Текст книги "Zona O-XА. Книга 1. Чёрная дыра"

Черви, лениво собравшись клубочком, спали на солнцепеке. Спали, да не все. Два червяка (внешне ничем не отличавшиеся от остальных) тихонько отползли в сторону от клубка живых тел и, пристроившись у стенки жестяной баночки, тихо беседовали:

– Как-то надо уходить, – сказал первый, понимая, что без болевых ощущений от прокалывания крючком тут не отделаешься.

– Ну, и напугал же ты меня этим семьдесят пятым годом, САМ. Я, уж, думал, опять съезжаем в могильников, будь они трижды прокляты, – зло выругался ВГ. – А отсюда-то мы выскочим в раз! Самое простое – это через крючок, но уж очень ощущения не приятные, да и шкуру жалко, – поглядывая на свой лоснящийся бок, закончил он.

– Э, нет! Уйти ребятушки теперь уже мало, – вдруг услышали оба червяка одновременно. – Вы мне теперь этого зверька должны достать, – донеслось до их сознания.

– Вы, что думаете, зря я вас в эту банку посадила? Ковырялись бы себе в навозной куче ещё тысячу лет.

– Слушай задачу, – скомандовал властный голос. – Из банки уйти живыми, без порчи тела, и не теряя сознание, значит, не на крючке. Это ясно?

– Так точно, – ответили черви одновременно.

– Потом попасть к шустренькому окуньку на обед, но только к шустренькому и обязательно окуньку, а не к сорожке или, того хуже, какому-нибудь долбанному карасю. Понятно?

– Так точно, – опять хором ответили друзья, вытянувшись как струнка.

– Вот, – сразу подобрев, ответил Голос, – ну, а дальше уже не ваше дело. Дальше все будет тип-пот.

Червяки переглянулись. Незнание ближайшей перспективы их несколько настораживало. Обычно, они знали весь расклад до конца уровня.

Остальные черви в банке, ничего не понимая, не соображая, не слыша, и, естественно, не переговариваясь друг с другом, просто, свернувшись клубком, ждали своего часа.

– Ты на руки-то его посмотри, САМ. Из него такой же рыбак, как из Языка партизан в своё время получился, – сказал коренастый, очень спортивного вида червяк еще более спортивному и большему собрату по банке.

– Уйдём, как пить дать уйдём, – машинально ответил САМ, думая, почему же Мама в этот раз не открыла им все карты.

– Вот принесла нелёгкая, – прислушиваясь к пению на берегу, подумал пацан.

А с берега, уже в который раз доносились звуки, пожалуй, самой любимой дядькиной песни: – Враги сожгли родную хату, спалили всю его семью, куда теперь идти солдату, куда нести печаль свою? – Твёрдым и уверенным басом, несмотря на количество выпитого спиртного, пел Борода.

– Ты, уж, прости меня, Прасковья, что я пришёл к тебе такой, хотел я выпить за здоровье, а должен пить за упокой, – донёсся заплаканный голос дяди Толи. Уж очень он любил эту песню ещё и потому, что мать его-бабушку Санька, тоже звали Прасковья.

Самому дяде Толе не удалось повоевать с фрицами. Не хватило лет. Даже попартизанить не удалось, потому как отчаянные северяне не оставили немцам никакой возможности закрепиться на северных территориях, так и не отдав ни клочка своей суровой землицы супостату. Благодаря их героизму северным морским путём, в помощь яростно сражавшейся с врагом Красной Армии были отправлены семьдесят восемь конвоев с более чем пятью миллионами тонн различного рода грузов, включая танки и истребители.

– Фашисты, – как рассказывал дядя Саша, старший брат дяди Толи, служивший в морской пехоте, – бросали, к чёртовой матери, все, и драпали с любых, самых укрепленных позиций, как только видели несущихся на них, в распахнутых чёрных бушлатах, одетых на один тельник (в сорокаградусный мороз), и в бесках с закушенными ленточками морпехов. Иногда, когда бой предстоял совсем не равный, морская пехота снимала и бушлаты, и шла в атаку в одних тельниках, опять закусив ленточки и опять не роняя ни слова.

Это их молчание больше всего и пугало фрицев. Как рассказывали чудом уцелевшие немцы, попавшие непонятно каким образом в плен (пленных воины-морпехи не брали, так как знали, что идёт разборка не на живот), в этом их молчаливом беге чувствовалась какая-то неземная сила и уверенность, заставлявшая сворачиваться души даже самых видавших виды солдат Третьего Рейха, недооценивать, кстати, которых тоже нельзя было.

– Недаром же немец рискнул напасть на нас, – говорил дядя Саша. – Он знал, что ему обломится, если он нас не сделает в первом раунде (дядька в молодости занимался боксом и мог спокойно завалить одним ударом годовалого быка), но надеялся, что ему подфартит немножко! Но уж потом можно всю оставшуюся жизнь курить бамбук, не напрягаясь. Он знал, что мы это и есть для него последний Воин.

– А не тронь он нас, мы бы всё– равно его достали. Так что расчёт у немца был верен. Сбить нас с ног первым ударом и потом уже в партере дожать.

С берега опять донеслись звуки песни: – Сидел солдат слеза катилась, слеза ла-ла-ла-ла надежд, а на груди его светилась медаль за город Будапешт.

– Слабовато слова знает Борода, – про себя отметил Санек, открывая данную ему накануне татарином книжку, так как клёва до вечера всё-равно не предвиделось. – А дядька, наверное, уже в отрубе.

– Барада, барада, украшает мужика барада, – было последнее, что понеслось до Сани с берега.

Солнце палило нещадно. Казалось, его полуденный зной заставил впасть в дрёму всю окружающую природу. Даже стрекозы, сложив свои хрустальные крылышки и забыв про всякую осторожность, застыли в изнеможении у самой воды.

Клева не было и в помине. Саня снял майку, намочил её уже совсем тёплой, почти парной водой и обмотал вокруг головы. Затем достал из короба подаренную Бородой книгу и, открыв наугад первую попавшуюся страницу, прямо с середины листа попытался заставить себя читать:

– В эзотерических источниках говорилось, что с древнейших времён на нашей планете существовал центр Высшего Разума. В этом центре объединялись великие духовные учителя человечества, подвижники духа, обладавшие тайнами материи и неведомыми людям силами природы. Они создавали свою обитель для того, чтобы успешнее бороться с силами Зла и помогать духовному развитию большинства человечества.

В течение веков и тысячелетий посланники этой обители в качестве выдающихся духовных и общественных деятелей, основателей новых учений учили людей наукам, искусствам и ремёслам. Они выполняли свою просветительскую миссию, ничего не говоря непосвященным о существовании своего центра.

Передавая людям часть своих огромных знаний, учителя направляли их, прежде всего, на духовность и нравственность. Знание в руках безнравственных людей может быть смертельно опасным, и это было подтверждено историей земных цивилизаций не раз. Именно знание, лишенное духовно-нравственных основ, погубило некогда высокоразвитую в научно-техническом отношении, цивилизацию Атлантиды.

Подавляющее большинство людей нашей цивилизации, не пожелало следовать духовно-нравственным принципам древних учений. Но Ботхисаттвы не оставили попыток передачи духовных знаний той части человечества, которая способна их воспринимать.

В мире периодически появлялись посланники Высшего Разума. Целью их был отбор из числа людей Избранных и постепенное приобщение их к законам иных планов бытия, тесно связанным с миром земной реальности.

Многие из них являлись наследниками Шамбалы. Они утверждали, что расширяя сознание, вы получите возможность знать ауры и лики перевоплощения. Покончив с миром полу материальным, мы перейдём к космическому ясновидению и яснослышанию.

– Через расширение сознания и упражнение организма вам удастся понять великое значение психической энергии, – говорили они….

В этот момент поплавок побежал в сторону и, два раза подпрыгнув, ушёл глубоко под воду. Пацан от неожиданности резко, но с опозданием дернул удилище на себя. В воздух взметнулся огромный лист кувшинки с полуметровым стеблем.

– Сложноватая книжонка, – подумал паренёк, откладывая данную ему татарином книгу в сторону и пытаясь освободить крючок от «улова». – Хотя, что-то в ней такое есть.

Он сложил ладони козырьком и посмотрел на солнце в надежде увидеть хоть одно облачко. Глаза сразу заслезились, а в голове послышался тихий, но чёткий голос: – Но па шарам, они не пройдут!

– Перегреюсь так на солнцепёке, – подумал Санек, не обратив никакого внимания на голос.

Испытание жарой продолжалось.

– Прям Сочи, – подумал парень, в очередной раз меняя червя. Из-за того, что вода на мелководье прогрелась уж очень сильно, трудяга червь был не в состоянии выполнять свою работу более получаса, засыпая прямо на крючке. Хотя червячки сегодня у Сани были первый класс. Он накопал их с рассады Кастрата (так звали самого знатного в их посёлке рыбака, дядьку Тимофея, за его писклявый голос).

Черви были не маленькие и не очень большие, ярко красные и очень спортивные. С большим трудом их удавалось насадить на крючок по всем правилам из-за того, что они вертелись в руках как первоклассный гимнаст на перекладине. Вот и сейчас один вырвался из его руки и полетел прямо в воду.

– Лётчиками что ли в прошлой жизни были, – роняя ещё одного червя, но совсем не переживая по этому поводу, весело подумал Саня. Уж чего-чего, а этого добра у него на сей раз было с избытком. Да, и, походу, становилось ясно, что все три дня (на столько были взяты харчи) придётся рыбачить одному.

– Вот, а теперь проверим всю диспозицию, – сказал САМ, поудобнее устраиваясь на стебле кувшинки, – к шустренькому окуньку мы всегда успеем попасть на обед, – добавил он.

ВГ, почесывая раздавленный хвост, тоже пытался устроиться рядом. Оба червя были безумно рады такому повороту событий. Они даже мечтать не могли о том, чтобы вот так, практически, одновременно и без потерь им удастся уйти от крючка.

Последний замысел был: один уходит пока второй отвлекает, а затем он уже помогает оперативно сняться с крючка, пока сороженция или окунёк, распаренные жарой, не сообразили в чём дело. По такой жаре время играло на их стороне. Но все закончилось для них просто класс. Крючка избежали оба, а это значит, что всё пока идёт по плану Мамы.

– Но как же она нас вычислила, – крякнул ВГ, – ведь так залетели, можно сказать по самое никуда.

– Вот так и вычислила, – ответил САМ, – на то она и Крошка Кэт, а не какая-нибудь там Эпидерсия. Еще скажи спасибо, что на этом уровне остановились (про себя он прикинул быстро: где-то лет на двадцать пять-тридцать назад отбросило, судя по телу).

В теле дождевого червяка ему ещё не приходилось быть, но вот в могильного он уже неоднократно залетал.

– Две тысячи лет прежний откатик был. Только Кэт одна из всех знакомых ему Чёрных дыр и могла туда дотянуться, чтобы вернуть нас, – вспомнил он прежний поход.

– А здесь, вишь, как легко всё уладила, – сладко зевнув, с любовью подумал он о маме. – Наверняка этот Штирлиц сейчас здесь же на озере, только ему еще где-то лет тринадцать, и он нас с этим окуньком съест, и мы опять в его теле будем. Уж очень, похоже, он маме приглянулся, хотя совсем непонятно чем.

– Ну, да это её дело, – деловито подвёл итог САМ. – Вот куда забросило Жопку и Языка? Вот это интересно было бы узнать. Наверное, Кэт потому и не раскрывает нам все карты, что потеряла их на прочь, – мелькнуло в голове у САМа.

В это время поблизости пролетело два маленьких и очень шустрых окунька, и ВГ чуть было уже не выдал себя.

– Погоди, погоди, не спеши, – приостановил его прыть САМ, – успеем. Давай ка лучше помаркуем малёха, как нам обломилось такое счастье.

– Ни хрена себе счастье, червяком ползать, – заметил обиженно ВГ. – Такое тело из-за тебя покинули. По-моему, ты перемудрил в этот раз, – сказал он, как-то подозрительно глядя на САМа.

– То были при теле и вместе, действительно: Отец, Сын и Святой Дух, а теперь что? Ты сам по себе, я сам по себе, и тело…

При слове «тело» он ткнул себя в бок: – Студень какой-то. Как всё это понимать?

– А так и понимай. Не знаю кто, но в этот раз с нами сыграли совсем на равных. В результате – тело Навигатора разлетелось на части. Мы с тобой попали к этому субчику, а Жопка и Язык к кому-то другому. Теперь Мама пытается нас свести и снова объединить. Только после этого она сможет вернуть назад всего Навигатора и сделать новую установку для дальнейшей работы.

– Во, как, – протянул ВГ. Он всегда, после завершения первой фазы операции, оказывался первым помощником САМа, но никогда не отважился его спросить: почему именно он выступает в их экипаже вторым номером?

– А почему я с тобой, а не Язык?

– Ну, его-то ещё можно в Жопке спрятать, а представь себе, как бы ты там смотрелся, – усмехнулся САМ.

– Твоё место всегда только в Голове, а значит, во мне. Ты мне нужен, и мы с тобой – это основная часть нашего общего тела. Вот выкарабкаемся если, то сможем пред Кэт предстать и в таком, половинчатом виде. Для неё не потеря важна. Главное дело.

– Да-да, главное дело, – как-то засуетившись, поддакнул ВГ, поняв, что ему и в этой операции вновь отведена роль второй скрипки, а это очень даже неплохо.

– Ну, что обсудим, как дальше будем? – обратился он к САМу.

САМ многозначительно посмотрел на него. Делиться с ВГ своими планами ему явно пока не хотелось.

– Меньше знает, лучше спит, – подумал он.

– Значь так, сейчас идём на обед к окуньку. Да, смотри только, что б это был один и тот же окунь, а не то мы тебя потом днём с собаками не найдём.

– Что? Какие собаки? – не понял ВГ.

– Да есть тут твари такие, враги наши, – зло прорычал САМ, мать их за ногу. В последний момент САМ решил подстраховаться (на всякий случай) и не рассказывать ВГ пока ничего про собак, их последний форпост. Не раскрывать до поры до времени все козыри, мало ли что, форс-мажоров в его скитаниях по Вселенной было уже предостаточно. Хотя, он знал ВГ уже много тысяч лет, и у него не было оснований не доверять ему. Но, как говорится: бережёного – бог бережёт.

– Да ты, я смотрю, хорошо информацией уже успел подзарядиться, чешешь экспромтом, я аж не въезжаю, – обиженно засопел Внутренний голос.

– А тебе и не надо, отдыхай. Хотя погоди отдыхать! Вон он плывёт, начинаем пританцовывать, чтоб обратил внимание.

По направлению к ним на хорошем ходу двигался окунёк совсем небольших размеров, но, по всему было видно, шустренький. Тихарёк (так звали окунька) очень спешил, потому как у него сегодня было первое свидание с возлюбленной, которую он заприметил ещё на прошлой неделе и уже решил, что зимовать в этом году обязательно будет только с ней. А по весне! Тихарёк даже представить себе не мог, какое счастье ожидает его по весне. Он ещё несколько увеличил скорость, потому что одним из условий его существования был принцип – никуда и никогда не опаздывать. Дал слово держи.

– Долг превыше всего, – крутилась мысль в его окунёвых мозгах.

– Кончится, наконец-то, для меня эта окунёва жизнь, – стряхнул он навязчивую мысль и тут же заметил, как впереди на стебельке лилии пританцовывает довольно упитанный червяк.

– Ишь, как развыкабенивался, – усмехнулся Тихарёк, моментально заглатывая червяка налету.

– Больше не будет борзеть. Отборзелся членистоногий, – подумал он.

Но не успела эта весёлая мысль покинуть его рыбью голову, как он увидел второго червя, пожалуй, даже ещё покрупнее первого.

– Два то уже многовато будет, – мелькнула мысль, но животный, а вернее рыбий, инстинкт жизни сделал своё дело и он, нехотя, заглотил и второго.

Движения окуня сразу стали плавными и неспешными. Внутри все потеплело. Спешить уже никуда не хотелось. Естественно, бдительность его притупилась.

– Вот мы и на месте, – удовлетворенно крякнул САМ в очередной раз, встречаясь с ВГ. – Как сам?

– Ничего, ничего – зализывая рваный бок, ответил ВГ. – Живой пока.

– Немного сегодня не повезло малому, – подумал САМ, – вторая дырка за день. Ну, да, недолго осталось. Сейчас пол часика ещё и мы растворимся в этом окунёчке полностью, а что дальше будет одной маме известно. Не бросит, вытащит, – последнее, что он успел подумать.

В этот момент огромных размеров Щучища метнулась в сторону окуня, который и глазом не успел моргнуть, как она была уже рядом.

Включив все свои мощи, окунёк попытался оторваться от неё на виражах. Дважды он уходил резко вниз и тут же выскакивал на полметра из воды, сразу меняя направление движения, но не тут то было. Щука была так же молниеносна, как и Тихарёк. Эх, ему бы ближе к солнцу и пошустрее, пошустрее! А он почему – то все время пытался после очередного прыжка вверх проникнуть поближе ко дну и зарыться в плотный песок.

Щука пришла, на сто процентов, с ям, и такая тактика Тихарька ей была только на пользу. На дне она была как у себя дома, а вот на поверхности, да ещё против солнца Тень (а именно так звали щуку) чувствовала себя совсем неуверенно.

Она вообще не любила это Солнце, считала его лишним предметом в этом мире и не испытывала к нему никаких чувств вообще, а уж, тем паче, положительных. Зимой и ночью, когда Солнца не было, она чувствовала себя куда как хорошо и гораздо комфортнее, чем сейчас при нём.

– Тяжёл сегодня почему-то, – подумалось Тихарьку, и тут же он вспомнил, что пять минут назад съел двух здоровых червяков, которые и заставляли его сейчас делать всё в два раза медленнее.

– А вот был бы вегетарианцем, остался бы жив, – сказал кто-то изнутри Тихарьку.

– Кто ты? – спросил изумлённый Тихарёк, уже понимая, что от Щуки ему не уйти.

– Кто, кто… дед Пехто! – раздалось опять где-то у него внутри, – зачем червячка заморил? Вот сейчас и придётся отвечать, – последнее, что услышал прожорливый окунь, перед тем щучья пасть проглотила его, практически, даже не задев своими остро заточенными зубищами.

Гиров очнулся мгновенно. Сознание подсказывало ему, что он на рыбалке. Однако, оглядевшись по сторонам, он сразу всё вспомнил. Никакой рыбалки не было. Он лежал на больничной койке, почему-то привязанный к кровати. Руки от этого жутко ныли.

Саня попытался развязаться, но не тут то было. Просить, чтобы тебя развязали, было бесполезно. Раз связали, значит, за буйного приняли.

Руки болели нестерпимо, и он стал потихоньку раскручиваться. Это требовало времени и терпения. На ум опять почему-то пришла рыбалка, в том незабываемом для него семьдесят третьем году, когда он в тринадцать лет пошёл на таёжное озеро вместе с дядей и чудом остался жив, отделавшись, как говаривал дядька, лёгким испугом.

– Ехал грека через реку, видит грека в реке рак, – стал бубнить про себя Гиров, пытаясь не затянуться до конца и понимая, что тогда его дело труба.

В этот момент в комнату вошел какой-то долговязый, носатый парень с козлиной бородкой и, сев на соседнюю кровать, и ни слова не говоря, стал внимательно наблюдать за ним.

Это был Вовочка Пуговкин, отца которого тоже звали Владимиром, отчего в палатах все его называли просто – ВВП.

– Помочь, Второй? – немного понаблюдав, как Гиров выпутывается, дружелюбно спросил ВВП.

– Почему Второй? – не понял Гиров.

– А кто ж ты Первый что ли, – ухмыльнулся Вовочка. Первый здесь – Я!

– А ты кто такой? – спросил Саня, начиная свирепеть. Верёвки никак не поддавались.

– Я то? Президент, – выпучив глаза и пристально смотря на Штирлица, глухо сказал ВВП. – Не ожидал такой встречи с Первым?

– Ну, давай, президент, присоединяйся, похоже, я сам не осилю эти силки.

– Ага, меня потом тоже тогда привяжут, если узнают, что я тебе помог.

– Не узнают.

– Узнают, – твёрдо сказал ВВП и кивнул на рыжего больного на кровати напротив, – Чубайс заложит.

В это время верёвка на левой руке поддалась.

– Сам справлюсь, – подумал Гиров и решил больше не отвлекаться на разговоры с ВВП.

Психи тоже не стали докучать его своими вопросами, а втихаря заключили между собой пари на вечерний кефир – сможет или не сможет выпутаться.

Верёвки врезались в тело все больше и больше. Руки совсем онемели, из-за чего начинало сводить судорогами все тело, хотелось ругаться матом, но Гиров говорил себе: – молчи и терпи. Помнишь, какая боль была от самоловки, которую ты намотал по глупости на руку, когда на Мелком пытался вытащить щуку, попавшую на неё? Ведь тогда же молчал? Вот и сейчас молчи!

– Интересно, сколько уже лежу в этих верёвках, – подумалось ему. – Похоже, часа три-четыре, уж, больно тело онемело.

На самом деле шёл уже восьмой час, как семи здоровым санитарам и помогавшим им больным, жившим в «Черной дыре» на привилегированных правах, по указанию Главврача удалось скрутить Гирова.

В «Чёрной дыре» это вообще всегда практиковалось: всех вновь прибывших, а особенно свеженьких привязывать к кроватям. Это называлось ласковым словом «пеленать». И этому никто не противился, за что все и имели не очень тугие повязки. Но этот, почему-то, воспротивился…

Наконец, верёвки поддались и тело, обретя долгожданную свободу, нежно заныло.

– Кайф, – подумалось Гирову.

– Кайф, да? – сказал грозно ВВП. – А я из-за тебя должен кефиром расплачиваться.

– И злобно зыркая на Штирлица, он резко выскочил из палаты.

– Не прошло и двух минут, как в палату ввалилась целая гурьба персонала и, ни слова не говоря, опять навалилась на Гирова.

– Вы что, суки, совсем обнаглели! – побагровев, заревел он голосом затравленного зверя.

– Вы кого вяжете? Полковника Советской армии? Да я вас размажу…

Двое сразу отлетели в сторону и уже больше не приближались к кровати, но оставшихся было вполне достаточно, чтобы сделать свое гнусное дело.

В этот раз сознание уже не покидало Штирлица и он все происходящее наблюдал воочию. Как только его плотно взяли со всех сторон, подошел главный и вонзил в руку иглу.

– Теперь три дня не то что не развяжется, а даже языком не сможет ворочать, – грубо выругался он.

– А? Или ты всё же помог ему? Я к тебе обращаюсь, президент хренов? – глядя на ВВП, прорычал он.

– Клянусь Путиным – нет, – запричитал Вовочка, – Я на нём даже кефир потерял, вон Чубайсу отдавать вечером придётся, – ткнул он пальцем в сторону рыжего больного.

Следующих трёх дней Гиров вразумительно не помнил. Перед глазами носилась одна и та же картина: как его вместе с плотиком таскает по озеру огромная щука, а он, даже, не может никого позвать на помощь, потому, что язык онемел от страха. После этого начался его очередной – восьмой (или уже девятый) по счёту кошмарный сон.

И в это же самое время (хотя Земляне всегда считали, да и сейчас продолжают считать, что события, происходящие с ними в разном возрасте, не могут происходить одновременно) он уже вёл неравную борьбу – не на живот, а на смерть.

Тогда, да и сейчас тоже, он ещё не знал, что всё это – звенья одной цепи.