Текст книги "Философия экономической науки: учебное пособие"

2.4. Четвертая революция: теория ожидаемой полезности и программно-игровой подход

При всем своем новаторском содержании кейнсианская революция имела половинчатый характер. Поставив в центр анализа феномен ожидания, Кейнс не сумел придать своей теории концептуально-вероятностный статус. И это несмотря на то, что он являлся автором «Трактата о вероятности» [235]. Но любое ожидание всегда имеет вероятностный характер. А это означает, что после новаций Кейнса возникла необходимость перевести экономическую теорию на вероятностные рельсы. Сам Кейнс, рассуждая о будущем, в основном проецировал настоящее на будущее. «Такова обычная практика – брать существующую ситуацию и проецировать ее на будущее, внося поправки лишь в той мере, в какой у нас имеются определенные основания ожидать перемен» [73, с. 339].

Как это часто бывает в современной науке, помощь пришла со стороны математики. Для всех экономистов было очевидно, что субъект экономического процесса, руководствуясь своими предпочтениями, выбирает наилучший для себя исход среди всех возможных. В этой связи приобретает важнейшее значение концепт математического ожидания:

M[x] = Σ p_i x_i,

где вероятности p_i соответствуют признакам х_i [23, с.11]. Приведенное выше равенство само по себе, разумеется, не обладает каким-либо экономическим весом. Но он появляется в случае установления соответствия указанного равенства экономическим реалиям. Операция так называемого математического моделирования позволяет сформулировать концепт экономического ожидания:

E[u] = Σ p_iu (x_i),

где E – экономическое ожидание; u(x_i) – полезности исходов x_i, а p_i – их вероятности. Экономическое ожидание – это ожидаемая полезность. Руководствуясь ее наличием, экономический субъект осуществляет те или иные поступки, цель которых всегда можно представить как некоторую оптимизацию, что позволяет вновь опереться на формальный аппарат математики, в частности теории исследования операций, разделом которой является теория игр. Игрой называется ситуация, в которой каким-то образом взаимодействуют несколько заинтересованных сторон, каждая из которых имеет дело с альтернативами. Таким образом, задачаей теории игр в экономике является принятие решений в условиях будущего, задаваемого посредством вероятностей. Это будущее может быть достоверным (вероятности p_i = 1), определенным (вероятности p_i заданы и известны), неопределенным (вероятности p_i либо не заданы, либо неизвестны).

Приоритет в обогащении экономической теории игровым подходом принадлежит прежде всего Дж. фон Нейману [130]. Но даже он, гений математики, не сразу обратил внимание на эквивалентность матричных игр и линейного программирования [214, с. 228–229]. Эта эквивалентность свидетельствует о недопустимости противопоставления игрового и программного подходов. Речь должна идти об одном, а именно программно-игровом подходе.

Математическое программирование – дисциплина о нахождении экстремумов целевых функций на множествах конечномерного векторного пространства, определяемых различного рода ограничениями [114, с. 601]. В зависимости от вида целевых функций, а в экономической теории они представлены функциями полезности, и ограничений различают линейное, нелинейное, квадратичное, целочисленное, стохастическое и динамическое программирование. Чтобы решить конкретную задачу, необходимы содержательные экономические предположения относительно функции полезности.

В контексте интересующего нас вопроса о вершине современного научно-теоретического ряда крайне важно, что программно-игровой подход является универсальным для микроэкономики и, по сути, макроэкономики. Степень его универсальности значительно выше, чем у математического анализа. В связи с этим показательно, например, что в институциональной экономике в качестве аппаратной базы используется не дифференциальное исчисление, а теория игр [135, с. 75]. Хотя этот факт не часто признается экономистами, но, по сути, все достижения, характерные для ортодоксальной неоклассики, не только воспроизведены на базе программно-игрового подхода заново, но и переосмыслены в рамках теории ожидаемой полезности. То же самое справедливо по отношению к кейнсианству, равно как и по отношению к неокейнсианству. Все по-настоящему современные экономические теории переведены на вероятностно-игровые рельсы. Показательна в этом смысле компоновка обзорного труда «Панорама экономической мысли конца XX столетия» [142]. Центральная ее часть фигурирует под названием «Экономическая теория» и содержит 17 глав. Но лишь в двух из них – в главах, посвященных ожиданиям в экономической теории и теории игр, фигурируют актуальные методологические новации.

М. Блини, оценивая ситуацию в экономической науке в конце XX в., непрекращающееся противостояние неоклассиков и кейнсианцев, поставил вопрос о новом синтезе. Вывод, к которому он пришел, нам представляется и правильным, и весьма симптоматичным. «Старый теоретический спор не был выигран ни одной из сторон, но возникли некоторые важные научные новации типа рациональных ожиданий и разработок в области теории игр, которые дали экономистам инструменты анализа, позволяющие решать проблемы, казавшиеся прежде неразрешимыми» [26, с. 178]. Заметим также, что этот же концептуальный инструментарий используется институционалистами.

На наш взгляд, обсуждаемые решающие изменения произошли в экономической науке в 1970-е гг. благодаря прежде всего работам Р. Лукаса, М. Фридмена, Т. Сарджента и Н. Уоллеса, Дж. Нэша, Р. Зельтена. Предпосылки для рассматриваемых инноваций были заложены, разумеется, ранее, в первую очередь Дж. Нейманом и О. Моргенштерном (1944) и Дж. Мутом (1961). Но вплоть до 1970-х гг. вероятностно-игровой подход проходил сложными путями свой инкубационный период. Нечто похожее имело в свое время место в физике. Квантовая механика появилась лишь в середине 1920-х гг. Подготовлена же она была блестящими работами первоклассных физиков, например таких, как Н. Бор и Л. де Бройль.

История экономических учений в XX в. часто представляется таким образом, что впереди всех движется великолепная троица – неоклассическая, (нео)кейнсианская и (нео)институциональная школы, которые, несмотря на неутихающие взаимные обвинения, сохраняют свою идентичность. Такое представление затемняет суть происходящей концептуальной динамики. Именно поэтому правомерно, на наш взгляд, говорить о вероятностно-игровой экономической науке, часто функционирующей в образе теории ожидаемой полезности. Вероятностно-игровая экономическая наука имеет самостоятельное значение. Методологический ход, согласно которому она просто-напросто включается в состав каждой из упомянутой выше троицы, вызывает большие сомнения и очень напоминает тот случай, когда телега ставится впереди лошади.

2.5. О научно-теоретическом строе экономической науки

В предыдущих параграфах анализ одной за другой четырех научных революций позволил построить научно-теоретический ряд как последовательное преодоление исторически возникавших проблем. В этой связи научно-теоретический проблемный ряд может быть представлен следующим образом:

Т_кл (1776–1870) → Т_неокл(1871–1935) → Т_кейнс(1936–1970) → Т_{в. – игр(1971 по настоящее время)}.

В качестве точек отсчета избраны годы издания великолепных трудов выдающихся экономистов. Приведенная хронология, разумеется, несколько произвольна хотя бы постольку, поскольку в ней учтены лишь самые ключевые концептуальные трансформации. При желании можно учесть периоды формирования экономических парадигм, т. е. образцовых экономических теорий. В таком случае к периоду, например, классической теории должен быть отнесен и XVIII, и XVII, и даже XVI вв. Соответственно удлиняются периоды и других последовавших за классикой экономических парадигм. Надо полагать, найдутся и такие экономисты, которые будут настаивать на удлинении периодов функционирования всех экономических парадигм вплоть до наших дней. В частности, ортодоксальная неоклассика актуальна, дескать, и в наши дни. В таком случае отрицается ценность научно-теоретического ряда, каждому его этапу придается абсолютно самостоятельное значение постольку, поскольку экономические парадигмы не соизмеряются друг с другом. Наша позиция, естественно, другая, мы настаиваем как раз на соизмеримости теоретических парадигм. Разумеется, есть экономисты, которым чужд, например, вероятностно-игровой подход; и следовательно, они будут отрицать доминирующее значение вероятностной экономической теории по отношению, например, к неоклассике. Но проводимое ими отрицание является следствием не их прозрений, а концептуальных упущений. В стремлении к обеспечению научного роста экономического знания эти упущения должны быть подвергнуты критике.

Присмотримся внимательнее к логике приведенного выше научно-теоретического ряда:

Т_кл → Т_неокл → Т_кейнс → Т_{в. – игр.} (2.1)

Эта логика имеет проблемный характер. Она показывает, как в контексте теории преодолевались одна за другой проблемы, которые в соответствии с терминологией Т. Куна вполне можно классифицировать в качестве головоломок. Существенно, однако, что они к настоящему времени уже преодолены. Считать по-другому – значит невольно воспроизводить заблуждения, которые недостойны включения в новейшее знание. В качестве аналогии анализируемой ситуации можно рассмотреть некоторые исторические уроки развития математики. В этой области знания без устали избавляются от парадоксов, образующих нескончаемую череду. Об этих парадоксах помнят, но заблуждения, которые привели к их появлению, не включаются в новые теории. Мы приходим к выводу, что проблемно-хронологический подход хорош на стадии построения научно-теоретического ряда, но впоследствии он должен уступить место безупречному с позиций сегодняшнего дня подходу, предельно содержательному в концептуальном отношении. В экономическом знании, равно как и в любом другом, на смену логике парадоксов непременно приходит логика тщательно выверенных концептуальных постижений (выводов). С учетом этого научно-теоретический ряд (2.1) должен быть преобразован в строй (2.2):

Т_{в. – игр} ⇒ Т_кейнс ⇒ Т_неокл ⇒ Т_кл. (2.2)

При изображении научно-теоретического ряда знак _ символизирует переход от одной теории к другой, выступающий как преодоление затруднений, проблем. Знак → знаменует собой не проблемную, а интерпретационно-логическую связь. Проведенное выше преобразование ряда (2.1) в строй (2.2) осуществлено в строгом соответствии с принципом научной актуальности, согласно которому развитая теория есть ключ к неразвитой. В границах строя (2.2) теории не сменяют друг друга. Можно сказать, что они образуют не исторический, а концептуально-логический строй, структуру экономического знания. Строй (2.2) вездесущ и всесилен в том смысле, что он поглощает любую порцию экономического знания и тотчас же дает ей истолкование. Если это знание является, например, неоклассическим, то на него обрушивается потенциал кейнсианства и теории экономической вероятности (все то, что находится в ряде (2.2) слева от Т_неокл). Строй (2.2) неразрывен, но его левая часть непременно доминирует над правой в том случае, если от имени последней выступает неразвитое знание.

В данной книге экономическое знание часто вписывается в контекст всего научного знания вообще. С этой позиции представляет определенный интерес сопоставление научно-теоретических рядов соответственно физики и экономического знания. Физика – бесспорный концептуальный лидер всего естествознания. Большинство философов науки считают ее образцовой теорией, своеобразной системой отсчета для определения научного веса нефизического знания. Пожалуй, такая позиция содержит изрядную дозу физикализма. Но она никак не противоречит самой возможности и целесообразности сравнения двух наук – физики и экономики.

Таблица 2.1

Сравнение научно-технических рядов физики и экономики

Из табл. 2.1 следует, что на единство физики и экономики указывает их математический аппарат. Тот факт, что, например, в классической физике и экономической неоклассике используется один и тот же тип математического моделирования, явно указывает на их не только формальное, но и содержательно-концептуальное родство. Часто, но не всегда существует параллелизм между основателями соответственно физических и экономических теорий. Дж. Кейнсу трудно подобрать визави в физике. Его разумно сравнить с А. Эйнштейном и ранним Н. Бором. Все трое сведущи в вероятностных представлениях, но не настолько, чтобы решающим образом трансформировать излюбленные ими науки. Интересно, что Дж. фон Нейман, гений науки середины XX в., осмыслил вероятностным образом как физику, так и экономику. Впрочем, только в последнем случае ему суждено было стать подлинным новатором, но это выяснилось лишь к 1970-м гг.

Во избежание всяких недоразумений отметим, что недопустимо слишком прямолинейно интерпретировать вероятностную схожесть новейших физики и экономики. В физике уравнение, подобное, например, уравнению Шредингера, описывает эволюцию во времени физических состояний. Подобного нет в экономической теории. В рамках характерного для экономической теории прагматического подхода вероятностные определения функционируют по-другому, чем в границах семантического метода физики. Экономические субъекты стремятся определить и реализовать оптимальные линии своего поведения, физическая природа эволюционирует по экстремумам механически, в соответствии с содержанием физических взаимодействий. Как бы то ни было, новейшая научная мысль ставит во главу угла как в физике, так и в экономической теории вероятностные представления.

2.6. Научно-теоретический строй экономической теории и мэйнстрим

В экономико-методологической литературе широко используется концепт мэйнстрима – основного течения, которое отождествляется с неоклассическим подходом. В связи с этим в контексте нашего изложения возникает вполне естественный вопрос о тождественности друг другу научно-теоретического строя и мэйнстрима. Обсуждение этого вопроса позволит с несколько иной точки зрения, чем это делалось ранее, осветить концептуальное содержание научно-теоретического строя. Обзор литературы убедил нас в том, что не найти лучшей стартовой площадки для обсуждения поставленного выше вопроса, чем нетривиальные суждения В.С. Автономова – великолепного отечественного методолога и прекрасного знатока как отечественных, так и зарубежных экономических теорий. Разумеется, суждения авторитетного методолога приводятся не только ради пропаганды высокоинтеллектуальных знаний, но прежде всего в интересах проблемно-критического анализа. Приведенные ниже аргументы пронумерованы нами с целью облегчить их восприятие читателем. Все они содержатся в интереснейшей обобщающей главе «Единство и многообразие современной экономической теории».

1. С конца 1890-х гг. «господствующей ортодоксией в мировой экономической мысли является маржиналистская (неоклассическая) теория, основанная на модели рационального (максимизирующего) человека в равновесном мире» [3, с. 756].

2. «Неоклассическая теория оказалась удивительно способной к адаптации. Несколько модифицировав свои предпосылки, она включила в себя анализ рискованных ситуаций (с помощью теории ожидаемой полезности), нерыночного поведения (экономический империализм Беккера), общественных и политических институтов (новый институционализм)» [Там же].

3. В современной экономической теории господствует «„основное течение“ (мэйнстрим), ядром которого является неоклассический подход» [Там же, с. 757].

4. «Критерии принадлежности той или иной теории к основному течению скорее интуитивны: отражение в учебниках, наличие нобелевских премий» [Там же].

5. Основное течение включает «новые достижения экономического анализа: игровые модели, теорию поиска, гипотезу рациональных ожиданий и др.» [3, с. 756].

6. Общие методологические принципы, характеризующие неоклассический подход, сохраняются [Там же, с. 757].

7. «Теоретические направления, использующие иные модели мира или человека (например, кейнсианская макроэкономика), имеют тенденцию со временем выпадать из основного течения и на их место приходят новейшие приложения неоклассической теории (новая классическая макроэкономика Р. Лукаса и пр.)» [Там же].

8. «В настоящее время основное течение включает неоклассическую микроэкономику (включая теорию общего равновесия), новую классическую макроэкономику, Чикагскую макроэкономическую школу и некоторые остатки кейнсианства, неокейнсианские теории и, все в большей мере, новый институционализм» [Там же].

9. «Критики неоклассического подхода, отмечая его слабые места и излагая свои частные альтернативы, до сих пор не претендовали на создание всеобъемлющей системы» [Там же, с. 758].

10. «Главное исключение (из мэйнстрима. – В.К.) – вопрос о макроэкономической политике – здесь в учебниках приходится излагать конфликтующие между собой неоклассические, монетаристские и посткейнсианские версии. Но это объясняется именно тем, что макроэкономические теории в меньшей степени опираются на гипотезы о рациональном поведении, чем микроэкономические» [Там же].

11. «Напротив, учебник психологии сразу же подразделяется на изложение различных психологических школ, оперирующих совершенно разными системами терминов» [Там же].

12. «Именно принятые на вооружение экономистами модели рационального человека и равновесного мира способствовали прогрессирующей математизации экономической теории, выделяющей ее из всех общественных наук» [Там же].

13. «С другой стороны, повышенная степень абстракции основного течения, его относительная независимость от реальных фактов представляет собой серьезную методологическую проблему… Повышенный уровень абстрактности, позволяющий применить в чрезвычайно широких масштабах математический инструментарий, приводит в конечном счете к проблеме выбора между „истиной и строгостью“» [Там же, с. 759].

14. «Более конкретные, поверхностные уровни анализа остаются сферой обитания альтернативных основному течению подходов: институционального, поведенческого, эволюционного, в меньшей степени посткейнсианского и неоавстрийского» [3. с. 756].

15. «Сам жанр теоретического трактата, дающего последовательное системное изложение всех основных проблем экологической науки, видимо, безвозвратно ушел в прошлое» [Там же, с. 760].

16. «Выбор уровня абстракции, в принципе, должен быть функцией от объекта исследования и характера поставленной задачи» [Там же].

17. «В каждой из областей (отраслей) экономического анализа мы можем обнаружить не один, а несколько подходов, обычно конфликтующих друг с другом» [Там же, с. 761].

18. «Практически не существует методологических подходов, позволяющих объяснить все проблемы. Правда, неоклассический подход в принципе на это способен, но, как уже отмечалось, за счет понижения содержательности и утраты нетривиальности выводов» [Там же].

Приступая непосредственно к критическому анализу приведенных выше аргументов, восемнадцати весьма актуальных и своеобразных выводов и тезисов, сразу же отметим особенность нашей позиции. Мы руководствуемся концептом научно-теоретического строя. Неоклассический подход занимает в нем достойное место, но не более того. С нашей точки зрения, представление об основном течении (мэйнстриме) приемлемо, но лишь в том случае, если оно понимается в контексте научно-теоретического строя экономической теории. Если же понимать мэйнстрим так, как В.С. Автономов, т. е. в качестве развертывания потенциальных возможностей исключительно одного, а именно неоклассического, подхода, то научно-теоретический строй экономики как раз к нему и редуцируется. И тогда неминуемо возникают коллизии мэйнстрима с альтернативными ему подходами, например кейнсианским или эволюционным. Отход от научно-теоретического строя экономической науки к узко понятому мэйнстриму не позволяет в полной мере выявить ее концептуальное единство. Альтернативы существуют по отношению к неоклассически понятому мэйнстриму, но не относительно научно-теоретического строя экономической теории. Разумеется, он не представляет собой нечто раз и навсегда законченное, но, надо полагать, теоретические новации не разрушат его, а будут способствовать его трансформации и росту. Новые концепции как в физике, так и в экономике не перечеркивают старые теории, а лишь обновляют их содержание в рамках научно-теоретического строя.

В аргументе 1 характеризуется экономико-теоретическая ортодоксия, ее приверженность к «модели рационального (максимизирующего) человека в равновесном мире». Но согласно последующей аргументации рассматриваемая модель признается отнюдь не ортодоксальной, а исключительно восприимчивой к новациям. Распространенное в экономической литературе отождествление максимизирующего человека с рациональным является следствием смешения двух уровней анализа. Дело в том, что ratio в отличие от максимизации является не экономическим, а философским термином. Рациональным является не только максимизирующий (в экономическом смысле) человек, а любой субъект, причем постольку, поскольку он руководствуется концептами (а избежать этой участи никому не дано). Максимизирующий человек есть максимизирующий человек, только и всего. Именование его рациональным человеком не дает прироста знания. Что касается приверженности неоклассики к равновесному миру, то она не абсолютна. И неравновесный мир отнюдь не чужд неоклассикам.

В аргументе 2 утверждается удивительная способность неоклассической теории к адаптации. На наш взгляд, в рассматриваемом выводе В.С. Автономов приписывает творческий потенциал научно-теоретического строя неоклассической экономической теории. Дело отнюдь не в том, что неоклассика адаптируется к своим оппонентам, а в том, что вместе с ними она, будучи существенно трансформированной, обеспечивает наращивание научно-теоретического строя экономической науки. Так называемой теории ожидаемой полезности в рамках неоклассики как таковой, т. е. не выступающей в качестве органичной части научно-теоретического строя, не существует.

В аргументе 3 утверждается доминация «основного течения» и его ядра, неоклассического подхода. Наш комментарий: само представление об основных и неосновных течениях является следствием неубедительного концептуального анализа, не достигающего представления о научно-теоретическом строе экономической науки. С этой точки зрения можно сказать, что выделение основных и неосновных течений вообще не нужно. Все научные экономические теории входят в состав научно-теоретического строя, а это означает, что в концептуальном отношении они тождественны. Теории несоизмеримы лишь до тех пор, пока они не включены в состав научно-теоретического строя, не абсорбированы им. Чтобы быть правильно понятыми, сошлемся на физику. В историческом плане квантовая механика явилась альтернативой классической (ньютоновой) с ее концептами абсолютного пространства и времени. Но классическая механика не сдана в архив. Почему? Потому что она переосмыслена таким образом, что перестала противоречить квантовой механике. Пришлось отказаться от концепции абсолютного пространства и времени. Но при этом не отказались от импульсно-энергетического представления, равно как и от пространственных и временных координат. Как выяснили физики, классическая, релятивистская (эйнштейновская) и квантовая механика соизмеримы друг с другом, и следовательно, они не является альтернативами. Нечто аналогичное ситуации в физике имеет место и в экономической теории.

До тех пор пока неоклассика и, например, кейнсианство не сопоставлены концептуально друг с другом, они являются альтернативами. Если же это сопоставление удалось провести, то они уже не противоречат друг другу. Нет противопоставления теорий – нет и классификации их в качестве основных и неосновных. Естественно, и представление о ядре основного течения перестает быть актуальным. Для характеристики научно-теоретического строя термины «ядро» и «оболочка» малоподходящие. Памятуя об историческом происхождении научно-теоретического строя, резонно выделять в нем нечто вроде четырех ступеней: вероятностно-игровую экономическую теорию, кейнсианство, неоклассику и классику. В этой классификации неоклассика занимает почетное третье место. В рамках представления о научно-теоретическом строе экономической теории актуально не представление о его ядре (где оно? его нет), а разве что представление о вершине этого строя, которая представлена вероятностно-игровой экономической теорией. Впрочем, даже выделение концепта вершины научно-теоретического строя не во всем убедительно. Дело в том, что в отличие от исторического научно-теоретического ряда в научно-теоретическом строе нет структуры его предшественника постольку, постольку все теории приведены к одному и тому же концептуальному единству. Выделение вершины научно-теоретического строя приводит к разрушению этого единства, и тогда вновь возникают призраки ранее преодоленных альтернатив.

Тезис 4 о невозможности достаточно ясного (аргументированного) отнесения той или иной теории к основному течению также спорен. В мире науки, в том числе экономической, руководствуются критерием научной истины. Он достаточен для того, чтобы либо включить теорию в научно-теоретический строй, либо убедиться в невозможности такого включения.

В аргументе 5 утверждается, что постоянно изменяются границы неоклассического подхода за счет включения в него новых моделей и гипотезы рациональных ожиданий. В действительности же изменяется не только неоклассика, наращивается научно-теоретический строй.

В соответствии с аргументом 6 рост экономического знания сопровождается сохранением методологических принципов неоклассики. Выходит, что в отличие от самой теории ее методологические основания незыблемы и, следовательно, консервативны. Но в действительности методология теории синхронна ей самой. Это положение иллюстрировалось нами выше при построении научно-теоретического строя.

В аргументе 7 В.С. Автономов приводит интересное наблюдение, согласно которому новые, не согласуемые с неоклассическим подходом теории выпадают из него, но им на смену приходят их неоклассические аналоги. Суть подмеченного им явления состоит, на наш взгляд, в другом: либо теория выдерживает экзамен на концептуальную состоятельность – и тогда она включается в научно-теоретический строй, либо она не проходит этот экзамен и существует в качестве непрорефлексированного должным образом знания. При этом всегда находятся авторы, которые эрзац-знание представляют как недооцененную новацию.

Значимость аргумента 8 нам видится в том, что в состав научно-теоретического строя включаются все наиболее актуальные экономические теории.

Согласно аргументу 9 критики неоклассического подхода не создали и даже не претендовали на создание всеобъемлющей системы. Суть дела нам вновь видится в актуальности научно-теоретического строя. Он существует в одном-единственном виде, а потому невозможно придумать ему альтернативу. Что же касается неоклассического подхода, рассматриваемого вне контекста научно-теоретического ряда, то он неоднократно подвергался вполне успешной критике, в том числе со стороны кейнсианства и неокейнсианства.

По мнению В.С. Автономова (тезис 10), в отличие от микроэкономики в макроэкономике неоклассические, монетаристские и посткейнсианские теории конфликтуют друг с другом. Такой вывод является следствием разобщения теорий, желания во что бы то ни стало втиснуть их в ложе автономной методологии неоклассики, сопровождаемой абсолютизацией гипотезы о рациональном поведении экономических агентов. Последовательная опора на концептуальный регулятив научно-теоретического строя снимает мнимую альтернативу экономических теорий. Ориентация монетаризма на денежную, а посткейнсианства на фискальную политику не выводит их за пределы научно-теоретического строя.

В аргументе 11 утверждается, что в психологии теории несоизмеримы друг с другом. Это суждение невозможно обосновать. Что касается нашего анализа, то он свидетельствует против этого суждения. Лишь на первый взгляд кажется, что самые влиятельные психологические теории, а это фрейдизм, необихевиоризм и когнитивизм, противоречат друг другу. А между тем и в психологии можно и следует руководствоваться представлением о научно-теоретическом ряде и строе. К сожалению, в рамках данной книги мы вынуждены ограничиться этим заключением тезисного характера.

Согласно аргументу 12 именно методология неоклассического подхода способствовала успеху математизации экономической теории. С этим выводом трудно согласиться. Все современные теории выступают от имени математического моделирования и в этом смысле математизируются. Науки не могут обойтись не только без математики, но и без семиотики, лингвистики, логики, информатики, т. е. комплекса наук, которые часто называют общенаучными. Нет такой научной методологии, которая была бы несовместимой с признанием актуальности математического моделирования. Дело обстоит не так, что сначала вырабатывают методологию, а затем в зависимости от нее теория математизируется или не математизируется. Кейнсианство согласуется с программой математизации отнюдь не меньше, чем неоклассика. Кто знает математику, тот сумеет воспользоваться ее достижениями в любой науке. Ситуация с математизацией напоминает о способностях людей искусства. Поэты не умеют говорить без рифмы, композитор способен переложить на музыку все, что попадет в область его внимания, в том числе и… любую экономическую теорию. Можно станцевать и классику, и неоклассику, и кейнсианство, выразив в движениях как их соизмеримость, так и своеобразие. Талантливые аспирантки выдающегося отечественного философа А.Ф. Лосева, бывало, протанцовывали перед ним содержание диалогов Платона, и строгий учитель угадывал в их балетных па как раз тот смысл, который они уразумевали лишь после его длительных объяснений. Любой прозаический текст можно переписать на язык рифмы, музыки, танца, а также логики, математики, информатики и прочих общенаучных дисциплин.

В аргументе 13 утверждается, что математический инструментарий имеет абстрактный характер и в итоге он ставит исследователя перед сложной проблемой выбора между «истиной и строгостью». Выходит, что чем строже математика, тем дальше отход от экономической истины. В.С. Автономов явно полагает, что используемая в экономической теории математика представляет собой некую абстракцию от тех или иных черт реальной действительности. Операция абстрагирования ведет, дескать, к отходу от действительного положения вещей. Но математика придумывается человеком благодаря его творческому воображению безотносительно к миру природы и общества. Изобретатели и основатели математического анализа И. Ньютон, Г. Лейбниц, О. Коши, К. Вейерштрасс ни от чего не абстрагировались, они никак не учитывали определенность экономической действительности, не входившей в предмет их теоретического интереса. На наш взгляд, суть обсуждаемого дела состоит в следующем.