Текст книги "Zona O-XА. Книга 1. Чёрная дыра"

Очнулся Гиров от того, что в правом ухе сильно щекотало. Открыв, как всегда, один правый глаз, он увидел, как какой-то человек, стоя над ним, пытался как можно глубже вставить ему в ухо проводок, при этом громко нашептывая:

– Центральный, Центральный, я – Первый. Мы находимся здесь. Примите наши координаты. Центральный, Второй награждён мною медалью за «БЗ». Как понял, Центральный?

Второй проводок торчал в ухе незнакомца.

– На связи, – догадался Штирлиц. – А «Второй» – это, наверное, я. Хорошо, ещё одна медалька. А когда же уже орден? – успел подумать Штирлиц перед тем как вновь потерял сознание.

Долговязый с несколько вытянутым, расширенным в ноздрях носом и реденькой клинообразной бородкой паренёк, хмуро посмотрев на Штирлица и нервно вращая головой на все триста шестьдесят градусов, резко выдернул из его уха провод.

Врачи психиатрической больницы № 9, в простонародье называемой «Чёрной дырой», так и не успели запеленговать этот короткий по времени, но очень важный сеанс односторонней связи.

– Грека, выбившись из сил, воду в решете носил… целый день туда-сюда, ни труда и ни пруда, – вот уже битых пять минут повторял Штирлиц одну и ту же фразу после того, как сознание вернулось к нему, а он никак не мог взять в толк, где же он находится.

Всё вокруг было ему абсолютно незнакомо. Вдруг, как вспышка перед ним открылась настоящая бездна, и он с криком начал куда-то быстро падать…

– Who are you? – Донеслось до него.

– Who are you? – угрожающе повторился вопрос.

– Не понимай, – почему-то с акцентом ответил Штирлиц, продолжая падать всё быстрее и быстрее…

– Schprechen Sie deutsch?

– No-no, – теперь по-английски, глупо улыбаясь, сделал он вопросительные глаза.

– Who are you? – вновь угрожающе спросил Голос, сдавливая ему горло и давая понять, что это не шутка и всё может кончиться для него трагически.

– Но не вздумай врать, иначе тебе конец, – опять по-английски сказал Голос, и горло перехватило ещё больше.

– По-венгерски разговариваю, – выкрутилось сознание, про себя отмечая, что вранья в этой фразе не было.

Дышать стало сразу легче.

– У этого не соврёшь, – мелькнуло в голове, – сразу придушит. Мысли что ли считывает, сука?

– Вот, уже лучше, – переходя на венгерский, сказал Голос и разнёсся по всей необъятной пустоте своим грохочущим эхом.

– И то, что сам понял, что врать не надо – это тоже хорошо. Сообразительный мальчик. А теперь поговорим. Так, значит, ты венгр?

– Ага, – пронеслась радостная мысль! – Получается, ты не всё читаешь, а только какими-то кусками. Тогда тебе надо просто легенды рассказывать.

– Igen (да), – мотнул головой Штирлиц (и в этом была доля правды, потому как по отработанным легендам у него на работе, практически, всех, владеющих венгерским языком, называли «венграми»).

– Jol, Maga honnan tud magyarul? (хорошо, откуда знаешь венгерский?) – горлышко опять сильно стянулось.

– Попрошу обращаться ко мне на Вы и Штандартенфюрер, – судорожно прохрипел Штирлиц, сам не понимая, с какого это перепугу он, вдруг, приклеил сюда этого штандарта. Дышать сразу стало легче, страх улетучился, хотя полет по-прежнему продолжался, однако, скорость уже была явно не та.

– Фу, слава тебе яйца, – раздалось звоном в ушах, – действительно – венгр и, похоже, знатных кровей.

– Кто ты, детка? – уже ласково спросил Голос.

– Мюллеры мы, – почему-то брякнул Штирлиц, и сразу до его сознания донеслись раскаты грома. Он внутренне съежился. Но оказалось, что невидимый монстр так смеялся.

– Люблю юмористых, – промурлыкал, подобно кошке, монстр.

– Юмористов, или умористых, – поправил его Штирлиц по-венгерски, ибо весь диалог сейчас у них шёл на венгерском языке.

– Ладно, давай на русском или на английском общаться, – сказал Голос. – Не хватало мне свою память ещё вашим венгерским засирать.

– Ага, ловит меня, – догадался Штирлиц, – хочет понять, знаю я русский или нет.

– По-русски не шпрехаю, – опять по-венгерски сказал Гиров, – хотя предки и с Урала.

– Как с Урала? – и горло сразу перехватило до такой степени, что в глазах поплыли круги.

– Проговорился, падла! Обмануть меня хотел?

– Все венгры с Урала, – последнее, что успел прошипеть Штирлиц перед тем как сознание полностью покинуло его. Далее все происходило с ним на автопилоте.

– Ты задумал себе эту легенду?

– Я не задумал, а придумал.

– Хорошо, спросим по-другому, ты задумываешь меня передумать?

– Я ничего не задумываю, я просто пытаюсь думы думать.

– Что значит «думы думать»?

– Мозгами шевелить.

– А, ну, вот это понятно, – удовлетворенно молвил Голос и его железная хватка ослабла.

– Хорошо, что венгр, а не русский, – про себя подумала Крошка Кэт. – Вот с тем бы горя хлебнула. Никакого накопительного устройства не хватило бы на таком расстоянии запомнить все эти прибамбасы русского языка, да ещё с этим приложением под названием «Русская феня, или матерный разговорный», которое в пять раз больше самого языка. Или всё-таки русский? – мелькнула у неё мысль, но она тут же её прогнала.

– Ну, что ж, этого то Фому я и сама возьму, – подумала Кэт, промотав всю поступившую к ней информацию и больше беспокоясь о другом «клиенте»: сведений по которому было крайне мало и они оказались закрыты и обрывочны… учился, сидел, опять учился, опять сидел, сидел, сидел, сидел… Ничего не понятно было ей из этих обрывков. А последнее вообще из ряда вон – учась, сидел и сидел, учась. А главное не понятно было – где он.

– Россия – большая страна, – подумала Чёрная дыра. – И почему это венгра занесло сюда? Хотя, в этом бардаке всё возможно. Самые загадочные души эти русские, – отметила Крошка про себя.

– Ну, ничего, я через этого венгрюка о втором всё узнаю. Этот от меня уже никуда не уйдет. Простак тупой. Он мне весь клубочек и размотает.

Теперь ей стало понятно, почему она зацепила этого венгра – родственные оказались души, одним Камнем связаны.

– Чем хуже, тем лучше, – мелькнуло в сознании Кэт, и она тот-час же подключилась к галактическому информационному каналу, чтобы прослушать последние новости этого региона, перед тем как возвращать Навигатора для полной перезагрузки.

– А сейчас передаём вечернюю сказку для наших гостей из далёкой Зоны Хаотической Чехарды или, сокращенно – ХАЧЕков, – на родном языке Кэт пропела ноосфера планеты Земля, отчего у Крошки моментально нижняя часть пространства метнулась в левый верхний угол.

Ноосфера продолжила: – Мы поздравляем Вас. Вы успешно взяли наш пенальти и допущены к прослушиванию сказки!

– Здравствуй, маленький друг! В Абсолюте ты не можешь быть идеальной, но это нас не пугает. Нас пугает то, что это явно не наши координаты. Ты над нами, ты гораздо выше нас. Может быть на несколько уровней, а может быть вообще вне зоны досягаемости. Потешаясь над нами, и создавая нам все новые и новые трудности, ты с улыбкой наблюдаешь, как мы, с трудом преодолевая эти спичечные коробки, пытаемся найти правильный путь.

Хаотично двигаясь, ведя постоянную борьбу за первенство, стремясь вырваться вперёд, зачастую не зная: а не в обратном ли направлении мы движемся?

Но эта твоя игра не бессмысленна и не зла. Ты готовишь свой Легион. Увидеть, достичь твоего уровня, познать тебя – нам не дано. Но в какой-то момент почувствовать тебя разумом, достигнув определенного уровня (уровень определяется Тобой) – мы можем.

Это происходит по-разному. У кого это случается, оно, как правило, проявляется в виде игры Разума. Личные ощущения не поддаются описанию. Довольно опасная игра. Такое ощущение, что всё это бесконечно – проверка по полной программе. Никто не должен никому ничего говорить. Все переживания, все мысли только в себе. Разговор с тобой начинается, когда кажется, что уже срезает крышу, но, несмотря на эти кажущиеся ощущения, движение продолжается, хотя это движение может быть даже не в ту сторону.

И вот где-то на этом уровне начинается Игра, смыслом которой является: помочь нам выбраться из лабиринтов своих ошибок, заставить правильно идти по жизни, мужественно преодолевая все трудности. И главное: перед началом Игры обязательно наступает момент истины. Прозрение, а может быть даже – Просветление.

Ответ должен прийти к каждому индивидуально и не обязательно в этой жизни. Но чем позже это произойдёт, тем тернистее будет путь. Однако, это твой путь. И ты должен сам для себя найти ответ на этот и другие, подобные вопросы. Исходя из этих ответов, и будет тобой избрано направление движения.

Каждый делает свой выбор сам. Но вот вопрос: если Воин Света есть, и готовит свой Легион, и он не Абсолют, то существует и Воин Тьмы? А значит, и он готовит свой Легион? И то, что Воин Света одержит победу и направит весь поток, подхваченной лучистой энергии, в сторону Света (Добра и Порядка) – не факт. Возможно, что какая-то часть энергии будет потеряна.

Но эта потеря произойдёт в бескомпромиссной борьбе. В конечном итоге, потери будут незначительны, и они коснутся только человеческих душ. Человеческая душа – это последний форпост, где одновременно сосуществуют Добро и Зло, и где эта борьба не прекращается ни на секунду.

Уничтожить Зло нельзя, ибо, убивая его, мы получаем тем самым еще большее Зло. Значит, оно будет вытеснено. Вопрос лишь в том, когда это произойдёт. Только после этого возможно общее движение планеты к Свету. Возможно, к этому моменту от современных форм существования не останется и следа, но пройти через это горнило необходимо. По-другому разделение невозможно.

Таким образом, Просветления достигают только те, кто принимается в Легион Воина Света. И между ними продолжается постоянное соперничество, но уже на более высоком уровне и в форме соревнования. Этот уровень позволяет двигаться уже не на ощупь, а осмысленно, выбирая путь и преодолевая Хаос души. Воин Света выстраивает из своих легионеров подобие пирамиды, где каждый стремится достичь её вершины, постоянно совершенствуясь, и обязательно достигает её, заменяя других Воинов, шагнувших в более высокие измерения.

Лучистая энергия цепко держит Землю и ведёт планету и всех живущих на ней к Свету по, только ей одной известному пути. Но для того, чтобы вывести всех (а вывести должны всех, по-другому быть не может), и существуют два Воина: Воин Света и Воин Тьмы.

В Легион Воина Света входят Воины, обладающие Сердцем, Волей и Знанием. Путь к Свету их оптимален. В Легионе Воина Тьмы находятся обретшие Волю и Знания, но с защемлённым Сердцем. Долог и тернист их путь к Свету. Легион Воина Тьмы формируется по-другому принципу: движение продолжается через Зону Хаоса до тех пор, пока не включится Сердце.

Оба Воина – это две части единого целого – Безупречного Воина. Переход из Легиона Воина Тьмы к Свету, происходит только через Легион Воина Света.

Все в одной цепи. Игра сознания позволяет предположить, что наше место, место Земли пограничное на выходе из Легиона Тьмы и переходе в Легион Света. До тех пор, пока Земля твёрдо удерживается Лучистой энергией, общее движение ее к Свету бесспорно и проходит по оптимальному пути. Лучистая энергия через систему Солнц цепко держит Землю, и ведёт её строго определенным путём к Свету (Добру, Порядку).

Движение отдельного человека, отдельно взятой души зависит от наступления Просветления. Просветление зависит от развития трех составляющих: Воли, Сердца, Знания.

Не смотря на то, что все живущие на Земле идут к Свету вместе в одной цепи, у каждого свой путь. Кто-то достигает его в виде Лучистой энергии, а кто-то в виде песчаного бархана или каменной глыбы…

При словах о каменной глыбе Кэт, почему-то, увидела себя совсем маленьким облачком над каким-то горным хребтом и голос ее бабушки ласково сказал: – Смотри, Катюша – это Уральские горы. Местные люди их Камнем кличут.

– Да-да, именно этот камень и символизирует у нас опускание до критической точки в то время, когда планета уже вышла на определенные рубежи и начинает выводить всех оставшихся, последних из Могикан. Этот выход к Свету может называться выходом после полной очистки, преодолев семь кругов ада и полное очищение души.

Связь пропала так же внезапно, как и появилась. – Кто-кого слушает? Я их или они меня? Или это всего лишь случайное совпадение эфира и моих мыслей? И что это за намёки на Безупречного Воина, состоящего из двух частей? Это что-то новое. Или Свет или Тьма, – подытожила Кэт, – середины у нас не бывает.

Однако, какая-то тревога закралась к ней в душу.

– Чухня всё, – подумала Кэт, направляясь к контрольной точке, откуда ей следовало выдергивать на себя Навигатора.

– Ну, ещё парочку самоловок поставим и шабаш, – сказал дядя Толя, втыкая очередной кол в песчаное дно бухты Серебряная.

Озеро затихало в ожидании приближающегося отдыха. Солнце уже скрылось за верхушками вековых сосен и елей, плотным частоколом обступивших водную гладь озера со всех сторон, будто говоря ему: – За нами как за каменной стеной.

Они стояли так близко от серебристой поверхности воды, что порой их мохнатые лапы нежно касались теплой глади озера, спрятавшегося в далекой тайге на краю самой неведомой и загадочной страны планеты Земля со странным названием Россия, что с венгерского можно было вполне перевести как – привет, гад.

Мелкое (а именно так называлось это озеро), даже в самую холодную летнюю погоду успевало прогреваться до температуры воды в районе сочинского побережья.

Саньку нравилось это озеро, хотя настоящие рыбаки, которые выходили из тайги, всегда неся с собой по двадцать – двадцать пять кило рыбы, считали его просто тратой времени и нервов.

Озеро было действительно мелким. Большая часть дна его была песчаной, что говорило об отсутствии там рыбного изобилия, так как кормиться рыбке, как известно, на песке особенно нечем. Немногие же глубокие места (или как здесь их называли ямы) пугали даже старожил таёжной рыбалки. Там могло случиться такое, что, напрочь, отбивало охоту у всех, даже один раз услышавших про это, не говоря уже о тех, кто самолично в этом участвовал.

В общем, озеро пользовалось еще той репутацией. Однако, дядя Толя (родной дядька Санька), несмотря на всё это, любил Мелкое. И любил он его за его песчаное мелководье и неописуемую красоту, которой было окружено это место.

Представьте себе только! Небольшая по таёжным размерам водная гладь (в диаметре всего лишь метров восемьсот) сверху, с того места, где на холме находилась избушка рыбаков и охотников, чем-то очень напоминавшая красивые девичьи груди, была со всех сторон окружена могучими столетними таёжными елями.

Благодаря им, и ещё, совсем небольшим размерам озера, его водная гладь, практически, всегда сохраняла спокойствие и как бы манила рыбака слиться с нею!

Огромные, золотистого цвета кувшинки, которыми было усеяно всё мелководье, заставляли неотрывно смотреть на себя, как бы гипнотизируя и приговаривая при этом: – А ведь ты даже можешь прикоснуться к нам, а не только смотреть издали со своего холма! Сядь же в лодку и плыви скорей сюда. Тебе будет хорошо с нами!

На поверхности озера всегда бурно протекала жизнь: шмели, оводы, слепни, мошка и комары, казалось, соревнуясь друг с другом, кто первый попадёт в рот проворному окуньку, тучами носились над водной гладью. Из воды то и дело выпрыгивала рыбёшка, ловя свою глупую пищу, или же сама, спасаясь от прожорливых травяночек, которых на Мелком было такое количество, что они свободно попадались на удочку на хорошего жирного червя, если последнего тут же не заглатывал прожорливый окунь.

Безразмерными, доходившими до самого берега, кругами означала себя крупная рыба, которая, кстати, не интересовала дядю Толю совсем, так как ещё в свой первый приход на Мелкое, послушав про это озеро рассказы, он дал себе слово – на ямах не рыбачить.

– В остальном, здесь беду ждать не откуда, – говаривал дядька, – уж больно райское место.

Вот на этом самом райском месте, в вечерний час и заканчивался очередной рыбацкий день двух неутомимых рыбаков-энтузиастов, которые ради того, чтобы посмотреть на эту красоту, готовы были шагать пешком по тайге тридцать с лишним километров, не считая ста километровой поездки на маленьком таёжном мотовозике по узкоколейной железной дороге. И того от ближайшего рабочего посёлка их отделяло полторы сотни верст, а до районного центра, где была ближайшая мало-мальски приличная больница было ещё три раза по столько.

Но в сторону лирику, вернёмся к нашим героям. Поставив последнюю самоловку, рыбаки отправились в избушку готовить ужин и отдыхать. Спать оставалось совсем немного, так как северные июньские ночи были названием риторическим. Солнце, не успев скрыться за верхушки столетних елей, тотчас же стремилось выскочить из-за них в том же самом месте, где закатилось.

Восход и закат отделяли считанные часы. А для настоящего рыбака, которыми дядя Толя и Санёк себя, несомненно, считали, было делом чести – не пропустить вечернюю и утреннюю зорьки. Потом можно было хоть весь день спать или купаться на мелководье, но зорьки – это святое.

Однако, природа и биочасы делали своё дело, и спать всегда хотелось, именно, на зорьке, особенно утренней. И особенно трудно вставал всегда дядя Толя, потому как имел привычку – хряпнуть вечерком под ушицу русской водочки за три шестьдесят две (другие алкогольные напитки он не признавал).

В избушке пришлось делать «невынужденную паузу». Котелок, который был у них и чайником и кастрюлей для приготовления ухи, оказался занят. Пришедший на отдых в их логово Борода (так звали местного грибника и рыболова, промышлявшего на Глубоком – соседнем озере) с удовольствием воспользовавшись их посудой, готовил себе из исключительно белых грибов суп.

– Ну, всё приехали, блин, теперь не жрамши придётся спать ложиться, иначе, точно на зарю промахнём, – вздохнул Санёк, глядя на вкусно пахнувший супчик Бороды и зная, что последний ни за что не предложит вместе с ним отужинать. Уж очень прижимистый был этот Борода, татарин по национальности, невесть как оказавшийся в этих местах.

Поговаривали, будто он бежал сюда из острога, долгое время скрывался, а потом после очередной оттепели его и искать-то перестали. Сейчас он уже осмелел и мог позволить себе выходить на люди. Зла он ни на кого не держал и был очень спокойным мужичком.

– Чё, котел-то наш упёр, – зло бросил Санёк, – голодными теперь, что ли, нам ложиться? Ведь не успеем после тебя, зорька уж скоро.

– Э, мальчик, однако, в будке таёжников всё общее, – протянул татарин, подмигивая дяде Толе.

– Сам ты мальчик, – опять зло бросил Саня, который смерть как не любил этого обращения, воспитывался с семи лет без отца и считал себя с седьмого класса уже состоявшимся мужиком по полной форме, что могла подтвердить учившаяся с ним вместе, до шестого класса, Люська – второгодница, которая на вопрос: – А трахалась ли ты с… всегда, гордо подняв голову, честно заявляла: – Да, девочки, это мой очередной трофей. Теперь вы уже и пана атамана Грецьяна – Таврического можете считать мужчинкой. Так Люська обзывала Саню, с момента первой с ним интимной встречи.

Он, кстати, уже в седьмом классе перегнал ее по учёбе, так как Люська осталась в шестом на третий год и в очередной раз с упорством достойным африканского носорога заявила, что школу она всё-равно ни за что не бросит, так как с первого класса испытывает величайшую тягу к знаниям. Шёл ей в ту пору уже шестнадцатый год.

– Ага, – лукаво по-азиатски щурясь, ответил, татарин, – я та, мальчик. И пусть тот, кто скажет, что я девочка, первым кинет в меня камень.

– Не кинет, а бросит, – буркнул уже не так зло Санёк. – Хреново классику знаешь.

– Э-э-э, ещё хорошо, что ва-а-а-бче знаю. Знаешь, когда последнюю книжку читал? Два год назад.

– Во-во, поэтому и чешешь постоянно по Бендеру, что читать тебе больше нечего, – хмыкнул дядя Толя.

– Э-э-э, – опять пропел Борода, – если такой умный, пачму свежий книжка не принёс Бараде?

– А кто ж тебя знает, где ты есть? – удивился дядя Толя. – Я тебя уже сто лет не видел, хотя ты всегда в пяти километрах от меня, мог бы в любой день прийти сюда к нам. Ведь знаешь же, когда мы здесь?

– Знаю, канечно, знаю, пачму не знаю, канечно знаю. Даже знаю, дарагой, что у тебя сегодня день рождений, понимаешь!

– Во, блин, точно дядь Толь! – ухмыльнулся племяш. – Забыли мы с тобой. День то уже прошёл, осталось двадцать минут, – сказал он, глянув на часы.

– Дядя Толя почему-то недовольно крякнул, покосившись на Бороду и буркнул: – Зря ты, Толик (татарина оказалось тоже Анатолием звали) это… зря, говорю, вспомнил. И выпить нет. Что за день рождения без водки. Не осталось водки, понимаешь? – Как-то странно в нос пробасил он последнее слово. – Да и не хотел я отмечать в этом году, поэтому и ушёл на озеро… – Ну, в общем, давай потом… потом как-нибудь.

– Э нет, не зря, – промычал татарин, начав ковыряться в своем безразмерном мешке. – Я может этого дня, тёзка, ждал всю жизнь. А ты потом, потом…

– А вот и джин, – и с этими словами он стал вытягивать что-то из своего мешка.

– Какой еще такой джин, – вдруг, насторожился дядя Толя.

Санёк тоже почувствовал что-то не ладное, ибо родился под знаком Рыб и покровительством Нептуна, способствующего развитию (у тех, за кем он присматривал) исключительной интуиции.

– Э-э-э деревня, – татарин, наконец, достал бутылку с прозрачной жидкостью из мешка. – Вот такой джин.

– Что это? – подозрительно спросил дядя Толя.

– Вах-х-х, вах-х-х, вах-х-х, Анатоль, нельзя быть таким подозрительным водка это, обычная водка, только американская.

– Откуда у тебя и здесь? – уже не выдержал Санёк?

– Американцы вчера прилетали, – многозначительно подняв палец вверх, сказал Борода. – Велели тебя с днём рождения поздравить и передать это, – ухмыльнулся он.

– Да, ладно, дядь Толь, – понял все Санёк. – Баба тут к нему одна ходит, я знаю. Вот, наверное, бражки ему и принесла. Бутылка-то заморская, а, глянь, какая пробка.

Пробка была действительно из-под шампанского.

– Ай-я-яй, какой внимательный мальчик, – прищурился гость. – Всё замечает, ну, настоящий разведчик.

Внутри у Сани что-то тревожно ёкнуло, он понял, что приход татарина к ним совсем не случайность, а какая-то непредвиденная ни им, ни его дядей закономерность в этой цепи событий последних дней, над которой он так ещё и не успел пока, как следует, подумать.

Дядя Толя одобрительно заулыбался: – Ну, разве что бражка, тогда другое дело.

Другое дело продолжалось почти сутки до пятницы тринадцатого июня, потому как мешок у Бороды был действительно большой. А на озере за это время произошло такое, что научило всех его обитателей хранить обет молчания всю оставшуюся жизнь.