Текст книги "Эпоха 1812 года и казачество. Страницы русской военной истории. Источники. Исследования. Историография"

Потрясающие результаты преследования наполеоновской армии при ее отступлении из российских пределов в самом конце 1812 г. как бы говорили сами за себя. Вполне очевидной казалась бы и роль иррегулярных войск, захвативших большую часть трофеев и пленных в этот решающий период. Донским военачальникам только и оставалось, что дожидаться потока наград и отличий за достигнутые успехи. Но в русских высших военных сферах продолжали испытывать сомнения в действенности этой конницы. Безусловно, здесь проявлялись элементы зависти и пренебрежения со стороны армейского командного состава, но самый заметный отпечаток на господствующее отношение накладывало негативное мнение о казаках, сложившееся после Бородинского сражения. По мнению Кутузова, казаки «так сказать, не действовали». Но особо большие претензии у главнокомандующего имелись к казачьему предводителю М. И. Платову. Он оказался одним из немногих генералов, не получивших никакой награды за Бородино, а после на месяц был отрешен от командования казаками. Лишь благодаря приезду в армию своего старого боевого друга английского генерала Р. Вильсона, Кутузов был вынужден помириться с донским атаманом и вверить под его начало отдельный казачий корпус.

Моментально изменить уже полученную репутацию Платову было трудно из-за плохих личных взаимоотношений с Кутузовым. Сам атаман понимал, что у главнокомандующего и его ближайшего окружения он все еще продолжал оставаться «не на хорошем счету». Примечательно, например, что он, дабы лишний раз «не дразнить гусей», так и не отослал наградное представление на свой корпус за бородинский рейд. Но чуть позднее хитроумный Платов попытался коренным образом изменить ситуацию. Он решил перенести вопрос о результативности и действенности своих войск из чисто военной плоскости (где определяющим фактором являлись генеральские взаимоотношения) в практическую сферу общественной жизни, а именно: на поприще религиозной филантропии и христианского благочестия.

С этой целью был предпринят хорошо рассчитанный и эффектный ход, имевший важные последствия. По его приказу из отбитых у противника в конце 1812 г. драгоценностей отобрали церковную утварь (священные сосуды, оклады с образов, священнические ризы и т. д.). Собранные ценности потянули на сорок пудов серебра.

18 декабря 1812 г. этот важнейший груз в семи мешках и девяти слитках был отправлен в главную квартиру русской армии. В сопроводительном письме Платов убедительно просил главнокомандующего употребить присланное серебро на отделку Казанского собора в Петербурге (хотя французами они были изъяты из московских церквей) с надписью: «От усердного приношения Войска Донского». Эта идея (а первоначально она как раз исходила от светлейшего князя Смоленского, ловкий атаман же решил ее активно эксплуатировать), как потом показала завязавшаяся оживленная переписка двух военачальников, нашла со стороны Кутузова полнейшую поддержку и искреннее понимание. «Ваше мужество, ― писал главный российский военный вождь Платову, ― дает мне способ исполнить мою клятву: пускай победа украсит Святыню, и Святыня возвеличит победу!» Он же посоветовал обратить серебро на изображение не двенадцати апостолов, как первоначально предлагал донской атаман, а четырех Евангелистов, на что тотчас было получено согласие. Этот удачный ход не только примирил двух генералов (за выполнение клятвы главнокомандующий оказался в благодарном долгу у Платова). «Подвиг благочестия казаков», как потом стали именовать в дореволюционной историографии акт пожертвования донцов, очень быстро создал чрезвычайно благоприятное общественное мнение о действиях иррегулярных войск и отодвинул на второй план былые прегрешения (о них стало не принято вспоминать). Когда же в высших государственных и военных сферах уже никто не мог сказать, что казаки бездействовали (при наглядной демонстрации успехов), можно было требовать наград. Как только Платов почувствовал ответный резонанс от предпринятой выигрышной акции, он не замедлил 19 февраля 1813 г. представить главнокомандующему подробнейший рапорт о действиях своих войск от Малоярославца до Данцига. Не забывая собственных заслуг, атаман в лучших традициях жанра реляций описал в самом выгодном свете поступки зятя Кутузова полковника князя Н. Д. Кудашева, а также близкого к светлейшему полковника П. С. Кайсарова, специально приставленному к казачьему корпусу на период преследования противника. Все формальности и тонкости военной наградной науки были четко соблюдены и учтены.

Именно на основании этого представления большинство казачьих начальников, упомянутых в тексте рапорта, получили ордена, но не за отдельные дела и бои, а в целом ― «за изгнание неприятеля из пределов России». Правда, Платов, с блеском проявив качества тонкого и расчетливого политика, дополнительного для себя вознаграждения за преследование французов так и не получил. Косвенной наградой для него стала лишь Высочайшая грамота «вернолюбезному» Войску Донскому за казачьи отличия в 1812 г.

Эпоха двух императоров: великий полководец и великий дипломат[171]171
  Опубликовано: Великие императоры Европы: Наполеон I и Александр I. М., 2000. С. 30–38.


[Закрыть]

Ход мировой истории в первой четверти ХIХ в. во многом определяли события, происходившие на европейском континенте. Этот важный временной отрезок в четверть столетия принято именовать по-разному: эпоха наполеоновских войн или наполеоновская эпоха; эпоха коалиций; эпоха Отечественной войны 1812 г.; эпоха конгрессов. Без всякого сомнения, это был, в силу значимости событий и брожения общественных идей, переломный момент в истории человечества, поскольку именно в этот период глобальных конфликтов великих европейских государств определялась судьба будущего мироустройства. Она решалась как на полях сражений, так и в ходе закулисных дипломатических переговоров.

Чрезмерная милитаризация пронизала все сферы жизни общества и государства и России, и Франции. На авансцене политической истории появился ряд ярких образцов для подражания в духе романтизма, царил настоящий культ «героев», в сознании современников и потомков эта эпопея борьбы европейских гигантов прочно ассоциировалась с именами людей, возглавлявших и определявших главные направления значимых событий. В центре исторической драмы начала ХIХ столетия, несомненно, оказались два человека, имена которых олицетворяли эту бурную эпоху ― французский император и великий полководец Наполеон Бонапарт и российский монарх Александр I, получивший после окончания казавшихся бесконечными кровавых войн, титул Благословенный. Именно эти два исторических персонажа оказались столпами европейской и мировой политики начала ХIХ столетия.

И Наполеон, и Александр I стояли во главе великих держав, диктовавших и определявших ритм эпохальных событий. От личной воли и действий этих двух властелинов во многом зависели судьбы народов мира, хотя они оба, как никто, умели подчинять свои личные амбиции политической целесообразности и государственным интересам. Каждый из них в свое время играл роль «Агамемнона Европы» ― «царя царей». В 1805–1807 гг., казалось бы, непримиримые соперники и конкуренты в европейской политической жизни, стремившиеся доказать свое имперское превосходство на международной арене силой оружия; с 1807 по 1811 г. ― союзники и «братья» (по принятому тогда среди монархов обращению друг к другу), едва не породнившиеся между собой; а впоследствии ― заклятые враги, поочередно совершавшие «визиты» в столицы государств противника во главе своих вооруженных подданных.

Современники и потомки, при всей полярности мнений, очень высоко оценивали масштабы их личностей. Справедливости ради следует отметить ― планка оценок Наполеона в общественном сознании всегда была выше: «величайший полководец в мировой истории», «административный и государственный гений». В отношении же Александра I ― больше споров. Акцент обычно делался на загадочности и противоречивости его фигуры, а для характеристики приводилось звучавшее актуально во все времена высказывание П. А. Вяземского: «Сфинкс, не разгаданный до гроба, о нем и ныне спорят вновь». Но в историческом контексте своей эпохи это были антиподы. Каждый из императоров являл два противоположных начала, что во многом было обусловлено как разницей в происхождении и воспитании, так и разным способом прихода к власти. И Наполеона, и Александра I необходимо рассматривать как закономерный результат определенных социальных обстоятельств. Можно, конечно, найти и ряд схожих моментов, объединявших обоих.

Во времена их юности в воздухе витал дух перемен. Как личности, оба сформировались под воздействием идей просветительства, повлиявших на их мировоззрение, но позже под давлением жизненных обстоятельств взгляды обоих изменились. Если рассматривать образ мыслей молодого Наполеона, то, бесспорно, он начинал как крайний радикал. Затем проделал путь весьма характерный для послереволюционной Франции. Из ярого и убежденного якобинца он превратился в императора всех французов, озабоченного лишь сохранением и упрочением своей неограниченной власти, поскольку она не была освящена старыми феодальными традициями и враждебно воспринималась его противниками. Александр I, получивший в юности в процессе воспитания хороший теоретический заряд передовых и даже республиканских идей, без всякого сомнения, в юности числился либералом, но к концу жизни, после столкновения с реальной действительностью, его либерализм пошел на спад. Большинство его биографов считали, что в последний период своего царствования он скатился в лагерь реакции.

Как отмечали современники, оба императора, каждый на свой лад, обладали магнетической силой воздействия на окружающих: Наполеон, помимо умения мгновенно подчинять себе любого, самого отчаянного и храброго генерала, только своим появлением во время сражения мог зажечь и поднять в бой солдатские массы. Даже знаменитый противник французского императора английский полководец А. У. Веллингтон заметил, что «его присутствие на поле брани создавало перевес в 40 000 человек». Александр I также обладал редким даром (унаследованным от Екатерины II) обольщения людей из своего окружения («сущий прельститель»), особенно женщин. По мнению историка М. А. Корфа, он «в высшей степени умел покорять себе умы и проникать в души других». Без всякого сомнения, оба имели незаурядные актерские способности, причем русский царь в этом искусстве, видимо, на голову превосходил своего партнера по политике: чего только стоило его знаменитое умение пускать слезу в нужный момент. Недаром Наполеон, реально отдавая себе отчет, что игру на политической сцене с ним вел высочайший мастер, назвал как-то Александра I «северным Тальма». В целом оба умело использовали крайне необходимый для любого венценосного властителя арсенал средств (врожденных или благоприобретенных) и имели многие достоинства и недостатки, присущих большинству высших государственных деятелей.

Помимо общих и сближающих моментов, существовали разительные отличия даже во внешне казалось бы схожих обстоятельствах. Например, оба почти одновременно получили в свои руки верховную власть фактически в результате государственных заговоров. Но во Франции и в России причины и ход событий резко отличались друг от друга. По иному оказались распределенными и роли, выпавшие на долю генерала Наполеона Бонапарта и наследника российского престола великого князя Александра Павловича, а также степень их участия в происходившем.

Наполеон, дитя и наследник Великой французской революции, был обязан ей всем: как временными невзгодами, так и феноменально удачной карьерой. Он пришел к власти на волне общественной усталости от революционных ужасов и потрясений, разочарования в провозглашенных идеалах, а также благодаря жажде порядка и спокойствия в самых разных общественных слоях. Молодой генерал эффективно использовал сложившуюся благоприятную ситуацию и, действуя решительно, взял в 1799 году власть в свои руки в результате хорошо продуманного и бескровно совершенного государственного переворота. В России же в 1801 году события развивались по другому сценарию. Александр I взошел на престол и надел императорскую корону в результате недовольства русского офицерского корпуса и бюрократии деспотическим правлением императора Павла I, скорого как на гнев, так и на прощение. Роль наследника в этом классически осуществленном дворцовом перевороте была пассивной, он лишь дал свою согласие кучке заговорщиков на действия по отречению своего отца от престола. Но произошедшая трагедия ― убийство Павла I ― затем повлекло, по мнению многих современников, постоянные терзания совести у русского «коронованного Гамлета» (А. И. Герцен) до конца его правления.

Если Александра I постоянно тяготил груз моральной ответственности, то Наполеон вряд ли задумывался о нравственной природе власти. Он очень быстро, поочередно объявляя плебисциты, прошел путь от первого консула до императора и считал, что его власть легитимна, поскольку базируется на результатах волеизъявления французской нации. Но феодальная Европа в лице своих монархов не спешила принимать в свои ряды новоиспеченного императора. Большинство из них было вынуждено признать императорский титул Наполеона только лишь благодаря силе оружия и блистательным военным победам французской армии.

Российский император оставался «республиканцем лишь на словах и самодержцем на деле». Наполеон же, «рожденный хаосом революции, упорядочил этот хаос». Он, в отличие от Александра I, унаследовавшего устоявшуюся веками властную структуру, сам создал свою империю. Базируясь на идеологии просветительства и уничтожая остатки феодализма, Наполеон сконструировал во Франции эффективную государственную систему управления и облек в четкие правовые нормы буржуазные отношения. Знаменитый Гражданский кодекс Наполеона стал не только вечным памятником юридической мысли, но и до сих пор действующим сводом законов во многих странах мира. В этом смысле российский император, формально имевший неограниченную (самодержавную) власть, являлся заложником феодальных традиций и не мог действовать без оглядки на российское дворянство, реально понимая свою зависимость от этого сословия. Именно в силу этих обстоятельств он часто вынужден был уступать консервативному большинству, представители которого занимали доминирующие позиции в среде высшей бюрократии.

Наполеон Бонапарт пробивался в жизни самостоятельно. Даже будучи молодым офицером, которого девушки за его малый рост дразнили «котом в сапогах», выходец с острова Корсика точно знал, чего он хотел; он стремился всегда быть первым и различными способами утверждал свое превосходство. Постоянное самоутверждение стало его жизненным кредо. Благодаря успешной военной карьере и полученной славе он достиг высшей ступени власти и намеревался идти все дальше и дальше. Такой устремленности и целевой заданности не было у российского монарха. За плечами молодого Александра I оказалась лишь пройденная им в юности школа изощренного придворного лавирования между салоном своей бабки ― властолюбивой Екатерины II и гатчинской казармой отца ― вечно подозрительного Павла I. С юных лет он очень хорошо научился ладить с находившимися в неприязненных отношениях бабушкой и отцом. По мнению В. О. Ключевского, ему долго пришлось жить «на два ума, держать две парадные физиономии». В немалой степени именно по этой причине в его характере рано появились и получили дальнейшее развитие такие черты, как многоликость ― умение в самых неожиданных обстоятельствах находить нужную манеру поведения и надевать на лицо соответствующую случаю «маску», гибкость в ведении дел, что часто проявлялось в возвышении людей не просто лично ему неприятных, но, с его точки зрения, абсолютно недостойных уважения ― и целый набор других качеств, крайне важных для выживания в атмосфере постоянных интриг российского Императорского Двора. Поэтому в Александре I либеральные правила очень просто сочетались с такими наследственными пороками всех Романовых (полученными от Петра III и Павла I), как парадомания и солдафонство, а благородные мечты об освобождении крестьян, конституционные проекты о «разумном самодержавии», планы широких преобразований спокойно уживались с крепостным укладом и устроенными по личному императорскому желанию военными поселениями. По словам того же В. О. Ключевского, царь всегда колебался «между конституционными идеалами и абсолютистскими привычками».

Несхожие в жизни и в политике, каждый из них имел свою область применения уникальных способностей, где держал пальму первенства. Нет нужды убеждать кого-либо в том, что в свое время на полях сражений Наполеону не было равных. Он вошел в историю в первую очередь как один из величайших мировых полководцев. Бесспорно, он обладал самыми разносторонними качествами вождя и являл собой военачальника невероятных способностей. Его таланты проявились в полной мере в тот исторический период, когда военное искусство находилось на перепутье. И, без всякого сомнения, наполеоновские кампании оказали колоссальное воздействие на дальнейшее развитие военной теории и военного искусства. Они до сих пор изумляют изучающих их специалистов. В отличие от Наполеона, таланты Александра I как государственного деятеля не получили всеобщего признания. Лишь в последнее время исследователи начинают отдавать должное тому, что совершил этот один из самых образованных и умных российских императоров. Суммируя все его личные качества, необходимо заметить, что он был прирожденным дипломатом и обладал неординарным внешнеполитическим мышлением. Правда, с юношеских лет Александр I мечтал о полководческой славе, любил заниматься армией, но ценил лишь внешнюю (парадную) сторону военного дела. И очень скоро у него наступило отрезвление. В 1805 г. он первый из русских монархов после Петра I отправился на театр военных действий и стал свидетелем поражения русских войск при Аустерлице, а заодно и военного триумфа Наполеона. И очень скоро у него наступило отрезвление. Испив в полной мере горечь военных неудач, он сам для себя скоро сделал вывод, что первым полководцем в Европе на полях сражений всегда будет его удачливый противник. Поэтому он выбрал для противоборства с французским полководцем другую сферу деятельности и с этого момента все силы направил в область высокой политики. Как дипломат он демонстрировал широкое видение перспектив международной политики, способов управления ею, показал себя тонким мастером политического расчета, в чем ему отдавали должное многие современники. «Это ― истинный византиец, ― высказывался о нем Наполеон, ― тонкий, притворный, хитрый».

Европа в начале ХIХ столетия представляла собой военный лагерь, а постоянным возмутителем спокойствия была наполеоновская Франция. Для французского полководца, носившего императорскую мантию, первейшей целью всегда оставалась власть, а война стала самым надежным и не раз испытанным средством упрочения и расширения границ своего властного влияния. Как-то сам Наполеон обронил пророческую фразу: «Моя власть закончится в тот день, когда меня перестанут бояться». Неслучайно многие современники называли французского императора военным деспотом Европы. По существу, он пытался на практике осуществить модель континентальной интеграции силой штыков.

Поскольку война с ростом могущества агрессивно-бесцеремонной Французской империи превратилась во всеобщее явление, Россия, а следовательно, и Александр I не могли долго оставаться в стороне от бушевавшего по всей Европе военного пожара. Но что можно было тогда противопоставить наполеоновским диктаторским замашкам и громким победам прекрасно отлаженной военной машины Франции? Для противодействия наполеоновской экспансии феодальная Европа по старинке пыталась использовать только военные средства и последовательно создавала одну коалицию за другой. Стержнем этих коалиций как самая мощная сухопутная держава в Европе чаще всего выступала Россия, а Англия, оплачивавшая часть военных расходов союзников, брала на себя функции основного банкира. Но в стане союзников традиционно возникали противоречия, трения и недовольства друг другом. Эти моменты (политическая ревность между союзниками; реальные противоречия и разные политические подходы при оценки конкретных ситуаций) со временем превратились в ахиллесову пяту коалиций. Наполеон же в борьбе с коалициями европейских государств всегда учитывал этот фактор и успешно использовал свою неоднократно апробированную и результативную стратегию. Добиваясь военных побед, он последовательно выводил из состава союзников одного противника за другим и, таким образом, ему удалось успешно развалить несколько коалиций.

После в целом неудачных для русской армии трех военных кампаний 1805–1807 гг., когда почти вся континентальная Европа находилась под французским контролем, Александр I неожиданно пошел на смелый и неординарный шаг. Во время знаменитой личной тильзитской встречи с Наполеоном в 1807 г. он не просто подписал мир с Францией, но и заключил военно-политический союз. Курс на сближение с Францией вызвал отрицательную реакцию в русском обществе, но тогда мало кто понимал истинные причины и видел настоящую подоплеку событий. Многие современники осуждали российского императора, взвешивая на чаше весов только полученные Наполеоном выгоды. Но Александр I неплохо просчитал возможные варианты дальнейшего развития событий: главное заключалось в том, что Россия получила пятилетнюю передышку для подготовки нового и неизбежного военного столкновения с Францией.

Сам Александр I всегда (даже будучи союзником) рассматривал Наполеона как своего личного врага, а также и как врага всего российского государства. Русский царь стал одним из первых европейских монархов, кто понял необходимость использования политических средств для борьбы с послереволюционной Францией. Он стал брать на вооружение те методы, благодаря которым французы добивались победы. Осознавая значимость и необходимость учета общественного мнения, Александр I видел в пропаганде в первую очередь не только важнейший элемент политики, но очень острое оружие и грозное средство борьбы со своим противником. В 1812 г. российская пресса и публицистика с благословения императора (на русском и иностранных языках) стала активно использовать в противовес наполеоновской пропаганде, помимо либеральной фразеологии, антифранцузскую освободительную риторику. Умело подпитывался униженный и поруганный патриотизм европейских народов, а также стимулировался разными способами набиравший силы и мощно расцветавший в этот период национализм. В 1813 г. острие пропагандистских усилий оказалось направленным на Германию, а в 1814 г. ― на Францию, территория которых стала ареной военных действий. Национально-патриотический подъем немецкого народа того периода во многом объяснялся успехами русской публицистики. В 1814 г. Александр I выдвинул очень важный и затем широко растиражированный среди французского населения тезис о том, что союзники ведут борьбу не против Франции и ее народа, а лично против Наполеона и его завоевательных амбиций. В целом в «войне перьев» и в борьбе за общественное мнение Европы перевес оказался на стороне Александра I. В немалой степени благодаря этому обстоятельству он и добился окончательного политического поражения своего венценосного соперника.

Победил российский император и в развернувшейся перед 1812 г. предвоенной «битве умов». Начиная с 1810 г. две гигантских империи, реально осознав неизбежность войны, стали активно готовиться к ней. Наполеон, по обыкновению, сосредоточил мощные людские и материальные ресурсы и надеялся на быстротечную кампанию. Французский полководец планировал, умножив «массу на скорость» (его выражение), добиться быстрой победы в генеральном сражении в приграничных губерниях. После того как Россия будет поставлена на колени, он надеялся подписать с ней «на барабане» выгодный для Французской империи мир. Эта стратегическая концепция оказалась в корне порочной и ошибочной. Первоначальный просчет повлек за собой другие промахи и в конечном итоге привели великого полководца к грандиозной катастрофе русского похода.

Александр I еще в предвоенный период успел провести по французским образцам частичные реформы системы государственного управления и, главное, подготовить армию для решающей военной схватки. Кроме того, вместе с военным министром М. Б. Барклаем де Толли российский император, благодаря блестяще действовавшей военной разведке, смог разработать трехлетний стратегический план войны с Наполеоном. Первый период (1812 г.) ― затягивание войны по времени и вглубь русской территории, а затем (18131814 гг.) перенос боевых действий в Западную Европу, в надежде на восстание в Германии против наполеоновского ига. В основу русского стратегического замысла были положены идеи, совершенно противоположные наполеоновским планам, оказавшиеся гибельными для него. Последующие события, развивавшиеся по стратегическому сценарию, задуманному в Петербурге Александром I, лишь доказали правоту предвидения русского императора.

Александра I многие историки любят выставлять как мягкого, податливого и безвольного человека, на которого оказывали влияние самые различные силы и личности, особенно иностранцы: то либералы и гуманисты, то консерваторы и реакционеры, то англоманы, то франкофилы, то мистики. Не перечислить всех тех поименно, кто в исторической литературе завладевал его волей, навязывал какие-либо идеи и принимал за него решения. Реальный пример ― кто только не числился, по мнению историков, автором «настоящего» плана военных действий в 1812 г. В зависимости от ситуации и исторических реалий его рисуют то либералом, то консерватором, то мистиком, то холодным прагматиком. Возникает даже вопрос ― как такой безвольный и слабый император, да еще легко поддающийся посторонним влияниям, смог достичь столь поразительных результатов и стать победителем Наполеона, одного из величайших полководцев в истории? Безусловно, исторической личности иногда благоприятствовало везение, ну, предположим, один раз, второй, но не все же время слепая удача приходила на выручку и играла на руку нашему герою. Везение же не бесконечно. А история это не игра в рулетку, там по результатам в итоге всегда выигрывает заведение. Судьба не могла каждый раз подавать ему помощь, да еще в такой титанической и долговременной борьбе с безусловно талантливым противником. Наверно, что-то зависело и от Александра I и от его способностей и опыта, а не от случайных порывов. Внимательно изучая факты, лишний раз убеждаешься, что российский монарх умел упорно добиваться поставленных целей. На самом деле император был сознательным и активным борцом, умело пользовавшийся в разное время, в зависимости от складывавшейся ситуации, различными театральными масками, в том числе и маской смирения и безвольности. Скрытность и умение артистически играть выбранную роль всегда вводили в заблуждение современников. Когда было крайне необходимо, он проявлял твердость, отлично и бескомпромиссно умел доводить дело до конца. Об этом наглядно свидетельствуют хотя бы кампания 1812 г. и последующие события. Всегда слушал всех, а поступал так, как ему было нужно. Неслучайно один из лучших биографов Александра I великий князь Николай Михайлович дал ему следующую характеристику: «Умом Александр мог всегда похвастаться, и умом тонким и чутким. Кроме того, он имел дар особого чутья познавать скоро людей, играть на их слабостях и всегда подчинять своим требованиям».

Часто в исторической литературе утверждалось, что, в отличие от допустившего глобальные просчеты в русской кампании Наполеона, российский монарх в 1812 г. играл пассивную роль и лишь издали наблюдал за судьбоносными для всей Европы событиями. Вряд ли можно согласиться с таким мнением. Да, Александр I, безусловно, переживал неприятный лично для него факт отъезда из армии в начале войны. В целесообразности такого шага его убедили приближенные, хотя это был очередной и очень болезненный удар по самолюбию императора. Но 1812 г. русский царь, несмотря ни на что, являлся верховным руководителем государства, и от его воли зависели все важнейшие стратегические и военно-политические решения. Например, он занял очень твердую и непоколебимую позицию: не вступать ни в какие переговоры о мире с Наполеоном, пока на русской территории будет оставаться хоть один вражеский солдат. Об этом решении он заявлял неоднократно и до начала войны, и во время ее, что зафиксировали многие современники. Именно Александр I стал инициатором создания ополчения, он же назначил на пост главнокомандующего, что бы об этом не писали, М. И. Голенищева-Кутузова, хотя и имел свое в целом негативное суждение о его личных качествах. Им же был составлен план ведения боевых действий на второй период войны 1812 г., по которому и действовали все русские войска при изгнании неприятеля из российских пределов. Вообще, Отечественная война и последующий ход военных событий в Европе полностью опровергают бытовавшие мнения о слабовольности, нерешительности, уступчивости и подверженности чужому влиянию Александра I. В экстремальной ситуации небывалого вражеского нашествия на его страну русский император проявил твердость и бескомпромиссность в отстаивании четко намеченных целей и в доведении дела до конечного результата.

Особо выдающуюся роль сыграл Александр I и во время заграничных походов русской армии в 1813–1814 гг. Несмотря на раздававшиеся в русском стане по окончанию кампании 1812 г. предложения не вести активных действий за границей и о необходимости заключения мира с Наполеоном, русский царь настоял на продолжении наступательных операций в Европе. Он же стал вдохновителем, идеологом, организатором и фактически военно-политическим лидером новой антинаполеоновской коалиции. В периоды временных неудач он предпринимал титанические усилия, чтобы не допустить развала и сохранить в рядах образовавшегося альянса всех союзников. Но Александр I не только улаживал трения, он разработал единую военную и внешнеполитическую стратегию союзников и предлагал верные тактические решения. В 1813 г. в критические моменты, как, например, во время Лейпцигской битвы, он решительно вмешался в события: несмотря на возражения австрийцев, он силой своего авторитета настоял на необходимости решительных действий (по выражению А. И. Михайловского-Данилевского «вырвал победу из рук Наполеона»); в 1814 г., вопреки мнению и противодействию тех же австрийцев, стал инициатором движения сил союзников на Париж, что и привело к окончательному падению Наполеона и отречению его от трона. Большинство современников отмечали также крайнее великодушие и лояльность, проявленные российским монархом, в отличие от других союзников, по отношению к побежденной Франции.