Текст книги "Приговор Бешеного"

– Господи! За что? – вскрикнула женщина, пытаясь прикрыться руками.

– Руки! – зло выкрикнул он и несколько раз сильно ударил по ним ладонью.

Это было так больно, что женщина вынуждена была подчиниться и бессильно опустила руки, понимая, что перед ней животное, которое ничем невозможно пронять.

Продолжая улыбаться, Зелимхан вытащил из-за пояса штык-нож, поиграл им, чуть притрагиваясь холодной сталью к коже лица, шее, груди женщины, затем подцепил лезвием середину бюстгальтера, дернул его на себя, и пышные груди с розовыми сосками высвободились, чуть колыхнувшись.

– Отвернись, дочка! – беспомощно взмолилась снова несчастная женщина.

– Нет, девочка, смотри и учись… у мамы, – усмехнулся Зелимхан, затем оттянул своим мясистым пальцем розовые ажурные трусики, чиркнул острым как бритва лезвием, и бесформенный материал соскользнул на землю.

Женщина действительно была прекрасно сложена: тонкая талия, красивая форма грудей, крутые бедра и бархатистая кожа. Взяв нож за стальное лезвие, насильник поднес его толстую рукоять ко рту женщины, немного поводил по ее дрожащим от страха губам, затем нажал большим пальцем другой руки на подбородок, приоткрыл рот, сунул в него рукоятку и несколько раз качнул ею, обдирая горло и ломая зубы. Она поперхнулась, закашлялась, и кровь заполнила ее рот.

– Ну, покажи, как ты умеешь чмокать губками. Представь, что это писька твоего мужа, – с тяжелым придыханием прошептал он, распаляясь все больше – и больше, затем вытащил рукоятку изо рта и сунул ее между ног женщины, несколько раз пошевелив ею во влагалище.

– Умоляю вас, – прошептала женщина, выплевывая кровь, и попыталась отстраниться.

Это не понравилось насильнику. Он резко повернул ее спиной к себе и, ударив в затылок кулаком, заставил согнуться в пояснице. Затем звонко похлопал по розовым ягодицам.

– Не понравилось в письке, понравится в жопке. – Его глаза налились кровью, казалось, что он уже ничего не соображает. С силой он вогнал рукоятку между ягодицами несчастной до самого лезвия.

Женщина громко вскрикнула, и по ее бедрам потекла алая кровь, вид которой его настолько возбудил, что он даже глаза прикрыл от удовольствия, продолжая двигать ножом, словно насосом, и размазывая рукой кровь по спине.

– Иди сюда, девочка, – простонал он возбужденно.

– Нет! Не смей! Не трогай мою дочь! – вскрикнула женщина. – Все, что хочешь, делай со мной, но не трогай дочку, она же совсем еще ребенок!

– Вот и хорошо. Раньше начнет, раньше получит удовольствие, – усмехнулся он. – Иди сюда! – зло крикнул Зелимхан.

Девочка вздрогнула всем телом и, словно сомнамбула, медленно подошла к нему.

– На колени! – приказал он.

Девочка в нерешительности замерла, но он неожиданно стукнул ее окровавленной рукой по лбу, и она испуганно плюхнулась коленями на землю. Ее воля уже была полностью подавлена, и она послушно выполняла его приказы.

– Расстегни мои брюки! – бросил он, и девочка непослушными пальцами с трудом справилась с пуговицами, а он продолжал терзать рукояткой задний проход рыдающей женщины.

– Вытащи его! – И вновь она выполнила приказ, обнажив его вздыбившуюся плоть.

– Ну, ласкай! – Девочка послушно принялась гладить его член, но он вдруг гаркнул: – В рот, падла, в рот! – схватил ее за волосы и буквально вогнал в ее горло свой огромный член.

Девочка вскрикнула, и на ее губах проступила кровь.

– Что ты делаешь, садист? – истошно закричала женщина, пытаясь отвлечь его от дочери.

Ее крик был столь громким, что он привел в чувство мужа. Он встряхнул головой, увидел, что творит садист, и молча бросился на него. Оставленный на страже боевик настолько увлекся сценой насилия, что в первый момент не успел ничего сделать, и мужчине удалось подскочить к Зелимхану. Он оттолкнул свою дочку в сторону и бросился на злодея, но тот уже успел вырвать из кобуры пистолет и со всей силы обрушил рукоятку на его голову. Обливаясь кровью, мужчина упал на спину.

– Ты что, кретин, спишь, что ли? – зло бросил Зелимхан боевику.

– Прости, командир! – испуганно воскликнул тот, мгновенно вскакивая на ноги.

– Добей его! – приказал Зелимхан, но тут же остановил: – Нет, подожди! – Он гнусно рассмеялся, выпустил из руки нож, и его страшное лезвие осталось торчать между окровавленными ягодицами женщины. Зелимхан вдруг с силой толкнул ее в лоб в сторону лежащего мужа, и женщина, не удержавшись на ногах, рухнула торчащим из нее стальным лезвием прямо на живот своему мужу, пронзая его и разрывая себе задний проход. Боль была настолько невыносимой, что женщина потеряла сознание, откинувшись на спину и широко раскинув ноги. Мужчина вдруг пришел в себя, попытался пошевелиться и снова потерял сознание от болевого шока.

– Ну, командир, ты даешь! – восхищенно воскликнул боевик, плотоядно уставившись на прелести женщины.

– Потерпи немного, парень, тебе тоже достанется, – довольно усмехнулся Зелимхан.

Он подошел к всхлипывающей девочке, которая продолжала сидеть на земле в том положении, в каком оказалась после толчка своего отца, кровь, стекая по ее подбородку, капала на платье. Ни слова не говоря, он опустился рядом с ней, взял за волосы, вновь ткнул лицом в свою плоть, но в этот раз она не успела достаточно широко раскрыть рот и ее зубы оцарапали его.

– Зубы, сучка! – вскрикнул он и больно ударил кулаком по ее спине.

– Нежнее соси, падла! Вот так! – Зелимхан удовлетворенно кивнул, потом рванул подол ее платьица вверх, сдернул трусики и с силой вогнал пальцы в ее детское влагалище. Громко вскрикнув, девочка, теряя сознание, машинально стиснула от боли зубы.

– Ах ты, маленькая блядь! – разозлился садист, затем приподнял ее за бедра и буквально нанизал ее на свою вздыбившуюся плоть. Девочка застонала от боли, но не пришла в себя.

Его приятель, с трудом сдерживающий себя, чтобы не броситься на продолжающую лежать женщину, вытащил свой член и принялся мастурбировать.

– Ладно, валяй, – великодушно разрешил Зелимхан, продолжая руками подкидывать вверх девичьи бедра. Голова девочки бессильно моталась из стороны в сторону, разбрызгивая по сторонам кровь изо рта.

Парень только и ждал этого разрешения: он отбросил автомат в сторону, подошел к женщине, опустился на колени и, не обращая внимания, что она продолжает лежать на муже, сцепленная с ним смертельным контактом, еще шире раздвинул ее ноги и вогнал в ее окровавленное лоно свою плоть.

Именно в этот момент и появился Савелий. Увидев страшную сцену, особенно издевательство над бесчувственным телом девочки, он подскочил к садисту, обхватил его голову правой рукой и резко рванул вверх и вбок. Хруст шейных позвонков подонка совпал с моментом извержения его плоти. Его тело откинулось на спину, а Савелий, подхватив девочку, осторожно опустил ее на землю. Он видел, что ей нужна помощь, но времени не было: второй насильник мог поднять тревогу. Савелий тенью бросился к нему, зажал его рот рукой и всадил свой штык-кинжал под его левую лопатку.

Парень умер мгновенно, не успев осознать, почему ему вдруг так больно. Савелий брезгливо скинул его с женщины и попытался приподнять ее, но она вдруг открыла глаза:

– Мне больно, – прошептали ее губы.

– Ничего, все пройдет, – пытаясь взбодрить ее, проговорил он, – я помогу вам встать…

– Не нужно, больно! – исторгла женщина животный стон; тут Савелий увидел, что у мужчины, на котором она лежала, изо рта струйкой течет кровь.

Словно догадавшись, что произошло, Савелий подсунул руку под бедра женщины, нащупал лезвие и, придерживая его пальцами, резко приподнял ее бедра второй рукой. Женщина вскрикнула от боли, но на этот раз сознание не потеряла. Савелий передернулся от жалости, когда увидел состояние лежавшего под ней человека. Он дотронулся до шеи бедного парня и понял, что тому осталось жить несколько секунд: видно, нож распорол печень.

– Как мой муж? – спросила женщина, пытаясь пересилить боль внутри себя.

– Без сознания, – с жалостью поморщился Савелий.

– Что с моей дочкой?

Савелий подошел к девочке, приложил пальцы к нежной шейке: пульса не было. Сердце девочки не выдержало выпавших на ее долю пыток, и она умерла от болевого шока.

– Что с моей дочкой? – вновь настойчиво спросила женщина и со страхом уставилась на него.

Савелий подошел к ней, опустился на колени и ласково взял ее руку в свои ладони:

– Ваша дочка без сознания, но с ней все нормально, – солгал он, ощущая, как женщину покидают последние силы, и прекрасно понимая, что с ее внутренними повреждениями, от которых она уже потеряла огромное количество крови, можно выжить только в одном случае: сию секунду оказаться на операционном столе.

Конечно, он мог бы чуть-чуть поддержать ее жизненные силы, но шансы выжить у нее были минимальны. Кроме того, Савелий успел «услышать» ее мысли: эта женщина очень любит мужа и дочь, она не стала бы жить, узнав о том, что они уже умерли. И Савелий решил просто облегчить ее страдания хотя бы на несколько секунд перед смертью, заблокировав боль. Он приподнял над женщиной свои ладони, сосредоточился и очертил над ее бедрами несколько кругов.

– Спасибо вам, – облегченно вздохнула женщина и, опустив свою руку на руку Савелия, добавила: – Позаботьтесь о моей девочке. – В ее глазах было столько грусти, что он отвел взгляд в сторону и как можно увереннее сказал, чтобы подбодрить ее перед смертью:

– Все будет хорошо… Я сейчас вернусь, – пообещал он, поднявшись с колен.

Савелию нельзя было терять ни секунды: в любой миг чеченцы могли хватиться его. Оставив женщину, он, стараясь не производить шума, бросился назад, прихватив лежащий на земле автомат мертвого боевика.

Он вернулся вовремя: Руслан уже намеревался перейти к более активным, действиям. Денис увидел Савелия первым и тут же выхватил свое излюбленное оружие. Взмах – и беспощадная сталь четко вошла в горло Руслана, наказывая его за издевательство над людьми и несколько смертей. Он попытался что-то выкрикнуть, но кровь мгновенно перекрыла горло, и парень, обхватив нож руками, словно желая освободиться от боли, как ни странно, успел выдернуть его и тут же рухнул на землю, дернул ногами и затих навсегда.

Чернобородый каким-то чутьем угадал, откуда появится Савелий, и направил автомат именно в ту сторону. Трудно сказать, что случилось бы, если бы не меткая очередь Михаила, прошившая грудь боевику. Его чуть дернуло, и очередь его автомата взлохматила ствол березы в нескольких сантиметрах от головы Савелия. Третьего боевика он уже срезал сам из чеченского автомата.

И сразу воцарилась такая тишина, словно все они действительно одновременно оглохли.

– Их что, только трое было? – удивился Денис.

– Если бы, – покачал головой Савелий.

– Да на тебе лица нет! – воскликнул Михаил.

– Что-то случилось? – встревожилась тележурналистка.

– Случилось, – бросил он, повернулся и пошел назад, к тем несчастным, вдруг они еще живы.

Все устремились за ним, но Савелий, не останавливаясь, предупредил:

– Вам, Даша, лучше остаться здесь.

– Вы забыли, что я журналистка! – упрямо заявила девушка.

– Как хотите…

Вскоре он, не обнаружив пульса у мертвого мужчины, уже опускался на колени перед молодой женщиной. Увидев открывшуюся перед ними страшную картину, ребята остановились, а Неволина подскочила к телу девочки, пощупала на ее шее пульс и простонала.

– Боже мой! Какие же они звери! – выкрикнула она, и из ее глаз хлынули слезы.

– Как она? – тихо спросил Михаил.

– Отходит… – ответил Савелий.

– А что с… – начал Денис и тут увидел под женщиной лужу крови, которая продолжала вытекать.

– Сука! Мразь! – выкрикнул он, подбежал к мертвому телу Зелимхана и принялся пинать его, повторяя: – Сука! Мразь!

– Оставь, Денис, ему все равно не больно, – остановил его Михаил, затем повернулся к Савелию: – Нужно бы закопать несчастных…

– Скоро мы станем настоящими мастерами… – начал Денис и после паузы добавил: – … Лопаты!

– Оставлять так нельзя даже этих подонков, – заметил Савелий, – если не хотим, чтобы за нами кинулось все взрослое население Чечни.

– Наверно, лучше всего здесь в лесу и закопать всех, – ответил Денис.

– Только раздельно, – уточнил Савелий.

– Разумеется, – согласился Михаил.

– Побегу за лопатами. – Денис устремился к машине.

– Погоди, я с тобой! – крикнул Михаил. – Нужно и тех сюда перетащить.

Через час с небольшим они выкопали две могилы. В одну уложили несчастную дагестанскую семью, набросали сверху соломы, закопали. В другую бросили трупы бандитов, туда же сложили их оружие, вещи и тоже засыпали землей.

– Сказать бы что-то нужно… – проговорил Денис. – Девочка все-таки… – почему-то добавил он, словно именно этот факт имел решающее значение.

– Ты прав, – согласился Савелий, подошел к семейной могиле, снял с головы берет. – Вероятнее всего, вы были дружной семьей, а значит, и счастливой. Твое беззаботное детство, девочка, к сожалению, оборвалось, и оборвалось очень страшно! Если тебя это хоть немного утешит, то твой мучитель понес кару и его ждет ад, где он будет вечно гореть в геенне огненной. Спите спокойно. Пусть земля вам будет пухом… – Он поклонился и повернулся к Михаилу: – Не знаю, правильно ли я сказал…

– Главное, от души, – успокоил друга Денис.

– Может, из Корана что знаешь? – спросил Савелий у Михаила.

– Кое-что помню. – Михаил снял шапку, опустился на колени, воздел кверху руки и начал что-то протяжно то ли петь, то ли читать. У него был красивый голос, и слушать его было приятно. Закончив читать, он трижды прикоснулся лбом к земле и трижды произнес: – Аллах Акбар! Аллах Акбар! Аллах Акбар! – Потом встал и, чуть смущаясь, сказал: – Так делал мой дед на могиле отца…

– У вас отлично получилось, – одобрила тележурналистка, – я просто заслушалась, как завороженная.

– Мне тоже понравилось, – улыбнулся Савелий и дружески похлопал Михаила по плечу. – Ладно, пора двигаться, скоро у них смена поста.

Они ехали еще несколько часов, но больше не наткнулись ни на один пост. Незадолго до рассвета им попался заброшенный коровник. Загнав машину внутрь, они решили отдохнуть, сменяясь каждый час на посту. К счастью, это ветхое строение действительно оказалось заброшенным, и их никто не потревожил.

Утром, разглядев выцветшую надпись на потрескавшейся фанере, Савелий понял, что они уже в Азербайджане. Разбудив остальных – Савелий дежурил на посту последним, под самое утро, – он сказал:

– Есть две новости: одна хорошая, другая плохая. С какой начинать?

– Лучше с хорошей, а то все плохо и плохо, – взмолилась тележурналистка.

– Желание дамы – закон для джентльмена, – согласился Савелий, чуть склонив голову. – Хорошая новость та, что мы уже в Азербайджане.

– Здорово, значит, мы скоро окажемся у моих приятелей! – радостно захлопала в ладоши Дарья.

– А плохая: у нас почти закончился бензин, а сколько до заправки, мы не знаем.

– У попутки перехватим, – обнадежил Михаил.

– Если встретим. Целый час не слышал ни одного звука мотора, – с сомнением покачал головой Савелий.

– Это тебе не Москва, здесь люди рано встают только весной и осенью.

– Дай-то Бог, чтобы ты оказался прав, – без особого энтузиазма произнес Савелий. – Там, у забора, бочка стоит с водой, она чуть с запашком, но умыться можно. Кто хочет, воспользуйтесь, потом небольшой перекус с чайком и в путь.

– А вода для чая откуда, из той бочки? – брезгливо поморщилась девушка.

– Нет, что вы, – успокоил ее Савелий, – питьевая еще осталась. Не хватало, чтобы кто-то из нас заразу какую подхватил.

Через сорок минут, перекусив бутербродами и чаем и накормив полусонного от наркотиков Мушмакаева, они отправились в путь. Машина прошла километров десять и заглохла. На их счастье, ждать им пришлось не больше получаса: мимо проезжали на «тойоте» два парня, оказавшиеся родными братьями.

Услышав, что за горючее им заплатят «зелеными», да еще по два доллара за литр, они были готовы вылить из бачка весь свой бензин и отдать «дорогим гостям из далекой Москвы». Подумав, что к этому их побудила скорее доброта, нежели жадность, Савелий на радостях добавил ям еще пятьдесят долларов. Как же все рассмеялись, когда меньше чем через километр они увидели бензозаправочную станцию со скучающим от безделья заправщиком, над головой которого вывеска оповещала водителей о наличии нескольких сортов бензина и, конечно же, по смехотворной цене.

– Да, кинули нас, братцы, – рассмеялся Денис.

– Будем считать, что мы им заплатили за сервис, – подытожил Савелий, и все вновь рассмеялись, вспомнив, как братья каждую минуту говорили им «спасибопожалуйста». – Ладно, давайте рассказывайте, как ехать к вашим приятелям, – напомнил он Неволиной.

Пока Савелий со своими ребятами прорывались с Мушмакаевьм из Чечни, Андрей Воронов и его группа вернулись в столицу. Сдав врачам спасенного в Чечне телеоператора, Воронов попрощался с ребятами, потом позвонил Богомолову. Генерал так обрадовался, что и не стал вникать в его попытку о чем-то попросить, приказав коротко:

– Жду у себя немедленно! – И тут же положил трубку.

А попросить Воронов хотел о том, чтобы перенести встречу на следующий день, чтобы привести себя в порядок, немного отдохнуть после тяжелой дороги, но главное – побыстрее попасть в объятия своей Ланы, по которой очень соскучился, но…

Человек полагает, а Бог, то бишь в данном случае начальство, располагает. Через полчаса Воронов уже входил в кабинет Богомолова. Генерал действительно ждал его с таким нетерпением, что вышел из-за своего огромного стола, устремился навстречу и заключил в объятия.

– Присаживайся, дорогой майор, – кивнул он на кресло, стоящее у журнального столика. – Минуту, – генерал нажал кнопку селектора, – Миша, организуй кофейку и там бутербродов, короче, на свой вкус.

– Собственно, все готово, Константин Иванович, – ответил помощник, отлично знающий привычки своего шефа.

– Так неси скорее. – Генерал сел напротив Воронова. – Ну, рассказывай, не томи душу-то! Почему разделились? Почему Са… в смысле, «Крестник», – тут же поправился он, не доверяя даже стенам своего кабинета, – почему ОН сказал, что ты что-то мне должен пояснить? Да так таинственно… Однако прежде всего ответь на главный вопрос: задание выполнено?

– Наполовину, – смутился Воронов.

– В каком смысле, «наполовину»? – настороженно поинтересовался генерал.

Андрей тяжело вздохнул и начал рассказывать все по порядку.

Он говорил долго: дважды заходил помощник генерала, один раз приносил кофе с бутербродами и разнообразные сладости, второй раз осторожно доложил, что кто-то, и он многозначительно указал глазами наверх, хочет переговорить с Богомоловым, но генерал лишь недовольно отмахнулся и продолжал слушать Воронова, не прерываясь даже для того, чтобы глотнуть кофе.

Когда Андрей закончил свое повествование, Богомолов долго сидел молча и недовольно хмурился, о чем-то размышляя. Наконец он резко встал и принялся раздраженно ходить по кабинету.

– Черт бы побрал его упрямство! – шумел генерал на ходу. – Почему он захотел оставить Мушмакаева в живых и тащить его в Москву? Это что

– упрямство, сумасбродство или что-то другое?

– Ничего конкретного я сказать не могу, – начал Воронов, недовольно помотав головой при последней фразе генерала, но потом не выдержал и чуть зло возразил: – Все, что угодно, товарищ генерал, только не упрямство и не сумасбродство! – Он сделал паузу, и Богомолов примирительно проворчал, потерев пальцами переносицу:

– Не ершись! Это я так… бурчу.

Воронов более спокойно продолжил:

– Думаю, к этому решению он пришел постепенно, под воздействием разнообразных факторов… – Здесь он сделал паузу и подвел итог: – Тут и то, с чем нам пришлось столкнуться в Чечне, и то, что он видел на кассетах, которые вы ему дали перед отправкой на задание, да и собственные его размышления, которые и привели его к убеждению, что Мушмакаев во что бы то ни стало должен предстать перед открытым судом. Перед открытым судом, чтобы правду узнали все! Между прочим, Константин Иванович, не обижайтесь, но я тоже пришел к этому мнению, – твердо заявил Воронов.

– Какую правду? – склонившись к его лицу, выкрикнул Богомолов.

– Правду о чеченской войне, – тихо, снова начиная злиться, ответил Андрей, не отводя в сторону взгляда.

– Правду о чеченской войне? А ты уверен, что эта правда кому-нибудь будет нужна? – с тоской в голосе спросил Богомолов.

– Уверен! – произнес Воронов. – Если не правительству России, не Президенту, то российскому народу, другим народам, которые пытаются решить вопросы силовыми методами. А если и им не нужна эта правда, то нашим детям, внукам, наконец! – на едином вздохе проговорил Андрей, с каждой фразой все повышая и повышая голос, и поэтому на последнее слово ему едва хватило дыхания.

– Ты чего это кричишь? – хмуро поинтересовался генерал.

– Простите, увлекся, – повинился Андрей.

– И ты извини, – буркнул Богомолов, и оба некоторое время молчали, стараясь успокоиться. Потом генерал глубокомысленно изрек: – Может, вы и правы. Хотя, если честно, я бы не огорчился, если бы «крестник» не довез его до Москвы. То есть просто упустил бы.

– Чтобы тот совершил все, что задумал? – спросил Воронов.

– О чем ты? – не понял генерал.

– А вот о чем. – Воронов встал и подошел к огромной карте Москвы, висящей на стене. – Здесь! Здесь! И здесь, – ткнул он пальцем в разные точки города, – Мушмакаев запланировал взрывы во время празднования 850-летия Москвы.

– Откуда такие сведения? – недоверчиво спросил Богомолов.

– За эти сведения погибла молодая талантливая журналистка, – скорбно ответил Андрей и принялся рассказывать о том, что перед смертью рассказала журналистка Людмила Караваева, включая и информацию о московском банкире, имя которого, как она уверена… – Андрей сделал паузу и поправился: – … была уверена, Аркадий Велихов.

– Вот сволочь! – в сердцах резанул Богомолов, но Воронов не понял, к кому относилась эта характеристика: к Мушмакаеву или к банкиру. – Мы нечто подобное предполагали, но чтобы во время огромного скопления людей… – Генерал покачал годовой.

– У них ничего святого нет! – Воронов снова подошел к карте, на этот раз к той, что висела на противоположной стене, крупномасштабной карте России. – Вот здесь, – он указал место, – мы закопали четверых бандитов, которые находятся во всероссийском розыске. Хорошо бы раскопать могилу и снять заботу с тех, на ком повисли эти уголовнички.

– Это вы их… усмирили?

– Ну! Хотели, понимаешь, колеса наши отобрать. – Воронов стукнул кулаком о свою ладонь. – Видно, много за ними числилось, если сдаться отказались и пошли на верную смерть.

– Черт с ними! – махнул рукой генерал. – Не будет затрат на следствие, суд, их содержание… – Он вдруг посмотрел на часы. – Во заболтались!

– Что, дела ждут? – заботливо спросил Воронов.

– Подождут! Может, все-таки кофе попьем?

– Дома попью. Лана меня, наверно, совсем потеряла, – виновато проговорил Андрей.

– Господи! Я и забыл, что тебя дома молодая ждет. Это дела могут подождать, а молодую жену не нужно заставлять ждать, а то еда будет пересоленной. Три дня можешь не появляться, а на четвертый жду. Давай, беги! Передавай жене привет.

– Спасибо, Константин Иванович. – Воронов крепко пожал протянутую руку и пошел к выходу, но у дверей остановился и повернулся к хозяину кабинета: – Мне кажется… точнее сказать, я уверен, что вы чего-то недоговариваете, или я не прав?

– А начальник и должен о чем-нибудь да не сообщать своим подчиненным, чтобы умнее выглядеть! – генерал хитро подмигнул. – Иди уж, Шерлок Холмс!

– Как скажете, вы начальник, – в тон ему заметил Воронов и тут же вышел из кабинета, словно боясь, что Богомолов придумает что-нибудь новенькое и ему придется еще выслушивать то, о чем он бы предпочел узнать в другой раз.

Когда Андрей вышел в приемную, Михаил Никифорович сообщил, что по распоряжению генерала его у проходной ждет дежурная машина, чтобы отвезти домой. Злость на Богомолова мгновенно улетучилась, и Воронов с теплотой подумал, что генерал всегда очень внимателен к своим подчиненным.

– Я позвоню? – спросил Андрей Рокотова.

– Разумеется, только по красному. – Михаил Никифорович пододвинул к нему телефон.

– Привет, родная, – с нежностью проговорил Андрей, услышав голос Ланы.

– Здравствуй, милый! Звонишь, чтобы сказать, что задерживаешься?

– Не угадала, звоню, чтобы сказать, что я уже еду домой и о том, что у меня три дня отгула!

– Ура-а-а! – обрадованно выкрикнула Лана. – Что ты хочешь, чтобы я тебе приготовила, что-нибудь вкусненькое?

– Себя! – бросил Воронов и чуть смущенно взглянул на Рокотова и на сидящего в приемной какого-то пожилого генерала, дожидающегося встречи с Богомоловым.

Михаил Никифорович сделал вид, что ничего не слышал, а генерал с улыбкой одобрительно кивнул головой.

– Я всегда готова, – томно выдохнула Лана, – а еще что?

– На твой вкус.

– Ты там не один, милый? – догадливо спросила она.

– Вот именно.

– Извини свою глупую девочку, – виновато проговорила Лана.

– Ни за что! – шутливо воскликнул Андрей. – Ладно, еду, жди.

Через двадцать пять минут, когда Андрей открыл дверь, то сразу почувствовал какой-то странный восточный аромат. Он шагнул в полумрак гостиной и очутился в настоящем царстве свечей. Они горели повсюду: на столах, на шкафу, на подоконнике, даже на телевизоре, расставленные, казалось, в полнейшем беспорядке. Однако в этом беспорядке виделась какая-то сказочная гармония и удивительный уют. Поразивший его запах исходил от восточных палочек, дымящихся в нескольких местах.

Андрей с удивлением осматривался, не понимая, как только Лана успела все это сотворить за те минуты, которые прошли после их разговора по телефону. Не успел он подумать об этом, как раздвижные двери скользнули в стороны и он увидел женский силуэт; чуть проявившийся животик, выдававший беременность жены, нисколько не портил Ланину, в буквальном смысле, девичью фигурку. Яркий свет из другой комнаты, бьющий в спину Ланы, одетой в легкий прозрачный шифон, создавал удивительное ощущение и нереальности и даже сказочности. Она была похожа на добрую прекрасную фею из сказки.

Не успел Андрей, как говорится, ахнуть от восторга, как зазвучала восточная мелодия и Лана принялась танцевать что-то восточное, то ли индийское, то ли арабское. Ее движения были грациозными, гибкими и очень эротичными. Постепенно двигаясь к нему в танце, она как бы гипнотизировала его, заставляла не отрывать от нее взгляд, чтобы не пропустить ни одного движения рук, ног, бедер. Оказавшись рядом, Лана принялась раздевать его с такой легкой грациозностью, что ему начало казаться, будто бы одежда спадала с него сама, по волшебному велению этой сказочной феи.

Когда Андрей остался в костюме Адама, он хотел сказать, что было бы неплохо принять хотя бы душ после такой дальней и тяжелой дороги, и Лана, словно подслушав его мысли, подхватила его под руку и увлекла за собой в ванную. Заставив его встать под душ, она включила воду и, сполоснув его тело теплой водой, принялась намыливать душистым мылом, одновременно массируя мышцы другой рукой.

За все это время Лана не проронила ни слова, за нее говорили ее руки, ее движения, ее нежный взор. Андрей был буквально на самом верху блаженства, словно он внезапно оказался в раю и погрузился в нирвану. Потом Лана усадила его в ванну, нашампунила голову, промыла несколько раз, после чего насухо вытерла волосы, тело и принялась натирать его кожу тем же самым розовым маслом, запах которого исходил и от нее самой.

Нежные движения Ланы были так приятны, так откровенны и эротичны, что его плоть поднялась. Почувствовав это, Лана тоже встала в ванну, повернулась к нему спиной и, раздвинув ноги, опустилась над ним на колени и стала играть с его плотью, чуть касаясь ее пальцами, губами, языком, но так осторожно, чтобы как можно дольше не дать ему извергнуться.

Ее прикосновения были такими восхитительно-нежными, что Андрею показалось, что так может продолжаться вечно. Он осторожно приподнял ее бедра и прильнул губами к ее раскрывшимся лепесткам, источающим нектар страсти. Его язык прикоснулся к клитору, и Лана громко застонала от пробежавшей по всему телу сладостной дрожи. Ей вдруг показалось, что она сейчас воспарит от счастья и полетит…

Андрей прикоснулся к ее соскам пальцами; они мгновенно набухли, и он почувствовал, как его пальцы смочились материнской жидкостью. Лана вскрикнула от возбуждения, ее лоно так набухло, что, казалось, сейчас из него брызнут соки. Она привстала, перевернулась к Андрею лицом и, изо всех сил сдерживая себя, чтобы продлить удовольствие, медленно впустила член в себя и двигалась вниз до тех пор, пока он не уткнулся в ее возбужденную матку.

Всхлипывая от сладкой истомы, она принялась судорожно привставать и опускаться, буквально терзая грудь Андрея своими чувственными пальцами. Это безумство продолжалось несколько минут, пока они, доведя друг друга до вершины возбуждения, не вскричали одновременно, извергая наконец навстречу друг другу любовный нектар…

Изнеможенные, но удовлетворенные и счастливые, они застыли, казалось, на целую вечность в этой эротической позе, напоминая статую, созданную рукой великого скульптора Родена. Наконец Андрей ласково прикоснулся рукой к ее уже достаточно заметному животику:

– А тебе, милая, не вредны такие игры? – заботливо спросил он.

– Пока нет, а потом будем чуть поосторожнее. – Она нежно притронулась губами к его груди, поласкала языком его соски, и внутри нее вновь запульсировала его плоть, заполняя собой ее лоно…

Эти люди, испытавшие много горя и страданий в прошлом, наконец встретились, нашли друг друга и обрели обоюдное счастье, которое бывает не у всех. Для них это было своеобразной наградой за прошлые испытания, выпавшие на их долю. Так пожелаем им покоя, света и человеческого тепла, они это заслужили…

Велихов с самого утра почувствовал некоторую нервозность, хотя и сам не знал, откуда ему ждать удара. Он уже привык к тому, что его нервозность никогда не бывает случайной. Она, как барометр предсказывает бурю, всякий раз четко предсказывала ему, Аркадию Романовичу, серьезные потери или несчастья. Вот и сегодня он ехал в своем бронированном «мерседесе» в возглавляемый им банк, уверенный, что наверняка что-то случилось. Первым человеком, которого он увидел в банке, конечно, не считая охранников, был его верный помощник, единственный человек, посвященный почти во все его нелегальные дела, – Медянников Вазген Христофорович, рожденный в смешанном браке: мать – гречанка, отец – армянин.

В свои тридцать восемь лет Вазген успел отбарабанить девять лет в колонии усиленного режима за групповой вооруженный грабеж… детского садика, в котором он, с пятью малолетками, обогатился мешком сахара, ящиком «корюшки в томате» и коробкой карамели.