Текст книги "История Киева. Киев капиталистический"

Живопись Вильгельма Котарбинского

Художник В. А. Котарбинский имел высокий профессиональный уровень, с 1905 года академик, окончил Петербургскую академию живописи. Один из немногих отечественных художников – выпускник Академии Св. Луки в Риме. Он был тихим, скромным человеком, который не нуждался в наградах и почестях, а в личной жизни он так и остался, как и в своем творчестве, – одиночкой. Его мифологические сюжеты и персонажи с глазами, переполненными трагизмом и болью, очень нравились зрителям «серебряного века». Но для «гегемона ХХ» они оказались лишними, ибо не выкрикивали «Слава!» и не помогали мечтать о «светлом будущем». Он так и остался певцом скорбей и трагических мечтателей. Даже в росписях Владимирского собора и в оформлении шикарных жилых домов, ни на йоту не изменил своей творческой сути.

Вильгельм Александрович родился в г. Неборуве, – сейчас Польша. В 1871 году окончил Варшавскую художественную школу. Когда ему исполнилось 19 лет, вдруг решил стать художником и вступить в брак с кузиной. Отец категорически был против этих намерений. Брак с двоюродной сестрой запрещала католическая вера, художником быть считалось неблагородным делом. Поэтому юноша бросает отчий дом и едет в Рим. Мытарства, с которыми пришлось там встретиться, не помешали ему стать, несмотря на возраст, первым призером Академии Св. Луки, получить серебряную медаль и звание «Первого Римского рисовальщика». Но как раз в Италии проявилась житейская неприспособленность мастера, которому всё, кроме творческого воодушевления, было лишним. И если бы не помощь братьев Сведомских, то он умер бы от голода. Они на носилках гробовщика перенесли умирающего поляка к себе в мастерскую, выходили его и после этого постоянно проявляли заботу. Забрали Котарбинского и привезли его в Киев, где он стал навсегда киевским мастером. Иногда ездил в Санкт-Петербург, где в 1900 году в Академии искусств прошла его персональная выставка, на которой экспонировалось около 150 сепий и ряд больших холстов.

Известный Третьяков облюбовал для своей галереи «Лепту вдовицы», но попросил художника изменить свою подпись латинским шрифтом на кириллицу, от чего тот категорически отказался: «Я всегда так подписываюсь, и не буду ради денег перерабатывать произведение. Вы приобретаете картину, а не подпись!» Жена мецената, сожалея, что эта работа не попала в их собрание, приобрела ее для себя. Картина после ее смерти, согласно завещанию, все-таки очутилась в Третьяковской галерее.

Жизнь художника в Киеве была довольно однообразной. Его любимая кузина стала вдовой, и они, в конце концов, поженились. Котарбинский приехал с женой в Киев, чтобы показать ей свой любимый город и собор, познакомить с друзьями. После осмотра города в собор она явилась в густой, черной вуали, уже под вечер, когда все разошлись. С товарищами знакомиться наотрез отказалась. Его собратья по кисти, братья Сведомские, уверяли, что у «знаменитой кузины» такая «рожа», что лошади на улицах пугаются. Супруги в скором времени разъехались. После неудачных попыток создания семьи, своего жилища и мастерской, Котарбинский надолго поселился в отеле «Прага». Сейчас – один из корпусов отеля «Театральный». При этом он имел возможность купить себе дом и быть довольно зажиточным, ибо его картины постоянно пользовались спросом. Попадались и довольно серьезные заказы. Это, во-первых, росписи во Владимирском соборе. Вместе с Павлом Сведомским они написали там 18 картин и 84 отдельные фигуры. Он стал одним из основателей Общества Киевских художников.

В. А. Котарбинский. Литография, 1910-е гг.

Также Вильгельм Александрович выполнил росписи в домах Терещенко и Ханенко, где они гармонично объединены с шедеврами европейской живописи, висевшими на стенах. Художника беспокоило исключительно качество красок. В комнате отеля стояли мольберты с начатыми и законченными картинами. Под длинной дубовой скамьей собрались заметенные туда хозяином окурки, обрывки бумаги, пустые коробки из-под папирос и спичек. Во второй, маленькой, которая использовалась как спальня, была всегда неубранная кровать и всюду рассыпанный табак. Она имела такой вид, что во время гражданской войны, когда комендатуру Красной армии разместили в отеле, захламленную комнату не тронули. А старика-художника жалели, не отселяли, и даже не трогали. Но он боялся выстрелов на улицах. Поэтому забрал «свое барахло» и в 1919 году перебрался жить на квартиру к Праховым (Трехсвятительская, 20).

Умирал тяжело, от склероза и паратифа. Последний вздох испустил 4 ноября 1921 года. Но осталось богатое художественное наследие хорошего мастера, которое доносит людям его внутренний мир мистических явлений и загадок. Как здесь не вспомнить стихи Иосифа Бродского о художнике, после которого остались только «Иуды и Магдалины».

Мистическая история с привкусом ванили

Обыватель, в том числе и киевский, ищет во всех историях всевозможную мистику, приметы, ворожбу и всяческую ерунду! Ко мне нередко подходят экзальтированные личности, в большинстве перезрелые, и требуют у меня книги, но обязательно с мистикой и загадочностью… А я реалист, хоть и суеверный! Верю только в торжестворазума и логики. Вот эта история, хотя и не связана с Киевом, доказывает, что всему можно найти научное объяснение.

В 1978 году в отделение Pontiac корпорации General Motors пришло письмо, гласившее: «Я понимаю, что могу показаться идиотом, но всё, что я хочу рассказать, – святая правда. В нашей семье все очень любят мороженое. Каждый вечер после ужина мы решаем, какой сорт будем есть на десерт, и я еду за ним в магазин. Проблемы начались после того, как я приобрел новый „понтиак“. Каждый раз, когда я покупаю ванильное мороженое и собираюсь вернуться с ним домой, машина напрочь отказывается заводиться! Если мороженое клубничное, шоколадное или любого другого сорта – никаких проблем. Звучит глупо, но, может быть, в „понтиаке“ есть нечто, что реагирует на ванильное мороженое?»

Дом Ханенко. Фотография 1910-х гг. из коллекции автора

Разумеется, в службе поддержки клиентов к письму отнеслись скептически, и все же – «клиент всегда прав!» – послали инженера на проверку. Есть у них на «загнаивающемся Западе» такое!

Владелец автомобиля оказался вежливым, образованным человеком, и на сумасшедшего похож не был. Поехали в магазин, купили ванильное мороженое. Все точно – машина не заводится! Так продолжалось несколько дней подряд. Шоколадное – заводится. Клубничное – заводится. Ванильное – нет. Инженер был человеком здравомыслящим и отказался верить в то, что у автомобиля может быть аллергия. Он отмечал все детали поездки – время, какой бензином, на какой колонке заправляли машину, даже температуру и облачность. В конце концов, выяснилось, что дело не в самой ванили, а в расположении товаров в торговом зале магазина. Ванильное мороженое – как самое ходовое – размещалось в холодильнике самообслуживания у самого входа, а все остальные сорта – в глубине зала, и продавались через кассира. Купить ванильное можно было намного быстрее, чем любое другое.

Задача перешла в разряд технических: почему машина не заводится, если хозяин возвращается к ней быстро? И ответ был найден: двигатель не успевал остыть, и в карбюраторе оставались пробки, вызванные интенсивным испарением бензина. Что, в свою очередь, повлекло необходимость совершенствования карбюратора, но это – уже совсем другая история. Так и популярность творчества Вильгельма Котарбинского объясняется той мечущейся предреволюционной эпохой, когда людям хотелось чего-то необычного и странного. Неспроста тогда писал Федор Сологуб: «Ветер тучи носит. Носит тучи пыли. Сердце сказки просит. И не хочет были!» Работы художника хорошо смотрелись в журналах и на открытках, но трудно было их представить на стенах жилища!

Лукьяновский замок, где родился президент, объединил судьбы брата Ленина и Фанни Каплан

Об этом мрачном доме в Киеве, с которым связаны жизни стольких знаменитостей, не то чтобы забыли – наоборот, о нем часто, даже излишне, вспоминают. Но что знаете Вы, дорогой Читатель, о прошлом Лукьяновского следственного изолятора МВД Украины, которому не так давно исполнилось 150 лет? Всем, кто побывал там не по своей воле, не до его прошлого. А кто может сказать, что в тюрьму попадают по своему желанию? Ну, разве что надзиратели или, как их теперь называют, контролеры.

Это тюремное сооружение, окруженное старыми валами, новыми жилыми домами, прикрытое деревьями, стоит в самом центре столицы. Вот открыть бы в Лукьяновской тюрьме музей, но куда деть его обитателей и обслуживающий персонал? Нет другого здания, в котором перебывало столько значительных, знаменитых лиц, и которые, несмотря на их столь разительные политические взгляды, находились в одних и тех же камерах, ходили на допросы, свидания, прогулки по одним и тем же коридорам. Я не буду останавливаться на нынешнем состоянии Лукьяновского следственного изолятора. Я – историк, поведу рассказ о прошлом, но на этот раз не об архитектуре и быте, а о прежних обитателях тюрьмы.

Ранее, когда заключенных были единицы, их заключали в крепостях или замках. Особо виновных казнили без промедления. Места массовых заключений в Киевской губернии появились одновременно с восстанием 1863 года, с проведением групповых арестов и казней для содержания многочисленных врагов режима.

Губернские присутствия стали строить везде. В Киеве оборонные сооружения были небольшого размера, поэтому возникла необходимость в новом тюремном замке. Для новостройки выбрали пустынное место у поселка Лукьяновка. Первое главное сооружение появилось в 1863 году по проекту архитектора М. Иконникова. Архитектурного целого не получилось, памятник зодчества второй половины ХІХ века достраивался и перестраивался, что происходит и сегодня.

Так появилась Лукьяновская тюрьма, место, где все – независимо от политической платформы и симпатий – объединялись в очереди за тюремной похлебкой. Когда в злополучные 1930-е годы у киевских старожилов спрашивали, где тот или та, они многозначительно потирали руки, иногда приговаривая, хотя и так было понятно: «Ладушки». Так, с черным юмором, называли ЛАД – Лукьяновский арестный дом. В последние годы возле «Ладушек» – видать, в назидание, – поставили величественное по архитектуре и великолепное по интерьеру здание налоговой полиции.

Первыми лицами, которые по политическим причинам гурьбой попадали в камеры тюрьмы, стали народники, участники Чигиринского заговора 1877 года. Тогда большая группа революционно настроенной молодежи подготовила восстание в Чигиринском уезде Киевской губернии. У них не получалось напрямую сказать крестьянам о своих целях. Поэтому 24-летний сын священника Яков Стефанович, имея опыт политической работы, решил пойти на обман крестьян, использовав их процарские настроения. Он выдал себя за эмиссара императора Дмитра Найду и призвал сообща бить помещиков и забирать их имущество. В этом ему помогали 20-летний дворянин Иван Бохановский, в прошлом член революционной организации «Киевская коммуна», и 22-летний Лев Дейч, сын еврея-купца. Они создали нелегальную крестьянскую организацию «Тайная дружина». За месяц до выступления планы заговорщиков были раскрыты, всех членов дружины, а их было около тысячи, арестовали. Так Бохановский, Дейч, Стефанович стали заключенными Лукьяновского замка. У народников существовала специальная группа для освобождения своих товарищей. Особенно отличился в этом сын военного Михаил Фроленко. Он разработал верный план, который неоднократно применял. По нему и сбежала из Лукьяновской тюрьмы указанная тройка. Сам Фроленко впоследствии участвовал (дважды) в покушениях на Александра ІІ, за что был осужден в 1881 году, но казнь заменили пожизненным заключением, из которого его освободили по Манифесту 1905 года. Бохановский, Стефанович, а особенно Дейч и далее продолжали заниматься революционной работой. В романе Ф. Достоевского «Бесы», который не любили в СССР, читаем: «Мы проникнем в самый народ. Одно или два поколения разврата неслыханного, подленького. Когда человек обращается в гадкую, трусливую, жестокую, себялюбивую мразь, – вот что надо!» А в черновиках к «Бесам» можно прочитать удивительное пророчество Достоевского: «Год такого порядка или ближе – и все элементы к огромному русскому бунту готовы. Три губернии вспыхнут разом. Все начнут истреблять друг друга. Капиталы и состояния лопнут. И потом, с обезумевшим после бунта населением, разом ввести социальную республику, коммунизм и социализм».

Особое событие в описываемой тюрьме произошло 24 мая 1881, когда в камере родился будущий академик, мало того, президент Академии наук УССР А. А. Богомолец. Даже объем книги не позволяет указать все звания этого великого ученого. Его мать – Софья Николаевна Богомолец, в девичестве Присецкая, была по происхождению дворянкой с Полтавщины. Она, став женой видного народовольца врача Александра Богомольца, по распространенной среди молодежи моде вступила на путь революционной борьбы. Даже не окончив в Петербурге женские курсы врачей, по зову души и мужа «пошла в народ». После долгих скитаний, скрываясь от полиции в подполье, Софья Богомолец в Киеве стала членом революционной организации «Южнорусский рабочий союз», а после ареста основателей, которые тоже отбыли срок в Лукьяновской тюрьме, приняла руководство. Ей тогда исполнилось 24 года. Вскоре арест и суровый приговор: 10 лет каторги. Но на место отбывания наказания везти Софью было нельзя – осужденная была с заметным животом. Через четыре месяца заключения она родила мальчика, который впоследствии 16 лет руководил наукой Украины. Когда малыш окреп, его маму с подельницей Елизаветой Ковальской отправили в Сибирь. Молодые женщины и из Иркутской тюрьмы попытались убежать. Это не удалось, и им добавили еще по 8 лет срока. Софье Богомолец достаточно было и первых полученных десяти лет: она умерла от туберкулеза на Нижней Каре (Забайкалье) 23 января 1892 года.

Долгие годы (1878–1903) судьба революционеров в Киеве зависела от начальника Киевского губернского жандармского управления полковника В. Д. Новицкого. В своих мемуарах «Записки жандарма» он почти не вспоминает Лукьяновскую тюрьму, ставшую его позором. Конец ХІХ века, пожалуй, был самым тяжелым периодом для жандармерии: все студенты, да что там говорить, вся интеллигенция баловались революцией! Да, да, именно, баловались! Иначе эти потуги объяснить нельзя. Как дети, которые добрались до спичек… и устроили пожар, сжегший империю! Вначале пытались разбередить революционными идеями крестьян, а потом, поняв всю бесперспективность этих устремлений, взялись за рабочий класс. Но когда вспыхнула революция 1905 года с ее трагедиями, баррикадами, расстрелами, погромами, они ужаснулись, но было поздно: зверь разрушения и насилия был уже разбужен!

А тогда быть революционером считалось модным и престижным. Жандармский полковник Новицкий, забирая всех присутствующих на собраниях, резонно считал, что непричастных просто не было. И ничего, что из взятых 100 человек 90 выпускалось на свободу – главное, чтобы жандармов боялись, а тюрьмы пусть будут переполнены. В постоянно достраиваемой Лукьяновской тюрьме мест было достаточно, но надзирателей не хватало, поэтому заключенные шатались по камерам, которые не запирались. В это время в Лукьяновской тюрьме произошла встреча двух ведущих лидеров Октябрьского переворота – А. В. Луначарского и М. С. Урицкого. Последний зарекомендовал себя так, что вершил дела тюрьмы он, а не ее начальник. Луначарский до этого отсидел в знаменитой Таганке, поэтому мечтал немного отоспаться, а тут – постоянные политические споры. Пришлось даже жаловаться тюремному надзирателю, чтобы его приговорили к одиночному заключению, и он не должен был жить в постоянном гаме общей камеры! Но что требовать от интеллигентного Анатолия Васильевича: чтобы знать в совершенстве шесть языков, их надо было где-то учить. А тюрьма стала университетом для большевиков.

Уголовники сидели отдельно, но и они пользовались теми послаблениями, которых добивались политические, а те иногда по численности, а чаще и по влиянию, в тюрьме преобладали.

При Новицком решили для показательного суда в Киеве собрать всех нелегальных распространителей газеты «Искра», из которой потом «разгорелось пламя». Вот тут и произошла история, прославившая тюрьму на весь мир. 31 августа 1902 года был организован побег 10-и искровцев. Так как среди них были знаменитые большевики Николай Бауман, Макс Литвинов, Иосиф Пятницкий, то об этом достаточно написано. Им с воли передали кошку (крючок), а в цветах – веревочную лестницу. К акции искровцы готовились не скрываясь. Вели себя вызывающе, гоняли в футбол жестянкой, играли в «слона», становясь во что-то наподобие пирамиды. И вот в назначенный день закинули лестницу, построили «слона» и оказались за тюремной стеной. На грохот в тюрьме надзиратели не обратили внимания, а часового один из заключенных держал в своих крепких руках.

О Пятницком и Баумане написано немало, но о М. М. Литвинове (Макс Волоха) материалы скудны. А жаль, очень уж колоритная фигура, как в революционной борьбе, так и в международной политике. Его, члена КПСС с 1898 года, невероятно боялись. Сначала жандармы, а потом дипломаты. Он любил сталкивать их лбами: первых – физически, а вторых – фигурально. Максим Максимович в тяжелейших 1941–1946 годах – заместитель наркома иностранных дел и одновременно посол СССР в США. Многие считают, что вступление этой державы в антигитлеровскую коалицию – его непосредственная заслуга.

В арестном доме после позорного для администрации побега дисциплина усилилась. Иногда происходили издевательства над заключенными. Так, 26 обитателей Киевской губернской тюрьмы 31 марта 1902 года направили генерал-губернатору письмо. В нем сообщалось об издевательствах над ними полицейских. «Арестованного приводят под стражей на ночь в участок, заводят в секретную комнату, накладывают на жертву железный обруч и резиновой плетью предают пыткам давно исчезнувшей цивилизации. Человек готов отдать и подтвердить все, и невинного страдальца не устрашает будущая каторга или тюрьма – лишь бы избавиться от пыток. Весь материал, необходимый для протокола, получался от пыток, избиений, выбиванием зубов. Из заключенных в Киевской тюрьме, числом около 2000, не найдется более 200–300 человек, отбывающих наказание по действительной вине своей. Что касается других, то они жертвы кулачных наказаний», – писали оттуда Л. Мурашко, И. Котвицкий.

А. В. Луначарский. Открытка нач. ХХ в.

Большую известность приобрел труд возглавляющего киевскую адвокатуру А. С. Гольденвейзера «Преступление – как наказание и наказание – как преступление», написанное в 1908 году под впечатлением романа «Воскресенье» Л. Н. Толстого. Сын Александра Соломоновича перевел этот роман на английский язык. Лев Николаевич в письме к нему заметил: «… не могу не сказать, что этюд Вашего отца с большой силой и яркостью освещает дорогие мне мысли о неразумности и безнравственности того странного учреждения, которое называется судом».

Советские историки попали в несколько щекотливую ситуацию. На тех домах, в которых хоть несколько дней провели родственники В. И. Ульянова-Ленина, были памятные доски, причем весьма внушительные. Но на действующую тюрьму их нельзя было повесить. Анна Ильинична провела там январь-июнь 1904 года, а ее брат Дмитрий Ульянов – с января 1904-го почти год. Но мемориальная камера близкого родственника Ленина находится в музее «Косой капонир», а там он был всего пару дней! Это вполне в духе того освещения истории! В киевском музее В. И. Ленина, где я несколько лет работал внештатным экскурсоводом, даже намека не было на то, что дед вождя пролетариата Александр Бланк родом из Украины – из местечка Староконстантинов.

Для террористов особо заманчивой фигурой был В. А. Сухомлинов – генерал-адъютант, командующий Киевским военным округом (1904–1908), Киевский, Волынский и Подольский губернатор (с 1905 года), военный министр (1909–1915). Для покушения они выбрали самую «боевую подругу» – Фейгу Ройд. Читателям она хорошо известна по фильмам, книгам, даже живописным картинам как… Фаня Каплан. Когда она отправилась на предложенную акцию в конце 1906 года, то утверждала, что ей 18 лет, а, попав в Лукьяновскую тюрьму, уменьшила свой возраст на два года (так она фигурирует в справочниках). Дочь меламеда с Волыни на то время была анархисткой, но ей удачи это не прибавило: покушение не состоялось. Фейга уронила взрывное устройство, даже не дойдя до места акции. Бомба откатилась, незадачливая террористка пострадала мало. Поэтому в тюремной больнице ей вытащили осколки, а потом перевели из койки в камеру. В «Ладушках» Фаня переориентировалась в эсеры. С возрастом Каплан теряла зрение, здоровье, но не убийственный запал. С 30 августа 1918 года стала одиозной фигурой из-за своих выстрелов в Ленина. Так как Владимир Ильич никогда не бывал на Украине, то о реальности покушения на него Фани Каплан, почти ничего не видящей, рассуждать не буду.

Дмирий Ильич Ульянов

По разным причинам, но в основном из-за отстаивания своих взглядов и убеждений, в знаменитом тюремном замке побывали изобретатель Николай Кибальчич, философ Николай Бердяев, историки Евгений Тарле и Михаил Грушевский, литераторы Владимир Винниченко и Сергей Ефремов. Короткое время в камере был Борис Донской, убивший командующего германскими войсками фельдмаршала Эйхгорна. Террориста повесили 10 августа 1918 года на Лукьяновской площади при большом стечении народа. Два часа его тело с табличкой «Убийца фельдмаршала Эйхгорна» висело на телеграфном столбе. Его соучастница, тайный агент ВЧК Ирина Каховская, внучатая племянница известного декабриста, находилась в тюрьме и лишь по шуму толпы могла догадываться о случившемся.

Уместно вспомнить самые страшные годы репрессий 1930-х годов, когда через вереницу страданий, издевательств и необоснованных обвинений прошел цвет украинской интеллигенции: М. Зеров, М. Вороный, Г. Косынка, Д. Фальковский и многие другие.

Можно изучать историю Лукьяновской тюрьмы по названиям киевских улиц советского периода: Мельникова (один из первых марксистов Ювеналий Мельников сидел в апреле 1896 года за организацию так называемого Лукьяновского рабочего клуба); Жадановского (подпоручик Борис Жадановский – руководитель восстания саперов); Шлихтера (один из создателей КПСС Александр Шлихтер – вице-президент АН УССР (1931–1938); Дегтяренко (Петр Дегтяренко – впоследствии руководитель ГубЧК); Чудновского (Григорий Чудновский – киевский комиссар); Тимофеевой (Галина Тимофеева – член большевистского подполья).

Фанни Каплан

А если вдуматься, то в названиях киевских улиц имеется какой-то скрытый смысл. И если вы хотите, чтобы вашим именем назвали улицу в нашем городе, нужно, как минимум, отсидеть пару лет в Лукьяновской тюрьме…