Текст книги "Моя жизнь, майор Козлов. Доигрался до лейтенанта"

7. Школа. Девятый и десятый классы

В девятом классе все поменялось. Во-первых, ушли из школы те, кто не захотел получать среднее образование. Свое образование они продолжили в ПТУ и техникумах, чтобы по окончанию учебного заведения, получить сразу и образование, и рабочую специальность. Ушел в ПТУ и мой друг Славка Капшук, но дружба продолжалась. Ушла из школы и бригада местных малолетних хулиганов. Кто из них был особо резвым, очень скоро продолжил свое обучение в местах не столь отдаленных. Во-вторых, из нового района Давыдково к нам в школу пришли новые ученики – со строительством школ в новых микрорайонах, как всегда, опаздывали. В 9 «Б» классе, в одночасье стало двадцать семь девочек и девять мальчиков.

С приходом новеньких стало интересней – начал складываться новый коллектив. В школьной программе появились новые предметы и новые учителя. Школа № 712 в Москве всегда славилась своим сильным преподавательским составом. По поступлению выпускников в высшие учебные заведения школа занимала одно из первых мест в районе. Хочется и сейчас нашим преподавателям сказать большое спасибо за их труд. Думаю, он не пропал даром.

Особую благодарность хочется выразить учителю математики Галине Александровне Марковской, преподавателю от Бога. Ее любовь к предмету, любовь к ученикам рождали поразительные результаты. Даже самые слабые выпускники сдавали вступительные экзамены по математике в московские вузы. Мой друг Колька терпеть не мог математику и даже не старался ее понять, но он до сих пор помнит наизусть многие теоремы и правила. Я уже их забыл, а он все помнит.

Галина Александровна держала старшие классы в постоянном напряжении: если ты не понимаешь, то заучи наизусть и сдай зачет. Она работала с каждым учеником персонально. Она могла “достать” любого. Крупная женщина, обладательница громкого голоса, жена генерала, просто черт в юбке! Великая работоспособность, требовательность везде и во всем, и основной принцип в её работе – не давать спуска никому и ни за что!

Непререкаемый авторитет Галины Александровны держал всю школу и не давал расслабляться. Ее не то чтобы боялись, ее боготворили и старались поменьше попадаться ей на глаза. В школе она была больше, чем директор! У нее не было любимчиков: не сдал зачет – значит, будешь самым несчастным человеком, пока этого не исправишь. Те, кто собирались поступать в вузы, были обязаны посещать факультатив по математике. Два раза в неделю. Это было святое!

Знаний, полученных на этих занятиях, хватило не только для поступления в институт, но и еще на два года учебы – пока изучали высшую математику, я, не напрягаясь, был отличником.

У Кольки Омельченко, была проблема с математикой. Он ее не любил, но усердно зазубривал всё назубок. А у меня все хорошо, я схватывал всё с полуслова. С Колькой мы выработали методику написания контрольных работ. Мы никогда не сидели вместе на математике, и в этом был наш тактический ход. Он всегда сидел сзади меня, мы решали один вариант. Я размещал тетрадь таким образом, чтобы ему было видно, что я пишу. Моя творческая задача состояла в быстром решении контрольной работы. А Кольке, как обладателю орлиного зрения, с задней парты нужно было успеть ее списать. По этому методу мы и работали два года, вплоть до выпускных экзаменов, которые тоже благополучно сдали. Иногда случались «опечатки»: Колька получал «хорошо», а я «удовлетворительно». Я не отличался чистописанием: зачеркивания, помарки, и неаккуратность при написании контрольных работ приводили к снижению отметок. Обладатель орлиного зрения радовался, что у него оценки выше, как будто не он у меня списывал, а я у него.

Николаю учителя многое прощали: в жизни и по характеру он никогда не был вредным, к тому же обладал интересной внешностью. Тогда на экраны страны вышел фильм, который мы смотрели в кинотеатрах не по одному разу. Это были «Неуловимые мстители». Коля был очень похож на положительного героя – Яшку-цыгана. Такие же крупные черты лица, черные волнистые волосы. Его иногда даже принимали за цыгана. У него, как и у всех нас, было прозвище, теперь это называется «погоняло». Его прозвище было Сосед; почему его так называли, уже и не помню.

Свое прозвище я получил в девятом классе, после просмотра какого-то венгерского фильма про любовь. Меня окрестили по имени одного из героев – Мокушкой. Имя этого незадачливого героя, скорее всего, было, Мокуш, а друзья ласково звали его Мокушкой. Прозвище прижилось, и я два года был Мокушкой.

Кроме математики, у меня хорошо шли такие предметы, как химия, физика, история и обществоведение. Я научился «разговаривать». Мог отвечать на уроке, даже не сильно зная тему занятия, лишь успев бегло просмотреть учебник на перемене.

В школе учеников обязывали делать небольшие политические сообщения – политинформации – перед началом занятий, не более пяти минут. Для этого нужно было открыть газеты или журналы, найти интересный материал, вырезать из печатного источника информацию, выучить наизусть или, в крайнем случае, прочитать по бумажке. Первоначально, когда ты начинаешь делать такие сообщения, это очень волнительно – засмеют тебя или нет? Не знаю почему, но мне достаточно часто приходилось готовить политинформации. Меня слушали и не смеялись. В последующем мне это очень пригодилось – не было боязни выступать перед аудиторией.

Время летело стремительно, на все его не хватало. Юные друзья милиции, баскетбол, волейбол, факультативы по математике и литературе (наша классная была преподавателем русского языка и литературы). По программе астрономии раз в неделю, по вечерам, мы ездили в Московский планетарий и изучали звезды и нашу звездную галактику. Стоил абонемент в те годы копейки, но, сколько интересной информации мы там узнали! Сколько заманчивой романтики было в непознанных звездных мирах!

Кроме того, когда выключался свет и загорался звездный купол планетария, народ потихоньку начинал обниматься и целоваться. В планетарии всегда полно школьников и школьниц со всей Москвы, при желании познакомиться с девушкой, проблем не возникало. Возраст брал свое.

Московский планетарий сначала закрыли на ремонт, потом началась перестройка, потом в государстве пропали деньги, потом ремонтировать бросили, так он до сих пор и не работает. Где вы, господин Лужков, со своим большим строительным аппаратом? Ау, ау! Сколько поколений школьников остались без планетария? Пока пишу книгу, Лужков успел потерять какую-то доверенность, и планетарий уже будут достраивать какие-нибудь другие люди.

В нашей школе работал замечательный преподаватель труда, звали его Александр Петрович или просто Петрович. По совместительству он был еще и завхозом школы. На уроках труда мы пилили и строгали, резали ножовками и сверлили дырки в металле. Девочки ходили на домоводство, они занимались отдельно, и преподавала им женщина. Только иногда с домоводства они приносили приготовленные ими салаты и винегреты и угощали нас.

Из всех уроков труда, мне запомнилось, как мы делали молоток. Нам дали по металлической заготовке и из этого куска нужно сделать молоток. Полгода, не меньше, мы ходили на занятия по труду, надевали страшные, синего цвета нарукавники, брали в руки напильник и пытались придать этой металлической заготовке форму молотка. «Пилите, Шура, пилите!» – это было про нас. В результате этих нечеловеческих усилий из куска металла вырисовывался молоток, которым можно забивать гвозди.

В девятом классе мы стали рослыми ребятами, но только худыми. Петрович меня и Кольку заприметил. Ему нужны были помощники, что-то сделать по хозяйственным делам школы, куда-нибудь съездить, что-то привезти или отвезти, иной раз даже машину разгрузить. А у нас с Колькой появлялась отмазка на все случаи жизни: не приготовил домашние задание, не выучил урок – к Петровичу: мол, отпроси нас с того-то урока. И он нас отпрашивал. Для некоторых учителей мы стали почти неуловимыми, например, для учительницы биологии. Ходить на ее занятия мы практически перестали. Были в трудах и заботах на благо школы. Уроки прогуливали, но прогульщиками не были.

У Петровича была сильная страсть – он любил выпить. Тогда большей популярностью у выпивох пользовалась не водка, а разнообразие представленных в магазине портвейнов. По цене это не так дорого, а в голову ударяло хорошо: в портвейне – восемнадцать градусов. Зная слабость Петровича, а мы и сами могли пропустить по стаканчику, этим мы и пользовались. Иногда, чтобы не идти на занятия, мы шли за портвейном и употребляли его в мастерской с нашим старшим товарищем.

Со школьно-хозяйственными делами у нас случались разные курьезы. В один прекрасный день учительница химии попросила привезти из магазина, что находился в центре Москвы, сейф для хранения опасных химикатов. На такси она выдала нам три рубля, дала копию оплаченного счета и доверенность на получение этого железного ящика. Получив в магазине этот ящик, мы приняли решение, что повезем его на метро, своим ходом, а железяку потащим на руках. Сначала на трамвае до метро, потом с одной пересадкой на Кунцевскую ветку. Это было еще ничего, но дальше от метро до школы нужно было тащить сейф на руках, а это было очень нелегко и очень далеко. Тащили мы его часа два, не меньше. Прокляли тот час, когда связались с этим делом и не взяли такси. Но дело было сделано, на «премиальные» купили по пачке сигарет, по кружке пива и что-то еще.

В нашей школе был клуб с тематическим названием “Нормандия-Неман”. Какой-то энтузиаст собрал документы о легендарной эскадрилье и устроил на четвертом этаже в холле что-то вроде музея. И руководство школы решило устроить праздник, посвященный этому событию. Нужно было из кинофонда, который находился в саду Эрмитаж, привезти фильм “Нормандию-Неман”. Кого можно отправить на такое трудное задание? Конечно, двух неразлучных друзей. Получив доверенность, мы отправились в сад Эрмитаж. Предъявив документы в кинофонде, мы услышали страшную новость: фильм с этим названием находится в другом месте. Взяв адрес, мы едем туда, но и там фильма нет, его отдали в школу, которая находится в Давыдково. Бегом в Давыдково, находим фильм и оттуда пешком, бегом, но уже с фильмом, возвращаемся в школу. Мы успели, и показ фильма “Нормандия-Неман” состоялся.

После девятого класса предстояла месячная трудовая практика: в школе нужно делать ремонт, готовить школу к новому учебному году. Каждому нарезали участок работы. Мы c Соседом взяли на себя ремонт стульев; тогда в школах стояли большие и тяжелые деревянные стулья c коричневыми сиденьями. Ученики раскачивались на них, ломали и курочили их по-всякому. Мы настолько быстро освоили ремонт стульев, что даже сейчас разобрать стул на составляющие, а потом собрать его, промазав соединения специальным клеем по дереву, и, если где необходимо, проложить в местах соединений кусочек тряпки – для меня это не проблема. Потом сбиваешь всю конструкцию киянкой – и на просушку. За неделю мы отремонтировали более ста стульев, работали очень напряженно.

Ремонтом руководил Петрович. Чтобы было веселее работать, мы регулярно ходили за портвейном. У Петровича был свой прикол: он любил заключать пари, смысл которого сводился к тому, что на горлышко бутылки плашмя клался пятачок… и он с десяти метров из положения, стоя должен сбить этот пятачок выстрелом из пневматической винтовки. Он всегда выигрывал пари, а проигравший шел за портвейном.

Колька, чтобы заработать на учебники и новые расклешенные брюки, решил месяц поработать на овощной базе в Очаково. Он уже съездил туда и договорился, что его возьмут на работу. У меня особых планов на лето не было, в Турцию и Египет тогда еще не ездили. И мог ли я бросить друга? Конечно же, нет, и я тоже решил заработать денег на новые брюки.

На овощную базу в Очаково, мы каждое утро ездили на автобусе. Это порядка пятнадцати минут. Работа называлась «куда пошлют». Первоначально нас отправляли в холодные камеры перебирать картофель, для последующей отправки его в магазины. Нам выдали телогрейки, и мы полдня занимались картошкой. Лето начиналось, начались поступления из колхозов и совхозов – овощной продукции. Машинами привозили огурцы, помидоры, смородину, крыжовник, кабачки. Все это нужно было сначала принять на склад, а затем отгрузить в магазины. Стали нужны грузчики, а мы ребята крепкие, нас и поставили на разгрузочно-погрузочные работы.

Ящики с продуктами на поддонах электрокаром подвозились к машине, а дальше руками – в кузов. Когда требовалось отгрузить товар побыстрее, то на этом можно было еще и заработать. За погрузку машины получали по рублю на брата. Вместе с официальным заработком у нас появились еще и левые деньги. Прибавка к зарплате всегда радовала, лишних денег – не бывает. К концу рабочего дня потихоньку тырили огурцы, помидоры, всего понемногу. Главное – в разумных пределах, на это руководство закрывало глаза. Но если поймают – выгонят с позором.

На овощной базе была своя столовая. Комплексный обед стоил 25 копеек. В комплекс входило: большая тарелка первого, что-то мясное с картофельным гарниром или кашей на второе и, конечно, стакан компота. Дополнительно брали еще стакан сметаны. Сметана была такой густоты, что ложка в ней стояла и не падала. Хлеб в стоимость не входил, его брали, сколько хочешь. На столах всегда стояло «профсоюзное масло» – так называлась горчица.

Недели через две нам дали получку, и мы, как рабочие люди, с первой получки купили какие-то подарки родным. На заработанные деньги я пошил себе классные расклешенные брюки и купил учебники на новый учебный год.

К моменту получки в нашей погрузочно-разгрузочной бригаде образовался третий «друг»: мужчина маленького роста, который горячо принял приглашение обмыть нашу первую получку. Взяв с базы огурчиков и помидорчиков на закуску и купив после работы бутылку водки, мы расположились на природе. В Москве стоял жаркий июль. С бутылки водки на троих, нашего нового друга развезло до такого состояния, что идти самостоятельно он уже не мог. Два часа мы пытались доставить его домой. Четко сказать, где живет, он уже не мог. По счастью, в одном из дворов его опознали соседи.

Пока мы с ним таскались, водочка из нас вышла, мы стали трезвыми, как стеклышки. Этот опыт привел к выводу: не надо пить с малознакомыми людьми – будут неприятности. Вообще-то, лучше совсем не пить, но этот вывод пришел гораздо позже, через двадцать один год.

Остаток лета в тот год я провел с бабушкой на даче. Бабушкина подруга, Августа Петровна, достала несколько билетов на конкурсные показы фильмов на Московском Международном кинофестивале. По вечерам я ездил в Москву смотреть фильмы и был этому очень рад – только на кинофестивале можно было посмотреть картины, не тронутые цензурой.

Запомнился наш фильм «Братья Карамазовы». Показ был в Кремлевском дворце съездов. Подряд показали все серии, фильм закончился поздно – я еле успел на последнюю электричку. В Жаворонки приехал в два часа ночи. Фонари на улицах по ночам не зажигали, идти одному страшно. Но ничего, Бог пронес.

Тем летом было у меня еще одно приключение. Лето заканчивалось, народ с дач и из лагерей возвращался домой, в Москву. Нас, мальчишек, во дворе собралось человек двадцать. Играли в домино на вылет, проиграл – встаешь и уступаешь место другой паре. И тут Юрка Юбко, друг из параллельного класса, и говорит: «А поехали за грибами с ночевкой под Верею! Я знаю заброшенный дом, там можно переночевать». Пацаны с энтузиазмом приняли его заманчивое предложение.

Договорились, что через два часа встречаемся во дворе с корзинами, резиновыми сапогами, едой и деньгами на билет и портвейн. Через два часа, когда я, переругавшись с родителями, в сапогах и с корзиной подошел к столу, оказалось, что нас собралось всего трое: Юрка, Славка Капшук и я. Больше никого!

Ну что же, деваться некуда, решили так решили. В магазине на станции купили бутылки четыре популярного портвейна «Солнцедар», любимых плавленых сырков «Дружба» – и в электричку. Пока ехали в электричке, Юрка сказал, что портвейн нужно начинать пить здесь, чтобы дальше было легче идти. Надо так надо. Кому только это было надо? В тамбуре электрички в антисанитарных условиях из горла пить теплый портвейн и закусывать сигаретой – романтика!

Пока доехали до Кубинки, выпили бутылки две этого пойла. На улице опускались сумерки – в августе начинает темнеть рано. По дороге к Минскому шоссе, уже впотьмах, мы чуть не подрались с какими-то местными хулиганами, пришлось делать ноги. Проголосовав на дороге около часа, поймали машину с пьяным крановщиком, который довез нас до Зои (памятник Зое Космодемьянской). Дальше нужно было идти пешком.

Протопав по лесной дороге часа два, уже в полной темноте, мы поняли, что идем совсем не туда. Наш доблестный проводник заблудился. Где тот заброшенный дом, в который мы идем, он теперь не знает. Вот тебе и приехали за грибами! Решили заночевать в лесу. Запалили костер, допили все, что у нас было, и попробовали лечь на хвойный лапник и уснуть. Спать на земле ночью оказалось холодно. Пока костер горел, еще ничего, но долго он гореть не хотел, быстро прогорал.

Это была мучительная ночь в исполнении трех придурков. Промучившись до утра, мы с восходом солнца отправились за грибами. Проходив в поисках грибов еще часов шесть, с трудом вышли к станции Тучково. По корзине грибов мы набрали. С отекшими и распухшими ногами, измученные бессонной ночью, мы благополучно добрались до дома. Родственники были очень рады видеть нас живыми и невредимыми, да к тому же с грибами. Так родился еще один вывод: не отпускайте детей с малознакомыми людьми в какие-либо приключения – в противном случае, вы найдете большое приключение на вашу неугомонную задницу. Все хорошо, что хорошо кончается! И это прошло!

Наступило 1 сентября. Начался мой последний школьный учебный год. Десятый класс. Нужно думать, как продолжить образование. Куда пойти, куда податься? По выходным нас, старшеклассников, стали посылать на уборку картошки и свеклы в Подмосковные хозяйства. Для разнообразия и понимания, чем занимаются крестьяне. После этого четко понимаешь, что колхозником ты быть не хочешь. У этих поездок есть еще одно положительное качество: они сплачивают коллектив.

Сплочение коллектива закончилось коллективным прогулом занятий. Произошел конфликт с преподавателем химии; в чем было дело, теперь не важно, важно то, что вместо занятий мы ушли смотреть новый французский фильм «Анжелика, маркиза ангелов». Пошли все, кроме двух отличниц (как потом выяснилось, одна из них просто не слышала, что мы идем в кино, а вторая – просто “дура”).

После этого в школу попросили прийти мою бабушку, которая имела педагогический опыт – она когда-то преподавала на рабфаке. В школу она начала ходить с того момента, как я начал учиться. Ее хорошо знали и учителя, и одноклассники. Авторитет у нее был непререкаемый. Когда она заходила в класс, все непроизвольно вставали, хотя это совсем и не требовалось. Было в ней что-то магическое, чего боялись. Познакомившись или встретившись с ней хоть один раз, люди помнили ее всю оставшуюся жизнь. Наша классная руководительница, Валентина Алексеевна, подключила бабушку к наставлению нас на путь истинный, как члена родительского комитета. Бабушка прочла нам лекцию: на тему «Что такое хорошо, а что такое плохо».

Как-то осенью, в один из воскресных дней, мы своим маленьким коллективом – Сосед, я и Славка – решили поесть шашлыков. Купив в магазине говядины (купить баранину тогда было невозможно), мы отправились на дачу, в Жаворонки. День был пасмурный, накрапывал мелкий холодный дождь, который не хотел прекращаться. Приехав на дачу, мы объяснили бабушке, что страшно хотим шашлыков. На что она нам сделала предложение, пожарить мясо на плите, «и оно будет не хуже любого шашлыка». Но куда там, нам же нужен шашлык на шампурах, и чтобы приготовлен был непременно на костре!

Отказавшись от помощи бабушки, мы рьяно взялись за дело. Нарезали мясо, почистили и порезали головку лука, поперчили, посолили и залили все это уксусом – мы об этом где-то слышали, – то есть замариновали. Никто из нас шашлык до этого дня не готовил и о его приготовлении мы имели весьма смутное понятие. Мы его и не пробовали даже, но слышали об этом грузинском блюде и видели в кино, как его подают в ресторанах. Сделав из кирпичей подобие мангала, и промучившись, добрый час с разведением огня на дожде, мы приступили к приготовлению шашлыка. Нанизали мясо, пропитанное уксусом, на остроганные веточки и – на мангал, на огонь. Наш костер горел довольно вяло, но мясо, вместо того чтобы жариться, начало обугливаться.

Бабушка, поняв, что шашлыком мы будем заниматься долго, оставила нам бутылку самодельного черноплодного вина и ушла в гости к соседям, дав нам возможность проявить свою самостоятельность. Еще немного помучив мясо – оно уже совсем обуглилось, – мы решили его съесть. Славка к этому времени окончательно промок и дрожал в сырых ботинках. Чтобы высушить ботинки, мы поставили их поближе к поддувалу печки, которая топилась в доме, а сами уселись за стол и принялись за шашлык. Шашлык явно не удался, но хорошо пошел привезенный с собой черный хлеб и репчатый лук с солью. И все это под бутылку домашней настойки.

Когда мы начали собираться домой, Славка взял ботинки от печки… и обнаружил, что задники у них обуглились и стали похожи на наш шашлык. На ноги ботинки уже не обувались, а домой-то было надо как-то добраться. Выход из положения нашелся быстро: с помощью ножа отрезали сгоревшие задники, и получилось что-то наподобие тапочек. До дома Славка так и ехал, а на следующий день ему купили новые ботинки.

Позже, побывав в Абхазии и посмотрев на профессионалов, я научился правильно мариновать и жарить шашлык. Друзья хвалят. Секрет прост. Первое: нужно купить правильное мясо. Второе: уксус – враг шашлыка. Третье: готовят шашлык только на углях, без пламени, и тогда получится вкусно.

* * *

НВП – начальная военная подготовка. С девятого класса у нас начался курс НВП. Это были замечательные занятия, на которых ученикам объясняли, что в мире не все спокойно и может быть даже война. И девочкам, и мальчикам это нужно воспринимать спокойно и знать, как вести себя в тех или иных обстоятельствах, чтобы выжить самому и спасти других. На занятиях давались азы строевой подготовки, нас учили стрелять из пневматической винтовки: как прицелиться, как правильно нажать на спусковой крючок. Девочки нередко стреляли лучше мальчишек. Видно, в других жизнях они были мужчинами и имели опыт обращения с оружием. Тема ЗОМП – защита от оружия массового поражения – могла пригодиться в любой момент. Чтобы надеть противогаз и защитный костюм в нормативное время, мы тренировались, было интересно.

Уметь оказать первую медицинскую помощь – наложить повязку и обработать рану до приезда скорой помощи – в наше время, в век безумного дорожного движения и огромного количества бытовой техники, без которой мы уже не можем обойтись, не менее важно. И, конечно, разборка и сборка на время автомата Калашникова, АКМа. В израильской армии, где женщины служат наравне с мужчинами, девушки и сегодня умеют обращаться с оружием.

Поскольку у меня отец военный и свои младенческие годы я провел в военных городках, то на занятиях по НВП меня сразу назначили командиром. Командир, он и в Африке командир, а замполит, он в Африке – шаман! В мои обязанности входило следующее: в начале занятия отрапортовать преподавателю о наличии учащихся и готовности к занятиям; в последующем помогать преподавателю. На занятия по НВП у нас была введена форма: зеленая военная рубашка, галстук и пилотка. Форма одежды соблюдалась строго.

Тем временем жизнь нашей семьи продолжалась. Мама пошла работать – устроилась кассиршей в Ново Арбатский гастроном. Работала через день по двенадцать часов. Что заставило ее идти работать, я не знаю, ранее она этого никогда не делала. Последний год, когда она работала, был год моего рождения. Отец имел хороший оклад – за службу Родине, ему платили рублей триста, что совсем не плохо для советской семьи. Видно, маме надоело сидеть дома, а хора поблизости не наблюдалось. Заодно она решила восполнить пробелы в своем образовании: у нее за плечами всего десять классов. Она поступила на вечернее отделение бухгалтерско-экономического техникума и несколько раз в неделю ездила учиться. Писала немыслимую кучу конспектов и зубрила, зубрила, зубрила. Техникум она закончила с красным дипломом!

По окончании техникума она поменяла место работы и устроилась в банк. Устроиться на работу в банк очень сложно. Людей проверяли по линии МВД и КГБ. И только с получением положительного ответа на запрос из компетентных органов принимали на работу. Проработала в банке она недолго: когда в очередной раз у нее не пошли какие-то «копейки по кассе», после очередного предупреждения ее попросили уволиться по собственному желанию. Она вернулась в кассу на Новый Арбат.

У сестры были большие проблемы с обучением в школе. Ей все очень сложно давалось, если вообще что-то давалось. Меня пытались привлечь в помощники – делать с ней домашние задания. Честно промучившись с неделю, я понял, что это бесполезная трата драгоценного времени, которого у меня и так мало – слишком много нужно успеть. Я поднял бунт на корабле и, насколько это возможно, объяснил родителям, – что моя сестра ни хрена не понимает и не хочет понимать, она просто тупая. После всего сказанного я сложил с себя обязанности преподавателя. Этой неблагодарной работой дальше занимались сами родители. Это был их крест, и они его несли до окончания сестрицей восьмилетки. Пытались к этому привлечь и бабушку, но и она через пару недель тихо собралась и уехала на дачу копать огород.

Отец тоже нашел себе занятие по душе – он всю жизнь мечтал выучить немецкий язык, эта мысль не давала ему спокойно жить еще со времен Суворовского училища. В районе Киевского вокзала, на Дорогомиловке, были курсы иностранных языков, туда он и отправился. Года два он по вечерам несколько раз в неделю ездил на занятия. Служба в штабе это позволяла. В остальное время он приезжал со службы, ужинал, брал газету или книгу и ложился на тахту перед телевизором. Тогда у нас был черно-белый телевизор «Темп». Весь вечер он проводил в состоянии покоя, вставал только для того, чтобы выйти покурить (летом на балконе, а зимой на лестничной клетке).

Домашними делами отец заниматься не любил. Допроситься, чтобы он что-то сделал, было очень трудно, поэтому мне с малолетства приходилось решать многие домашние проблемы вместо него. От замены лампочек до сверления бетонных стен квартиры (маме всегда что-то нужно было повесить на стену).

Настал момент, и тахта, на которой возлежал в свободное от службы время отец, пришла в негодность. Тахта была куплена бабушкой еще в пятидесятых годах (на ней меня и зачали). По бокам тахты были железные поручни, там укладывались круглые валики, и на матрасе стояло три подушки. Внутри тахты находился короб для хранения вещей. Поднять матрас руками и положить что-нибудь внутрь, было очень сложно – матрас неподъемный. Короче, нужно срочно покупать новый диван.

Тогда все было сложно. Мама с трудом заказала диван-книжку в мастерской, находившейся у станции метро «Беговая». Изготавливали диван месяца два, наверное, потому что он был большой. В собранном состоянии он верхней частью упирался в стену, а нижняя часть лежала на деревянном основании. В «рабочем» состоянии он плашмя раскладывался на этом основании, так на нем и спали. На мой взгляд, это была довольно убогая конструкция. Первое время отцу очень не нравилось, что диван тяжело разбирается – дерево плохо скользит по дереву. Выход нашелся быстро: приняли решение – места трения натереть воском. И вот места трения натерты свечой. Эврика!.. Но тут диван начал разбираться, то есть съезжать с основания с такой скоростью, что стоило только присесть на него, как ты улетал вместе с диваном на пол. Стоять в собранном состоянии диван отказывался наотрез. Жалобы в мастерскую на некачественный товар ни к чему не привели. Подумаешь, не поставили запорно-складывающийся механизм, мучайтесь, люди, дальше. Советская мебель – самая не убиваемая мебель в мире. Этот диван так и продолжал стоять в гостиной, только теперь в постоянно разобранном состоянии, типа кровати. Старая тахта – на даче, и на ней иногда зачинают новых людей.

В наших семейных отношениях бывали разные случаи. Как-то раз я поздно пришел домой после вечеринки – немного поддатым. Родители начали ворчать и выговаривать мне. И тут я с позиции своего юношеского максимализма и нетерпимости к произволу решил прочитать им лекцию. Я пытался им объяснить, что неправильно меня ругать, что они живут в своем маленьком мирке, как в яичной скорлупе, что, кроме газет и телевизора, они ничего не видят и не хотят видеть. Что их мировоззрение и мысли меняются от последней прочитанной ими газеты, и что все это очень грустно, и они становятся больше похожи на роботов с элементарными потребностями: жрать, пить, спать. И больше НИЧЕГО. Я очень эмоционально произносил свой монолог настолько, что отцу пришлось внепланово встать с дивана, подойти ко мне и, о Боже, отвесить мне увесистую оплеуху! В юности он занимался боксом и хотя ростом невелик, 164 см, как и положено танкисту, но удар поставлен был хорошо. От этой оплеухи я взлетел вверх, ноги мои приняли положение параллельно пола, а дальше я приземлился плашмя на пол. Это был глубокий нокаут, последующие несколько минут я просто ничего не мог понять и находился в прострации.

Вывод: не нужно доставать родителей лекциями, это может очень больно закончиться.

С родителями и в частности с отцом я не разговаривал месяц, но жизнь продолжается, пришлось мириться. Отец тоже принёс мне свои извинения.

Еще один неприятный случай произошел дней за десять до Нового года. Хотелось заработать денег на праздники. Мы решили втроем – я, Колька и Славка – поехать в лес и напилить там елок, а потом продать по десятке за штуку. Взяли пилу и поехали на станцию Здравницы по Белорусской железной дороге. До леса добрались благополучно, выбрали несколько красивых елочек и начали пилить.

Только мы спилили три елки, как на нас выскакивают какие-то люди и кричат, что они “зеленый патруль” и сейчас нас будут задерживать. Мы врассыпную и бежать, но куда там – по глубокому снегу я далеко не убежал, меня догнали и повалили. Я оказался один – Колька со Славкой рванули в другую сторону. Дальнейшие разборки с этими “зелеными” для меня закончились плачевно. Кто они были – то ли менты, то ли дружинники, то ли просто бандиты – это уже не важно. Я попал, и еще как – пиздюлей получил по полной программе. Несколько ударов в лицо сделали его сначала красненьким, а потом выступили синяки. И всё это перед Новым годом. Кошмар!