Текст книги "По следам Пушкина"

Смерть гения

Успех Девятой симфонии в мае 1824 года был неслыханным. Вот только денег композитору он принес мало. Вслед за Девятой симфонией Бетховен пишет сразу пять квартетов. Когда партитуры были переписаны и оказались в театре, оркестранты не могли скрыть свое скептическое отношение к ним. Музыка показалась им странной и дикой. «Такую несуразицу мог сочинить только глухой, выживший из ума и обуреваемый бредовыми идеями человек», – шептались они и тут же окрестили квартеты «фанфарами ужаса». Немудрено, что концерт провалился.

Бетховен вернулся домой бледный и тут же, прямо в прихожей, упал без чувств. Его подхватили и уложили на софу. Он ничего не требовал, не издал ни единого звука. Потом уснул. Назавтра прислуга нашла его спящим в той же самой позе и в том же самом платье. Это был удар, какого судьба давно не преподносила композитору. Бетховен жил, словно в лихорадке. Его то в жар бросало, то обдавало холодом. Жизнь стала адом. Вчера еще это был коренастый, кряжистый человек с кирпично-красным лицом, седеющей гривой волос на высоко поднятой голове и прямыми, широко расставленными плечами. Сегодня по городу метался глубокий старик, согбенный, маленький, с посеревшим лицом и белы ми космами, развевающимися на ветру. Он срочно уехал к своему брату, отношения с которым у него всегда были непростыми.

Поначалу все складывалось отлично. Природа, как обычно, действовала на Бетховена благотворно. Стояли теплые июньские дни. Незакатное солнце золотило жнивье, кропило светом виноградники. В прозрачной дали уходили к горизонту волнистые перекаты холмов. Их склоны курились легкой голубоватой дымкой, зеленели рощами. Тишина и спокойствие, разлитые в природе, проникали в израненную душу Бетховена, изгоняли смятение и боль, наполняли миром. Постепенно он отходил, обретал давно утраченное равновесие. А вместе с душевным покоем приходило желание творить.

Он просыпался рано. И сразу же садился за стол, писать. Ни брат, ни невестка не роптали: они знали, если Бетховен работает, мешать нельзя. Два-три часа он не разгибал спины, а потом вскакивал и, на ходу позавтракав, отправлялся гулять. Не разбирая пути, носился по лугам и полям, размахивая руками и громко распевая что-то несвязное и дикое. Окрестные крестьяне поначалу пугались его, а потом привыкли и стали считать этого маленького, лохматого, плохо одетого старика чем-то вроде безобидного бродяжки. Казалось, он вновь помолодел.

Однажды утром, когда маэстро вернулся с прогулки, семья брата только-только садилась завтракать. Он сел к столу. Брат читал местную газету.

– О, российская императрица Елизавета скончалась, – сказал Иоганн.

Людвиг не услышал его, поглощенный в свои мысли.

– Я говорю, супруга Александра, царя русского, простыла в дороге и ушла вслед за мужем, – повторил Иоганн и, видя непонимающее лицо брата, протянул ему газету. Людвиг молча смотрел на текст официального сообщения. Шли минуты, лицо его становилось все белее и белее, пока не стало походить на посмертную маску. Потом он медленно завалился набок и тяжело сполз под стол, так и не издав ни звука.

Когда пришел в себя, почему-то долго никого не узнавал. Чувствовал себя неплохо. Но вдруг заторопился и сказал, что должен выезжать:

– Ехать! Немедленно прочь!

Он уехал. Как прибыл в Вену, не помнил. В голове мелькали лишь какие-то смутные, еле различимые клочки. Но и дома не пришло облегчение. Крупозное воспаление легких – поставил диагноз врач. На пятый день могучая натура преодолела кризис, и Бетховен уже мог сидеть в кровати, а на седьмой день вставал с постели, ходил по комнате, читал и что-то писал. Потом вдруг наступило резкое ухудшение. Началось единоборство со смертельной болезнью. Как-то он с трудом произнес:

– Смерть ничто, живешь по-настоящему только в самые прекрасные мгновения. Жизнь приобретает красоту и значительность лишь благодаря воображению, этому цветку, который там, в заоблачных высях, пышно расцветает. Вот почему мне не страшно умирать…

Людвиг ван Бетховен умер мартовской ночью 1827 года. Тысячи горожан пришли прощаться со своим маэстро. Таких похорон Вена еще не знала. Процессия, растянувшись до самых городских ворот, медленно двигалась по улицам Вены. А народ все прибывал.

– Кого хоронят? – недоуменно спросил какой-то приезжий, пораженный неслыханным скоплением народа.

– Гения музыки, – ответил ему человек с улицы. Когда друзья стали разбираться в оставшемся после него хаосе, среди которого рождались величайшие произведения, они нашли в потайном ящике его гардероба письмо со странным адресом – «Бессмертной возлюбленной».

Десять маленьких листов бумаги. Ни на конверте, ни в самом письме не было имени той, к кому он обращался, или указания места, где она проживала. Письмо, датированное 6-го и 7-го июля без указания года. Написанное словно на одном дыхании, письмо по ритму строк были сродни биению сердца, готового от напряжения разорваться на куски.

«Мой ангел, мое всё… О боже, что за жизнь! Без тебя! Так далеко! Так близко!!! Какая тоска!..»

А еще нашли маленькую деревянную шкатулку, в которой лежали 50 дукатов – все состояние, оставшееся от гения.

Таинство посвящения

Людвиг ван Бетховен не любил посвящать свои произведения кому-либо. Для него музыка была выстраданным таинством, и написать вверху партитуры чье-то чужое имя – этого делать он не будет, достаточно того, что людям позволено слушать плод его вдохновения. Партитуру можно продать, а вдохновение не продается. Известно всего несколько случаев, когда произведения великого мастера были посвящены конкретному человеку. Причем с годами такое и вовсе не случалось.

В 1802 году влюбленный композитор отдал переписчикам сонату свою, надписав сверху «Посвящаю Джульетте Гвиччарди». Так она и была опубликована в Бонне в начале марта. Бетховен мечтал, что это будет его свадебным подарок. «Иллюзия длилась недолго, – скажет Ромен Роллан, – и в сонате уже видно больше страдания и гнева, чем любви». А название «Лунная» уже после смерти Бетховена даст поэт-романтик Людвиг Рельштаб.

«Крейцерова соната» была сочинена Бетховеном в мощнейшем эмоциональном экстазе, рожденном музыкой, правда, в исполнении мужчины. Речь идет о скрипаче-мулате с африканскими корнями и сложным именем – Георг-Август-Полгрен Бриджтоуер. Будучи женатым на польской аристократке, он сперва транзитом через Польшу попал в Лондон в качестве «абиссинского принца», где произвел фурор (одно время он даже состоял скрипачом при дворе будущего короля Георга IV), затем примчался в Вену и буквально заворожил Бетховена своей волшебной игрой на скрипке.

Воспламененный Бетховен тут же, в считанные дни, написал знаменитое allegr– (presto) и тему с вариациями, присоединив к ним финал, первоначально предназначенный для другой сонаты. Согласно легенде, Бриджтоуер играл произведение по едва высохшей рукописи, а сам Бетховен и вовсе по памяти, так как просто не успел отдать партию фортепиано переписчику.

Позже «абиссинский принц» повздорил с композитором, и Бетховен снял посвящение, перепосвятив сонату другому, гораздо более знаменитому скрипачу – французу Рудольфу Крейцеру, личному камермузыканту Наполеона, в прошлом директору Парижской консерватории. Однако Крейцер отказался ее играть, сочтя малопонятной и слишком сумбурной, да и вообще он не шибко жаловал музыку Бетховена. Это, впрочем, не помешало им дружить до самого конца. Так и осталось – «Крейцерова соната».

Соната фа-минор (опус 57) получит имя «Апассионата» совсем не от автора. Этой сонаты, кстати, могло бы и не быть, если бы не случай. Когда князь Лихновский, меценат, выплачивавший Бетховену ежегодно по 600 флоринов, попросил его сыграть что-нибудь для французских офицеров, композитор в знак протеста забаррикадировался в своей комнате, а после выбрался наружу через окно и убежал из дому под проливным дождем, неся под мышкой рукопись еще неизвестного никому опуса 57.

Многим произведениям Бетховена, как и Гайдна, имена дадут позже слушатели и издатели. Только «Героической» Третью симфонию он назовет сам. Это тоже общеизвестно. Партитуру с посвящением Бонапарту он уже собирался отправить в Париж, но тут пришло сообщение, что Наполеон провозгласил себя императором Франции. Бетховен, когда узнал об этом, воскликнул в ярости: «Этот – тоже обыкновенный человек! Теперь он тоже сделается тираном!» Схватил заглавный лист, разорвал пополам и швырнул на пол. Два года он не разрешал публиковать симфонию. Но потом первая страница была переписана, и симфония стала называться «Героической».

И название «К Элизе» (пьеса была издана в 1865 году) он тоже дал сам. И у меня теперь нет никаких сомнений, кому посвящена эта прекрасная маленькая пьеса для фортепьяно соло. А у вас остались какие-то сомнения?

Елизавета Алексеевна, русская императрица, жена Александра I. «Ангел, сошедший с небес». Эта женщина была тайной музой великого русского поэта Александра Пушкина. Эту женщину до конца своей жизни любил Людвиг ван Бетховен, именно она была «бессмертной возлюбленной» великого композитора.

С этим можно спорить. Но я не собирался писать биографию Бетховена, а просто сопоставил некоторые факты его жизни. Получилось вот такое «художественно-историческое исследование». «К Элизе» – это моё любимое. Мне до сих пор хочется написать на эту божественную мелодию слова: «Ты теперь так далеко, так далеко, так далеко…»

Моя мама как-то подарила мне книгу Ларисы Васильевой «Жена и муза». Заметно было, что ей непросто расстаться с книгой. Она так и сказала: «Я ее очень люблю эту книгу, постоянно ее перечитываю». Я тогда не знал, что ответить. Теперь – знаю. Дело не в книге было, а в любви. Неземной и бессмертной Любви. Той, о которой Данте Алигьери сказал: «Любви, что движет солнце и светила».

Впрочем, боюсь, что это доступно для понимания только Посвященным.

Комедия с «Ревизором»

I

По словам Павла Нащокина, Гоголь никогда не был близким человеком Пушкину. А критик В. Ильин писал, что свет России отражается в Пушкине, а мрак концентрируется в Гоголе. Это всё Белинский – это он поместил автора «Ревизора» сперва «вместе с Пушкиным во главе русской литературы», а затем, еще Пушкин был жив, заявил, что «в настоящее время Гоголь является главою литературы, главою поэтов; он становится на место, оставленное Пушкиным». С тех пор и пошло…

Писали даже так: «Пушкин – литературный советчик уже завоевавшего себе литературное имя Гоголя». Или так: «Связь двух писателей, как известно, носила характер дружеский и творческий… Нет в России людей, более близких в то время, чем Пушкин и Гоголь».

Пушкин узнал о существовании Николая Гоголя из письма Плетнева (22 февраля 1831 г.): «Надобно познакомить тебя с молодым писателем, который обещает что-то очень хорошее. Ты, может быть, заметил в «Северных цветах» отрывок из исторического романа с подписью Оооо…»

Пушкин отвечает Плетневу только после второго напоминания, спустя почти два месяца, и весьма равнодушно: «О Гоголе не скажу тебе ничего, потому что доселе его не читал за недосугом». Пушкин только что женился – что мэтру до начинающего писателя под «нулевым» псевдонимом?

Но Гоголь настойчиво лезет в друзья. 20 мая 1831 года в Петербурге на вечере, который устроил Плетнев, они встречаются. Пушкину – 32. Он крупнейший поэт России, признанный гений. Каждый его шаг, слово, жест становятся известными, записываются в дневниках, пересказываются в письмах современниками. Круг его друзей давно сложился, они его ровесники или старше. Они все живые классики, аристократы, элита.

Гоголю – 22. Едва окончив гимназию в глубокой провинции, он приехал в столицу и горит замыслами доказать маменьке и родственникам, что они посылают ему деньги не зря. Он беден и ищет заработка. Он начинающий литератор, но пока у него нет ни имени, ни славы. Петербург встретил его холодно и равнодушно. Но молодой провинциал, в котором поначалу трудно было отличить талант от графомании, решил пробиваться в литературу любыми путями. Он искал расположения своего кумира. По выражению А. Синявского, пушкинскую «благословляющую руку сам же на себя возлагал». Ему нужно, очень нужно быть с Пушкиным на дружеской ноге, чтобы от него, величайшего поэта России, повести свой счет.

Ходячая цитата: «С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну что, брат Пушкин?» Это Хлестаков, но очень автобиографично. Гоголь в письме Жуковскому от 22 февраля 1847 года сам назвал себя Хлестаковым. Кстати, интересная деталь: хлопанье по плечу Пушкина вставлено в текст комедии уже после смерти Александра Сергеевича. А позже автор «Ревизора» исповедовался: «Я стал наделять своих героев сверх их собственных гадостей моею собственной дрянью».

Он пишет матери: «Письма адресуйте ко мне на имя Пушкина, в Царское Село, так: “Его Высокоблагородию Александру Сергеевичу Пушкину. А вас прошу отдать Н. В. Гоголю”». Для родственников Гоголя в провинции это праздник. Пушкин возмущен. Гоголю пришлось извиняться, лгать: «Приношу повинную голову. Это была глупость моего украинского корреспондента… Может быть, и ругнете меня лихим словом, но где гнев, там и милость».

Существует девять писем Гоголя к Пушкину и четыре – Пушкина к Гоголю. Все письма Пушкина к друзьям – а он любил и умел их писать – содержательны, богаты мыслями, полны искренности и любви. Отвечая же Гоголю на его два длинных письма, Пушкин сухо обращается к нему: «Любезный Николай Васильевич» и на «вы» (25 августа 1831 г.). В письме всего пятнадцати строк, но в них Пушкин успел иронически оценить гоголевский «проект ученой критики» («Вы слишком ленивы, чтобы привести его в действие») и поправить: «Мою жену зовут не Надежда Николаевна, а Наталья Николаевна». В конце записки, словно в противовес «вечно ваш Гоголь», просто ставит свою подпись.

В сентябре 1831 года Плетнев издал книжку «Вечера на хуторе близ Диканьки», к которой сам, кстати, придумал название, и подвел ее под благословение мэтра. Пушкин отметил веселость, поэзию, чувствительность «Вечеров» и пожелал автору дальнейших успехов. Но никакой дружбы от этого не возникло.

Еще одно письмо Пушкина Гоголю (7 апреля 1834 г.) состоит всего из шести слов: «Вы правы – я постараюсь. До свидания». Гоголь просил Пушкина замолвить о нем словцо министру просвещения Уварову, чтобы получить должность в открывающемся Киевском университете, но стараться Пушкин не стал. В третьем ответе Пушкина, примерно месяц спустя, 13 мая, четыре строки – опять по поводу протекции, которой домогается честолюбивый Гоголь. Наконец, последняя, четвертая записка (октябрь 1834 г.) – три с половиной строки, шаблонный ответ надоевшему корреспонденту. После 1834-го Пушкин на письма Гоголя никогда больше не отвечал.

С конца июня по 30 октября 1832 года Гоголь уезжал, и видеться они не могли. 28 февраля 1833го Гоголь пишет Данилевскому, что Пушкина «нигде не встретишь, как только на балах». И опять он лжет: на те балы Гоголя никто не приглашал. Зимой 1833–1834 гг. они встретились еще раз. 2-го декабря Гоголь читал Пушкину «Повесть о том, как поссорились…», и Пушкин записал в дневнике: «очень оригинально и очень смешно». Но дружеских отношений между ними по-прежнему нет.

Да как же так? – спросите вы. А общеизвестный факт, что Пушкин подарил молодому украинскому таланту сюжет «Мертвых душ» и «Ревизора»? Да никак. Первоисточник этой информации – сам Гоголь.

Известен пушкинский черновик из трех строк:

«Криспин приезжает в губернию на ярмонку – его принимают за… Губернатор честный дурак… Губернаторша с ним кокетничает – Криспин сватается за дочь».

Дата написания неизвестна. Криспин во французских и итальянских комедиях – постоянно встречающийся плут-слуга. «Принимают за – типичная ситуация, на которой строились комедии во все времена. Ничуть это не доказывает, что Пушкин подарил Гоголю сюжет «Ревизора».

Однако кое-кто из литераторов пошел дальше: дескать, Пушкин, узнав, что Гоголь до смерти влюбился в его бывшую пассию Александру Смирнову-Россет, решил таким образом «откупиться». И будто бы в личной беседе так прямо и сказал об этом несчастному Гоголю, за что вспыльчивый малоросс обозвал его «ревизором женских ланит» и хлопнул дверью. А потом вспомнил рассказанный поэтом сюжет и написал-таки комедию, сделавшую его знаменитым…

На самом деле все было не так. В 1836 году в письме к Жуковскому из-за границы, подробно описывая замысел «Мертвых душ», Гоголь ни словом не обмолвился о подарке Пушкина. Говорить об этом Гоголь начал только в марте 37-го, после гибели Пушкина. Якобы Пушкин обсуждал с ним тему и объяснял, чем хорош этот сюжет именно для него, Гоголя. Пушкин тогда сказал: «Этот сюжет я бы не отдал другому никому». Знал хитрый хохол, что Александр Сергеевич не может уже ни подтвердить, ни опровергнуть. А вложив такие слова в уста гения, он как бы приподнимается над другими. Нет, не зря в домашнем кругу Пушкин говорил смеясь: «С этим малороссом надо быть осторожнее: он обдирает меня так, что и кричать нельзя».

Большая дистанция лежит между значениями друг и приятель. Приятель ближе по смыслу слову знакомый, а знакомых той или иной степени приближенности у Пушкина зарегистрировано 2700. Дружба для Пушкина – это многолетние отношения глубокой духовной близости, взаимной открытости, доверия, понимания, сопереживания, бескорыстия. Друзьями с Гоголем они не были. Но судьба сделала их дальними родственниками: спустя почти полвека внучка поэта Мария Пушкина вышла замуж за поручика гусарского полка Николая Быкова, внучатого племянника Гоголя.

Николай Васильевич Гоголь всегда был фантазером. Он выдавал желаемое за достигнутое, собственную выдумку – за реально существующее. Таинственным голосом любил он рассказывать о деталях своих интимных связей с женщинами, с которыми у него ничего не было.

II

Женщиной, которая по-настоящему восхищала Николая Гоголя и с которой он считал себя связанным до конца жизни, была Александра Осиповна Смирнова-Россет. Она происходила из весьма знатного рода. Ее отец был другом дюка Ришелье и много сделал для основания Одессы. Во время чумы отец умер, и маленькая Александра воспитывалась у бабушки недалеко от Николаева.

«Я часто думала, что сам Господь меня вел своей рукой, и из бедной деревушки на самом юге России привел меня в палаты царей русских на самом севере», – через много лет напишет в своих воспоминаниях Смирнова-Россет. В великосветских разговорах она будет называть украинцев итальянцами в России, исходя из того, что их язык мягок и богат. Покинув в детстве родную Одессу, где были похоронены родители, Александра Осиповна больше туда никогда не вернется.

После знакомства с Н. В. Гоголем и прочтения его «Вечеров на хуторе близ Диканьки» Александра Осиповна часто пела ему украинскую народную песню «Ой не ходи, Грицю, тай на вечорниці». Хотя в ее жилах текла кровь представителей разных национальностей, своей родиной она считала Малороссию и, называя Гоголя «хохликом», себя именовала «хохлачкой».

Гоголь многие годы таил свои нежные чувства к ней. Уже будучи женой калужского губернатора, Александра Осиповна однажды раскроет главный секрет автора «Ревизора»: «А вы, кажется, в меня влюблены!» Гоголь покраснеет и убежит…

И все же в последующее десятилетие Гоголь ни перед кем не будет так обнажать душу, как перед Александрой. Сохранилось около 70 (!) его писем к ней, но широкой аудитории известны лишь пять. Кроме того, именно «милой Александре» Гоголь посвятил много страниц своих «Выбранных мест из переписки с друзьями». Многие главы его произведений были ранее письмами к Александре Осиповне.

Выйдя замуж за состоятельного Николая Михайловича Смирнова, Александра как никогда раньше ощутит свое одиночество: обнаружилось, что она обрела не возможность жить с любимым человеком, а лишь беззаботно проводить время. Интересы, которыми жили великосветские дамы, раздражали ее глупостью и примитивностью. Она продолжала добросовестно нести крест матери семейства, но муж оставался ей лишь другом.

Вслед за автором «Мертвых душ» Александра Осиповна едет в Италию и Париж, Санкт-Петербург и Москву. Туда же отправляется и автор «Мертвых душ». Со временем Гоголь признается друзьям, что Смирнова-Россет была для него главным утешителем, когда никто не мог его утешить. Самой же Александре сообщит: «Любовь, связавшая нас с вами, – высока и свята. Она основана на взаимной душевной помощи, которая в несколько раз существеннее всяких внешних помощей».

Когда молодость прошла, Николай Васильевич и Александра Осиповна остро ощутили необходимость общения друг с другом. В 1845 году Смирнова-Россет сумеет убедить императора в назначении Н. В. Гоголю пенсии в тысячу рублей на три года.

Об отношениях Гоголя и Смирновой-Россет в высшем обществе ходили разные слухи. Почти два месяца императрица не хотела приглашать ко двору Александру Осиповну, у которой к тому же усложнились отношения с мужем. Конечно, многие не могли понять платоническую любовь двух сердец, для которых не стали препятствиями ни расстояния, ни время.

Александра Осиповна как-то призналась Гоголю: вокруг себя она не ощущает ничего, кроме сплетен и пустоты. С годами она все острее ощущала свое пикантное положение. Связать браком себя с Гоголем было невозможно, встречаться часто – тоже. Выручала их переписка. Читая мемуары современников Гоголя, можно удостовериться, что Александра Осиповна рассказывала о своем друге как о человеке, что был ей знаком, но держался на расстоянии. Между тем их переписка – разговор двух сердец, любящих друг друга.

Работая над вторым томом «Мертвых душ», – Гоголь попросит А. Смирнову-Россет подробно напи сать ему о чиновниках Калуги, их обязанностях, какую пользу для людей могут они сделать и какое зло причинить. Все это он потом использовал в книге.

Толки о Николае Васильевиче в обществе ходили разные. Много своих странных поступков он разъяснил одной только Александре Осиповне, часто мотивируя их тем, что он соединил в себе две «природы» – русского и украинца. «Я никак не утверждаю, чтобы он был хорош, но в нем есть одно такое свойство, которого я не находила у других людей: это желание искренне и сильное быть лучшим, чем он теперь есть, он один из всех тех людей, которых я знаю, примет всякое замечание, совет, упрек, от кого бы то ни было и как щекотливы бы они ни были, и умеет быть за это благодарным», – это Александра Осиповна любила повторять.

Переписка двух необычных друзей мало свидетельствует о том, что это переписывались мужчина и женщина. Скорее это были две души, которые с годами все больше ощущали свое одиночество. Именно Александре Осиповне в 1845 году приснился сон о сожжении второго тома «Мертвых душ» и она известила об этом Николая Васильевича, назвав сон «преображением»…

Последние годы их дружбы были исполнены тревоги: ведь уже приближалась старость. «Старуха в чепце, с цветами, за преферансом всегда было для меня отвратительное явление», – пишет Александра Осиповна Гоголю. А после его смерти она тридцать лет будет грустить о нем, храня в своей душе много неизвестных до сих пор фактов из жизни великого писателя, который унес с собой великую тайну.