Текст книги "Философия экономической науки: учебное пособие"

1.3. Спорные вопросы

Понимание принципа концептуальности затемняется наличием целого ряда спорных вопросов, освещение которых в научной литературе оставляет желать лучшего. Некоторые из них целесообразно рассмотреть хотя бы в предварительном плане уже сейчас, на первых стадиях анализа.

А. О признаках предметов. Здесь особенно много разногласий вызывают два вопроса. Во-первых, справедливо ли считать предметы совокупностью свойств и отношений? Во-вторых, тождественны или всего лишь сходны свойства и отношения, измеряемые в одних и тех же единицах? Обратимся для начала к первому из этих вопросов.

Допустим, мы рассматриваем электрон. Он обладает (так обычно выражаются) массой, зарядом, спином, энергией, скоростью. С научной точки зрения электрон есть совокупность этих свойств. Нет такого стержня, на который нанизаны свойства. Электрон не обладает свойствами, он есть их объединение. Резонно говорить о свойствах товара, капитала, денег, занятости. Но всякий раз следует иметь в виду, что согласно научному методу кроме свойств и отношений ничего другого не удалось обнаружить. Существовать – значит быть свойством или взаимосвязью свойств. Как отмечал Куайн, «принять объекты некоторого вида – значит рассматривать их как значения наших переменных» [82, с. 328]. Это верно лишь при одном уточнении: значениями переменных всегда являются свойства и отношения.

Обратимся теперь к вопросу о сходстве свойств. Для англосаксов характерно подчеркивание сходства свойств, но ни в коем случае не их качественной тождественности. Такая позиция восходит, по крайней мере, к Дж. Локку. Он полагал, что существуют только отдельные вещи, которые обладают не общими, а сходными качествами [99, с. 467–468]. Имеется в виду, что концептуальное представление есть известное огрубление действительности. Допустим, что цена одного товара равна 10 руб., а цена другого товара – 15 руб. Вопрос: можно ли утверждать, что цены двух рассматриваемых товаров качественно тождественны? На наш взгляд, не только можно, но и нужно. Все дело в том, что ни Локку, ни его современным последователям, в том числе и У. Куайну [86], не удалось показать, чем же отличаются так называемые сходные качества друг от друга. Есть два принципиальных способа рассуждения: либо показать различие свойств, считающихся сходными, либо согласиться, что они качественно тождественны. Мы не видим альтернативы второму способу понимания природы признаков. Два свойства измеряются одной и той же мерой не потому, что они сходны, а в силу их действительной однокачественности.

Но почему даже выдающиеся философы столь осторожны, а порой и нетерпимы к интерпретации свойств как качественно тождественных? На наш взгляд, сказывается приверженность к традиции, некогда ориентировавшейся на вывод общего из единичного. В таком выводе видели избавление от постулирования иллюзорных сущностей, никак не представленных единичными реалиями. В свете успехов принципа концептуальности старая приверженность к номинализму У. Оккама (существует не общее, а единичное, обозначаемое именами) потеряла свою значимость. Как известно, согласно требованию «бритвы Оккама» не следует преумножать число сущностей. Есть единичное, нет надобности еще и в общем. Но суть дела заключена в другом: общее не прибавляется к единичному, а группирует его в своеобразные кластеры. В итоге реализуется своеобразный принцип научной экономии, огромное многообразие единичных реалий сводится к относительно короткому списку свойств и отношений, представленных переменными.

Заканчивая разговор о свойствах предметов, разумно подчеркнуть их отличие от отношений. Недопустимо ставить знак равенства между, с одной стороны, относительностью свойств и, с другой стороны, отношением свойств. Свойство – характеристика данного объекта, отношение есть связь нескольких свойств. Цена товара зависит от многих обстоятельств, и следовательно, она относительна. Но она присуща именно данному товару. Отношение попадает в поле анализа исследователя тогда, когда рассматривается связь различных свойств, например связь уровня цен со степенью занятости населения. Научные законы – это всегда отношение, но никак не свойство.

Б. Ментальная концептуальность. Спорные вопросы концептуальности применительно к ментальной области обычно выступают как коллизия мыслей и чувств. Так называемые рационалисты с их историческими лидерами Р. Декартом, Г. Лейбницем и И. Кантом исходят из мыслей, а затем от них совершают переход к чувствам. Оппоненты рационалистов в лице сенсуалистов или эмпирицистов (Дж. Локк, Д. Юм, Э. Мах) начинают с чувств (ощущений, впечатлений) и переходят от них к мыслям. И рационалисты, и сенсуалисты считают противостояние мыслей и чувств очевидным фактом, отталкиваясь от которого они устремляются в путь – либо от мыслей к чувствам, либо от чувств к мыслям. Но действительное положение вещей таково, что упомянутый выше путь иллюзорен, а потому его никому не суждено осуществить.

Элементарной формой познания в области ментального является понятие, а не мысль или чувства. Но пикантная особенность элементарных форм состоит в том, что они по определению считаются изначально заданными. Это означает, что их возникновение не может быть представлено как пошаговый процесс. Вполне правомерно утверждать, что сознание человека явилось на свет в качестве метаморфозы возможностей биологического мозга. Но при этом спонтанный процесс возникновения понятий не поддается детализации. Исследователю не остается ничего другого, как признать существование спонтанных процессов.

Несостоятельное противопоставление мыслей и чувств дает о себе знать в любой из современных наук, в том числе в экономике. Два весьма показательных примера: концепции субъективной полезности и рациональных ожиданий. В первой из этих концепций много сенсуализма с английскими (И. Бентам, Дж. С. Милль, Г. Сиджвик) и австрийскими (К. Менгер, Е. Бём-Баверк) корнями. Во второй дает отчетливо о себе знать противопоставление рационализма и иррационализма, сторонники которого настаивают на иррациональных ожиданиях. Налицо явная путаница. Мысли и чувства как таковые, т. е. в качестве самостоятельных, отделенных друг от друга сущих, не существуют. Можно лишь сожалеть, что устаревшие представления о формах познания столь прочно вошли в ткань современного языка, что избавление от них является исключительно трудным делом. Люди привыкли представлять себе познание в противостоянии мыслей и чувств. Речь идет о привычке, которая заслуживает искоренения.

В контексте проводимого анализа заслуживает упоминания также феномен интуиции. Латинское intueri означает пристальное всматривание. В философии науки интуиция понимается обычно либо как мгновенное постижение каких-то смыслов, либо как понимание целого без вхождения в его детали. Следует заметить, что обе позиции являются далеко не безупречными. Процесс познания всегда требует времени. Голословное утверждение, что познание может быть мгновенным, является не более чем идеализацией, которой некритически приписывают пышный титул интуиции. Что касается целого, то после всестороннего развития системного подхода невозможно избежать вывода, что оно познается не иначе как взаимосвязь элементов. Интуитивист в бездоказательной манере отрицает структурированность систем, что, разумеется, недопустимо.

В заключение следует отметить, что тема ментальной концептуальности является золушкой современных научных исследований. Нет ни одного сколько-нибудь развитого философского направления, в котором она была бы в центре исследований. В рассматриваемом контексте некоторых комплиментов заслуживает разве что феноменология Э. Гуссерля. Но даже в ней сохраняется разобщенность чувств (их здесь называют переживаниями) и понятий (феноменологи называют их эйдосами). Феноменологи полагают, что к эйдосам ведет синтез переживаний. Этот синтез способствует развитию понятий, но никак не является подготовкой его рождения.

Еще одно заблуждение состоит в том, что сферу ментальности относят исключительно к области психологии. В действительности же среда ментальности давно поделена между науками. В физике, биологии, экономике – везде наличествуют особые понятия, особые ментальности, о своеобразии которых психологи смогут судить лишь в том случае, если они вплотную займутся проблематизацией частных наук. Пожалуй, перед психологией есть лишь два пути: либо она вплотную начинает заниматься ментальными уровнями различных теорий, либо вырождается в собрание суждений, не обладающих востребованной наукой основательностью. На наш взгляд, психология экономики все еще остается недописанной главой философии экономики.

В. Языковая концептуальность. После трудов швейцарского лингвиста Ф. де Соссюры концептуальность языка стала в науке едва ли не общепринятым фактом. «Языковой знак, – подчеркивал он, – связывает не вещь и ее название, а понятие (курсив наш. – В.К.) и акустический образ» [169, с. 99]. Но если языковой знак обозначает именно понятие, то и язык как целое в каждой своей части представляет понятийное, концептуальное содержание. Здесь выясняется одно исключительно важное обстоятельство.

В мире языка концептуальность выражается особыми терминами, обозначающими признаки, как-то: «масса», «валентность», «цена», «доход», «прибыль». Но надо иметь в виду и так называемые предметные общие термины, например «деревья», «люди», «поступки», «товары». Все эти термины не являются концептами, ибо они обозначают не свойства, а предметы. Обозначение предметов приобретает глубокий смысл, не иначе как будучи увязано в единое целое с концептами. К тому же приходится учитывать, что последние могут быть поверхностными, не выражающими суть дела. В связи с этим Лейбниц в его заочной полемике с Локком проводил различие между номинальными и реальными определениями. Лишь реальные определения показывают определяемое во всем богатстве его свойств [93, т. 2, с. 291, 297]. В отличие от реального номинальное определение «скользит» по поверхности смысла, не более того.

Понимание природы концептуальных определений имеет важнейшее значение для уяснения существа взаимоотношения экономики и философии экономики, равно как и науки и философии в целом. Очень часто философии приписывается форма концептуальности, которой она в действительности не обладает. В философии широко используются общие термины (вещи, свойства, отношения, товары, цены, взаимодействие), но они не являются философскими концептами. Неправомерно считать, например, что экономика имеет дело с концептами первого, а философия экономики – с концептами второго порядка, определяющими суть экономических явлений. На долю философии приходится проблематизация трудностей науки, приводящая к более глубокому пониманию ее существа.

Имея в виду развитие философии в XX в., следует отметить два очень важных обстоятельства. В предшествующей этому веку эпохе язык понимался как следующий за ментальностью, его самостоятельность явно недооценивалась. Подчеркивание в XX в. самостоятельности языка часто сопровождалось игнорированием, особенно со стороны герменевтов и аналитиков, его связи с ментальностью. Другая нежелательная тенденция состоит в придании языку уже не только относительной, но и абсолютной самостоятельности. Это характерно, например, для постструктуралистов и постмодернистов (Ж. Деррида, М. Фуко, Ж. Лиотар), язык в таком случае изолируется от фактуальной области.

Связь языка со сферами ментальности и фактуальности, безусловно, существует, но она не отменяет его относительной самостоятельности, о чем немало исключительно важного написано философами XX в. (герменевтами, постструктуралистами, постмодернистами и аналитиками). Самое существенное в теме самостоятельности языка состоит в том, что часть знаний не приходит к нему извне, а образуется в нем самом. Логика научных дискурсов, развивающаяся по законам аргументации и полемики, сама по себе приводит к приросту знания, который затем переводится в область ментальности и фактуальности. К сожалению, этому аспекту дела не уделяется должного внимания во всех науках без каких-либо исключений, в том числе и в экономике. Создается впечатление, что в каждой из наук не дописаны целые главы, в которых следовало бы представить их как форму языка.

1.4. Ценности и цели

Многообразие наук свидетельствует о многообразии концептов. Ясно, что их природа меняется от одной науки к другой. Если бы это было не так, то существовала бы только одна наука. В чем же состоит специфика экономических концептов? Избегая пространного ответа на этот вопрос, воспользуемся некоторыми наработками семиотики – науки о знаках, в рамках которой разумно различать синтаксические, семантические и прагматические науки. Согласно Ч. Моррису, синтактика, семантика и прагматика изучают соответственно отношения знаков друг к другу, отношение знаков к их объектам и отношение знаков к интерпретаторам [122, с. 50].

В этой связи обращает на себя внимание статус соответственно логико-математических, естественно-научных и гуманитарных наук. В качестве представителя логико-математических наук рассмотрим простейшую из них – арифметику. В ней речь идет о свойствах чисел, прежде всего натуральных. Числа 1, 2, 3 ничего не обозначают, их смысл реализуется в соотношении друг с другом, и только так. В качестве представителя естественно-научных дисциплин рассмотрим физику. В отличие от арифметики физика имеет дело с реальными явлениями, каковые обозначаются посредством понятий и терминов. Люди при всей их творческой активности не в состоянии изменить или же отменить физические явления и законы. Они вынуждены принимать их такими, какими они являются. Семантика всегда имеет дело с фиксациями природного. Физика, химия, геология, биология – это семантические науки.

В качестве представителя гуманитарных наук рассмотрим экономику. Концепты и законы экономических явлений установлены не природой, а конституированы людьми. Статус экономических явлений зависит от самих людей. Он неизбежно воспроизводится их поступками, к которым относится даже бездействие. Человек вынужден проектировать экономику, выражать к ней свое отношение. В отличие от законов природы экономические законы не воспринимаются как нечто данное свыше на вечные времена. Проективный характер экономических качеств вынуждает к терминологическим новациям. Очевидно, что недопустимо характеризовать экономические концепты в том же самом ключе, что и физические.

Концепты естествознания выступают в качестве констативов, они констатируют природные явления. В свете предыдущих разъяснений назовем экономические концепты проективами. Читатель вправе сделать нам упрек в использовании непривычных ему терминов. Реагируя на это возможное возражение, отметим, что констативы часто классифицируются как описательные понятия (дескрипции), а проективы – как ценности. Такова известная научная форма, избежать обсуждения которой невозможно. Итак, придется обратиться к теме ценностей.

Ценность – это концепт. Такой весьма обязывающий вывод подкрепляется тем, что в экономической науке используются переменные. Но, как отмечалось выше, использование переменных – характерный признак концептуального устройства науки. В экономической науке любой концепт специфицируется в соответствии с ее тремя уровнями: фактуальным, ментальным и языковым. Рассмотрим для начала ценность как понятие. Обращение к теме ценностей вынуждает нас обратиться к истории вопроса. В противном случае многие его болевые точки останутся невыясненными.

Увязать тему ценностей с научным методом одними из первых пытались представители баденской школы неокантианства В. Виндельбанд и Г. Риккерт. Но у них не обошлось без очевидного конфуза. Оба считали, что для гуманитарных наук в отличие от наук о природе характерен не генерализирующий (от лат. generalis – общий), а идеографический (от лат. idios – особенный и grapho – пишу), или индивидуализирующий, метод. Наукам о природе они приписывали закономерности, а наукам о культуре – отношение к ценностям. Ценности противопоставлялись любым понятиям. Правильная же логика состоит в противопоставлении ценностей не любым понятиям, а только конструктам логико-математических наук и дескрипциям естествознания. Недопонимание сути принципа концептуальности не позволило неокантианцам придать теме ценностей научный характер.

Более удачно распорядились темой ценностей в конце 1920-х гг. феноменологи М. Шелер и Э. Гартман. Они отлично сознавали характер ценностей. Их беда состояла в том, что они оставались в пределах сугубо философских рассуждений. По Шелеру, религия в ценностном отношении состоятельнее науки. По поводу научного характера ценностей он, равно как и Гартман, мог сообщить немногое.

Крайне превратное отображение нашла тема ценностей в неопозитивизме. От имени философии, которая претендовала на высокое звание философии науки, Л. Витгенштейн безапелляционно заявил, что в мире нет ценностей, ибо они, дескать, нефактуальны. По сути, имелось в виду, что невозможны предложения не только этики, но и всех гуманитарных наук [38, с. 70]. «Добро лежит вне пространства фактов» [38, с. 414]. Основу такого рода утверждений составляет физикализм – самая яркая форма натурализма. Но даже отказ от него, явившийся результатом взаимной критики неопозитивизма, постпозитивизма и аналитической философии, не придал теме ценностей подобающий ей статус. Ярко выраженные в этих трех философских направлениях номиналистические тенденции, выпячивание единичного в ущерб общему не позволяют многим исследователям признать безо всяких оговорок, что концептами гуманитарных наук являются не понятия-дескрипции, а ценности. Есть немало и таких ученых, которые избегают темы ценностей из-за боязни стать заложником субъективизма с его явной ориентацией на навязывание науке личностных предпочтений. Достаточно очевидно, что этот страх имеет метафизические корни. Бесспорно, что ценности изобретаются людьми, но отсюда никак не следует их произвольный характер. Нет никаких оснований ставить знак равенства между субъективностью ценностей и субъективным произволом. Homo economicus регулирует свои поступки. Отмечая этот факт, приходится признать, что человек использует особые концепты, позволяющие ему ставить перед собой определенные цели. Именно их разумно называть ценностями. Если бы ценностно-целевое начало пронизывало природу в той же самой степени, что и общество, то не было бы смысла в различении дескрипций и ценностей.

Ценности и цели – это разные, но не существующие друг без друга диспозиции концептов. Ценность по отношению к цели есть ее основание. Цель не является основанием самой себя. Она достигается в процессе совершения поступков. Человек, поставивший перед собой определенную цель, всегда делает это в силу своей воли к реализации некоторой ценности. В качестве смысловой мотивации ценность содержит в себе цель как свою динамическую возможность-перспективу. Цель не возникает сама по себе, она рождается из ценности. Применительно к цели всегда правомерен вопрос: «Почему?». На вопрос: «Почему ты поставил перед собой именно эту цель?» следует ответ: «Такова моя ценность».

Понимание ценности как понятия, видимо, не сопряжено с особыми трудностями. Пожалуй, большинство исследователей согласится с тем, что ценности вырабатываются самим человеком, причем в специфических для его природы областях деятельности, т. е. в ментальности и языке. Сложнее обстоит дело с уразумением природы ценностей как признаков товаров, услуг, действий. С одной стороны, вроде бы не приходится сомневаться в их реальности, но, с другой стороны, они не обнаруживаются в предметных телах экономических явлений. Выход из обозначенной коллизии видится в том, что выработанные людьми ценности вменяются природным телам, в результате последние приобретают символическое (знаковое) значение. Ценностное бытие предметов является символическим. Символическое не значит иллюзорное. Его жизненную силу не следует недооценивать.

1.5. Принцип иерархии и автономии ценностей

Перейдем к рассмотрению вопроса о соотношении ценностей, в том числе экономических ценностей (э-ценностей). Напомним читателю, что взаимосвязь ценностей образует аксиологический закон. Следует отметить, что в научной литературе крайне редко рассматриваются варианты взаимосвязи концептов. Но это, бесспорно, важнейший вопрос. Чтобы обнаружить его болевые точки, сопоставим экономику с другими науками.

В исчислении высказываний, являющемся простейшим разделом математической логики, простые высказывания объединяются в сложные посредством пропозициональных связок: и (Λ), или (V), «если …, то…» (→) и т. д. И в логике, и в математике используются определенные правила вывода из исходных формул новых. И физик и экономист с успехом используют аппарат логики и математики, он им необходим, но недостаточен.

Физику важно установить не только координацию физических признаков, но и их субординацию. Рассмотрим простейшую формулу (второй закон Ньютона) F = ma. Что важнее – сила (F), масса (m) или ускорение (а)? Пожелавший изменить ускорение (а) сможет этого добиться за счет изменения F и m, но сами они по отношению к а автономны. Можно показать, что пространственно-временные характеристики выступают проявлениями импульсно-энергетических характеристик, т. е. те и другие неравнозначны. Такова природа физических явлений.

Экономист имеет дело с ценностями, любая формула экономического закона выступает как связь э-ценностей. Но и здесь не обходится без субординационных связей. Существенно в этой связи, что сами люди инициируют ценности. А это означает, что они вольны в субординации ценностей. Анализ всего спектра экономических школ и воззрений показывает, что едва ли найдется такая экономическая ценность, которая кем-то не водружалась на вершину иерархии э-ценностей. Исследователь вынужден признать автономность всех э-ценностей и их известную самодостаточность.

Очевидно, что успех экономического дела зависит от изобретательности экономиста, его умения сочетать уже известные э-ценности и придумывать новые. Этот аспект дела настолько актуален, что резонно, придавая ему самостоятельное значение, продолжить его обсуждение в специальном параграфе.