Текст книги "Йога. Искусство коммуникации"
Автор книги: Виктор Бойко
Жанр: Здоровье, Дом и Семья
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 69 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]
С достойной сожаления медлительностью поворачивается к йоге современная медицинская наука, закосневшая в своих подходах к здоровью и профилактике заболеваний. Официальные исследования носят хаотический характер, не существует единой международной программы изучения данного феномена, который, безусловно, этого заслуживает. Отсутствие серьёзных работ в совокупности с информационным разбродом и мистическими тенденциями способствует дальнейшей профанации традиционной йоги со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями для здоровья и самочувствия людей, пытающихся практиковать это древнее искусство.
В рамках грамотной реализации одной только Хатха-йоги полностью решаются задачи и оздоровления тела, и уравновешения психики – именно эти проблемы наиболее насущны для западной действительности.
Следуя подходу «Бхагавадгиты», я считаю, что жизнь существует не для йоги, но она – для жизни, являясь наилучшим на сегодняшний день средством адаптации личности к социуму и своему собственному бессознательному.
Мною подробно описан лично опробованный на протяжении многих лет и успешно использованный за это время большим количеством людей способ дозированного включения традиционной систематической практики йоги в самую тривиальную повседневность и различные эффекты, которые можно от этого получить.
Йога – это не «спорт богов и героев», как говорил когда-то о серфинге Джек Лондон, это систематическое узнавание себя, налаживание неизвестных ранее контактов со своим собственным телом и психикой, медленная, постепенная, скрупулёзная работа с неизменным великолепным результатом.
Кроме того, эта книга является попыткой снять оппозицию между двумя крайностями в подходах к йоге и её возможной незаменимой роли в третьем тысячелетии. Согласно одной из них, для достижения успеха йогин должен «умереть» для обычной жизни, полностью выпасть из социума, только тогда цель учения – спасение – может быть достигнута.
Другая крайность отвергает саму возможность духовного роста в современных условиях развития технологии и соответствующего упадка культуры и нравственности. По моему глубокому убеждению, оба этих подхода неверны. На то и дан человеку ум, чтобы, избегая крайностей, находить компромиссный и наиболее эффективный путь в лабиринтах нашего мира.
Ф.С. Фитцджеральд написал в своей вещи «Крушение» замечательные слова: «Подлинная культура духа проверяется способностью одновременно удерживать в сознании две прямо противоположные идеи, и при этом не терять другой способности – действовать».
Замечательно высказался на ту же тему Саша Чёрный:
«Одни кричат: „Что форма? Пустяки! Когда в хрусталь налить навозной жижи – не станет ли хрусталь безмерно ниже?“
Другие возражают: «Дураки! И лучшего вина в ночном сосуде не станут пить порядочные люди». Им спора не решить... А жаль! Ведь можно наливать... вино в хрусталь».
В течение ежедневной практики асан и пранаям человек действительно должен полностью устраниться из привычного мира, подобно герою рассказа Уэллса «Дверь в стене», но только на определённое время, за которое происходит полная регенерация психосоматики, что даёт возможность всегда сохранять наилучшую форму и с максимальной эффективностью реализовать свою жизнь. Только на этой базе, посредством дальнейшей работы в самьяме, возможна интеграция бессознательного, что является дальней целью практики йоги вообще.
Классическая её технология, как древнейший феномен, должна занять своё достойное место в арсенале средств усиления потенциала личности современного человека и решении насущных проблем цивилизации.
Свами Сатьянанда Сарасвати сказал об этом так: «Йога – не древний миф, канувший в забвение, она – самое ценное достояние настоящего. Она – существенная необходимость сегодня и культура завтра».
Глава I
КЛАССИКА И РЕФОРМАЦИЯ
В час, когда капля касается водной глади,
Воздух мутится, и кто-то подходит сзади,
Что, – говорит, – по силам тебе твой опыт?
Нет, – отвечаю я, переходя на шепот...
Светлана Кекова
Жизнь можно определить как процесс извлечения смысла или порядка из окружающей среды. Мыслители всех времён утверждали, что с философской точки зрения человека, как такового, изначально не существует, и его реальное появление в пространстве этого мира есть не факт, но акт. Человек есть, прежде всего, не что иное, как усилие стать человеком, оно непрерывно во времени, пока длится жизнь. Существует множество способов «дочеловечивания» так называемого «второго рождения», когда существо рода «хомо сапиенс», произведённое на свет естественным биологическим актом, становится уникальной личностью посредством разнообразной деятельности, основанной на работе интеллекта, обладания спектром наследственных возможностей, культурой и цивилизованностью. Леонардо да Винчи считал, что познание себя это ни что иное, как углубление духа.
Одним из способов стать состоявшимся, «полновесным» и в то же время свободным человеком в этом мире является индийская йога в её классическом, известном тысячи лет варианте. «Невозможно... отрицать важность одного из существеннейших открытий Индии, а именно открытие того, что сознание может выступать в качестве „свидетеля“, „наблюдателя“, свободного от влияния психофизиологических факторов и темпоральной (связанной со временем) обусловленности. Это сознание „освобождённого“ человека, который сумел выйти из потока времени...» (М. Элиаде: «Йога: бессмертие и свобода», с.65).
Процесс упорядочивания информации, которым явилось для меня создание данной книги, оказался неожиданной и очень эффективной поддержкой в том способе бытия, посредством которого реализуется моё собственное направление жизни.
Сочетание многолетней, систематической и познавательной работы в йоге с полным вовлечением при этом в повседневное существование рядового жителя страны, под названием Россия, позволило создать в итоге такую частную структуру действий, с помощью которой удаётся извлекать определённый опыт из прожитого, а также смысл и понимание – из этого опыта. Иными словами, я уже давно держусь или «состою» в йоге даже не для того, чтобы получать от её практики что-то конкретное, оно приходит само собой и побочно, но целиком и полностью для выявления через свою собственную природу законов, присущих этому миру и, как сказал бы дон Хуан, безупречного следования им. Может быть, это и есть то, что называют «просветлённость», когда в результате прилагаемых к себе определённого рода длительных усилий постепенно рассеивается недоумение относительно факта твоего персонального присутствия на этой земле.
Повторяю – методов самореализации множество, среди них нет лучшего или худшего, они все одновременно и потенциально существуют, каждому необходимо лишь обнаружить среди них наиболее для себя подходящий, и йога – это как раз то, что оказалось таковым для меня. Я категорически против того, чтобы превращать русского человека в индуса, рабски копируя чуждое поведение и обычаи, тем более религиозные либо ритуальные, технология классической йоги – это явление вненациональное и, будучи избавленным от вторичной шелухи, вполне может быть использовано в пространственном отрыве от индийской культуры.
В древности символом понимания была разломанная на две части так называемая узнавательная дощечка, обе половинки которой даже через долгие годы могли совместить, чтобы найтись, те, кто по воле случая стал их обладателями. Практика йоги оказалась тем механизмом, который непостижимым образом сформировал вторую половинку такой вневременной дощечки, и осознанный мною смысл этого искусства совпал с прояснённым содержанием его древних текстов. И когда это случилось, видение мира стало иным, во многих, казалось бы, ничем несвязанных между собою областях жизни начала просвечивать идентичность, одни и те же блоки структуры, некая подоснова всего происходящего. Похоже, что способность различать соответствия и взаимосвязи характерна для образа мышления, который естественно возникает как результат совершенной работы в йоге (отсюда, быть может, произошла характерная фраза, постоянно встречающаяся в тексте древнеиндийских Вед: «...йа эвам веда» – «...тот, кто знает это»).
В результате длительной, истинной и систематической работы в йоге появляется дополнительная разновидность возобновляющих себя состояний, в которых все случившееся видится с точки зрения, которой раньше просто не было, состояний, которые возобновляют причину своего собственного появления. Вообще понимание чего-либо – это всегда переосмысливание того, что уже было кем-то понято и сформулировано, – с учётом изменившихся условий и дополнительно накопленного знания.
Йога – предмет чрезвычайно сложный, отчасти из-за того, что она имеет дело с незнакомыми для современного западного человека способами трансформации психики и необходимых для этого действий, кроме того, фрагменты единой её технологии по ряду причин исторического характера оказались раздробленными и рассеянными на огромном пространстве, среди многих народов, эпох и культур. При определённой доле удачи и адском терпении мне удалось, кажется, собрать из фрагментов этой головоломки первоначальное произведение (для чего понадобились годы, в теории относительности такое условие называется минимально большим временем), и таким образом прийти к завершённому пониманию того, что на самом деле было осуществлено мудрецами далёкого прошлого.
К сожалению (а может и к счастью), у меня не было настоящего гуру, который является ускорителем, катализатором самого процесса освоения йоги, что позволяет ученикам посредством эффективной практики существенно экономить время преобразования обычной жизни в поле действия новых, неизвестных человеку законов. Но, с другой стороны, единственная линия развития представляет собой жёсткое ограничение, а моими учителями фактически оказались сотни людей прошлого и настоящего, в той или иной мере посвятившие себя йоге.
То, что называют произведением или шедевром, если оно подлинное, обычно состоит из обобщённого, нестандартно осознанного и перекомпонованного материала повседневности. Эта книга с полной неожиданностью для меня самого оказалась текстом, в процессе создания которого произошла окончательная кристаллизация сути опыта, накопленного за двадцать девять лет работы в сфере йоги, сбора и обработки самой разнообразной информации, к ней относящейся. По ходу связного изложения и фиксации материала в виде текста, с какого-то момента он как бы начал упорядочивать сам себя. Это выглядело очень странно, как если бы на твоих глазах вдруг начала зримо работать интуиция, которая достаёт откуда-то «из-за угла», из бесформенного конгломерата причин и следствий готовые выводы, с той лишь разницей, что здесь неизвестный ранее смысл появлялся непосредственно в сознании, его нить неуклонно наращивала себя сама и не прерывалась.
Таким образом, текст, посредством которого я собирался передать ход своих умозаключений и выводы, превратился в механизм автономного производства смысла. Получается так, что когда я изображаю что-то, – в данном случае словами, – то рисую не реально видимое, но для того, чтобы увидеть, чем на самом деле является то, что я пытаюсь изобразить. В книге как бы звучит какой-то автономный голос существования, и он является тем, что обладатель жизни – автор данной работы – вначале не вполне слышит или знает. И создание текста есть процесс построения определённого пространства взаимосвязей, в котором вращается это не вполне знаемое, обрастая всё более полным смыслом, вплоть до завершения.
В виде некой метафоры можно представить огромное информационное табло сознания, экран смысловых очертаний проблемы йоги, внутренний образ, картину представления, которую удалось составить за долгие годы. Вся совокупность элементов этого экрана (сведения о йоге из сотен различных письменных источников, тысяч бесед, обменов мнениями с её практикующими последователями и поклонниками, громадного суммарного времени собственной практики и размышлений над ней и её результатами) до работы над текстом книги образовывала вполне понятную, но всё же фрагментарную, недостаточно чёткую картину. И когда я начал переносить это ментальное «изображение» на экран компьютера посредством текста, все его бесчисленные составляющие, возникая передо мной в виде словесных эквивалентов, как бы проходили при этом сквозь невидимую грань преломления, самостоятельно располагаясь затем уже чуть по-иному, и этот возникший словесный «пейзаж» сложился в абсолютно чёткую картину. Она отличалась от моего бывшего представления своеобразной промытостью – словно я рассматривал всё это в бинокль, и вдруг сама собой навелась полная резкость.
Через какое-то время я понял, что это удивительное событие представляет собой наблюдаемый в рамках данной темы процесс спонтанного повышения ранга мышления, следовательно, качества моего владения предметом и дальнейших действий, связанных с продвижением по пути личностного развития.
Поэтому некоторые главы данной работы есть не что иное, как возникшая практически автономно завершённая смысловая структура, результат срабатывания метода «действия не действием», принципу которого в дальнейшем, как увидит читатель, будет уделено особое внимание в различных частях этой книги.
При попытке рассказать о реально пережитом текст в процессе написания как бы сам «додумывал» за меня, в его поле прояснялись новые смысловые связи, недоступные прямому логическому мышлению, и возникший смысл оказался отражением сути древнеиндийского феномена.
Таким образом, неверным было бы утверждать, что в результате долгих лет практики классического варианта йоги я сильно поумнел и потому написал эту книгу, изложив в ней своё высокоинтеллектуальное представление, – отнюдь! Просто в итоге весьма сложной и длительной адаптации, накопив огромное количество самых разнообразных сведений и уже порядочно разобравшись в предмете, я получил возможность написать такую книгу, обеспечив для этого условия, а уже в процессе работы начали происходить решающие события со смыслом излагаемого материала, свидетелем самодостраивания и завершения которого мне и довелось стать.
«Сутра» в переводе как раз и означает «нить», на которую, – если вам удалось за неё ухватиться, и она материализовалась в ваших руках, – естественное развитие событий нанизывает фрагменты понимания, это аналог виртуальной оси кристалла, вокруг которой упорядоченно осаждается действительная материя истинного смысла. И когда это случилось в моём сознании после завершения работы над текстом книги, оказалось, что получившееся полностью идентично со смыслом того, что когда-то сформулировал Патанджали.
Отсюда в очередной раз можно констатировать, что истина одна и та же, она всегда абсолютна, только степени приближения к ней относительны, поскольку человек никогда не станет абсолютным наблюдателем. Моя заслуга – если вообще стоит упоминать об этом – заключается лишь в том, что мне удалось сохранить бесконечный интерес к йоге, и я беспощадно подвергаю себя её систематической практике, потому что «лишь перед Богом в подлинности голой лежат деянья наши без прикрас» (Шекспир).
Когда речь идёт об использовании принципа «деяния не деянием», мало кому известна его подлинная суть, а заключена она в следующем: устройство реального мира таково, что к некоторым вещам, изменениям, результатам человек не в состоянии прийти путём произвольного выстраивания шагов последовательных действий. В тех же самых процессах самоусовершенствования мы рано или поздно упираемся в противоречие, когда, если даже и ясно, что и в какую сторону надо бы изменить, однако остаётся непонятным: кто и как будет это делать.
Каким образом прежняя структура психосоматики, составной частью которой является моё собственное Эго, может стать иной? Кто её изменит? Кто знает, что и как в ней надо менять, быть может «Я»? Но ведь из за неверных, ошибочных представлений «Я» и его ущербных действий, основанных на этих представлениях, моя жизнь как раз и пришла в такое плачевное состояние, когда надо менять её курс либо основные ориентиры. Следовательно, необходимые изменения должна произвести во мне некая сила со стороны? Но что это за сила, и откуда её взять? Остаётся единственный выход: грамотно обеспечить условия для создания режима свободного функционирования психосоматики в своих собственных интересах, которые одновременно являются и моими интересами, только я об этом не могу ничего знать – есть вещи, которые человеку невозможно знать в принципе.
Следовательно, «действие не действием», то есть спонтанная саморегулирующаяся деятельность единства тела-психики и есть тот шаг изменения, который не в состоянии совершить «Я», которое может случиться только без его вмешательства. Создание необходимых и достаточных условий для того, чтобы некоторые события инициировались человеком, но были реализованы природными механизмами той среды, в которой они могут развиваться без человеческого произволения, – это и есть «действие не действием», к сути которого мы будем многократно обращаться
Для сравнения можно привести высказывание выдающегося психотерапевта двадцатого века Милтона Эриксона, которое по аналогии может быть целиком отнесено к практической йоге: «...Развитие состояния транса – это интрапсихическое явление, обусловленное внутренними процессами, и действия гипнотерапевта направлены на то, чтобы создать для них благоприятные условия. По аналогии можно сказать, что инкубатор создаёт благоприятные условия для выведения цыплят, но сами цыплята получаются благодаря развитию биологических процессов внутри яиц. Неопытный врач, индуцируя состояние транса, часто старается направить поведение испытуемого соответственно своим представлениям о том, как последний должен себя вести. Роль врача, однако, должна быть сведена к минимуму» (М. Эриксон: «Стратегия психотерапии», с.26).
Когда одиннадцатого июня девяносто девятого года в Москве открылась Третья международная конференция под названием «Йога – гармония души и тела», директор парижского Айенгар-центра Фаек Бириа начал своё выступление со знаменательных слов, в которых прозвучала безусловная истина относительно состояния искусства йоги в сегодняшнем мире: «Если бы Патанджали оказался сегодня здесь, он бы не смог узнать йогу в том, чем мы занимаемся». После первого дня конференции я подошёл к доктору Бириа перед началом его практических занятий, и в коротком разговоре мы оба удивились тому, что с момента нашей первой встречи прошло уже десять лет.
На самом деле практическое моё знакомство с йогой (не считая первой незрелой попытки шестьдесят четвёртого года, авантюрно предпринятой после прочтения «Лезвия бритвы» И.А. Ефремова), началось в далёком семьдесят первом году с книги Б.К.С. Айенгара «Йога дипика» («Прояснение йоги»).
Это было событием, когда её привезли из Москвы! Помню ощущение: вот ксерокопия английского подлинника, рядом – толстенная стопка машинописных листов перевода. И отдельно фотографии асан в исполнении мастера. Они были бесподобны, эти иллюстрации, мы ими упивались: что делает этот человек со своим телом, какие немыслимые вещи! И главное – потрясающая детализация, всё расписано подробнейшим образом по дням и неделям, бери и пользуйся, никаких проблем. Поскольку желать в информационном плане уже было как бы и нечего, мы бодро взялись за дело.
Правда, меня с самого начала постоянно тревожил и озадачивал какой-то скользкий и вездесущий диссонанс между философской и чисто практической сторонами сведений по йоге. Первая была тогда для нас доступна только в отечественных публикациях хрущёвской оттепели, вторая фундаментально и убедительно показана Айенгаром в его работе.
Складывалось впечатление, что та йога, теоретическую часть которой во втором томе «Индийской философии» излагал Радхакришнан, анализировал в комментариях к философским текстам «Махабхараты» Б.Л. Смирнов, показал в «Лезвии бритвы» И.А. Ефремов – всё это составляет как бы один класс информации по данной теме. Масса «духовной» белиберды разнообразных учителей и наставников, сочинённые неизвестно кем «откровения» на йогические темы, упорное, чисто большевистское мистическое озлобление «Агни-йоги» – это другое, а оказавшийся теперь в нашем распоряжении перевод «Прояснения йоги» – третье, и всё это абсолютно независимые вещи! Кроме того, имелся ещё сугубо научный подход, который можно было обнаружить, например, в сложнейших работах Ф.И. Щербатского. Вся эта информация располагалось, по существу, в совершенно разных плоскостях, хотя речь шла как будто об одном и том же предмете.
Философы упоминали асаны и пранаяму как не вовсе обязательные, проходные этапы системы спасения, из их умозаключений нельзя было вынести ничего конкретного для непосредственной работы с телом, они толковали всё больше о высших материях, причём с использованием зубодробительной терминологии. Более или менее ясным было только то, что йога – по большей части понимается как медитация, подразделяющаяся на этапы дхарана, дхьяна и самадхи, достижение которого именуется освобождением, – собственно это и есть цель системы. Освобождение является завершением пути духовного развития. Всё было как будто понятно по отдельности в этой словесной эквилибристике, но слишком туманно, сплошные общие слова и, опять же неясно было каким боком это относится к Хатха-йоге и асанам, которые столь детально показал Айенгар?
У последнего же всё было расписано от «а» до «я», непонятным оставалось следующее: каким образом вся эта телесная прелесть соотносится с той же медитацией и духовным ростом? Возникал и другой естественный вопрос: если одно можно излагать вне всякой видимой связи с другим, то почему авторы йогических текстов самых разных исторических эпох с маниакальным упорством и единодушием твердят, что это именно целостная система и последовательность ступеней в Раджа-йоге должна неуклонно соблюдаться?
В итоге я принял тогда следующее решение: фундаментально разбираться с текстом Патанджали и его комментаторов (поскольку все авторы, независимо от подхода, дружно ссылались на «Йога-сутру» как основополагающий первоисточник) «сверху», то есть путём изучения философских и так называемых духовных аспектов йоги. Одновременно следовало приступить к этому «снизу», через непосредственное участие, ежедневную практику асан «по Айенгару», который в то время казался нам верхом совершенства. Как выяснилось впоследствии такой двоякий подход оказался самым сложным и в то же время наиболее эффективным.
С одной стороны, мне и двум моим друзьям как бы не повезло с конкретными учителями йоги – их просто не было, зато желание разобраться в предмете оказалось неисчерпаемым, по крайней мере, у автора этих строк. Теперь я понимаю, что отсутствие тогда рядом со мной искушённых людей, которых и сейчас что называется днём с огнём не найти, было, пожалуй, и к лучшему, потому что пришлось работать с самим собой, а также всей доступной информацией самостоятельно, не будучи ограниченным какой-либо навязанной извне жёсткой системой координат наставничества, не принимая на веру ничего без сопоставления с собственным опытом. Моих друзей в то время больше интересовали прикладные аспекты практики асан, например терапевтический эффект, но мне всегда хотелось «дойти до самой сути», хотя иногда охватывало отчаяние: «...Позвоночник моря о грани скал разбивает ветер... Что ты искал, что нашёл в изменчивом этом мире?»
Я бесконечно и мучительно разбирался с двумя толстенными томами «Индийской философии», «Локаятой» Чаттопадхьяи, «Упанишадами», ашхабадской серией переводов «Махабхараты», со всей этой индийской религиозностью, святостью, философскими системами, школами и сектами (которые единодушно превозносили йогу как практический инструмент самореализации, спасения, достижения недвойственности, непосредственного интуитивного познания и т.д., ничего не сообщая конкретно о практике асан, – кроме работ Б.Л. Смирнова, – но и там эти сведения были даны по минимуму основных поз). Перебарывая отвращение, я добросовестно пытался отыскать рациональное зерно в лицемерии «Живой этики», но при всём том с исступленным упорством (по утрам перед лекциями в институте, а по вечерам – после) выполнял асаны в русле системы Айенгара. Было решено сначала довести до ума работу с телом, а в течение этого явно не быстрого процесса подтянуться и в теоретическом аспекте. Но вскоре стало ясным, что всё обстоит значительно печальнее, чем казалось с первого взгляда. От специфической терминологии систем индийской философии трещали мозги, порой казалось, что во всём этом вовек не разобраться, толком не получались даже самые, казалось бы, примитивные с виду асаны, тело просто не сгибалось, и всё тут!
Поскольку уже в детстве я был изрядно упрям, то предоставил событиям идти своим чередом и без оглядки погрузился в круговорот студенческой жизни, но практически всё свободное от неё время было за йогой – даже если мы оказывались в горах или на море, я выполнял асаны и пранаяму неукоснительно.
Где только не приходилось делать их: на траве у барака «общаги» под проливным дождём, когда нас, советских студентов, загоняли на уборку винограда; на «спальнике», застилающем пол чабанской избушки на зимнем плато Чатырдага, покрытый от самых дверей инеем и белыми усами снега; на скользком студеном кафеле во время севастопольской практики, когда от тесноты койки поставили прямо в умывальниках; после шестнадцати часов тяжёлой работы в стройотряде, когда приходилось за день поднимать персональными руками до сорока тонн камня. Я не уклонялся от требований, которые навязывала суета обычной жизни, но тем не менее не существовало таких причин, которые могли бы нарушить регулярность моей практики асан и, как оказалось впоследствии, это имело принципиальное значение. Это было неосознанным выполнением познавательного классического условия, которое гласит: я не требую от мира, чтобы он шёл мне навстречу, когда я делаю то, что мне интересно и вообще живу. Что бы ни было вокруг меня – я всё равно всегда могу действовать с целью своего развития, кроме той рутинной повседневной работы участия, которой требует мир от каждого. Потому это почти невозможное для многих требование – работать ещё и сверх необходимого, – но оно является одним из обязательных условий на любом пути к истине.
Месяц за месяцем, год, другой, третий – и ничего существенного, кроме топтания на месте и множества мелких травм. В описании «Прояснения...» всё казалось предельно простым, бери и сгибайся, как показано, но пробуешь – ничего не выходит, хоть разорвись, а как нужно сделать для того, чтобы получилось – не понятно. Сколько не стараешься, в итоге лишь возникают неприятности, на мне живого места не осталось за первые годы слепой практики на одном энтузиазме, всё это было не опасным, но раздражало и угнетало до чрезвычайности, ведь самое простое – асаны, и никакого толку! В конце концов, я пришёл в ярость и дал себе клятву, что носа не суну в медитацию, прежде чем до конца не разберусь с телом и не пойму, как в этой чертовой головоломке одно увязано с другим.
Однако даже моё упорство не давало желаемых результатов, и я уже начал сомневаться в своих способностях касательно йоги, как вдруг заметил одну простую вещь, навеянную, очевидно, перманентным травматическим состоянием разных участков бедного своего тела, которое уже давно решило, что его хозяин обезумел, без конца стараясь принять недоступные формы.
Я уловил, что если вкладывать поменьше дурной силы, поскольку от этого возникает напряжение либо просто боль в травмированных местах, то асаны даже как-то лучше и получаются. Так, в моё Сознание, омрачённое глупым желанием приобретения гибкости, похожей на ту, которой обладал знаменитый йог, впервые проник луч света истины в образе возможности расслабления.
«Думай!» – ещё раз приказал я себе, и события, наконец, сдвинулись с мёртвой точки. Я начал понимать, что должно иметь место соответствие моих действий с телом эмоциональному и ментальному состояниям, которые для них характерны. Это необходимое условие понимания, осуществления коммуникации, создания такой ситуации, когда скажем, тот же Онегин по-настоящему услышит Татьяну. Все вроде бы способны слышать, но на самом деле это случается только тогда, когда говорящий и слушающий соответствуют друг другу по состояниям. Следовательно, на время практики асан необходимо было каким-то образом «уравнять» параметры функционирования тела и сознания, привести их во взаимно однозначное соответствие.
Чтобы организм в состоянии был согнуться до возможного на сегодня предела гибкости необходимо его полностью расслабить. При осуществлении этого процесса наступает особое состояние сознания, когда материя оставленного в покое организма «течёт» в форме сама собой, до реальной на сегодня границы сгибания, за которую не зайти, до которой невозможно даже добраться каким-либо усилием мышц или воли. Вскоре стало абсолютно ясным, что прирост гибкости в асанах есть в чистом виде производная от содержания сознания, точнее – от степени отсутствия в нём материала повседневности. И, кроме того – если обычный я, повседневный и неизменный, руковожу этими действиями, то в йоге тела именно то, что я хочу сделать, как раз и не получится.
Именно в это время в мои руки наконец-то попал перевод комментария Вьясы на «Сутру» Патанджали, выполненный одним из наших энтузиастов, владеющих английским, и я потрясённо прочитал шлоку (нумерованную строфу) сорок седьмую второй главы: «При расслаблении тела или сосредоточении на бесконечном асана достигается». Это было как гром среди ясного неба: вот оно, главное, то, что нужно! Почему же об этом нет ни слова в «Прояснении йоги», ни где-либо ещё!?
И когда я начал сравнивать результаты, возникавшие как следствие практики асан по комплексам Айенгара (правда, весьма мною усечённых в целях экономии времени и сохранения тела на минимуме перегрузки), но в ключе, предписываемом «Сутрой», с тем, что у меня получалось ранее при стандартном человеческом подходе, принятом в нашей типовой повседневности, то понял, что наконец-то вышел на нечто фундаментальное.
Проходили годы, я параллельно существовал в двух мирах: обычном, где всё происходило своим чередом, как у прочих людей, и в особом измерении ежедневной практики йоги. Это было нелегко, но постепенно всё утряслось так, что одно не мешало, а лишь помогало другому. Оставаясь закоренелым прагматиком, я постоянно доискивался смысла, с бесконечным терпением разбираясь «внизу», со своим телом, и «вверху» – с теоретической частью предмета, которая была просто неисчерпаема.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?