Текст книги "Имена"

У Генки в мозгу тут же поменялись местами буквы «к» и «б» в отчестве лысого, ударение перескочило на букву «а» и он еле сдержался, чтобы не расхохотаться. А Юрис Екабович тем временем достал из-под мышки толстый блокнот, открыл его и принялся туда что-то записывать карандашом.

Кабанов, оглядев начальника с головы до ног, удивился, так как одет лысый был не в мешок, а в достаточно приличный летний костюм, состоявший из легких бежевых брюк и рубашки с короткими рукавами. Правда, обут он был в такие же странные сандалии, как и блондин с рыжим, но они почти не портили его респектабельного вида.

Пока лысый занимался блокнотом, Генка огляделся. Сначала он посмотрел вперед и увидел за спиной Юриса Екабовича небольшое белое здание, на фронтоне которого имелась вывеска. Крупные зеленые буквы на ней гласили: «Станция Райский Кущ № 69».

Посмотрев вверх, Генка обнаружил на небе солнце. Солнце как солнце. Обычного размера. Оно висело над самым краем голубого небосвода и свидетельствовало, что время сейчас утреннее. А поскольку солнце должно вставать на востоке, Генка в мозгу быстренько набросал карту местности, разбив ее на секторы с учетом сторон света.

Переведя взгляд направо, Кабанов увидел спину блондина, толкавшего перед собой тачку, из которой торчали окровавленные ноги Коли. Рыжего с ними уже не было. Последний с праздным видом топтался недалеко от здания. Был он с виду симпатичным парнем ростом не выше Генки, да и комплекцией сильно от него не отстал, вот только мешок, надетый на него, отличался от генкиного двумя накладными карманами по бокам, грубо пришитыми черными нитками.

Посмотрев налево, Генка увидел снующих вдоль поезда людей. Все они были одеты в мешки и толкали перед собой тачки. Кабанов поймал взглядом несколько женщин. Различие между ними и мужчинами определялось лишь размером возимых тачек. Женские были меньше и легче. Приглядевшись внимательней, Кабанов понял, что немного ошибся в своих заключениях.

Женщины были длинноволосыми и носили разные прически, а у некоторых из них на головах кокетливо сидели шляпки, сплетенные из цветов. Что же касается одежды, то мешки, в которых ходили женщины, выглядели доработанными – ушитыми и приталенными. Это вносило некоторый элемент разнообразия в их одежду.

Как оказалось, поезд имел всего один пассажирский вагон, и вагон этот был как раз тем, в котором приехали Коля с Генкой. Остальные вагоны были товарными и работали как самосвалы. Они опрокинули груз под насыпь и заняли прежнее вертикальное положение.

Что за груз доставили на станцию, Генка не понял. Люди возили в тачках какие-то коробки, доски, железки и горки коричневых камней, сильно напоминавших обычную картошку.

Состав вдруг свистнул, скрипнул вагонами и плавно тронулся с места. Он направился в сторону, из которой только что прибыл. Юрис Екабович оторвался от блокнота и посмотрел на Генку.

– А зовут тебя рабом божьим Гением Кабановым, – утвердительно произнес он.

Глаза Генки вдруг застлала мутная пелена воспоминания, из которой неожиданно вынырнул паспорт, открытый на второй и третьей страницах. В графе «Фамилия» нечетко проступали буквы «Кабанов», место для отчества было заляпано белой кляксой, а вот графа «Имя» читалась прекрасно. И стояло там всего одно слово – «Гений»!

– Грм, – поперхнулся Генка. – Вообще-то меня зовут Геннадием.

– Значит – Зеленым! – раздался справа голос рыжего.

Он уже был рядом с лысым и скалился из-за его плеча во все тридцать два зуба.

– Помолчи! – прикрикнул на него лысый, не поворачивая головы.

Рыжий моментально убрался за спину начальника.

– Значит так, Геннадий, – обратился к Генке Юрис Екабович. – Сейчас устраивайся, а завтра в семь тридцать утра прибудешь к мэрии и ознакомишься с нарядами на неделю. Не опаздывай. Рабочий день начинается со второго гудка, то есть в восемь. Гудков всего четыре: подъем, начало работы, конец работы и отход ко сну. Раб божий Денис, – лысый ткнул большим пальцем руки себе за спину, – будет тебе первые дни наставником и проводником. Слушай его. Все понятно?

– Да, – кивнул головой Генка. – Слышь, мужик, а где здесь можно поесть?

Веки лысого распахнулись, и в Генку воткнулся расстрельный взгляд круглых совиных глаз.

– Я тебе не мужик! – рявкнул лысый. – Мужик здесь ты! А я – Юрис Екабович. И попрошу на «Вы»! Меня! Понял?!

– Да понял-понял, – примирительно произнес Генка, осознав, что ссориться с начальством в новом месте не следует. – Просто есть сильно хочется.

– Ну, это желание каждого новичка, – сказал лысый, успокаиваясь и добрея глазами. – Для того и предусмотрен наставник. Он тебе все покажет, расскажет и научит. Занимайтесь.

Лысый сунул блокнот под мышку и важной походкой неторопливо направился в сторону снующих с тачками людей. Генка остался один на один с рыжим насмешником. Тот уже тянул вперед руку.

– Денис Пьянов, – представился он. – Кликуха – Рыжий.

– Геннадий Кабанов, – сказал Генка и пожал протянутую руку.

Он вообще-то не собирался этого делать, а хотел просто заехать Рыжему кулаком в ухо, но жест последнего был настолько открытым, а глаза светились таким искренним дружелюбием, что рука Генки протянулась сама собой и злость к Рыжему просто испарилась.

– Ну, пойдем, что ли, – Денис махнул рукой в сторону зеленой рощи, сквозь листву которой просвечивали крыши каких-то строений.

– Пойдем, – согласно кивнул головой Генка.

И они, обогнув домик станции, направились по хорошо протоптанной тропинке через большой луг к роще. Слева в полукилометре от них вереница людей с тачками двигалась в том же направлении. Расстояние, которое нужно было пройти Денису и Генке, было немалым и они не стали торопиться.

Кабанову захотелось задать вопрос об обуви, так как босиком идти было некомфортно, но утоптанная трава оказалась неожиданно мягкой и неколючей, и он решил пока ни о чем не спрашивать.

– Ты насчет своего настоящего имени не парься, – начал разговор Денис. – Здесь все такие. Народ, в основном нормальный. Хотя мне иной раз кажется – придурочность родителей передалась и нам, жертвам генофонда. Даже если ничего о родителях не помнишь, все равно психически соответствуешь им.

Генка не помнил родителей и потому не обиделся.

– Ты хочешь сказать, что тебя зовут не Денисом? – спросил он.

– В паспорте я был записан как Дионис Пьянов, – с радостным видом сообщил Рыжий. – Кто-то из родителей (или оба) обладал хорошим чувством юмора. Вот и назвал меня в честь бога виноделия, чтоб имя фамилии соответствовало. Да я, в принципе, не обижаюсь. Просто Дионис произносится не так легко как Денис, вот я и переназвался. Кстати, а как ты умер?

– Никак, – ответил Генка, вспомнив урок, полученный в вагоне. – Коля сказал, что спрашивать о смерти здесь – дурной тон.

– Ха! – ржанул Денис. – Слушай его больше. Если никто ничего не помнит, о чем тогда можно поговорить? Только о смерти, которую помнят все, потому что она отпечаталась в сознании в виде яркого зрелищного сна. И зачем секреты создавать? Здесь все про всех знают. Вот я, например, в земной жизни был электриком. Обслуживал трансформаторные будки. А одна из них стояла на берегу канала. И прямо под берегом возле будки вечно что-то плюхалось. Ну, там, в глубине. Как ни приду – круги на воде, пузыри, муть какая-то…

– Ты, наверное, рыбалку любишь? – догадался Генка.

– Еще как! – воскликнул Денис. – Вот в один нехороший день взял я кабель, подсоединил его к трансформатору и сунул в канал другой конец. Ух, жахнуло, чуть трансформатор не сгорел. Гляжу, всплывает! Сом килограммов пятьдесят весом! И прямо под берегом. Я хвать его руками за башку…

– И?! – вскричал увлеченно Генка.

– А-а-а, – расстроенно махнул рукой Денис. – Электричество-то я не отключил, потому меня вштырило похлеще сома. Вот и оказался здесь. Ладно бы вместе с сомом оказался, так нет – отобрал его балансодержатель. Нет справедливости в мире! Ни там, ни тут.

Генка не стал смеяться над незадачливым электриком, а просто рассказал ему свою историю. Оба пришли к выводу, что умерли по-дурацки. Денис оказался крайне говорливым рабом божьим и когда они подошли к окраине поселка, Генка успел узнать много интересного о его населении.

Как оказалось, мужчин и женщин обитало здесь приблизительно поровну, а детей не было вообще. Средний возраст населения колебался от восемнадцати до пятидесяти лет, но были исключения со знаком плюс. К ним относились: мэр Очкасов, Козлаускас и дед Макарыч.

– Кто такой Козлаускас? – спросил Генка.

– Козлаускасы, – поправил его Рыжий. – Супруги, которые попали сюда вместе. Бывает, что люди умирают вдвоем и если они соответствуют рангу придурков – появляются здесь. Мужа ты уже видел. Это Юрис Екабович Козлаускас. А жена его – Инесса Андри́совна Козлаускене. Была б у них дочь, она носила бы фамилию Козлаускайте. Это прибалтийская мулька. По всей видимости, раньше они были Козловыми. Инной Андреевной и Юрием Яковлевичем соответственно. Но потом поменяли фамилии, и попали к нам. Правда, умерли они тоже интересно, но об этом я тебе позже расскажу.

Далее Денис поведал о том, что богохульство в поселке строжайше запрещено. И матерная ругань тоже. Мат преследуется Инессой Андрисовной, которая находится в должности заместителя мэра по культуре, этике и досугу, а также руководит мебельной фабрикой.

– А вот богохульство – другое дело, – продолжал Денис. – В мэрии есть факс. Каждое утро мэр письменно докладывает о происшествиях, случившихся за сутки, и откуда-то получает справку, в которой указано: кто, что и когда произнес. Причем сообщается не только о богохульстве, но и об употреблении имени сам знаешь кого всуе. Затем наступают последствия.

– Какие?

– Потом расскажу.

– А где мы вообще находимся? Что это за местность?

Денис поделился своими мыслями по этому поводу и дал исчерпывающий ответ, который сводился к широко известной фразе – «япона мама его знает».

Как оказалось, люди здесь жили в достаточно удобных климатических и временных условиях. Зимы, лета и осени не было. На дворе стояла вечная весна с комфортными дневными и ночными температурами, и иногда проливающимися ненавязчивыми дождиками. Никакие насекомые не беспокоили сон обитателей поселка. Ни вредные, ни полезные. Они попросту не водились здесь.

Месяц существовал в единственном числе и назывался маем. Делился он на четыре недели по семь дней каждая и включал в себя двадцать восемь суток. Ну а год по привычке состоял из двенадцати месяцев.

Далее Рыжий поведал, что территория поселка ограждена невысоким забором, который подключен к единственному трансформатору и потому забор этот всегда находится под напряжением.

– Даже за железнодорожной веткой есть забор, – сказал он. – А подключен к нему ток напряжением в тридцать тысяч вольт. Я знаю, потому что в отличие от большинства у меня работа постоянная. Я что в том свете, что на этом электрик, и трансформатор – сфера моей деятельности. Электричество поступает откуда-то из леса. Туда торсада протянута. Но нам за забор соваться строго запрещено. Для этого и ток подведен, чтоб не совались.

– И никто не пытался?

– Пытались, конечно. Шибало так, что дым валил не только из ноздрей и ушей, но и из пятой точки! А если настучат, еще и предупреждение можно заработать.

– Железнодорожная ветка заканчивается здесь?

– Нет, она идет через наш поселок сквозняком. Но не думай, будто ты один такой умный. В местах, где рельсы проходят через разрывы в заборах, висят шарики, подобные тем, которые ты наверняка видел в вагоне. Только они раз в двадцать больше и реагируют на малейшее движение любого предмета за исключением поезда. И на посторонние тела в товарных вагонах тоже.

Денис рассказал также о том, что в этой местности не водится ни одного существа.

– Ни зайцев, ни волков. Даже мышей нет. И птицы не летают. Только червяки в земле. И ничего полезного не растет. Одни несъедобные деревья, кусты и цветы. А на кустах ягод не бывает. В том числе и бузины. Да! Еще речка протекает по окраине поселка. Неширокая и неглубокая. А на другом берегу все тот же забор.

– И ничего в ней не водится, – догадался Генка.

– Угу, кроме пиявок, – подтвердил Денис, удрученно вздохнув. – Даже лягушек нет. Я и здесь уже кабель в воду совал, благо трансформатор тоже на берегу находится. Хрен с маслом! Одни пиявки всплыли, сволочи!

– А как здесь насчет связи?

– Никак. Забудь о всяких смартфонах, интернете, даже об обычном проводном телефоне забудь. Из связи есть только факс в мэрии и никому, кроме мэра, не известно, откуда приходят распоряжения. А может даже и он не знает. Я, если честно, не в курсе. Да! Еще телевидение есть! Кабель идет через забор в том же направлении, что и торсада.

Они подошли к поселку и тропинка, оборвавшись, продолжилась ровной асфальтовой мостовой. Генка шел и вертел головой, стараясь внимательно рассмотреть все, что встречалось взгляду.

По обеим сторонам улицы стояли двухэтажные дома, сильно напоминавшие бараки советской постройки времен пятидесятых годов двадцатого века. Но вид они производили ухоженный, так как были окрашены в приятные неяркие тона и утопали в зелени деревьев. Правда, в облике каждого из них проступали странные детали, неприятно тревожащие сердце, и Кабанов, приглядевшись, вдруг понял, какие. В домах не было ни стекол, ни рам! И подъездных дверей не было тоже! Более того – бараки пустовали.

– В них никто не живет? – поинтересовался Генка, ткнув пальцем в один из домов.

– Живут, конечно, – ответил Денис. – Просто все работают. Здесь график хороший. День делится на двадцать четыре часа. Работа начинается в восемь утра и заканчивается в четырнадцать. Без всяких перерывов. А дальше – делай, что пожелаешь. Сейчас десять, потому и тихо.

– Но почему окон и дверей нет?

– Двери есть между комнатами. А окна не нужны. Зачем они, если все время тепло, ветра не бывает, а дождики тихие и капли падают отвесно? Это же рай.

– Да уж, вечный май, – кивнул головой Генка, и сердце его почему-то стало наполняться тоской.

– Вот ч… ча! – вдруг с досадой воскликнул Денис.

Генка оторвал взгляд от ближайшего дома и посмотрел вперед.

Видимо, работали в этот час не все обитатели поселка, потому что к ним быстро приближались три человека и настроены они были совсем не дружелюбно. Этот отряд состоял из одной девушки и двух совсем юных парней. Правое плечо каждого из них украшала голубая повязка с белыми буквами «ДРП».

Поскольку троица вынырнула из ближайших кустов, Генка со своим наставником оказались прямо перед ней и Рыжий не успел ничего объяснить. Тем временем девушка преградила им путь и кровожадно посмотрела на Дениса.

– Попался, рыжий хам! – звонко крикнула она. – Почему ты не в трансформаторе?!

Денис нисколько не испугался.

– Собачкина! – спокойно сказал он. – Уйди с дороги. Других лови.

Генка оживился.

Девушка была явно старше двух юнцов, которые молча сопели позади нее, но не критически. Скорее всего, возраст ее соответствовал возрасту Генки и Дениса. Волнистые темные волосы девушки были собраны сзади в хвост, который рассекал воздух, повинуясь движениям ее быстрой головы. Маленький вздернутый носик вызывающе торчал вверх и хотел драки.

Ростом она едва равнялась с генкиным подбородком, а вот комплекция ее не угадывалась вообще, так как мешок без пояса, надетый на тело девушки, был явно великоват. Приглядевшись, Кабанов с удивлением заметил, что к мешку снизу пришита полоса ткани, которая существенно удлиняла одежду, делая ее похожей на сарафан. Из-за этого ног не было видно вовсе, за исключением маленьких стоп, обутых в красивые плетеные сандалии.

Чем дольше Генка смотрел на нее, тем больше она ему нравилась. Резкая, порывистая, да к тому же еще и симпатичная. Тоска из сердца Кабанова куда-то улетучилась. Более того – ему вдруг показалось, что он уже встречался с этой милой девушкой; и даже не просто встречался, а знаком с ней много лет!

Пока он разглядывал маленькую брюнетку, пытаясь хоть что-либо вспомнить, она продолжала разговор с Денисом.

– Вот я тебя и поймала! – заявила девушка.

– Как же! – с сарказмом в голосе произнес Денис. – Миссис Марпл нашлась. Я никуда и не убегал.

– За прогул с работы получишь предупреждение! Какое будет по счету? Правильно, третье. А потом я тебя снова поймаю, и поедешь ты туда, откуда сегодня Бублика привезли. Вот там и получишь, что заслужил!

– Да успокойся, – сказал Денис. – Ничего я не прогуливал. Меня сегодня отправили на станцию вместе с Грузином. Он Бублика забрал, а меня Козлаускас определил новеньким заниматься.

Хорошенькое личико девушки накрыла тень разочарования. Но это длилось всего секунду. Она тут же встрепенулась и посмотрела на Генку. Кабанов, встретившись взглядом с ее большими карими глазами, мгновенно осознал, что жизнь совсем не закончилась, а только начинается! Может быть…

– Здравствуйте, – произнесла она чистым звонким голосом.

– Здравствуйте, – ответил он и представился, – Геннадий.

– Саманта, – сказала она и решительным феминистским движением протянула вперед правую руку.

Генка бережно пожал ее ладошку. Она осталась довольной.

– Очень плохо, что вводить новеньких в курс нашей жизни посылают всяких хамов! – заявила она, отводя глаза в сторону от настойчивого генкиного взгляда. – Вы, Геннадий, меньше слушайте этого хулигана. Приходите завтра к шести часам вечера в клуб. Там собирается вся интеллигенция поселка. Мне кажется – вам место именно с нами. Кстати, завтра я читаю лекцию: «Что в имени тебе своем?» Будет интересно. Обещаю.

– Спасибо, – вежливо сказал Генка. – Приду непременно.

– Вот и хорошо, – сказала она и, обернувшись, крикнула юнцам, – ну, чего застыли?! Холостой выстрел получился. По местам!

Юнцы сиганули в куст, и милая девушка исчезла там же. Денис дернул Генку за локоть.

– Пойдем, – сказал он.

– Что это было? – поинтересовался Кабанов на ходу.

– Так называемый «Добровольный райский патруль». Вид работы. Назначают туда по очереди в четыре смены по шесть часов.

– И чем они занимаются?

– Ловят хулиганов и недобросовестных тружеников. Здесь засели потому, что некоторые работнички не желают разгружать вагоны, а пытаются покинуть станцию налегке и попасть в поселок обходными тропками.

– Хорошая девушка.

– Кто? Собачкина? Не связывайся с ней! Зануда – каких больше нет в поселке.

Святошу из себя корчит. Типа – не шлюха. Я было пытался с ней переспать. А-а-а…

– Что «а-а-а»?

– Говорит: сначала женись, а потом – пожалуйста, и то – если заслужишь. Дурака нашла?! И без нее обойдусь. Других навалом.

Генка существенно оживился.

– Слушай, а как здесь вообще устроено насчет всего этого? И в раю, выходит, можно по бабам бегать?

– Да не торопись ты жить! – воскликнул Денис. – Я все тебе расскажу. Но сначала нужно выполнить ряд необходимых дел.

*

Маленькую площадь, обставленную по краям деревянными лавочками, окружали строения, непохожие на бараки, виденные Генкой ранее. Они были красивыми, а два из них блестели стеклами окон.

Рыжий, показывая рукой, говорил:

– Вот это большое здание – клуб, в который тебя пригласила дура Собачкина. Там собираются по вечерам все придурковатые придурки, и потому ходить туда не советую – сам дураком станешь. Видишь большие часы на фронтоне? Они здесь единственные, по ним и живем. Вот этот трехэтажный застекленный особняк с крыльцом – мэрия поселка. Вон тот двухэтажный флигель (тоже со стеклами) жилой дом администрации. На первом этаже живет семейка Козлаускасов, а второй занимает Очкасов. Самый главный раб божий, ангельское благословение ему в душу… Вот это эстрада, где по пятницам, субботам и воскресеньям выступает наш оркестр. Такие мероприятия называются танцами, и проводятся прямо на площади. Кстати, суббота и воскресенье считаются почти нерабочими днями. Видишь за зданием мэрии плоскую крышу? Это склад. Вот туда-то нам и надо. Только сначала давай на доску объявлений посмотрим.

Спустя несколько секунд они оказались возле главного входа в мэрию, где увидели громадную доску, прибитую к стволам двух ближайших деревьев. К ней было приколото множество листков, испещренных карандашными каракулями.

– Райский Козлаускас! – воскликнул Рыжий.

Генка догадался, что это выражение было ругательным.

– Напишет так, что никакой ангел не разберет, – продолжил Денис, водя пальцем по строчкам одного из листков. – Ага! Все понятно. Тебя поселили в двадцать третий дом. Комната номер восемь. Там жила семья Прищепкиных. Звали их – Ганнибал и Жозефина. Та еще семейка была! Надо же – Ганнибал Прищепкин! Звучит, ух! А Жозефина? Как нужно не любить своих детей, чтоб так на них душу отвести? Га-га-га!

Рыжий посмеялся в удовольствие и продолжил:

– Тебе повезло. Будешь пока один жить. Есть куда баб таскать. А Прищепкиных этих отправили фестивалить две недели назад. Они работать отказались и синхронно плюнули в лицо Инессе Андрисовне. Хорошо впечатали. Долго, видать, тренировались. А попали сюда, знаешь, почему? В аквапарке, будучи в пьяном виде, занырнули по очереди в трубу тридцати метров высотой не ногами вперед, как это принято по технике безопасности, а головами. Прищепкин всплыл нормально, но с дороги жены убраться не успел. Только он приподнялся, как Прищепкина вылетела на дикой скорости, и они встретились лбами. Потрясающий жизненный финал!

– Так они не вернулись сюда?

– Нет, – покачал головой Рыжий. – Тунеядцы не возвращаются. Так. Что тут у нас?

Он опять принялся водить пальцем по строчкам.

– Ага, – повернулся он к Генке. – Тебя до конца недели записали на глюка́льный завод. Там интересно. Как раз с дедом Макарычем познакомишься.

– Кто это такой?

– Главный глюка́льщик. Мастер своего дела.

– И где он живет?

– В обычной комнате.

– Странно, – заметил Генка. – Я так понял, что здесь отчество существенно повышает статус.

– Да, – согласился Денис. – Но к деду Макарычу это не относится. Говорят, он сам настоял. Скромный. Хотя живет в комнате один и никого к нему не подселяют. И у него единственного есть усы с бородой, зато нет фамилии. А имени никто кроме руководства не знает, потому что он его не говорит… Кстати, тут многие живут в комнатах по-одному. Места хватает. Сначала селят по двое, а потом случается, что кто-то, допустим, женится.

В эту минуту двери мэрии открылись, и на крыльцо вышла стройная молодая шатенка. Заметив Генку с Денисом, она легко сбежала вниз по ступенькам и подошла к ним.

– Привет, Рыжий, – сказала женщина. – Что ты здесь забыл?

– О, привет! – откликнулся Денис. – Вот, новенького просвещаю.

Дама с интересом посмотрела на Кабанова. Генка с не меньшим интересом взглянул на нее и пришел к выводу, что жить здесь еще как можно.

В отличие от Саманты Собачкиной эта женщина совсем не прятала своего тела и никакими феминистскими болезнями не страдала. Ее мешок был подогнан впору и подпоясан как надо, а край его, завернутый кверху, выглядел кокетливой, аккуратно подшитой манжетой, отчего ноги слегка выше колен прекрасно обозревались и потому радовали глаз.

Лет ей было, наверное, столько же, сколько и Генке, а если даже и больше, то ненамного, о чем говорили живые голубые глаза и короткая стрижка шариком, делавшая ее обладательницу похожей на одну из звезд кино двадцатого века. Черты лица женщины были немного резковаты, но это ее ничуть не портило, поскольку взгляд любого мужчины поневоле соскальзывал на грудь, туго обтянутую мешковиной.

– Лада, – музыкально представилась она первой.

Кабанов, с трудом оторвав взгляд от надувшегося на груди Лады мешка, встретился с ней глазами и хрипло представился:

– Геннадий.

– Очень приятно, – сказала она, мило улыбнувшись. – Ну, еще увидимся. Рыжий, ты знаешь, что Бублика привезли?

– Да, – ответил Денис. – Я его и определил в тачку, а Грузин доставил.

– Сильно ему влетело? – в голосе Лады сквозило сочувствие, и Генка вдруг ощутил укол необоснованной пока ревности.

– Средне, – авторитетно заявил Денис. – Мне в свое время больше перепало, потому что я рыжий.

– Надо будет его навестить, – сказала она и, повернувшись к Кабанову, продолжила, – а ты, Геннадий, не теряйся. Приходи в пятницу на танцы.

– Обязательно! – порывисто пообещал Генка и облизнул языком пересохшие губы.

Она хотела еще что-то добавить, но на втором этаже мэрии вдруг открылось окно, и из него прозвучал властный женский голос:

– Чемурдосова, ты еще здесь?!

– Уже лечу, Инесса Андрисовна! – крикнула Лада и убежала, не попрощавшись.

– Вот это женщина! – воскликнул Генка, восхищенно глядя ей вслед.

– А-а-а, – махнул рукой Денис. – Все они шлюхи. Эта Лада сейчас состоит в браке с Андрюхой Грузином (ну, блондином, который Бублика на тачке увез). Целых три недели. Но я чувствую – дело близится к финалу. Он, кстати, ощущает то же самое. Сейчас она по графику работает курьером в мэрии… Ладно. Пойдем устраиваться.

Они направились в сторону склада.

– Какой сегодня день? – спросил Генка на ходу.

– Среда, – ответил Денис. – Что, танцев ждешь? А ты хоть танцевать умеешь?

– Не знаю, – честно ответил Генка, – но, кажется, да.

Рабы божьи обогнули мэрию и оказались перед огромным каменным сараем с бесчисленным количеством дверей и ворот. Вокруг здания сновали люди с тачками, нагруженными разными вещами. Больше всего было тачек с картошкой. Но встречались и те, которые перевозили туалетную бумагу; какие-то канистры, покрытые масляными потеками; а также коробки разного размера.

– Это не весь груз, – сообщил Денис. – Тяжелее всего возить металлолом. Но его доставляют на глюкальный завод. А еще возят столярные отходы. Их сразу же сваливают у ворот мебельной фабрики. Эти конторы находятся за поселком.

– И что там производят?

– Глюкала, табуретки, столы, стулья, кровати и шкафы. Ну, еще всякую мелочь.

– Что такое глюкала?

– Так просто не объяснишь. Завтра сам увидишь.

– А куда идет продукция?

– Часть остается нам. Остальное грузят в поезд, и увозят – япона мама знает куда.

– А когда мне дадут пожрать?

– Скоро.

Они зашли в одну из дверей, где толстый мужик, бывший, по всей видимости, кладовщиком, сверился с какой-то бумажкой и выкатил здоровенную двухколесную тачку. Макнув в банку с зеленой краской кисточку, кладовщик жирно вывел на борту тачки цифры: двадцать три тире восемь и прибавил к ним маленькую букву «а».

– Забирай, – сказал он Генке.

– Ничего себе! – возмутился Кабанов. – Да это не тачка, а целый кузов! Я что – самосвал?!

– Эти вопросы не ко мне, – заявил кладовщик, снова заглядывая в бумажку. – Вот тут написано: Гений Кабанов, двадцать пять лет, физическое состояние выносливое, тачка размером два икс эль. Иди разбираться к Очкасову.

– И пойду! – крикнул Генка.

– Вот вместе с тачкой и шуруй, – невозмутимо произнес кладовщик. – Один уже сходил. Очкасов распорядился забрать у него тачку два икса эль, а выдать вместо нее три икса эль. Так потом этот жалобщик толкал ее с вечно разъезжающимися ногами. И, кстати, до сих пор толкает.

– Не спорь, – посоветовал Генке Рыжий. – Что написано пером – не вырубишь топором. Будешь просто меньше грузить.

– Ха-ха! – ржанул кладовщик. – Козлаускас так поменьше нагрузит, что ноги твои даже без движения разъедутся, а язык вывалится на плечо еще до начала работы!

– Пойдем, – Рыжий дернул Генку за край мешка.

Кабанов взялся за ручки и вывез тачку из помещения. Как ни странно, она вела себя хорошо. Ее резиновые колеса мягко катились по асфальту, и была она легкой в любом маневре.

Они, обогнув сарай, подошли к одной из дверей. В этом месте люди не сновали, и потому вокруг было тихо.

– Хочу предупредить, – сказал Денис серьезным голосом. – Мы сейчас зайдем в посудный склад. Так вот – будь осторожен. С кладовщицей будь осторожен. Понял?

– Понял, – ответил Генка. – Почему?

– Потому что она любовница самого Очкасова. А он очень ревнив. Зовут ее Орнеллой Мясоедовой. Все.

– Чудесное сочетание! – заметил Генка.

Рыжий открыл дверь и исчез внутри сарая. Генка, толкнув вперед тачку, шагнул следом и остановился как вкопанный.

Большая комната была заставлена стеллажами, на которых лежали коробки. В центре помещения находились стол и стул, причем стул стоял боком к двери, и потому кладовщица прекрасно обозревалась в профиль. Эта позиция была достаточно выгодной для нее.

Она сидела на стуле, положив ногу на ногу. Правая рука ее упиралась локтем в поверхность стола и поддерживала ладонью прекрасную голову. Золотые длинные волосы стекали по руке волнами и плескались прибоем возле локтя, а влажные зеленые глаза вопросительно смотрели на Генку, посмевшего нарушить покой богини.

Но это не главное!

Мешок, который служил богине одеждой, был подрезан так сильно, что вся длина ее восхитительных ног сразу открылась Кабанову и мгновенно повергла его в шок. Желудок, требовавший пищи, вдруг заткнулся, зато мужское достоинство резко вспомнило о своих сантиметрах и толчками погнало кровь по телу.

Рыжий, видимо, привыкший к таким явлениям, дал Генке локтем под ребра (отчего тот вернулся к обычной жизни), и произнес бодрым голосом:

– Привет, Орнелла!

– Здравствуй, Рыжий, – ответила богиня хрустальным голосом и Генку опять накрыла прежняя волна.

Она никак не поменяла своей позы, продолжая смотреть на Кабанова.

– Вот, новенького привел, – сообщил Денис. – Надо бы ему получить, что полагается.

– Хорошо, – произнесла Орнелла и медленно встала.

Она была несказанно хороша! И знала об этом. И пользовалась этим от души.

Мешок на ее теле уже не был мешком, а представлялся элегантным коротким мини-платьем, туго подпоясанным, с удлиненным вырезом на груди. Даже сандалии, сплетенные каким-то хитрым способом, крепились на деревянных подошвах с искусно выточенными каблучками, что еще больше подчеркивало красоту ее ног. Все в ней было прекрасно, в том числе и грудь, кокетливо выглядывавшая из слишком откровенного выреза.

Она медленно подошла к одной из полок и слегка нагнулась. Край мини-платья пополз вверх, немного обнажив нижнюю часть ягодиц Орнеллы. Генка чуть не рухнул на пол!

Но Рыжий, встряхнув его, прошептал в ухо:

– Очнись, идиот!

И Кабанов очнулся.

В памяти его вдруг всплыл один из рассказов Марка Твена. В нем ангел божий делил паству на две категории: христиан по призванию и христиан по названию. Мозг Генки моментально произвел корректировку и заключил, что делить таким способом можно не только христиан.

Делить можно кого угодно. В том числе и шлюх. И если Лада Чемурдосова попадала в категорию шлюх по названию, то уж кладовщица Орнелла выходила стопроцентной шлюхой по призванию, что никоим образом не умаляло ее достоинств, а наоборот, делало их ярче и востребованней.

Эти логические умозаключения окончательно привели Генку в чувство, и он нашел в себе силы не смотреть на задницу Орнеллы, поскольку понял, что путь к телу любовницы начальника может закончиться для него получением путевки на фестиваль, с которого только что вернулся Коля Бублик.