Текст книги "Невыдуманные морские истории"

Контрабанда

Когда речь заходит о контрабандистах, почему-то невольно представляются жуликоватые бесшабашные испанские или марокканские парни из Танжера. К этой когорте можно смело добавить греков и турок, которые в ночной мгле и тумане подходили к побережью и занимались «антитаможенной» деятельностью. Однако в столь недалекие времена обидное порицание «контрабандист» приклеивали к морякам торгового флота. Мало кто задумывался, что основной причиной контрабанды является недостойная оплата труда. Боролись с контрабандой разными способами. Моряки заполняли «арматурки» перед приходом в Союз, что означало фактически перечень всех закупленных товаров за границей. И это при том, что рядовой состав получал 25–35 долларов США в месяц. Была запущена система тотального обыска при возвращении группы моряков из увольнения. Это когда одни моряки официально составляли акт проверки товаров, приобретенных их товарищами. Все это было омерзительно. Хотя, бывало, и находила советская таможня контрабанду, правда, в основном бесхозную. В основном это были косынки, отрезы различных тканей и нейлоновые плащи. Да и количество их было мизерным. Все прекрасно понимали, что на эти гроши невозможно было закупить много товара. Само собой, находились отдельные личности в экипажах, которые вывозили валюту, черную икру, советские часы и фотоаппараты. Как говорится, нравственность у каждого своя, как почерк. Однако все это носило не массовый характер, так как в случае прокола можно было лишиться не только визы и партбилета, но и угодить в тюрьму.

В начале 1980-х произошел случай, который даже контрабандой назвать язык не поворачивается. Просто наглая кража. Неожиданно и не по своей воле я попал на судно, где это произошло. Плавал себе и плавал по морям и океанам пароход «Николай Щукин», названный в честь конструктора Щукина, может, и не очень известного, как говорится, широкой общественности, но зато судостроители знали его хорошо. Знаменитые подводные лодки типа «Щука» были его детищем. Да и экипаж этого судна был в передовых. Большая партийная организация. Лучшие профессионалы ММФ и ЧМП среди матросов, мотористов и токарей. Сплошные ударники комтруда. Но однажды грянул гром.

Я только недавно прилетел из Вьетнама и наслаждался отпуском при замечательной осенней погоде. Когда меня вызвали в кадры, то особенно ничего не сказали. Вероятно, там еще не было информации. Просто предупредили, что плановая частичная смена экипажа. Правда, в конце беседы соизволили сказать, что один член экипажа задержан на проходной порта с контрабандой. «Но, это так. Не Ваши проблемы!» – буркнул мне кадровик на прощание. Оформив и подписав необходимые документы, я отправился в порт. Судно стояло под выгрузкой контейнеров в Ильичевске. Что-то меня насторожило, когда я подходил к судну. Недалеко от трапа стояли три черные «Волги», а когда я поднялся на судно, то путь мне преградили два мужчины солидной внешности и комплекции, одетые в костюмы и при галстуках, и явно не моряки. Я даже не успел поздороваться, как меня опередили вопросом:

– Куда, к кому и предъявите документы.

Я был одет по форме и резонно задал вопрос:

– А кто Вы, собственно говоря, будете?

Внимательно просмотрев мои документы, один из «джентльменов» нехотя буркнул:

– Мы офицеры КГБ, а Вас проводят в каюту капитана.

На мои возражения, что я, мол, знаю дорогу, последовало лишь небрежное «Не положено!»

Капитан был в каюте не один и сидел в своем кресле у письменного стола, а на диване расположились представительные мужчины. Наступила тягостная тишина. Разговор с капитаном не получался, а с сотрудниками КГБ у меня не было темы для беседы. Да и я был им неинтересен. Вскоре в каюту капитана заглянул еще один следователь и попросил освободить еще одну камеру. На сей раз оживился капитан:

– Вы, вероятно, хотите сказать, чтобы Вам предоставили свободную каюту?

Сотрудник немного смутился, но ненадолго и сказал:

– Да, перепутал камеру с каютой. Но допросы надо же проводить. И обязательно ключи от этих кают предоставьте, – добавил он.

Я сидел и думал, куда же я попал. Наконец-то я тоже решил вставить свое слово:

– Уважаемые присутствующие. Я вообще-то прибыл принимать дела, а в такой обстановке считаю это невозможным, так что я, пожалуй, поеду в отдел кадров.

Теперь оживился старший из группы сотрудников.

– Никуда Вы не поедете. Вопрос решен. Более того, весь экипаж к завтрашнему дню будет заменен. Отдел кадров пароходства предупрежден и работает над этим. Телефонная связь с берегом для всех запрещена. Только капитан может связываться с пароходством, и только по служебным вопросам и под нашим контролем, – сказал он, как отрезал.

Тогда еще не было мобильных телефонов, и пришлось нудно и долго набирать номер телефона. Когда я все-таки дозвонился в «кадры», то услышал малоприятные новости. Тем не менее кадровик спокойно доложил:

– Да, мы многое уже знаем. Экипаж завтра заменят. Приказано составить так экипаж, чтобы никто раньше не работал вместе. Сочувствуем Вам, – сказал он и повесил трубку.

Стыдно сказать, хотя я еще не принял дела, но, что толком происходит на судне, было непонятно. К вечеру основная группа сотрудников отбыла с судна вместе с несколькими членами экипажа, которых якобы задержали. Утром у трапа образовалась автостоянка из черных «Волг». Вскоре начали прибывать новые члены экипажа, которые были незнакомы между собой, а некоторые в глаза не видели этот тип судна. В сложившейся ситуации все же удалось добиться назначения на должность старпомом одного моего хорошего знакомого. К концу дня я наконец-то принял дела, естественно, без всякой радости. Зашедший ко мне следователь записал себе в блокнот время передачи дел, и тут уже я не сдержался:

– А Вам это зачем надо?

Однако мой вопрос его не озадачил, и он как-то с пафосом сказал:

– Мы все контролируем и проверяем.

У меня, во всяком случае, создавалось впечатление, что следователи не могут докопаться до истины о контрабанде, ее количестве и кто организатор. А самое смешное, что никто вроде не воровал социалистическое имущество. Да и к капитану не было вроде претензий. Груз в иностранных портах сдавался без замечаний. В частной беседе сотрудники КГБ посочувствовали капитану, что ему крупно не повезло, а о подозрении в его адрес не было даже речи. На следующий день погрузка закончилась. Направление рейса Сингапур – Кампучия – Дананг – Хайфон, но выход в море был запрещен. Уже к вечеру старший следственной группы сказал:

– С Вами в рейс пойдет три человека, сопровождающие груз. Мы информированы, а Вам сообщат.

Через пару дней к нам перестали ездить черные «Волги», но мы продолжали стоять у причала. И вот уже в первых числах ноября груженый пароход был переведен в Одессу на отстой и поставлен лагом к другому судну. Злые языки поговаривали, что чекистам надоело ездить в Ильичевск. Может быть, так оно и было. Вероятно, к ноябрьским праздникам высшее руководство решило прекратить эту канитель. Была дана команда заказывать комиссию для закрытия границы. И вот тут произошло неожиданное. Экипаж, понимая, на каком судне он находится, приступил к тщательной проверке объектов по заведованию. Добросовестный боцман открыл барабан, где находилась кошма, и обнаружил 300 метров декоративной цепочки для ванн. Но это была мелочь. А вот токарь под металлическим листом железа в токарке обнаружил большое количество слитков олова. Пришлось звонить следователям КГБ, так как отход судна срывался. Правда, они прибыли на судно в приподнятом настроении, несмотря на глубокую ночь. С их слов вырисовывалась другая статья обвинения – хищение социалистической собственности в особо крупном размере, так как груз олова шел из Таиланда на какой-то Сибирский завод. По их мнению, воровство шло из контейнеров, которые мастерски вскрывались, не нарушая пломбы.

Наконец-то дали команду на выход в рейс. Таможня и пограничники очень быстро оформили отход. Родственники нас в этот раз не провожали. Мы их давно не видели. Буксиры оттащили судно к Воронцовскому маяку и, попрощавшись с лоцманом, мы взяли курс на Босфор, а Одесса просыпалась и готовилась к ноябрьской демонстрации.

Хотя следователи предупреждали, что, если что-то найдете – немедленно сообщайте, но никто особенно ничего уже не искал. Все было десятки раз осмотрено. Однако когда вышли в Красное море, и температура стала запредельной, то все, кому положено, начали поиски причин того, что кондиционер не работал. Вскрыли вентиляционные каналы и… ахнули. В трубах было навалом всякого ширпотреба. Особенно позабавил ковер с изображением «Тайной вечери». Но нашли, вероятно, не все, так как чем дальше мы уходили на юг Красного моря, тем больше накалялась надстройка. Запах Сингапурского тигрового бальзама резал глаза и затруднял дыхание, но нашли мы только пару упаковок. Забегая вперед, надо отметить, что уже после передачи судна «махновцам», как называли одесситы в шутку своих коллег из Азовского пароходства, запах бальзама их тоже преследовал. Не помню зачем, но понадобилось осмотреть кофердамы. И вот в одном из пустых отсеков был найден самогонный аппарат из нержавейки прекрасного исполнения. Забавна еще одна деталь. Мы обязаны были информировать «кого надо» закрытой связью о результатах обнаружения. О том, что были обнаружены пустые бутылки из-под дорогущего французского коньяка, как-то сообщать не хотелось. А вот в Одессе о находках знали многие. Даже уже на следующий день обсуждали их на курсах повышения квалификации комсостава. Если бы не предыдущая информация о делах на судне, то мы бы не обратили внимания на большой баркас, который подошел к нам поздно ночью на рейде Сингапура, когда мы заканчивали бункеровку. Весьма подозрительные личности интересовались товаром. Но, увидев наше недопонимание, постарались быстро исчезнуть в ночи.

Посещение Вьетнамских портов тоже насторожило. В те годы во Вьетнаме у населения на руках было достаточно много долларов. Отдельные местные граждане потянулись на судно, как на базар. Однако, не найдя в экипаже знакомых лиц, быстро ретировались. Еще до подхода к Черноморским проливам, когда шли назад, мы знали, что согласно приказу министра наше судно «Николай Щукин» передается в Азовское пароходство. Наш начальник заявил, что он не желает видеть этот пароход в списках своей компании.

Приход в Ильичевск оставил неизгладимое впечатление. Без всякой задержки нас поставили к причалу. Прибывшая на приход комиссия из пограничников и таможенников просто скучала в салоне комсостава. Чего-то ждали, несмотря на позднюю ночь. И действительно вскоре на борт прибыло человек 8–9 сотрудников КГБ, а с ними один арестант, из числа бывшего экипажа теплохода «Николай Щукин». Меня позабавила «безумная» забота об арестованном. Буквально все просили его покормить. Мол, арестованного нужно кормить вовремя. Но самое главное было впереди. Судя по всему, задержанный дал согласие на сотрудничество со следствием. Надо полагать, что он решил показать, где еще на судне есть тайники. И тут началось. Все это напоминало съемку детективного фильма. От экипажа потребовали газорезку и дискосандер. И все это оттащили в район полубака, где находился гидравлический комплекс грузовыми операциями. Оказалось, что бывшие судовые умельцы соорудили там дополнительный отсек, а для маскировки наварили липовый трубопровод и приборы. Естественно, процесс демонтажа этого сооружения следователи фиксировали на кинопленку и фотоаппараты. В роли понятых взяли несколько человек из нашего экипажа. Пока шла эта операция, несколько чекистов находилось у меня в каюте. Я не пытался быть любопытным, но все же спросил: «А вы еще кого-нибудь задержали?» Судя по всему, они не были настроены на задушевную беседу и лишь коротко ответили, вероятно, чтобы отвязаться: «Да, и довольно много. В том числе и капитана».

Хотя, что и говорить, каждый человек всегда сам причина своих несчастий. Для меня это было шоком. Вскоре началась выгрузка «колониальных» товаров из «схорона».

Я не присутствовал при этом, но товар, со слов старпома, загружали в большой грузовик. Что там было, старпом не рассматривал и тем более не считал. Но обуви итальянской и французской было достаточно много. На следующий день мы закончили выгрузку контейнеров, и началась передача дел новому экипажу из Азовского пароходства.

Казалось бы, вот и все. Но кое-что еще вспоминается. Когда судно было еще в рейсе, продолжалось расследование этого дела. Огласка дошла вплоть до руководства страны. Партия не осталась в стороне. Партком пароходства решил исключить коммунистов (капитана, стармеха и комиссара) из партии. В назначенный день они прибыли в партком, но без капитана. Из парткома решили позвонить и узнать обстановку, и ответ был такой: «Капитан сам пришел к нам. И, скорее всего, вы увидите его лет этак через десять. Больше не звоните», – и положили трубку.

Следствие продолжалось долго. После непродолжительного отпуска я ушел в рейс. И вот здесь произошло непредвиденное. В руки случайно попал документ, имеющий отношение к членам экипажа «Николай Щукин». Вот тогда я лишний раз убедился во всесильности власти КГБ. Судно, на котором я был, уже вышло из Северной Испании и следовало в Индию направлением на Суэцкий канал. Органы госбезопасности решили вернуть меня в Одессу. Во всяком случае, в практике я такого не помню. Из Одессы вышел рефрижератор «Сергей Лазо», на борт которого посадили капитана-сменщика для меня. В Ионическом море, южнее Пелопоннеса, наши суда встретились. Пересадка была осуществлена довольно быстро, и мы продолжили движение в сторону Суэцкого канала. За день мы передали дела, а теплоходу «Инженер Ямбуренко» было дано указание по выходу из Суэцкого канала следовать нам навстречу. Южнее Родоса мы встретились, и вот я уже пассажиром пошел до Ильичевска. А там уже с комиссией меня встречали чекисты. Правда, хоть подбросили на машине до Одессы. Уже в отпуске я узнал некоторые подробности этого скандала. На партийном бюро парткома пароходства исключили из партии стармеха и помполита. Стармеха – за самоустранение от своих обязанностей, а помполита – за трусость и невмешательство в эту скверную историю. Но они выбрали этот путь: все отрицать, лишь бы не сесть в тюрьму.

Если честно, то меня абсолютно не интересовали материалы этого дела. На суде присутствовали мои члены экипажа и как понятые, и как свидетели обнаружения похищенного имущества. Уже после очередного рейса я узнал, что было осуждено более десяти членов экипажа и получили они более 10 лет. Капитану дали 13 лет тюрьмы. Была произведена и чистка в отделе кадров. Вероятно, были на то основания. О некоторых подлостях я узнал позже, но даже сейчас не хочется об этом вспоминать. Но, как обычно бывает в жизни, общество быстро забывает любые трагедии и происшествия.

Но мне все же показалось, что органы госбезопасности заранее установили контроль над судном, еще до событий в Ильичевске. Ведь к суду абсолютно не привлекались отдельные члены экипажа.

Загадочный случай произошел в Одессе спустя много лет. Совпал он по времени с тем, когда начали выходить из тюрьмы после окончания срока отсидки бывшие члены экипажа теплохода «Николай Щукин». Дома при невыясненных обстоятельствах был убит током от стиральной машины бывший третий механик теплохода «Николай Щукин», который, между прочим, в материалах суда не фигурировал. Обидно и печально другое: все это грязным пятном ложилось на достойных тружеников моря. Мне пару раз пришлось слышать в кругу людей далеких от моря утверждение, что морячки-то подворовывают груз и продают его иностранцам. Оспаривать что-то и говорить было бесполезно. Относительно отсидевших можно только сказать, что они сами себя наказали и потеряли за эти годы больше, чем могли бы заработать за этот период.

Однако трудно соразмерить свои желания с возможностями. Мир полон искушения и соблазнов. Прогресс провоцирует неустойчивого человека. И мы сами вгоняем себя в этот нескончаемый бег. Рабство. Огромное страшное рабство. А что за душой? О душе некогда! Потом! А жаль. А ведь еще древние говорили, что богат не тот, у кого много денег, а тот, кому хватает.

Покаяние

Закончилась многомесячная работа в Северной Атлантике, и мы возвращались к родным берегам. Конечно, все мечтали о радостной встрече. Но сам момент прибытия всегда омрачался бестактными досмотрами, если не назвать их хуже – шмонами. Не зря кто-то из моряков перефразировал слова знаменитой песни:

 
«С чего начинается Родина?
С досмотра в твоем рундуке…»
 

В борьбе за чистоту нации и нравов слишком много было недоверия к своим согражданам. Хотя, конечно, как и в любой нации, всегда были, и, наверное, будут моральные уроды. Одно дитяточко с двухлетнего возраста пишет музыку, а другое в том же возрасте закрывает кота в холодильнике или насыпает перец рыбкам в аквариум.

Не могу сказать, что у нас в экипаже были такие явные индивидуумы, но то, что люди все разные, так это точно всем известно. Ничем особенно не выделялся и наш четвертый механик Петр Мирзоев. Все знали, что он по вечерам крутит фильмы для экипажа и экспедиции, а днем – для вахты. А вот какие еще у него были обязанности, я даже теперь и не вспомню. Уж не знаю, кто ему дал кличку Петручио, но привязалась она к нему надежно.

Мы пришвартовались к морвокзалу в родной Одессе. Первыми прибыли на судно те, кто в нас видел не тружеников моря, а потенциальных контрабандистов. После нескольких часов досмотра усталые, но довольные таможенники обнаружили под кожухом кабельной трассы в кинобудке пару пачек косынок, двенадцать метров гипюра и эротический журнал. Кто-то на Петручио все-таки донес. Что-то подобное таможенники иногда находили и на других судах, но в основном это был бесхозный товар. Здесь же, без сомнения, подозрение пало на Петручио. Да он, собственно говоря, и не отрицал.

Судьба его как бы была уже решена. Усугубляло положение то, что Петручио был членом КПСС, поэтому партком решил, что перед списанием с судна случай надо разобрать на партийном собрании.

В назначенное время началось открытое партсобрание. Явка беспартийных членов экипажа была обязательна. Как учил дедушка Ленин, партийное собрание надо готовить, и столь важное дело нельзя пускать на самотек. Все было чин-чинарем. В президиуме были представитель парткома, капитан, представитель отдела кадров и комиссар. Бедный Петручио сидел в стороне сгорбленный и понурый. Создавалось впечатление, что он совершил большое преступление: минимум пытался протащить через госграницу мешок героина. Во всяком случае, первый помощник клеймил позором коммуниста Петручио. Но странное дело, больше никто не захотел осудить Мирзоева. Естественно, в конце «мероприятия» последнее слово дали Петручио. А вот он оказался довольно изворотливым малым. Поначалу он рассказывал обалдевшему экипажу, что выход в увольнение в Лас-Пальмасе произвел на него удручающие впечатления. Он толком и не помнил, что и для кого покупал, а как попал к нему порнографический журнал – так это просто загадка. Вероятно, когда он вышел из магазина покурить, подлый индус продавец подсунул журнал в его сумку. Не зря первый помощник на инструктаже называл список магазинов, куда не рекомендуется заходить, но безумная жара, вероятно, помутила рассудок и память. Здесь, конечно, Петручио переборщил. Все были в увольнении, и все знают, что на Канарах безумной жары не бывает. Но самое главное было в заключительных словах Мирзоева: «Дорогие коллеги и друзья! Я, конечно, виноват и подвел славный коллектив, но где, как не в этом коллективе, я смогу доказать честным трудом, что я осознал свой пагубный поступок. Прошу мне поверить!»

Надо полагать, как всегда, черновой протокол собрания был уже заготовлен, и Петручио святило списание с судна и выговор по партийной линии. Однако собрание таки да проголосовало за то, чтобы Петручио остался в коллективе. Издревле на Руси не рубили покаянную голову. Но если на этот раз, как говорится, пронесло, и можно было расслабиться, то Петручио слишком поверил в собственную безнаказанность. Он погорел на другом и совсем по другому поводу. Хотя Петру было уже прилично лет, но не зря говорят, что любви все возрасты покорны. Еще говорят о «старых гусарах», «бес в ребро». Находясь на судне в период отстоя, мы обратили внимание, что Петручио, находясь отпуске, часто захаживает на судно с молодой барышней. Честно говоря, она ему годилась в дочери. Но, естественно, никто не собирался делать ему замечание, а тем более перевоспитывать.

Гром грянул с другой стороны. Его жена, не подозревавшая супруга в изменах, обратилась в отдел кадров с жалобой. И была по-своему права. Она считала, что ее муж после длительного рейса заслуживает отдых с семьей, а не должен уродоваться сутками на производстве. Неизвестно, что сказали в кадрах супруге Петручио, но на судне мы его уже не увидели. Кто-то рассказывал, что видел его возле здания Парткома. Вид у него был такой, как когда-то на злополучном собрании. И, вероятно, пощады он уже не ждал. Надо полагать ему все припомнили, а лозунг «Бей своих, чтобы враги боялись» долго присутствовал в нашей жизни.