. Или, по мнению многих, место, над которым обязательно пролетите, куда бы ни держал курс ваш самолет. Пусть в других штатах есть океаны и горы, пляжи и горнолыжные курорты. Всему этому я предпочту Айову.

Зимой в северо-западной части Айовы небо такое низкое, что оно словно лежит на крышах фермерских домов. Несущиеся над равниной темные облака в ненастный день, похоже, готовы вспахать землю. Весной окрестный пейзаж становится пустынным и плоским – коричневая грязь да увядшие стебли, ожидающие пахоты. Кажется, небо и земля сливаются в единой гармонии. Но если вы приедете сюда в конце лета, то увидите землю, словно устремленную в небеса. Кукурузные стебли возвышаются почти на девять футов [примерно 2,7 м. – Ред.], а их ярко-зеленые листья украшены золотистыми кисточками. Повсюду стеной простирается кукуруза, но стоит подняться на небольшой пригорок у дороги, и внизу откроется бесконечное море спелых початков, шелковые нити которых искрятся на солнце. Эти нити – органы размножения кукурузы; на протяжении месяца на них оседает переносящаяся по воздуху золотисто-желтая пыльца, а затем они медленно высыхают и темнеют под горячим летним солнцем.

Именно за это я и люблю северо-западную Айову – она постоянно меняется. Здесь не так, как в пригородах, где одна вереница ресторанов сменяет другую, и не так, как в городах, в которых здания теснятся, поднимаясь все выше. Здесь сельская местность; она кажется застывшей, однако в то же время постоянно продвигается вперед, не ускоряя плавного движения. Вдоль дорог вы не увидите вывески офисов компаний. Здесь нет мастерских, как нет и рынков сельхозпродукции. У дорог стоят лишь фермерские дома, которых с каждым годом становится все меньше. Неожиданно на пути возникает городок, о приближении к которому возвещает придорожный щит: «АЛМАЗ В КОРОНЕ АЙОВЫ» или «ЗОЛОТАЯ ПРЯЖКА В КУКУРУЗНОМ ПОЯСЕ», – и столь же быстро исчезнет из поля зрения. Пара минут – и его уже не видно. Промелькнет зерновой элеватор или перерабатывающий завод, а может, потом покажется полоса деловой части города с круглосуточным магазином – здесь всегда можно перекусить. Примерно через каждые десять миль [около 16 км. – Ред.] появляется придорожное кладбище со скромными неброскими надгробиями, огороженными каменным бордюром. Это следы пребывания первых поселенцев, которые обрели вечный покой на больших семейных участках, со временем превратившихся в городские кладбища. Никому не хотелось быть погребенным вдали от дома, и никто не хотел, чтобы под захоронения отводилось много земли. Пользуйся тем, чем владеешь – и просто, и рядом.

А затем, когда вы отъезжаете дальше, душа наполняется блаженством при виде рядов кукурузы, которые тянутся по другую сторону подъема. Но вот дорога расширяется, и вы проезжаете мимо ряда строений: «Мебель Матта», отель «Айрон Хорс», ресторан «Прайм Риб», а также «Уол-Март», «Макдоналдс» и мотель № 6. На светофоре поворачиваете на север – это первый поворот на протяжении пятидесяти миль [80,5 км. – Ред.], в каком бы направлении вы ни ехали, не говоря уже о том, что это встречный первый светофор, – и через минуту вы оставляете позади эти атрибуты городского комфорта и пересекаете красивый низкий мост через реку Литл-Сиукс, который ведет к самому сердцу Спенсера, городка в Айове, почти не изменившего своего облика с 1931 года.

Центральная, деловая, часть города – даунтаун – Спенсера напоминает красочную почтовую открытку с видом небольшого американского городка: ряды витрин магазинов, которые располагаются в двух– и трехэтажных зданиях, примыкающих одно к другому. Здесь же, на обочине дороги, люди оставляют свои машины, чтобы прогуляться. «Уайт Драг», мужская одежда от Эдди Квина и «Мебель» от Стиффена на протяжении десятилетий зарабатывали себе репутацию в бизнесе. В «Хен-Хаус» продаются декоративные безделушки для фермерских жен и случайных туристов, которые направляются в озерный край Айовы, лежащий в двадцати милях [32 км. – Ред.] к северу. Здесь имеется магазин товаров для досуга, специализирующийся на моделях аэропланов, и магазин карт, а также торговая компания, которая предлагает в аренду кислородные баллоны и инвалидные коляски. Магазин пылесосов. «Высокое искусство». Старенький кинотеатр по-прежнему работает, хотя здесь не бывает премьерных показов, потому что к югу от моста открылся синеплекс с семью залами.

В конце деловой части, в восьми кварталах от моста, есть «Отель». Именно «Отель». Он так и называется. В конце 1920-х годов он был известен как «Тагни» и считался лучшей гостиницей в округе – с гаражом для автобусов, железнодорожной станцией и единственным в городке рестораном. Но к концу Великой депрессии он превратился в ночлежку и, если верить легенде, городской бордель. Пятиэтажное здание из красного кирпича было реконструировано в 1970-х годах, однако сам центр переместился на пять кварталов вниз по Гранд-авеню, в сторону «Сестерс-Мейн-стрит кафе», где подают простые, без изысков, обеды за пластмассовыми столиками, имеется капельная кофеварка и места для курящих. Каждое утро тут собираются три возрастные категории людей: пожилые, старые и совсем древние. Именно они сообща управляют Спенсером на протяжении последних шестидесяти лет.

За углом этого кафе, напротив маленькой автостоянки, всего в полуквартале от Гранд-авеню, стоит низкое серое бетонное строение. Это Публичная библиотека Спенсера. Меня зовут Вики Майрон, и я работаю здесь уже двадцать пять лет, причем двадцать лет – директором. Я была свидетельницей появления первых компьютеров и пристройки читального зала. И видела, как дети растут и покидают библиотеку только затем, чтобы спустя десятилетие снова войти в эти же двери, но уже с собственными детьми. Публичную библиотеку Спенсера можно не заметить, по крайней мере с первого взгляда, тем не менее она – центр, средоточие, суть и смысл истории родины. Все, что я рассказываю вам о Спенсере, об окрестных фермах, озерах по соседству, о католической церкви в Хартли, школе «Монета», упаковочной фабрике и восхитительном старом белом чертовом колесе в Арнольд-парке – все так или иначе связано с этим небольшим серым строением и котом, который живет здесь уже больше девятнадцати лет.

Какие переживания выпали на долю животного? Сколько жизней у кошки? Как получилось, что несчастный котенок-подкидыш сделал маленькую библиотеку местом встречи местных жителей и центром притяжения для туристов, вдохнул жизнь в быт обычного американского городка и получил всемирную известность? Даже не пытайтесь найти ответы на эти вопросы, пока не узнаете историю о книгах, которые читал Дьюи, всеми обожаемый библиотечный кот из Спенсера, штат Айова.

Глава 1
Студеное утро

Восемнадцатого января 1988 года, в понедельник, в Айове стоял жуткий холод. Ночью температура упала до минус пятнадцати градусов – и это при ледяном ветре, который пронизывал сквозь пальто, пробирая до костей, и так обжигал, что было трудно дышать. Мы жили в равнинной местности, свойственной, как известно, Айове, и ничто не могло остановить разгул стужи. Ледяной шквал примчался из Канады, пересек Дакоту и ворвался прямо в Спенсер. Первый мост в Спенсере через Литл-Сиукс, построенный еще в конце 1800-х годов, был закрыт, потому что река настолько глубоко промерзла, что возникли опасения, выдержат ли опоры. В 1893 году сгорела городская водонапорная башня (вспыхнула солома, которой были утеплены трубы), и все пять пожарных гидрантов по соседству намертво промерзли, – льдина диаметром десять футов [около 3 м. – Ред.] и толщиной два фута [0,6 м. – Ред.] рухнула с верха цистерны, разгромила городской центр отдыха, а осколки льда разлетелись по всей Гранд-авеню. Теперь вы можете представить, какая зима в Спенсере.

Я никогда не была «жаворонком», тем более в темные и облачные январские дни, но всегда усердно относилась к своим обязанностям. До работы нужно было проехать десять кварталов. На пути встречалось лишь несколько машин, и, как обычно, моя оказалась первой на парковке. Складывалось впечатление, что Публичная библиотека Спенсера, расположенная по другую сторону дороги, мертва – ни огонька, ни малейшего движения или звука, до тех пор, пока я не щелкнула выключателем, и тогда она оживала. Отопление по ночам включалось автоматически, однако по утрам в библиотеке было как в холодильнике. Кому пришла в голову идея строить в северной Айове здание из стекла и бетона?

Я нуждалась в чашке кофе и тотчас прошла в служебную комнату – кухоньку с микроволновкой, раковиной и холодильником, в котором царил хаос, порожденный общими усилиями, с несколькими стульями и телефоном для личных разговоров, – повесила пальто и заварила кофе. Затем стала просматривать газету. Во многих местных изданиях нередко упоминается библиотека. Местная газета «Спенсер дейли репортер» не выходила по воскресеньям, а порой и по понедельникам, поэтому в номере старались сообщить обо всем, что произошло за уик-энд.

– Доброе утро, Вики, – сказала Джин Холлис Кларк, помощник директора библиотеки, разматывая шарф и стягивая перчатки. – На улице творится что-то ужасное.

– Доброе утро, Джин. – Я отложила газету.

У задней стены служебной комнаты стоял металлический ящик с откидной крышкой, размером четыре фута [около 1,2 м. – Ред.] шириной и два фута высотой, то есть размером с кухонный столик на две персоны, и если вы поджимали ноги, то возле него можно было устроиться. Из ящика в стену уходил металлический желоб. На другом конце, в аллее за зданием, он выходил широким отверстием, через которое можно было возвращать книги в библиотеку в нерабочие часы.

В таком библиотечном ящике можно найти все что угодно: мусор, камни, снежки, банки из-под тоника.

Библиотекари предпочитали не распространяться по этому поводу, чтобы не подкидывать хулиганам идеи, однако все библиотеки сталкивались с этой проблемой. Скорее всего, и видеомагазины тоже. Прорежь щель в стене – и неприятности обеспечены, особенно если, как в нашем случае, она выходит на улицу, а с противоположной ее стороны стоит городская средняя школа. Не раз в середине дня приходилось содрогаться от громких хлопков петарды, оказавшейся в ящике.

После уик-энда ящик возврата был наполнен книгами, поэтому каждый понедельник я выгружала их на одну из наших тележек, чтобы сотрудницы в течение дня могли расставить их по полкам. Когда в то обычное утро понедельника я вернулась с тележкой, Джин застыла посредине комнаты.

– Я слышала какой-то звук.

– Какой именно?

– Из ящика. Думаю, там какое-то животное.

– Что?

– Животное. Мне кажется, в ящике возврата лежит какое-то животное.

Тогда и я услышала тихие звуки, доносившиеся из металлического ящика. И напоминали они не столько животное, сколько покашливание пожилого человека. Но вряд ли там мог оказаться какой-то старик. Верхняя часть желоба была довольно узкой, и человеку невозможно протиснуться в это отверстие. Сомнений почти не осталось – внутри находится животное, но какое? Я встала на колени, приподняла крышку и приготовилась схватить бурундука.

Первое, что я почувствовала, порыв морозного воздуха. Кто-то, возвращая книгу, заклинил заслонку, и она оставалась открытой. В ящике было так же холодно, как и снаружи, поскольку он был обшит металлом. В нем можно было держать мясо, как в морозильнике. У меня перехватило дыхание, когда я увидела там котенка.

Он сжался в комочек в переднем левом углу ящика, опустив голову на лапки; бедняжка старался уменьшиться в размерах, чтобы согреться. Книги беспорядочно валялись посередине ящика, частично скрывая котенка. Я осторожно приподняла одну из них, чтобы рассмотреть его. Котенок издал печальный писк. Он не пытался ни царапаться, ни вырываться. Думаю, он даже не был напуган. Видимо, надеялся, что его спасут.

Знаю, что выражение «растаять» – расхожий штамп, но именно это со мной и случилось. Я не склонна к сентиментальности, но тут совершенно растаяла. Я мать-одиночка, и в моей жизни бывали трудные времена, но это было так… так неожиданно.

Я достала котенка из ящика. Он был так мал, что поместился у меня на ладони. Позже выяснилось, что ему не больше восьми недель. Он был такой худой, что я видела каждое его ребрышко, чувствовала, как бьется его сердце и работают легкие. Бедный котенок настолько ослаб, что едва мог приподнять голову, его била дрожь. Он открыл рот и спустя пару секунд издал слабый хриплый звук.

Как же продрог котенок! Это мне особенно запомнилось: трудно поверить, что живое существо может до такой степени окоченеть. Казалось, в нем не осталось ни капли тепла. И я прижала котенка к себе, прикрыв руками, чтобы согреть своим теплом. Он не сопротивлялся. Напротив, уткнулся мне в грудь и положил головку на сердце.

– Ну и ну! – сказала Джин. – Обалдеть!

– Бедный малыш. – Я плотнее прижала его.

– Очаровашка.

На какое-то время воцарилась тишина. Мы просто уставились на котенка. Наконец Джин спросила:

– Как, по-твоему, он оказался в ящике?

Я не подумала о проведенной им ночи. Эта мысль только сейчас пришла мне в голову. Было слишком рано, чтобы вызывать ветеринара, и он появится только через час. Но котенок совсем окоченел! Даже согревая его руками, я чувствовала, как он дрожит.

– Нам нужно что-то предпринять, – сказала я.

Джин схватила полотенце, и мы обернули им крохотного котенка, оставив открытым только носик.

– Давай сделаем ему горячую ванну, – предложила я. – Может, тогда он перестанет дрожать.

Я наполнила раковину горячей водой, попробовала температуру локтем и опустила котенка. Он плюхнулся в воду, как кусочек льда. Джин нашла в шкафчике немного шампуня, и я медленно и любовно, почти лаская, стала растирать тельце малыша. По мере того как вода становилась все грязнее, безудержная дрожь котенка сменилась тихим мурлыканьем. Я улыбнулась. Котенок был здоровым, но такой кроха! Огромные глаза и большие уши, маленькая головка и жалкое тельце. Мокрый, беспомощный, он тихо пищал, призывая свою мать.

Мы высушили его феном, который использовали, когда подклеивали книги. Через тридцать секунд у меня в руках покоился чудесный полосатый котенок с густой рыжей шерсткой. Котенок был таким грязным, что поначалу показался мне серым.

К тому времени пришли Дорис и Ким, и теперь над котенком ворковали мы вчетвером. Его одновременно гладили восемь рук.

– Откуда он взялся?

– Из ящика возврата книг.

– Не может быть!

– Это мальчик или девочка?

Я подняла глаза. Все смотрели на меня.

– Мальчик.

– Он просто красавец!

– А сколько ему?

– Как он попал в ящик?

Я не отвечала и не могла оторвать глаз от котенка.

– Как холодно.

– Ужасно холодно.

– Самое морозное утро в году.

Пауза, а затем:

– Должно быть, кто-то сунул его в ящик.

– Кошмар!

– Может, пытались спасти его от холода.

– Не знаю… он такой беспомощный.

– И такой маленький.

– Ну красавец! Ох, у меня просто сердце разрывается.

Я опустила котенка на стол. Бедняжка едва держался на лапках. Подушечки на всех четырех его лапках были обморожены, и на следующей неделе кожа подушечек побелела и сошла. Как бы то ни было, котенку удалось сделать нечто удивительное. Обретя почву, он стал медленно переводить взгляд с одного лица на другое. Когда кто-то гладил его, он подставлял головку под руку и мурлыкал. Он забыл все ужасные события своей маленькой жизни. Забыл жестоких мучителей, которые сунули его в приемный ящик библиотеки. Казалось, он хочет выразить свою благодарность всем, кто спас ему жизнь.

Прошло уже двадцать минут, как я вытащила его из ящика, и настал момент подумать о других вещах: как содержать котенка в библиотеке, где раздобыть мисочки, еду и песок. Котенок пригрелся у меня на груди, и по выражению его мордочки было видно, что он мне доверяет. Так что решение пришло само собой.

Кто-то наконец спросил:

– И как с ним быть?

– Что ж, – сказала я, словно эта мысль только что озарила меня, – может, мы сможем воспитать его.

Глава 2
Прекрасное дополнение

Возможно, кому-то это покажется удивительным, но котенок был счастлив в тот первый день. Он попал в незнакомую обстановку, его окружили непонятные чужие люди, каждый из них хотел потискать его, поласкать и посюсюкать с ним, – но при этом оставался совершенно спокойным. Сколько бы мы ни передавали его из рук в руки, в каком бы положении его ни держали, он не стремился вырваться и не волновался. Он никого не пытался укусить и не выпускал свои коготки. В чьих бы руках он ни оказался, он нежился и смотрел человеку прямо в глаза.

Он вовсе не притворялся, к тому же мы ни на секунду не оставляли его без присмотра. Если кто-то выпускал его, например сотрудницу ждала неотложная работа, тотчас к нему тянулись пять пар других рук, готовых подхватить его, держать и ласкать. В первый вечер, когда пришло время закрывать библиотеку, я опустила его на пол и минут пять наблюдала за ним, чтобы убедиться: он сможет добраться до своей миски с едой и ящика с подстилкой. Едва ли его бедные обмороженные лапки в тот день хоть раз коснулись пола.

На следующее утро Дорис Армстронг, наша всеобщая бабушка, матушка-наседка, принесла теплое розовое одеяльце. Мы все смотрели, как она, нагнувшись, почесала котенку шейку, а затем сложила одеяльце и положила на дно картонной коробки. Котенок осторожно залез в нее и устроился, подогнув под себя лапки, чтобы согреться. От блаженства он закрыл глазки, но наслаждаться ему пришлось лишь несколько секунд, так как кто-то вытащил его из коробки, чтобы подержать на руках. Несколько секунд, но ему вполне хватило. В библиотеке сложился дружный постоянный коллектив. И теперь все мы, как члены одной семьи, обустраивали жилье и быт котенка, который был счастлив найти в библиотеке свой дом.

Еще день спустя мы показали нашего малыша внештатному сотруднику библиотеки. Это была Мэри Хьюстон, историк Спенсера и член библиотечного совета. Сотрудники могли принять и полюбить котенка, но права принимать решение, оставить его в библиотеке или нет, у нас не было. Накануне я позвонила мэру Джонсону, который последний месяц проводил в своем кабинете. Как я и предполагала, эта проблема его не волновала. Он не был одним из наших читателей; даже не уверена, знал ли он вообще о существовании библиотеки в Спенсере. Следующий звонок предназначался юристу мэрии – тому не были известны правила, предписывающие изгонять животное из библиотеки, к тому же он не хотел тратить время на эту проблему. Такая ситуация меня вполне устраивала. Последнее слово осталось за библиотечным советом – группой назначенных мэром граждан, которые контролировали деятельность библиотеки. У них не было принципиальных возражений по поводу содержания кошки в библиотеке, но не могу сказать, что они восприняли эту идею с энтузиазмом. Их ответ был скорее такой: «Что ж, давайте попробуем», чем: «Конечно, мы поддерживаем вас на сто процентов!»

Вот почему встреча с Мэри, членом совета, была очень важна. Не возражать по поводу содержания животного в библиотеке – это одно, а принять конкретное живое существо – совсем иное дело. Вы не можете просто так содержать в библиотеке домашнего питомца. Если ему не свойственно дружелюбие, то у него могут появиться недруги. Если он слишком застенчив или пуглив, то никто не станет постоянно защищать его. Если он проявит нетерпение, ему придется огрызаться. Если у него резвый и неугомонный нрав, то следует ожидать беспорядка. И, кроме всего прочего, ему должно быть комфортно среди людей, и тогда в ответ он будет дарить людям свою любовь. Иными словами, он должен быть порядочным котом.

У меня не было никаких сомнений по поводу нашего мальчика. С того момента, когда в то первое утро он спокойно и уверенно посмотрел мне в глаза, появилась уверенность, что он приживется в библиотеке. У него не трепетало сердечко, когда я держала его в руках, а в глазах не было ни тени страха или паники. Он полностью доверял мне. Так же безоговорочно он доверял всем сотрудникам библиотеки. В этом и состоял его особый дар: полное и безграничное доверие. Разумеется, я тоже доверяла ему.

Тем не менее я испытывала некоторую обеспокоенность, пригласив Мэри в библиотеку. Когда я взяла котенка на руки и повернулась к ней, у меня сжалось сердце. Но стоило котенку посмотреть мне в глаза, как произошло чудо. Между нами возник контакт – он стал для меня больше, чем обычный кот. Прошел всего лишь день, но сама возможность остаться без кота казалась мне немыслимой.

– Вот он какой! – с улыбкой воскликнула Мэри.

Я немного плотнее прижала его к себе, когда она решила погладить его по головке, но Дьюи совершенно не напрягся. Напротив, он вытянул свою шейку и лизнул ладонь Мэри.

– О господи, – сказала Мэри. – Какой очаровательный!

«Очаровательный». В течение следующих нескольких дней снова и снова я слышала это слово, потому что оно точно передавало суть котенка. Он в самом деле был очаровательным котом. Его рыже-белая шубка блестела, и на этом фоне выделялись черные полоски. По мере того как котенок рос, они становились длиннее. У многих кошек бывает заостренный носик или слишком большой, чуть скошенный рот, но мордочка этого котенка отличалась пропорциональным строением. Одни огромные лучистые глаза чего стоят…

Однако его обаяние исходило не только от внешнего облика – кот был личностью. Конечно, если вы заботитесь о кошках, то просто обязаны временами уделять им внимание. Но в его мордочке было нечто совсем иное – его взгляд излучал любовь.

– Он любит, чтобы его баюкали, – сказала я, аккуратно передавая котенка в руки Мэри. – Нет, на спинке. Вот так. Как ребенка.

– Весит один фунт [около 450 г. – Ред.].

– Не думаю, что он весит даже столько.

Котенок вильнул хвостиком и свернулся в руках Мэри. Он инстинктивно доверял не только сотрудницам библиотеки; как оказалось, он проявляет доверие ко всем людям.

– Ох, Вики, – сказала Мэри. – Он прелесть. Как его зовут?

– Мы называем его Дьюи. В честь десятичной классификации Дьюи. Но на самом деле еще не выбрали ему имя.

– Привет, Дьюи. Тебе нравится в библиотеке? – Дьюи посмотрел Мэри в лицо и потерся головкой о ее руку. Мэри с улыбкой подняла глаза. – Я бы не расставалась с ним целый день.

Но, конечно, Мэри этого не сделала. Она вернула мне Дьюи, и я унесла его в другую комнату. Нас все ждали.

– Пока все прошло хорошо, – сказала я. – Один человек согласен, осталось еще десять тысяч.

Мы стали постепенно представлять Дьюи тем нашим постоянным посетителям, которые, как мы знали, любили кошек. Дьюи был ослаблен, поэтому передавали его им в руки. Марси Макки пришла в тот же день. И тут же надела перчатки. Майк Баер и его жена Пег сразу прониклись к котенку любовью.

– Это прекрасная идея, – сказала она, и эти слова ласкали слух, поскольку Майк входил в состав библиотечного совета.

Пэт Джонс и Джуди Джонсон сочли нашего Дьюи очаровательным. На самом деле в Спенсере живут четыре Джуди Джонсон. Две из них постоянно пользовались библиотекой, и обе стали поклонницами Дьюи. Велик ли город с населением в десять тысяч человек? Думаю, достаточно велик, чтобы иметь четырех Джуди Джонсон, три магазина мебели, две деловые улицы со светофорами и один особняк. Все так его и называли: Особняк. Типичная Айова – ничего личного, только факты.

Через неделю рассказ о Дьюи появился на первой полосе «Спенсер дейли репортер» под заголовком «В библиотеке Спенсера появилось мурлыкающее прибавление». В репортаже на полстраницы была описана история чудесного спасения Дьюи; статья сопровождалась цветной фотографией крохотного рыжего котенка, который скромно, но уверенно смотрел в камеру, сидя на старом ящике для каталожных карточек.

Публичность – вещь опасная. Целую неделю сотрудники библиотеки и несколько ее попечителей держали пребывание Дьюи в секрете. Если вы не посещали библиотеку, то не имели об этом понятия. Теперь же знал весь город. Большинство посетителей библиотеки, особенно постоянные читатели, не возражали по поводу Дьюи. Среди них были две группы – любители кошек и дети, восхищенные его появлением здесь. Детские улыбки, смех и восхищение котенком были достаточным основанием для меня, чтобы оставить Дьюи в библиотеке.

Правда, нашлись и недовольные. Вынуждена признаться: я была слегка разочарована, но вовсе не удивлена. Даже имея грин-карту[1]1
    Грин-карта – неофициальное название удостоверения личности, подтверждающее вид на жительство у человека, не являющегося гражданином США, но постоянно проживающего на территории США. – Здесь и далее примеч. ред.


[Закрыть], выданную самим Господом, они нашли бы повод пожаловаться, в том числе и на самого Бога, и на грин-карту.

Особенно отличилась одна женщина. Она направила свое письмо всем членам городского совета. Оно извергало огонь, и от него разило серой. Она рисовала образы детей, которые слегли от внезапного приступа астмы, и беременных женщин, у которых могла возникнуть угроза выкидыша при виде кошачьих испражнений. В письме говорилось, что я – сумасбродная личность, убийца, несущая потенциальную угрозу не только здоровью каждого невинного ребенка города, рожденного или зачатого, но и подрывающая социальные основы общины. Животное!.. В библиотеке! Если мы позволим этому свершиться, тогда что помешает фермерам гонять коров по Гранд-авеню? По сути, она угрожала в ближайшее утро появиться в библиотеке с коровой на поводке. К счастью, никто не воспринял ее слова всерьез. У меня не было сомнений в том, что своим утрированным пафосом она метила и в других членов общины, но ее гневные тирады меня не тронули. Насколько я могла судить, никто из них ни разу не был в библиотеке.

Гораздо сильнее меня обеспокоил телефонный звонок: «У моего ребенка аллергия. Что мне делать? Он так любит библиотеку». Я была готова к тому, что последует подобное обвинение. Год назад Маффин, обожаемый кот из библиотеки в Путнем-Уоллей в северной части Нью-Йорка, был изгнан после того, как один из членов библиотечного совета получил осложнение из-за аллергии на кошек. В результате библиотека потеряла восемьдесят тысяч долларов обещанных пожертвований, в основном от местных граждан. И мне совершенно не хочется, чтобы нас постигла та же участь.

В Спенсере не было аллерголога, поэтому я обратилась за советом к двум практикующим врачам. Публичная библиотека Спенсера, отметили они, представляет собой большое открытое пространство, разделенное рядами книжных стеллажей. Комната для персонала, мой кабинет и технические помещения закрыты временной стенкой, не достигающей потолка на шесть футов [1,8 м. – Ред.]. В стене имеются два дверных проема, но, поскольку двери отсутствуют, они всегда открыты. Даже помещение для сотрудников представляет собой открытое пространство, в котором столы сдвинуты к стене или разделены книжными стеллажами.

Эта планировка не только позволяла Дьюи свободно укрываться и пребывать в безопасности в условиях библиотеки, но врачи заверили меня, что она также служила надежным заслоном против любой опасности, в том числе и кошачьей шерсти. Библиотека была прекрасно спланирована, чтобы предотвращать любую аллергию. Если бы среди сотрудниц был бы аллергик, это представляло бы собой проблему, но врачи согласились, что при нынешнем положении дел не о чем беспокоиться.

Я лично переговорила с каждым из обеспокоенных читателей, позвонивших нам, и сообщила им мнение врачей. Родители, конечно, прореагировали скептически, но большинство привели своих детей в библиотеку на пробное посещение. При каждом визите я держала Дьюи на руках. Я не только не знала, как поведут себя родители, но и сомневалась в том, как воспримет все это Дьюи, потому что дети, увидев котенка, могли прийти в восторг. Матери предупреждали их, что надо вести себя тихо и вежливо. Малыши подходили медленно, осторожно, шептали: «Привет, Дьюи», а потом взрывались восторженными воплями, пока матери решительно не пресекали их: «Хватит, хватит». Дьюи не обращал внимания на этот шум; он вообще был самым спокойным котенком, которого я когда-либо видела. Думаю, он догадывался, что этим детям запрещалось играть с ним.

Через несколько дней одна семья вернулась – на этот раз с камерой. И малыш-аллергик, тот самый, о котором так пеклась его мать, сидел рядом с Дьюи и гладил его, пока мать делала фотографии.

– У Джастина никогда не было домашних животных. Даже не представляла, насколько их ему не хватает. Он уже полюбил Дьюи.

Я тоже полюбила Дьюи. Как и все остальные. Как можно противиться его обаянию? Он был красивым, любящим и общительным – и продолжал ковылять на своих маленьких обмороженных лапках. Но даже я не могла представить, до какой степени Дьюи привязался к нам. Насколько спокойно и комфортно он чувствует себя среди незнакомых людей. Казалось, его отношение основано на убеждении: «Как можно не любить кошек?» Или, проще говоря: «Неужели кто-то сможет устоять перед моим обаянием?» Вскоре я поняла, что Дьюи не считает себя обычным котом. Он всегда воспринимал себя как одного из лучших представителей своего вида.