Текст книги "Анжелика Балабанова pro & contra известных личностей"
![](/books_files/covers/thumbs_150/anzhelika-balabanova-pro-contra-izvestnyh-lichnostey-242676.jpg)
Автор книги: Виктор Королев
Жанр: Историческая литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
– Браво, барышня, браво! Сколько в вас разума! – он аж остановился, и чёрная косоворотка заиграла на плечах косой сажени, и сам он заискрил, стал чёрной молнии подобен. – А я даже не знаю, как вас зовут?
– Анжелика Балабанова.
– Вы интересная чудачка, Анжелика! Вырастете, станете знаменитой!
– Вы тоже.
На том и расстались довольно сухо…
Пройдёт девять лет. Она, уже самостоятельная и вполне взрослая, в начале февраля 1900 года будет ехать в поезде Брюссель-Париж. На одной из остановок купит какой-то литературный журнал на русском языке. Усмехнётся, увидев имя автора под рассказом – Иегудиил Хламида.
Интересно, что в то же самое время Алексей Пешков, сын Максимов, напишет в Ялту болеющему драматургу Чехову: «В Нижнем меня ничто не держит, я одинаково нелепо везде могу устроиться. Поэтому и живу в Нижнем. Впрочем, недавно чуть-чуть не переехал на жительство в Чернигов. Почему не переехал? Знакомых там нет ни души».
…В семнадцать лет Анжелика Балабанова окончила школу и уехала из Харькова. По возвращении в Чернигов мать настояла на её отдыхе за границей. Считала её образование законченным и надеялась, что пребывание в Швейцарии будет хорошим плюсом в «опчестве» при подготовке дочери к браку. Об этом «женском предназначении» Анжелике было сказано за неделю до смотрин. Справедливости ради надо сказать, что кандидатура Абрамчика Ужасовича рассматривалась лишь на случай, если лошадь вдруг понесёт и «харьковская выпускница» переломает себе ноги либо, стократ хуже, случится обратная ситуация.
Первый кандидат – закоренелый вдовец. Он был в меру лыс, подвижен и алчен. На невесту не посмотрел ни разу, вёл торговлю исключительно с мамахен и включительно недвижимость.
– Да шоб я так ни понимал! Я всё нормально понимаю. Я купец, а вы торгуете товар. И што я буду с его иметь? Ви што таки даёте за свой товар?
Дальше случился неожиданный блямц. Анжелика сидела напротив, скрестив ноги, в удобном кресле. И тут она лениво, по-королевски величаво встала, подошла вплотную к жениху и смачно припечатала его лысину ладошкой, чётко и беззлобно сказав на двух языках:
– Тебя, вельможный господин, невеста-лошадь ждёт в овин!
Ух, какой же кипеж был, с ума сойти! Но на все увещевания и требования извиниться девушка отвечала твёрдо: «L'amour perdu!» Что с французского переводится однозначно: «Свадьбы не будет!».
Два года Анжелике Балабанова пришлось бороться за независимость. Впрочем, вся её будущая жизнь будет борьба, а этот период, как потом она сама признавала, оказался не самым жестоким и трудным. Немало помогла и проверенная система бартера. Братьев много, она одна. И наследство одно на всех. А если от него отказаться, они могут её отпустить? Они согласились.
Потом осталось выцарапать у них ежемесячное вспомоществование. Сумела. Теперь всё – поцелуй мамахен, обними братахен и возьми билет на поезд куда-нибудь. В то время «золотая» русская молодёжь уезжала учиться всенепременно в Цюрих. Но одна из девушек, которую Анжелика сейчас натаскивала по немецкому и русскому, рассказала ей об университете, который открылся в Бельгии.
Новый университет в Брюсселе снился ей тем местом, где люди могли жить и говорить свободно, где их уважали и восхищались, куда съезжалась студенты со всей Европы. Это была свобода, а она, как сказал классик, лучше, чем несвобода.
Анжелика поехала…
Глава 2
«С Интернационалом воспрянет род…»
ГОСТИНИЦА у вокзала съела половину денег, выделенных братьями на месяц. Анжелика долго искала и, наконец, нашла комнату в мансарде под крышей. Подальше от центра, потише, зато до университета пешком четверть часа. Внизу хозяйка держала магазин, сама жила с детьми в задней комнате. Торговец из неё получился ýбыльный, так что постоялице обрадовалась.
Комната оказалась холодной, сырой. В сентябре ещё ничего было, а как пошли дожди, хоть ложись и помирай. Куда ни поставишь кровать, рискуешь проснуться в луже. По полу метрономом – кап-кап-кап. В ритме вальса, на три четверти. Из окошка дует так, что страницы открытой книги на столе листаются сами.
Окно мансарды выходит на узкую улочку, прямо на булочную. Утром слойки с марципаном пахнут особенно глумливо, лишают начисто рассудка, никаких дамских сил не оставляя. Зато – спасибо «принципу зато», что есть другая сторона – зато за час до закрытия там можно купить хлеб за полцены. Анжелика режет багет тонкими ломтиками на подоконнике. Это сухари к чаю, её завтрак и ужин. Брюссельская капустота в животе. Зато обедает она в университетской столовой.
Мамахен всенепременно сказала бы: «Петь-плясать не будешь, а выжить – может, и сумеешь». Интересно, что б она сделала, когда бы дочь вернулась? Торжествовала бы: «А я что говорила?!» Как странно всё же мир устроен! К возвращению блудного сына обрадованные родители ягнёнка зажарят на вертеле, а поменяйся вдруг пол у возвращенца – и сразу блудной дочери безжалостный допрос: «Ты где шлялась? С кем была?» М-да, надо бы с феминистками эту тему обсудить, их на курсе немало.
О, сколько радости и счастья подарили Анжелике первые дни учёбы!
Величественное здание, похожее на версальский замок, часы на высокой башне – это же настоящее чудо света! Она вошла в университет очарованной, околдованной, онемевшей, оцепеневшей. Это здесь она будет учиться? Да! Она здесь будет учиться, будет!
![](i_006.jpg)
Девушек на курсе оказалось всего десять. Одна итальянка, две француженки, три немки, четыре из России – и пять десятков молодых людей неизвестной пока этимологии, но, похоже, голландцы в основном.
Небольшая аудитория амфитеатром. Новоявленные студенты Нового университета встали, когда за кафедрой появился пожилой профессор.
– Братья мои! О, я вижу, тут нынче и сестёр немало – здравствуйте все! Я сразу вас спрошу. Почему, ответьте, люди не наслаждаются мирной жизнью? Почему они равнодушно проходят мимо дивной красоты окружающей нас природы и не пользуются во всей полноте благостными дарами земли нашей, общей матери-кормилицы? Зачем народы беспрестанно враждуют друг с другом, когда можно было бы так прекрасно жить в мире – по-братски?
Седые вихры вьются дружелюбно, огромный лоб мыслителя сулит вам бездну знаний – профессор радостно, по-детски засмеялся, довольный, что поставил аудиторию в тупик.
– И это очень хорошо, что вы не знаете ответа! Для того и создан наш университет, чтобы дать вам фундаментальные знания, чтобы вы научились думать и находить ответы на любые вопросы, которые вечно ставит жизнь перед человечеством. Все занятия здесь будут проходить на основе принципа «свободного исследования». Это главный принцип светского гуманизма, он предполагает разнообразие мнений и уважение права отдельных личностей выражать собственные верования без всяких гражданских и юридических запретов или страха подвергнуться наказанию. Здесь каждый свободен высказать своё мнение, даже если оно непопулярно или неприемлемо для большинства. Вы поймёте, что именно в отдельной человеческой личности нужно искать ту побудительную силу, которая послужит для распространения гуманистических идей и примет участие в действиях сознательных масс, способных изменить мир к лучшему и сделать всех людей счастливыми…
Это был Элизé Реклю́. Учёный с мировым именем, гениальный географ и писатель, человек удивительной судьбы. За участие в Парижской коммуне арестован, но и в тюрьмах, закованный в кандалы, он продолжал писать статьи. Приговорён к пожизненной каторге на островах Новой Каледонии, где большинство осуждённых молили бога лишь о быстрой смерти. Как мог, подбадривал там своих несчастных собратьев. А в это время Чарльз Дарвин, глава созданного для его защиты международного комитета, телеграфировал в Париж:
«Мы осмеливаемся думать, что жизнь этого человека принадлежит не только его родной стране, но и целому миру, что, обрекая такого человека на страдания далеко от центров цивилизации, Франция нанесет себе большой ущерб и уменьшит принадлежащее ей по праву моральное влияние в мире».
Самые видные европейские учёные подписали петицию. И помогло! Вечную каторгу ему заменили изгнанием из Франции.
Через несколько лет выйдет первая книга гигантского труда всей жизни Элизе Реклю «Земля и люди». В 1893 году читатели получат 19-й том этой «великой географии». В том же году Бельгия пригласит его возглавить кафедру географии в университете. Но, переехав в Брюссель, Реклю успеет прочитать лишь одну лекцию: половина профессоров запротестовала против «революционера-коммунара», и начальство вынуждено было отказать ему. Учёный мир раскололся. Те, кто разделял гуманистические взгляды великого географа, решили создать свой университет – новый, открытый, свободный.
Скромная аудитория Нового университета бывала всегда переполнена на лекциях Элизе Реклю. Приходили с других факультетов, стояли в проходах. Впрочем, другие предметы (все они шли на французском языке) тоже были очень содержательными и интересными.
![](i_007.jpg)
Как-то вечером, уже выходя из университета, Анжелика чуть не столкнулась с Реклю. Профессор энергично постукивал тросточкой перед собой, придерживая под мышкой толстенную книгу.
– Давайте я вам помогу!
Наверное, только настоящие французы могут так грациозно отдать даме тяжёлое, приподняв шляпу в почтении и в улыбке.
– А вы, мадмуазель, наверное, русская? Только русские предложат сразу помощь, – просиял профессор.
– Как хорошо вы говорите по-русски! – удивилась Анжелика.
– Выучил за полгода, когда жил в Сибири. Ваш покорный слуга объездил полмира и везде старался понимать язык других. Признать должен, что русские более гостеприимны и братолюбивы, чем другие народы. Когда-нибудь это признают все. Уверен, что ваша страна примет самое широкое участие в том безостановочном движении, которое несёт нас к новому миру. История наделит вас великими доблестями. Через несколько веков, когда утихнут современные страсти и забудутся все распри, вас начнут воспринимать иначе.
– Вы серьёзно так считаете? – воскликнула обрадованно Анжелика.
– Однозначно. Вы – нация, охватившая беспредельную равнину, и при этом ваш народ обладает качествами оседлого земледельца, который любит землю и с охотой её возделывает. Ни одна нация не будет содействовать настолько мощно, как ваша, нарождению будущего. Вы станете главными деятелями в развитии истинно человеческой цивилизации, основанной на свободе, равенстве, братстве. Вы – коммунары, а коммунары никогда не будут рабами… Кстати, что за брошюру вы брали сегодня в библиотеке?
– Это Плеханов. «Анархизм и социализм».
– Опять же вы порадовали старика! Георгий Валентинович – очень основательный теоретик. Нам с моим другом князем Кропоткиным в этой работе основательно досталось. Мы у Жоржа – эпигоны ранних анархистов, туманные угодники, не понимающие, где кончается «товарищ» и начинается «бандит». Он считает, что нас пора на свалку. Дескать, скоро пролетариат станет господином положения, ему достаточно будет нахмурить брови, достаточно дунуть, – и анархистская пыль исчезнет. Мы, конечно, не пыль на ветру, наш университет для того и создан, чтобы молодёжь могла узнавать, постигать логику и истину в столь многочисленных социальных течениях. Выбирать и строить новый мир – вам. Мой совет: слушать всех, а слушаться лишь сердца своего. Завтра Плеханов в Народном доме выступает с лекцией. Так что готовьтесь, читайте его брошюру и – верните мою книгу. О'ревуар!
…Ночью Анжелика долго не спала, читала Плеханова, потом статьи Реклю об анархизме – пыталась понять, «за» кого она и с кем не согласна. Разумеется, личность профессора-коммунара произвела на неё очень сильное впечатление.
Да, соглашалась она с великим географом: жизнь миллионов людей – это лишь незаметные явления всеобщей великой эволюции, увлекающей всех нас в своё бесконечное движение. Разве что-то значат эти маленькие явления, называемые сегодня революциями, – неважно какими: астрономическими, геологическими или политическими? Что могут эти едва заметные, почти призрачные движения? Миллиарды революций сменят друг друга в мировой эволюции, в существующем прогрессе Вселенной. Как бы велики или малы они ни были, все эти революции – лишь часть большого цикла бесконечного процесса, которое подчиняется движению Солнца и светил.
Нет, она против! Сердце подсказывало Анжелике, что в философии анархизма ей недостаёт каких-то важных элементов – отправной точки и причинной связи. И тут прочитала у Плеханова: «Если социальная наука в конце концов все-таки выбралась из этого тупого переулка, то она этим обязана Карлу Марксу». На этой фразе, наконец успокоенная, она уснула…
Её соотечественники, студенты из России, были в большинстве своём неплохо подкованы в теории и практике социальной борьбы. Многие из них вели активную работу в подпольном движении, и у них было мало общего с теми молодыми студентами, которые родились и выросли в благополучных, богатых семьях. Она почтительно смотрела на этих русских, которые могли часами обсуждать идеи Маркса, участвовали в митингах и демонстрациях.
Новый университет давал лишь основные понятия о политэкономии, философских течениях, механике капитализма, истории революционного рабочего движения. Всё чаще Анжелика ходила в Народный дом, где по вечерам кипели жаркие споры, где говорили о необходимости и неизбежности новой революции, в которой обязательно победит пролетариат, и именно он приведёт человечество к социальной справедливости. Эти люди для Анжелики были героями. Она боготворила их издалека. А они боготворили Плеханова. Они звали его, и он пришёл…
Она благоговейно смотрела на высокого красивого мужчину за трибуной и не могла отвести взгляда. Аккуратно одетый, Плеханов больше походил на местного аристократа, чем на русского революционера, спасавшегося за границей от царской охранки. Сейчас он казался Анжелике иллюзионистом, магом: «Пока вы тут верите всему, что я говорю, пока вы смотрите в мои глаза, а я в ваши, разгадка фокуса останется в моём рукаве».
![](i_008.jpg)
Его красивое, умное лицо завораживало. Тёмно-карие глаза смотрели то сурово из-под густых бровей, то иронично, с лёгкой усмешкой. Он говорил так убеждённо и страстно, что не было никакой возможности и желания спорить. Кто-то попытался спросить его о деле Дрейфуса, кто-то о монистическом подходе к истории – сбить с темы Плеханова оказалось невозможно.
Он рассказывал о созданной им группе «Освобождение труда», о своих встречах с Фридрихом Энгельсом, о налаженных контактах с петербургским «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса» и его лидером Ульяновым, об участие в работе конгресса II Интернационала и докладом там о рабочем движении в России.
– Конгресс Второго Интернационала окончательно подтвердил разрыв между марксистами и анархистами, – звучал на весь зал его магнетический голос. – В отличие от всех течений утопически настроенной интеллигенции, мы, марксисты, убеждены, что промышленные рабочие в городах – даже в такой неразвитой стране, как Россия, – составят авангард любого революционного переворота, и он не за горами…
На сцене стоял уже не фокусник. Это выступал признанный основатель социал-демократической партии России, её представитель в Исполнительном комитете Второго Интернационала.
– Задача революционной интеллигенции сводится к следующему: она должна усвоить взгляды современного научного социализма, распространить их в рабочей среде и с помощью рабочих приступом взять твердыню самодержавия, – так закончил Плеханов своё выступление. – Революционное движение может восторжествовать только как революционное движение рабочих. Другого выхода у нас нет и быть не может!
Он ушёл с трибуны под бурные, продолжительные аплодисменты.
Если бы кто-нибудь сказал тогда Анжелике Балабановой, что через несколько лет лектор, выступавший в тот вечер в Народном доме, станет её другом и товарищем, а она – его помощником и заместителем в Исполкоме Интернационала, она, конечно, не поверила бы. А если б ей предсказали, что позже она выступит против Плеханова и разорвёт с ним всякие отношения, она, скорее всего, рассмеялась бы в лицо.
…Обожала Георгия Плеханова тогда не она одна. И течений в революционном движении было тогда больше, чем нужно. Как ручейки, они с разных берегов пытались слиться в едином русле реки, но на пути вставали островки и острова, откуда с кручи вещали разные личности, один другого круче.
![](i_009.jpg)
Приезжала на лекции мэтра студентка Цюрихского университета Роза Люксембург. Её узкое лицо светилось каким-то благородством, прекрасные глаза излучали живой ум. Начинала она, как и многие девушки-эмансипэ, с феминизма: освобождение женщины считала важной частью программы по освобождению человечества от гнета капитализма. Про Розу потом будут говорить, что судьба обездолила её трижды: как женщину в обществе, где главенствуют мужчины; как еврейку в антисемитском окружении и как калеку. Из-за родовой травмы она на всю жизнь осталась хромой, её рост не превышал ста пятидесяти сантиметров, голова казалось непропорционально большой, – тут поневоле задумаешься о нелёгкой женской доле.
Анжелика заревновала, когда сидящая рядом Роза громко сказала:
– Я люблю на Плеханова смотреть, просто смотреть, как он говорит, движется, его лицо мне безумно нравится.
– Феминизм – это лишь до первого мужчины, я уверена в этом.
Позже Анжелика поняла, что сказала это жестоко, хотя и была права. Роза взяла от короткой своей жизни всё. На тот момент она по уши была влюблена в литовского эмигранта Лео Йогихеса, который пытался приучить её к свободным отношениям «на время и без обязательств». Роза же мечтала о семье и детях. Она писала своему жениху:
«Собственная маленькая квартирка, своя библиотека, совместные прогулки, каждое лето – поездка на месяц в деревню, совсем без всякой работы! И, может быть, ещё такой маленький, совсем малюсенький ребёночек? Неужели мне никогда не будет это дозволено? Никогда? Вчера в Тиргартене у меня под ногами завертелось дитя лет трёх-четырёх… Словно громом меня поразила мысль схватить этого малыша, стремительно убежать домой и оставить его себе как своего собственного. Ах, дорогой, неужели у меня никогда не будет ребёнка?»
Жених «на время» отвечал ей без эмоций и без обязательств:
– Ваша задача состоит не в том, чтобы рожать детей и пасти гусей. Вам следует отдавать себя политической борьбе!
Роза страдала по-своему: день и ночь занималась наукой и стала чуть ли не первой женщиной, получившей учёную степень по экономике. Она была одним из организаторов социал-демократической партии Польши и Литвы, ей поручили возглавить редакцию газеты «Рабочее дело», печатного органа новой партии.
Вот так получилось, что маленькая революционерка с нелёгкой судьбой и железной волей стала для Анжелики Балабановой примером на долгие годы. Она подружилась с Розой, вошла в круг её друзей и знакомых. И себе твердила каждый день: «И я! И я тоже! Я так же буду!»
И пятьдесят, и сто лет пройдёт, а в жизни всё останется, как раньше. И стоит кому-то защититься, получить учёную степень, как все друзья и многочисленные знакомые одно и то же завистливо будут говорить: «Мне тоже предлагали писать диссертацию!» А чего ж не сел писать? Трудно показалось?
Анжелика себя не жалела. Жила впроголодь. Досрочно сдавала текущие экзамены в Новом университете. Моталась по Европе, собирая материал. Полгода просидела в библиотеке Британского музея в Лондоне. В Брюсселе продолжала ходить на вечерние лекции и митинги социал-демократов. Прочитала сотни «идейных» книг и статей на разных языках.
Три года спустя успешно защитилась. Первыми с докторской степенью её поздравили Роза Люксембург и Георгий Плеханов.
– А я к вам, уважаемая Анжелика, сразу с просьбой, – замялся Георгий Валентинович. – Не могли бы вы поехать в Париж, проводить в последний путь нашего общего друга Петра Лавровича Лаврова? Мне, к сожалению, не позволяют семейные обстоятельства и здоровье…
Плеханов очень уважал этого маститого учёного, общепризнанного лидера французской колонии русских революционеров. «С тех самых пор, как во мне начала пробуждаться „критическая мысль“, Лавров, Маркс и Чернышевский были любимейшими моими авторами, воспитавшими и развившими мой ум во всех отношениях», – сказал однажды он.
Через несколько часов Анжелика уже сидела в поезде. На одной из остановок она купит какой-то литературный журнал на русском языке. Усмехнётся, увидев имя автора под рассказом – Иегудиил Хламида. Как давно это было: Чернигов, странник Алексей Пешков, его предсказание, что она станет знаменитой…
Тысячи рабочих, крестьян, студентов – и не только «лавристы» – собрались у дома великого революционера-гуманиста. Все венки не поместились в его небольшой квартире, десятки их стояли прислонёнными к стене дома. Капал мелкий холодный дождь, пальцы пахли ладаном, все молчали. Потом похоронная процессия двинулась к Монпарнасскому кладбищу. Парижане с удивлением глядели из окон. А из толпы им кричали:
– Да здравствует революция! Да здравствует Интернационал! Да здравствует Коммуна!
И пели «Марсельезу». Большинство на французском, но многие – на русском языке, в переводе великого Лаврова:
– Отречёмся от старого мира,
Отряхнём его прах с наших ног…
Кто-то поднял красный флаг. Полицейские кинулись его отнимать. Это повторилось и на кладбище, где они пытались порвать на куски красные полотнища.
Выступая у могилы от имени французских социалистов, Поль Лафарг сказал:
– Обращаюсь и к вам, товарищи из России! Вы имеете право гордиться Петром Лавровым. Вечная честь русскому социализму, давшему рабочему классу всего мира этого героя мысли, столь кроткого и столь непобедимого!
После таких слов Балабанова не могла не выступить. Она говорила о гигантском значении великого наследия Лаврова для будущих общественных преобразований. Сказала, в частности, о роли и месте его «Исторических писем» в своей диссертации. В конце передала от Георгия Плеханова благодарность Лафаргу и французским социалистам за большую подготовительную работу очередного конгресса Второго Интернационала.
– Вы очень хорошо говорили, – тихо сказал сосед, мужчина с пышными усами. – Доходчиво, ярко. Я так не умею. Хотя и пытаюсь…
– Пытаетесь выступать перед людьми, я правильно поняла?
– Нет, пытаюсь стихи писать. Меня зовут Аркадий Коц, я горный инженер, родом из Одессы. Сейчас вот работаю над переводом текста «Интернационала» господина Потье.
– Могу ли я вам как-то помочь? Всё-таки я доктор философии и литературы. И французский язык знаю с самого рождения.
– Благодарю вас. Не откажусь. Приглашаю посетить мои скромные пенаты.
![](i_010.jpg)
Они поехали к нему домой, и эмигрант из Одессы показал ей свои наброски. Глядя с надеждой в глаза, посетовал:
– До меня ведь уже многие пробовали перевести. Вот Екатерина Бартенева, подруга Петра Лавровича, старалась как можно ближе быть к оригиналу. Но её перевод совершенно невозможен для песни: «Нет для нас избавителя свыше, ни бога, ни царя, ни парламента!»
– Вы абсолютно правы, Аркадий! Не надо тут ни красивостей, ни точности! Музыка давно есть, текст должен ложиться в её размер, слова нужно пропевать. «Интернационал» – очень длинное слово, поэтому рядом должны стоять короткие слова. Для равновесия. И каждая строчка должен быть призывом, лозунгом. Как в «Манифесте» Карла Маркса, оттуда надо их брать! И обязательно учитывайте русский менталитет!
Они просидели над переводом часа три. Пока, наконец, не родились чёткие строки: «Никто не даст нам избавленья – ни бог, ни царь и ни герой!.. С Интернационалом воспрянет род людской…»
– Вот это уже хорошо. То, что надо! Этот текст будет жить веками, корнями прорастёт в сердце каждого русского человека. И его не вырвать иначе, как вместе с горящим сердцем!
У Аркадия Коца были переводы и других строк текста Эжена Потье.
– Посмотрите, пожалуйста, Анжелика, а вот это не пригодится? «Презренны вы в своём богатстве, угля и стали короли! Вы ваши троны, тунеядцы, на наших спинах возвели»…
– Моё мнение, Аркадий, что староцерковное слово «тунеядцы» здесь лишнее. У вас же там сказано: «Лишь мы на то имеем право, а паразиты никогда». Боюсь, что кое-кто и при этих словах будет смущенно голову опускать. Если не сейчас, то позже…
Они тепло попрощались. Балабанова торопилась в обратный путь. Великому географу Элизе Реклю исполнялось семьдесят лет. Она везла юбиляру подарок – старинную карту Парижа.
А ещё её ждали друзья-революционеры и работа во Втором Интернационале.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?