Текст книги "Дьюи. Библиотечный кот, который потряс весь мир"

Глава 3
Дьюи Читатель Книг

Дьюи оказался счастливцем: он не только выжил в заледенелом библиотечном ящике, но и попал в заботливые руки сотрудников библиотеки. На этот счет двух мнений быть не может – у Дьюи была прекрасная жизнь. Но и со Спенсером ему тоже повезло – трудно найти лучшее время, чтобы завладеть нашими душами. Эта зима выдалась не просто чудовищно холодной. Она стала серьезнейшим испытанием в истории Спенсера.

Жители мегаполисов могут не помнить кризис фермерства 1980-х годов. Возможно, кому-то придет на память Вилли Нельсон и «Помощь фермерам». А кто-то припомнит, как читал о крахе семейного фермерства, о скачкé от небольших производителей к огромным фермам-фабрикам, ангары которых тянулись на мили, а по соседству с ними не было ни домика, ни даже рабочего. Для большинства людей это всего лишь факт истории, не затронувший их лично.

В Спенсере же это ощущалось повсюду: в воздухе, на земле, в каждом произнесенном слове. У нас была солидная производственная база, тем не менее мы оставались фермерским городком. Мы поддерживали фермеров и сами пользовались их поддержкой. А дела на фермах шли хуже некуда, просто все рушилось на глазах. Это были целые семьи, которые мы знали, живущие здесь не одно поколение и оказавшиеся в тяжелейших условиях. Сначала они перестали закупать новые запчасти и машины, ремонтируя старую технику подручными средствами. Затем запасы иссякли. Наконец, они не могли платить по закладным и надеялись, что хороший урожай изменит ситуацию и поможет им выкрутиться. Однако чуда не произошло, и банки лишили их права выкупа. В 1980-х годах почти половина ферм в северо-западной части Айовы оказались в таком бедственном положении. Большая часть угодий перешла к огромным сельскохозяйственным конгломератам, спекулянтам-чужакам или страховым компаниям.

Кризис фермеров не был вызван природным катаклизмом наподобие песчаных бурь 1930-х годов. В первую очередь это была финансовая катастрофа. В 1978 году земля в округе Клей продавалась по девятьсот долларов за акр. А потом цена взлетела. В 1982 году фермерскую землю продавали по две тысячи за акр. Год спустя она стоила уже четыре тысячи долларов за акр. Фермеры брали займы и скупали земли. Почему бы и нет, если цена постоянно растет и ты можешь неплохо заработать, каждый год перепродавая землю вместо того, чтобы ее обрабатывать?

Неожиданно экономика помчалась под откос. Цена на землю пошла вниз, и источник кредитов иссяк. Фермеры уже не могли брать деньги в кредит под залог своей земли, чтобы покупать новую технику или хотя бы семенное зерно для закладки нового сезона. Цены на зерно были умеренные, что не позволяло выплачивать проценты по старым займам, в которых ставки достигали более двадцати процентов в год. Потребовалось четыре или пять лет, чтобы дойти до самого дна. Казалось, что это дно обманчиво и еще жива надежда, но экономика упорно затягивала наших фермеров все глубже.

В 1985 году «Ленд-О-Лейкс», гигантская компания по производству маргарина, закрыла свой завод на северной окраине города. Вскоре безработица достигла десяти процентов: на первый взгляд не такой уж плохой показатель, однако нужно учесть, что всего за несколько лет население Спенсера уменьшилось с одиннадцати до восьми тысяч человек. В одночасье цены на дома упали на двадцать пять процентов. В поисках работы люди покидали округ и даже отправлялись за пределы штата Айова.

Цена на сельскохозяйственные угодья продолжала стремительно падать, вынуждая многих фермеров продавать свое имущество. Но деньги от продажи земли, полученные на аукционах, не могли покрыть платежи по займам; банки терпели убытки. Это были отраслевые фермерские банки, становой хребет маленьких городков. Они предоставляли займы местным фермерам, мужчинам и женщинам, которых хорошо знали и которым доверяли. Когда фермеры не смогли расплатиться вовремя, вся система рухнула. Банки лопались по всей Айове. Долги и займы в Спенсере выкупали пришлые люди по пенни за доллар, а новые владельцы не стремились брать новые кредиты. Экономика вошла в стагнацию. В конце 1989 года в Спенсере не было выдано ни одного разрешения на строительство нового дома. Ни одного! Никто не хотел вкладывать средства в умирающий город.

Каждое Рождество в Спенсере был Санта-Клаус. Торговцы спонсировали лотереи и предлагали путешествие на Гавайи. В 1979 году не было ни одной витрины, где бы Санта не предлагал подарки. В 1985 году в центре города насчитывалось двадцать пять пустых витрин, и никто не вспоминал о поездке на Гавайи. Санта обошел стороной наш город. Здесь ходила такая шутка: когда последний владелец магазина покинет Спенсер, пусть он не забудет потушить за собой свет.

Библиотека делала все что могла. Когда «Ленд-О-Лейкс» закрылась, мы организовали банк рабочих мест с описанием предлагаемой работы, требуемых навыков и необходимой технической подготовки. Мы предоставили в распоряжение местных жителей компьютер, чтобы они могли составлять резюме и рассылать их. Для многих мужчин и женщин это был первый компьютер, который они видели в жизни. Грустно было видеть, как много людей обращались к нашему банку данных. И если такие чувства возникали у работающих библиотекарей, можно представить, в каком тяжелом положении находились уволенные работники фабрики, обанкротившиеся владельцы малого бизнеса или сельчане, оставшиеся без дела.

И в это время у нас на коленях оказался Дьюи. Я не хочу слишком много распространяться о нашей жизни, потому что Дьюи не приносил еды на чей-то стол. Он не создавал рабочие места. Не укреплял нашу экономику. Но, пожалуй, самое худшее в эти тяжелые времена – это паралич мышления. Тяготы лишают вас энергии и занимают все ваши мысли. Все происходящее в жизни предстает в мрачном свете. Плохие вести так же ядовиты, как и заплесневелый хлеб. И Дьюи по крайней мере помогал отвлечься от них.

Но его роль оказалась куда важнее. История Дьюи распространилась среди жителей Спенсера. Мы имели к ней непосредственное отношение. Может, продемонстрировать наш библиотечный ящик банкам? Противопоставить его внешним экономическим силам? Остальной Америке, которая ест наш хлеб, но не заботится о людях, которые его выращивают?

Итак, был уличный котенок, кем-то брошенный умирать в обледенелом библиотечном ящике, испуганный, одинокий и отчаянно цепляющийся за жизнь. Там он просидел всю ночь, дрожа от холода, и вдруг эти ужасные испытания обернулись тем лучшим, что могла преподнести ему жизнь. Какими бы ни были обстоятельства его жизни, он не утратил доверия и ощущения радости бытия. Он был скромен. Может, скромность не совсем уместное слово – все же он был котом, – но в нем не было ни наглости, ни высокомерия. Только спокойная уверенность. Возможно, это была уверенность живого существа, которое заглянуло смерти в лицо и выжило; безмятежность, которую можно обрести, когда достигаешь предела и надежды уже не остается, но ты все равно возвращаешься. С того момента как мы нашли котенка, я знала: Дьюи никогда не сомневался, что все будет хорошо.

И когда он находился рядом, мы побуждали и других поверить в это. Ему потребовалось десять дней, чтобы окончательно прийти в себя и начать изучать библиотеку. Вскоре нам стало ясно, что кот не испытывает интереса ни к книгам, ни к полкам, ни к другим неодушевленным предметам. Его интересовали люди. Если в библиотеку заходил кто-то из ее попечителей, Дьюи тотчас направлялся к нему, медленно ступая поврежденными лапками, но уже не хромая, – и запрыгивал ему на колени. Нередко Дьюи спихивали с колен, но это никогда не огорчало и не отпугивало его. Он продолжал выискивать колени и руки, которые готовы ласкать его, – и постепенно все менялось.

Впервые я обратила на это внимание, заметив наших старых посетителей, которые зашли в библиотеку полистать журналы или посмотреть книги. Как только Дьюи начал коротать с ними время, они стали чаще наведываться в библиотеку и проводить здесь больше времени. Кое-кто стал более тщательно относиться к выбору своей одежды и уделять больше внимания своей внешности. Они всегда дружелюбно кивали сотрудницам или желали им доброго утра, но теперь заводили разговоры, которые обычно касались Дьюи. Могло показаться, они готовы слушать о нем вечность. И теперь люди не просто коротали время; они стали друзьями, которые наносили нам визиты.

Один пожилой мужчина приходил каждое утро в одно и то же время, неизменно садился в самое большое удобное кресло и читал газету. У него недавно умерла жена, и я знала, как ему одиноко. Даже не предполагала, что он может быть любителем кошек, но в первый же раз, когда Дьюи вскарабкался к нему на колени, он буквально светился. Внезапно выяснилось, что он читает газеты не в одиночестве. «Тебе тут хорошо, Дьюи?» – спрашивал он каждое утро, гладя своего нового друга. Дьюи закрывал глаза и засыпал.

Один мужчина зашел, чтобы поинтересоваться вакансиями. Лично я была не знакома с ним, но мне знаком этот тип людей: он знает себе цену, трудолюбив и горд, – и я понимала, как он страдает. Он был из Спенсера, как и большинство мужчин, просматривающих наш банк данных; из рабочих. Его повседневный костюм не отличался от рабочей одежды – джинсы и обычная рубашка. Он не умел пользоваться компьютером. Изучал подборку резюме, просматривал наш список рабочих мест и никогда не обращался за помощью. Тихий, спокойный и невозмутимый человек. Однако одна неделя сменялась другой, и я видела, как он сутулился под тяжестью испытаний, как все глубже проступали морщины на его неизменно бритом лице. Каждое утро Дьюи подходил к нему, но мужчина постоянно отстранял его. Но однажды наконец увидела, что Дьюи сидит у него на коленях и в первый раз за все эти недели мужчина улыбался. Он по-прежнему сутулился, и в его глазах застыла печаль, но теперь он улыбался. Может быть, Дьюи не многое было под силу, но зимой 1988 года он давал именно то, в чем нуждались жители Спенсера.

Таким образом я предоставила нашего котенка в распоряжение общины. Коллеги меня поняли. В действительности этот кот не был нашей собственностью. Он принадлежал всем посетителям Публичной библиотеки города Спенсера. Я поставила коробку у входа, рядом с тем местом, где просматривали список вакансий, и говорила людям: «Вы знаете котенка, который садится к вам на колени и помогает подготовить резюме? Того самого, кто вместе с вами читает газеты? Таскает губную помаду у вас из сумочек и помогает искать книги? Так вот – он ваш кот, и мне бы хотелось, чтобы вы помогли подобрать ему имя».

Я работала директором библиотеки всего шесть месяцев и увлекалась разными конкурсами. Каждые несколько недель мы выносили ящик в холл, делали объявление по местному радио, объявляли приз за самое лучшее предложение и одновременно сообщали последние библиотечные новости. Интересный конкурс и хороший приз могли принести до пятидесяти предложений. Если же приз был дорогим, например телевизор, то количество представленных предложений увеличивалось до семидесяти. Обычно же мы получали около двадцати пяти. На наш конкурс «Дай имя котенку», о котором не объявляло местное радио, потому что я хотела привлечь только постоянных читателей библиотеки, да и соблазнительных призов не было, поступило триста девяносто семь предложений. Триста девяносто семь! И тут меня осенило: библиотека нащупала нечто важное. Интерес общины к Дьюи превышал наши ожидания.

Любимая лазанья Гарфилда была невероятно популярна, поэтому стала самым массовым предложением. Девять голосов были отданы за имя Тигр, что обеспечило ему чуть меньшую популярность. После Девяти Жизней следующим по частоте упоминания было имя Моррис. Предлагали даже такие имена, как Альф (милая кукла из местного телешоу) и Спадс (в честь Спадса Маккензи, компанейского пса, который любит хмельное, из коммерческой рекламы пива). Поступило также несколько злобных предложений вроде Рассадник Блох и такие, что казались не то слишком заумными, не то странными, например: Кэтганг Амадеус Меласса (это что, сладость?), Леди-книга (странное имя для кота), Теплушка и Нукстер.

Однако большинство, не менее пятидесяти участников конкурса, выбрали имя Дьюи. Посетители библиотеки явно привыкли к этому котенку и ничего не хотели менять. Даже имя кота. Откровенно говоря, мы тоже этого не хотели. И тоже привыкли к Дьюи, такому, каким он был.

Тем не менее одной клички показалось недостаточно. Лучше всего, решили мы, дать ему фамилию. Мэри Уолк, заведующая нашим детским отделением, предложила фамилию Читатель. Реклама, напечатанная в субботнем утреннем издании – оно предназначалось для детей и выходило только по утрам в субботу, – как-то поместила рисунок котенка по имени О. Дж. Читатель, который советовал детям «читать книги и смотреть «телевизор», который спрятан в вашей голове». Уверена, что это имя происходит именно оттуда. Дьюи Читатель. Близко, но чего-то не хватает. И предложила дополнить фамилию – Читатель Книг.

Дьюи Читатель Книг. Одно имя для библиотекарей, которые имеют дело с десятичной системой Дьюи. Другое – для детей. И третье – для всех. Это имя, которое вызывает желание учиться. Всему городу придется много читать и узнавать новое.

Дьюи Читатель Книг. Три имени для нашего королевского высочества, уверенного в себе красивого кота. Полагаю, что нам стоило бы назвать его сэр Дьюи Читатель Книг, но как-то не задумывались об этом, ведь мы не только библиотекари – все мы жители Айовы. И не любим помпезности и всяких церемоний. И Дьюи они не по душе. Он с готовностью откликается на свое первое имя, а иногда и просто на Дью.

Глава 4
Один день в библиотеке

Кошкам присущи определенные привычки, и Дьюи не потребовалось много времени, чтобы выработать распорядок своей жизни. Когда я по утрам приходила в библиотеку, он поджидал меня у входа. Пока я снимала верхнюю одежду, он слегка перекусывал, а затем мы вместе обходили библиотеку, чтобы проверить, все ли в порядке, и по пути обсуждали минувший вечер. Дьюи предпочитал все обнюхивать, а не говорить, но для меня это не имело значения. Библиотека, обычно утром холодная и безлюдная, становилась живой и теплой.

После нашего обхода Дьюи направлялся в комнату для сотрудников. Если у какой-либо сотрудницы утро выдалось скверным, он уделял ей больше времени. Например, Джин Холлис Кларк недавно вышла замуж и тратила на дорогу сорок пять минут, чтобы добираться из Эстервилля до библиотеки. Вы можете подумать, что дорога утомляла ее, но Джин была самым спокойным человеком, которого я когда-либо встречала. Единственное, что ее огорчало, – это трения с парой коллег. Когда она пришла на работу, было заметно, как она напряжена, и Дьюи неизменно оказывался рядом, чтобы успокоить ее. Он невероятно чувствовал тех, кто нуждался в нем, и всегда охотно уделял время этому человеку. Но его внимание никогда не было особо продолжительным. Проходило от двух минут до девяти – и Дьюи бросал свое занятие и бежал к входным дверям.

Наш первый посетитель всегда ждал снаружи до девяти часов, когда мы открывали двери, и обычно входил с приветствием:

– Привет, Дьюи! Как началось утро?

«Привет, привет, – казалось, отвечал он, заняв позицию на своем посту слева от двери. – Почему бы тебе не погладить меня?»

Но ответа не последовало. Ранние посетители обычно приходят по делу, и у них нет времени на разговоры с кошкой.

«Не приласкаешь? Ладно. Здесь есть и другие люди – разные».

Дьюи без труда находил готовые принять его колени, и, поскольку читатель проводил тут не менее двух часов, ему хватало времени, чтобы подремать. Он настолько освоился в библиотеке, что легко засыпал в публичном месте. Кот предпочитал почивать на чьих-то коленях, но, если не оказывалось ничего подходящего, мог устроиться в ящике. Каталожные карточки хранились в небольших ящичках, размером с коробку для детской обуви. Дьюи нравилось залезать в них всеми четырьмя лапами и усаживаться, хотя его бока свисали по краям ящика. Если ящик оказывался чуть больше, он втискивал в него голову и хвост. И тогда единственное, что вы могли видеть, это большой клок шерсти на спине, возвышающийся над ящиком. Это напоминало сдобную булочку. Как-то раз утром я нашла Дьюи спящим возле набитого карточками каталожного ящика, в который он запустил одну лапу. Наверное, ему потребовалось не меньше двух часов, чтобы признать очевидное – места больше нет.

Однажды я наблюдала, как он неторопливо пытается забраться в полупустую коробку с бумажными салфетками. Он засунул две передние лапы в прорезь на крышке, а затем осторожно положил рядом и другие две. Медленно присев, покрутил попкой, пока та не втиснулась в щель коробки. Затем подогнул передние лапки и стал ввинчивать в отверстие переднюю часть туловища. На всю операцию потребовалось четыре-пять минут, но в итоге снаружи остались лишь голова, торчащая по одну сторону коробки, и хвост – по другую. Чуть прикрыв веки, он рассеянно смотрел вдаль, словно окружающего мира не существовало.

В эти дни в Айове были введены особые конверты для налоговых деклараций, и мы всегда держали наготове ящик с ними для наших посетителей. Половину своей первой зимы Дьюи, свернувшись клубочком, провел в этом ящике.

– Мне нужен конверт, – говорил раздраженный посетитель, – но не хотелось бы беспокоить Дьюи. Как быть?

– Не беспокойтесь. Он спит.

– Но разве мы его не разбудим? Он же лежит на конвертах.

– О нет. Дьюи спит как убитый.

Клиент осторожно отодвигал Дьюи в сторону и бережнее, чем требовалось, вытаскивал конверт. Он мог бы ловко выдернуть его, словно фокусник, который выдергивает скатерть из-под обеденной сервировки, но это ничего бы не изменило.

– К конверту прилип кошачий волосок, но ничего страшного.

Другое любимое местечко Дьюи находилось за копировальным аппаратом.

– Не тревожьтесь, – говорила я смущенному клиенту. – Вы ему не помешаете. Он выбрал это место потому, что здесь тепло. Чем больше копий вы сделаете, тем сильнее нагреется аппарат и кот будет просто счастлив.

Если клиент порой сомневался, как обращаться с Дьюи, то у нас таких колебаний не возникало. Одно из моих первых решений – не тратить на содержание Дьюи ни единого пенни из фондов, выделяемых на библиотеку. В задней комнате мы поставили коробку, куда любая сотрудница бросала накопившуюся мелочь для нужд Дьюи. Большинство из нас приносили из дома пустые банки из-под содовой. Утилизация жестяных банок стала совместным увлечением, а Синтия Берендс каждую неделю относила их в пункт приема вторичного сырья. Таким образом, все мы вносили «вклад в общее дело», чтобы содержать котенка.

В обмен на эту скромную услугу мы получали бессчетные часы удовольствия. Дьюи любил прятаться в ящиках, и он взял за привычку выскакивать из них, когда вы совершенно этого не ожидали. Если кто-то расставлял книги по полкам, он влезал на тележку и путешествовал по библиотеке. А когда секретарь библиотеки Ким Петерсон начинала печатать, все знали: сейчас начнется представление. Уловив первый стук клавиш, я тотчас откладывала свои дела в ожидании сигнала.

– Дьюи опять охотится на клавиши! – кричала Ким.

Я выбегала из своего кабинета, чтобы посмотреть, как Дьюи, встав на задние лапки, изгибается над белой пишущей машинкой Ким. Голова его металась из стороны в сторону вслед за движением каретки, которая двигалась справа налево и обратно, до тех пор, пока у него хватало сил, а потом он набрасывался на эти странные выпрыгивающие существа – не что иное, как рычаги с буквами. Все сотрудники собирались здесь, чтобы понаблюдать за Дьюи и от души посмеяться. Забавы Дьюи всегда притягивали зрителей.

Наш маленький коллектив существовал без каких-либо проблем. Все в библиотеке были настроены доброжелательно, но с годами сотрудники стали отдаляться друг от друга, разбиваться на группы. Только Дорис Армстронг, которая была старше остальных и, по-видимому, умнее, продолжала поддерживать контакты со всеми. В центре служебного помещения стоял большой стол, на котором она оборачивала каждую новую книгу пленкой, и ее добрый юмор сплачивал нас. Кроме того, она была горячей поклонницей кошек, и вскоре ее стол стал одним из любимейших мест Дьюи. По утрам он вытягивался здесь, нежился на больших листах пленки и создавал еще один центр притяжения для сотрудников. Здесь всем хватало места. Не менее важно, что Дьюи был другом всех наших детей (а в случае Дорис – внуков). Между сослуживцами не происходило ничего примечательного: порой кто-то не счел нужным извиниться или слишком безапелляционно судил о чем-то, но стоило появиться Дьюи, как напряженность моментально уходила. Мы смеялись и становились приветливее. Дьюи сплачивал нас.

Несмотря на готовность забавляться, Дьюи никогда не нарушал установленный порядок. Ровно в десять тридцать кот просовывал голову в комнату для персонала. Джин Холлис Кларк, сделав небольшой перерыв, ела йогурт и, когда он терся около нее, давала ему облизать крышечку. Джин была тихой и трудолюбивой, но всегда находила минутку для Дьюи. Если Дьюи хотелось отдохнуть от дел, он мог повиснуть вниз головой на левом плече Джин – неизменно на левом и никогда на правом, – пока она занималась бумагами. Спустя несколько месяцев Дьюи уже не позволял нам баюкать себя на руках (полагаю, он считал, что уже достаточно взрослый для таких нежностей), так что все мы переняли опыт Джин, когда Дьюи зависал на ее левом плече. Мы называли это «таскать Дьюи».

Дьюи и мне помогал расслабляться, устраивая коротенькие перерывы, что весьма меня устраивало, так как я привыкла напряженно работать. Я часами сидела, склонившись над столом, старательно вникая в показатели бюджета или составляя отчеты, и не обращала внимания на Дьюи до тех пор, пока он не запрыгивал мне на колени.

– Как дела, малыш? – спрашивала я с улыбкой. – До чего приятно тебя видеть! – Несколько раз его поглаживала и вновь возвращалась к работе. Неудовлетворенный скромным вниманием, он влезал ко мне на стол и принимался урчать. – Ты решил устроиться на бумагах, с которыми я работаю? Разумеется, нечаянно. – Я опускала его на пол. Он снова запрыгивал. – Не сейчас, Дьюи. Я занята. – И снова опускала его, но кот в очередной раз оказывался на столе. Если я по-прежнему не уделяла ему внимания, он поддавал головой мой карандаш, а я отодвигала его в сторону.

«Прекрасно, – по-видимому, думал он, – тогда я сброшу все эти ручки на пол!»

И он приступал к осуществлению задуманного плана, скатывая со стола ручки, одну за другой, и с интересом наблюдая, как они падают. Его действия заставили меня рассмеяться.

– Хорошо, Дьюи, ты победил. – Я комкала бумагу и бросала ее на пол. Он догонял комок, обнюхивал и снова возвращался. Типичное поведение кота, который всегда готов играть, но ничего приносить не будет. Я подходила, подбирала бумагу и в очередной раз кидала ему. – Ну что с тобой поделаешь?

Но мы не только шутили и играли. Я была боссом, и на мне лежали обязанности, например купать кота. Во время первого купания Дьюи я не сомневалась, что все будет хорошо. Ведь ему понравилась ванна в то первое утро, верно? В тот раз Дьюи скользнул в раковину, словно кусок льда, брошенный в бочку с кипятком. Но сейчас он барахтался. И орал, цепляясь за край раковины и пытаясь выскочить через бортик. Мне пришлось держать его обеими руками. Через двадцать минут я была мокрой с головы до пят. Мои волосы вздыбились, словно я сунула язык в розетку. Все покатывались со смеху, в конце концов я тоже засмеялась.

Третье купание также далось нелегко. Мне удалось пройтись по Дьюи щеткой, но не хватило терпения вытереть и высушить его. Только не этого сумасшедшего котенка!

– Ну и ладно, – сказала я ему. – Если тебе это так не нравится, можешь идти.

Дьюи был тщеславен. Он провел не меньше часа, вылизывая себе мордочку, пока не привел ее в порядок. Особенно забавно было видеть, как он сжимал свои лапки, лизал их и засовывал себе в ушки, вычищая их до тех пор, пока они не стали блестящими. Но теперь, весь мокрый, он напоминал чихуа-хуа в парике. Это было и трогательно, и смешно. Все смеялись и фотографировали его, но Дьюи так искренне расстроился, что через несколько минут фотосессия закончилась.

– Не теряй чувства юмора, Дьюи, – подшучивала я. – Ты сам напросился.

Он устроился под книжным стеллажом и несколько часов не показывался. После этого мы с Дьюи пришли к соглашению, что двух ванн в год вполне достаточно. Кроме того, мы договорились впредь не подвергать его таким испытаниям.

– Ванна – это цветочки, – сказала я, заворачивая Дьюи в зеленое полотенце. К тому моменту он прожил у нас уже несколько месяцев. – Вот это тебе уж точно не понравится.

Дьюи никогда не переносили в клетке из опасений, что она напомнит ему о ночи, проведенной в том ужасном ящике. Когда бы я ни выносила его из здания библиотеки, всегда заворачивала в зеленое полотенце.

Пять минут спустя мы уже входили в кабинет доктора Эстерли, который находился на другом конце города. В Спенсере было несколько ветеринаров (надо понимать, что мы жили в местности, где случались трудные роды у коров, болели боровы и калечились собаки на небольших фермах), но я предпочитала посещать доктора Эстерли, спокойного скромного человека, который очень доброжелательно общался. Его низкий голос и неспешная речь напоминали течение спокойной реки. Он никогда не суетился, всегда выглядел опрятным. У этого здоровяка были спокойные и нежные руки. Ответственный человек и настоящий профессионал, он отлично справлялся со своими обязанностями и любил животных. А немногословность лишь добавляла ему авторитета.

– Привет, Дьюи, – сказал он, увидев кота.

– Вы думаете, что это необходимо, доктор? – спросила я.

– Котов нужно кастрировать, – твердо ответил он.

Я посмотрела на крохотные лапки Дьюи, которые наконец зажили. Между коготками торчали клочки шерсти.

– А вам не кажется, что в нем есть персидская кровь?

Доктор Эстерли оглядел Дьюи. Его королевскую осанку, великолепный воротник длинной ярко-рыжей шерсти на шее. Он выглядел настоящим львом.

– Нет. Он просто симпатичный уличный кот, – убежденно сказал доктор.

Его убежденность ни на секунду не поколебала моей веры.

– Дьюи – продукт выживания самых приспособленных особей, – продолжил доктор Эстерли. – Наверное, его предки из поколения в поколение жили на этой улице.

– Значит, он один из нас.

Доктор Эстерли улыбнулся:

– Пожалуй, соглашусь. – Он взял Дьюи на руки. Кот расслабился и замурлыкал. И прежде чем они исчезли за дверью, доктор Эстерли сказал: – Дьюи – прекрасный кот.

Конечно, такой он и есть. И мне уже его не хватает.

На следующее утро я пришла за Дьюи, и мое сердце содрогнулось. У него был отсутствующий взгляд и выбритый животик. Я взяла его на руки. Он уткнулся головой в мою руку и замурлыкал от счастья снова увидеть свою старую подругу Вики.

Когда я вернулась в библиотеку, все побросали свои дела. «Бедный мальчик. Бедный малыш!» Я передала Дьюи на их попечение (ведь он наш общий друг) и приступила к работе. Еще одна пара рук – и его просто затискают. Поход в ветеринарную клинику вымотал меня до предела, а меня ждала уйма работы. Я должна была себя клонировать, чтобы справиться с этим объемом, но город никогда за это не заплатит, так что мне пришлось справляться самой.

И все-таки я была не одна. Прошло около часа. Положив телефонную трубку, подняла глаза и увидела Дьюи, который пытался преодолеть порог моего кабинета. Я знала, что он получил море любви и внимания остальных сотрудников, но по его неуверенным, но настойчивым шажкам поняла, что ему не хватает чего-то большего.

Конечно, коты могут быть смешными и забавными, но мои отношения с Дьюи уже стали неоднозначными и интимными. Он был очень умен. И игрив. Хорошо относился к людям. У нас еще не успели созреть тесные связи, но сейчас я начинала по-настоящему привязываться к нему.

И Дьюи отвечал мне взаимностью. Да, он вообще всех любил, но в его отношении ко мне было нечто иное, особенное и глубокое. Взгляд, который он бросил на меня в это утро, явно имел какое-то значение. В самом деле. Никогда прежде не осознавала этого столь ясно, когда он решительно приблизился ко мне. Мне казалось, словно я слышу его слова: «Где ты была? Мне тебя не хватало».

Я нагнулась, схватила его и прижала к груди. Не знаю, говорила ли я вслух или про себя, какая разница. Дьюи уже мог чувствовать мое настроение, если не сказать, читать мысли: «Я твоя мама, понимаешь?»

Дьюи положил голову мне на плечо, прижался к шее и замурлыкал.