Текст книги "Среднеазиатские мозаики. 1966 год"
Автор книги: Виктор Кротов
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Глава для мужчин (совершенно правдивая)
Женщины в этой семье (впрочем, как и в соседних, насколько я мог судить), были, по классической восточной традиции, в загоне – и в переносном, и в буквальном смысле слова. Им выделена часть дома и угол дворика, где они живут, работают и готовят, растят детей. Даже прислуживать во время еды на мужской половине могут только мальчики. Дом женщины убирают каждый день, но обязательно до того, как просыпаются мужчины. Может быть, благодаря таким порядкам, в доме царило спокойствие – я ни разу не слышал ни ссор, ни перебранок.
Глава для женщин (не менее правдивая)
Наверное, узбеки очень любят своих женщин. Они берегут их и от посторонних взоров, и, наверное, от собственных резких мужских слов. У женщин свои комнаты, своя часть двора. Их не заставляют сидеть за достарханом, за которым едят мужчины – где случаются и выпивки, и нескромные речи. Даже прислуживать здесь должны мальчики. Дом женщины убирают только раз в день, утром, когда ещё прохладно и не душно. Может быть, благодаря всему этому, женщины довольны жизнью – я ни разу не слышал, чтобы они устраивали мужчинам сцены и скандалы.
Меня спрашивают
– Как там теперь Хрущёв живёт?..
– (С затаённой гордостью) А фрукты-то в Москве какие?..
Но самый жгучий вопрос поставил меня в тупик.
– А есть в Москве чап?
– Что?
– Ну, чап. Чап.
– Даже не знаю, что это такое.
– Как, в Москве нет чапа?
– Наверное, нет. Я это слово впервые слышу.
– Неужели нет? Не может быть!..
– Да объясните, что это такое!
– Чап?.. Ну, это… лево, налево…
– А-а-а!.. Есть в Москве чап, как же. Ещё какой чап…
Сырой пельмень
Разговор за достарханом:
– Ну как, нравятся наши пельмени?
– Да, очень вкусно.
– А ты сырой пельмень пробовал? (Смеётся.)
– А что это такое?
Все покатываются со смеху.
– Как, пробовал?
Все изнемогают. Хихикают даже мальчики, прислуживающие за едой.
Вдоволь насмеявшись, узбек наклоняется ко мне и шепчет:
– «Сырой пельмень» – это девушка…
Все снова смеются, на этот раз я громче всех.
Критерий неразвитости
Бако сказал мне про один кишлак:
Там люди тёмные, неразвитые люди.
Они работать много не хотят
И даже стариков не уважают.
Благородная Бухара
Аисты на минаретах выглядят картинно и классично – иногда даже закрадывается подозрение, что это чучела, искусственная забава для туристов. Но аисты живут – летают, копошатся в гнёздах.
И всё-таки кажется, что иногда они позируют…
Древние бухарские здания имеют какой-то один общий оттенок. Все они – даже те, что покрыты яркой глазированной мозаикой – кажутся пропитанными тончайшей коричневатой пылью. Словно видишь ту самую «пыль веков», которая въелась в них за их долгую жизнь.
Лазурный купол. На нём, как на глобусе, выщерблены землистые контуры каких-то фантастических материков.
Арк
Великанский, сложенный некогда из мощных каменных глыб и толстых брёвен замок, теперь уже изрядно обглоданный ветром и временем. Комнаты, комнатки, залы, покои, камеры, кладовые, явные и тайные ходы… Роскошная и тяжёлая одежда эмиров – словно специально созданная не столько для человека, сколько для музейного отдела, где она сейчас и находится.
Из вежливости я постоял на тронном возвышении эмира и вдруг почувствовал, что этот замок, как бы ни был он в своё время украшен и оживлён, был слишком угрюм и мрачен даже для его хозяев. Слишком хорошо он был рассчитан на подавление входящего – и вряд ли даже сам эмир мог избежать подавленности, находясь в этих стенах. Недаром он предпочитал жить в Махрасе.
Зиндон
Ещё одно громадное и кичащееся своей мощью здание. Внутри эта величавая тюрьма неожиданно мала, что ещё больше усиливает впечатление – заставляя подумать о толщине скорлупы этого гигантского ореха.
Манекены стражей и заключённых, расставленные и рассаженные по коридорам и камерам, возможно, воссоздают историческую картину, но в то же время мешают по-настоящему прочувствовать обстановку, оживить её самостоятельно. Пустая камера не воспринималась бы так иллюстративно, как камера с чучелом узника, – каждый мысленно представил бы там себя.
Зиндон стоит отдельно, но морально он воспринимается, как часть Арка, как его подвал, его основание.
Махрасе
Загородная вилла эмира.
Чудесная анфилада комнат – пышных, но небольших и даже, возможно, некогда уютных. Стены одной – ажурная резьба по гипсу на зеркальном фоне, в других комнатах стены мозаичные, из кусочков тиснёного разными узорами стекла сочных расцветок.
В комнатах – музей. Широченные халаты, ушитые золотом и драгоценностями. Узорчатые тюбетейки прежних времён, всё ещё успешно выдерживающие конкуренцию с помещёнными рядом современными, идеологически одухотворёнными. Трюмо комнаткой – с бесконечными рядами отражений. Огромные мраморные блюда, медные тонко отделанные кувшины, словно аксессуары какой-то волшебной сказки. Драгоценные (по оформлению и по содержанию) книги, шедевры каллиграфии – этой извращённой любви к слову…
Вода!!!
Тонкой ниткой тянется куда-то вглубь пересохших полей узкий, приподнятый на столбиках над землёй, трогательно одинокий желобок с водой.
Широкий и мутный арык под землёй пересекает шоссе. В том месте, где он вырывается на свободу, копошатся мальчишки, такого же, как и арык, глинистого цвета. Они прыгают солдатиком в воду и выплывают в другом месте, куда их сносит течением. Это их Волга.
С трудом передвигаю ноги посреди раскалённой сорокапятиградусной жарой Бухары. По лопаткам стекают струи пота. И вдруг сверху (а небо знойно-голубое) на меня льётся поток прохладной чистой воды, а вместе с водой – весёлый женский смех. Я гляжу на окно, под которым проходил. Оно открыто, но никого не видно. Я благодарно машу рукой и иду дальше, с сожалением чувствуя, что уже высыхаю.
Во внутреннем дворике дома рядом с достарханом почётное место занимает водопроводный кран. Сточный желобок ведёт от него не в канализацию, а к грядкам и деревьям, растущим во дворе.
Вокруг Чорсу
Чорсу – это перекрёсток, накрытый куполом старинной постройки. Под этим куполом приютились магазины, магазинчики, лотки и просто торговцы с мешками и коробками. На подходах к нему – лавки. Не какие-нибудь, а сундучные, тюбетеечные, гребёночные… Прямо на улочках стоят ярко расписанные сундуки, висят деревянные резные гребни. Так что не только пыль веков создаёт сказочный колорит древней Бухары.
Мозаика девятая, последняя из дорожных
Заячья жизнь
Есть в ней, конечно, и свои неудобства – ни постоянного места, ни безмятежного дорожного спокойствия. Но это с избытком компенсируется отсутствием хлопот с билетами, выбором любого нужного поезда и, как ни странно, душевным отношением проводников – если относиться к ним, как к союзникам.
По пустыне с комфортом
Бурые просторы пустыни. Жаркий колышущийся воздух. На горизонте, извиваясь, и покачиваясь, танцуют серо-чёрные дымки маленьких смерчей.
Но в пустыне ли я, если бурые пески лишь контрастируют с белоснежной занавеской, колыхание воздуха – единственный признак жары по ту сторону окна, потому что по эту сторону меня нежным ветерком обвевает вентилятор, а смерчи на горизонте играют чисто декоративную роль, и ни одна песчинка не попадёт в мой стакан лимонада?..
Я – в вагоне-ресторане, вагон-ресторан – в составе поезда, резво бегущего по самой настоящей пустыне. Но в пустыне ли я?..
Умудрённость
Кроме вида на пустыню и лимонада, у меня третье развлечение – смуглый слегка небритый собеседник лет тридцати пяти.
– Вы, я гляжу, ещё интересуетесь…
– Чем?
– Да всем вообще. Ну да – ведь вы молодой ещё…
– Ну а когда вырасту?
– Тогда уже всё по-другому… Всё в жизни тебе уже известно, всё ты испытал. Но умирать-то не хочется. Вот и живёшь – лишь бы день провести… Чтобы было что поесть, выпить, да чтобы женщина красивая была…
Потом он долго рассказывал, как скучно жить в Ташкенте, как хотелось бы ему перебраться в Москву. Но, по-моему, и Москва рано или поздно показалась бы ему провинцией, и он рвался бы, например, в Париж, а из Парижа опять куда-нибудь… может быть, обратно в Ташкент.
Не посмотреть, а увидеть
Не очень приятно быть туристом. Турист смотрит на окружающее односторонне, снаружи. Чтобы проникнуть внутрь, надо приложить какие-то усилия, постараться раствориться в окружающем, перестать быть туристом. Мне это удавалось часто – я не цеплялся ни за фотоаппарат, ни за праздничную одежду, ни за организованные экскурсии. Но иногда, в разговоре, я не мог избежать прямого и немудрёного вопроса – зачем я сюда приехал. Выдумывать мне не хотелось, а все мои объяснения вызывали у людей какое-то разочарование. «А, понятно, просто посмотреть…» – говорили они, и между нами возникало то незаметное «туристическое» отчуждение, которого мне так хотелось избежать.
Но мне мало было посмотреть – я хотел увидеть.
Дорога – город
Да, это ещё один город – огромный и своеобразный. В нём свои дома – поезда и автобусы, свои улицы – маршруты, шоссе и железнодорожные линии, своё население – пассажиры. Этот город – столица путешественников. Добраться до него просто – стоит лишь отправиться в путь…
Мозаика десятая, самаркандская
Самаркандский базар
В этом самом оживлённом месте города на меня неожиданно дохнуло древностью. Что изменилось здесь, что могло измениться за последние столетия? Где-то по краям базара появились колхозные ларьки и государственные магазинчики, переведены на русский язык вывески (впрочем, некоторые надписи – вероятно, в силу их оригинальности – я встречал только на русском языке: «Кафе пельменная» или «Покупатель! Будь взаимно вежлив!»), стало, может быть, почище и поскромнее, зазвучала из репродукторов национальная музыка, исчезли нищие и вельможи, освободились от паранджи женские лица… Но сама атмосфера базара, наверное, осталась такой же деловито-праздничной, что и столетия назад. Та же пестрота, суета, гомон… Та же мозаика плодов на лотках и прилавках. Горы громадных багровых помидоров, нежная зелень малосольных огурцов, золотые россыпи абрикосов, фиолетовая тяжесть кистей винограда, жёлтые, зелёные и красные оттенки груш и яблок – да я и не могу всего перечислить, потому что даже не всему смог подыскать название. Горы арбузов и дынь – и каждая гора другого сорта. Арбузы маленькие и большие, светлые и тёмные, полосатые и одноцветные. Дыни круглые и продолговатые, ярко-жёлтые и бурые, твёрдые и мягкие. Связки сонных кур и петухов. Тёмно-зелёные кучки «наса», наркотического табака, который держат во рту под языком, – а рядом табакерки для него: изящные кувшинчики и яркие яички с хвостатыми крышками. Пахучий ассортимент только что испечённых лепёшек на все вкусы – простых и узорчатых, пресных и сдобных, толстых и тонких, сладких и солёных…
А самое интересное – лица, лица, лица…
Я перечитал то, что смог написать о самаркандском базаре, и огорчился. Не за себя – за тебя, читатель. Лучше бы ты побывал на самаркандском базаре сам.
Регистан и реставрация
Эта небольшая по нынешним масштабам площадь с тремя зданиями и четырьмя минаретами была когда-то центром города. Теперь здесь тихо и спокойно. Здесь царствуют реставраторы. Они выпрямляют падающие минареты, расчищают площадь (фасады регистанских дворцов были занесены землёй за сотни лет чуть ли не на полтора метра), восстанавливают изощрённые мозаичные узоры (один квадратный метр за месяц). В Шир-Дор («Львов имеющем», одном из трёх зданий Регистана) устроена фотовыставка, посвящённая Регистану в свете его реставрации. Там я прочёл прекрасное описание самого Шир-Дор:
«…Особенно оригинально заполнение тимпана над главной аркой. Тигроподобный лев золотисто-охристого цвета устремляется за белой ланью. Из-за этих фигур выглядывает сплющенный лик глазастого чернокудрого солнца…»
Слова-узоры
Основной мотив мозаичных орнаментов – узоры из белых переплетающихся линий. На первый взгляд они кажутся симметричными и одинаковыми. На самом деле, сочетания их элементов почти не повторяются. Источником столь богатой и изысканной фантазии художника, оказывается, было слово. Эти узоры – стилизованные арабские надписи, прославляющие Аллаха и Магомета. Правда, художнику пришлось поработать над ними. Чтобы получить гармоничное сочетание линий, он сливал буквы вместе, зеркально отражал их, переворачивал, сжимал и растягивал. Но в конце концов искусство победило, и форма с содержанием слились воедино. Слились настолько, что над расшифровкой узоров приходится как следует попотеть современным эпиграфистам.
Скорлупа Биби-Ханым
Как-то так вышло, что я слышал об этом храме много легенд и восторженных эпитетов, но совершенно не подозревал, что он разрушен. Знаменитый Биби-Ханым оказался просто гигантской скорлупой от пёстрого ярко изукрашенного яйца. Я долго сидел на пустынном дворе, пытаясь представить себе его былое величие. Мне это почти удалось, но всю мою воображаемую реконструкцию разрушил вынырнувший откуда-то из развалин старичок, который потребовал с меня гривенник за посещение достопримечательности.
Шах-и-Зинде.
Четыре двадцать
Шах-и-Зинде – это Махрасе наизнанку. Та пышная красота, которая там спрятана внутрь, здесь – снаружи, в тонкой резьбе по камню, в многоцветности порталов, в глазури куполов, в затейливости беседок. Этот вползающий на гору двойной ряд тесно прижавшихся друг к другу сооружений как-то гармонически разнообразен. Всё дивным образом сочетается – нет пестроты как недостатка.
Почти сразу после главного входа начинается большая лестница в 42 ступеньки. Богомольцы, паломничающие в эти святые места, ползут по лестнице, на каждой ступеньке кланяясь и оставляя по гривеннику. Судя по такой повышенной плате, где-то совсем недалеко отсюда находится мусульманский рай.
Гур-Эмир изнутри и сверху
Внутри было тесно и темновато. Сами могилы оказались этажом ниже надгробий, хотя и точно под ними. Эта двойная бухгалтерия, эта сознательная разделённость словно символизировала независимость почитания гробниц от их содержимого.
Если бы я был паломником, я бы пришёл сюда не для того, чтобы поклониться нефритовому камню над могилой Великого Тамерлана и другим минералам над его родственниками. Я бы пришёл почтить память великого Улугбека, просвещённого монарха, азиатского Петра.
Отчаявшись разобраться в планировке мавзолея, я подошёл к смотрителю, и тот показал мне план, в котором я понял ещё меньше. Сторож ничем мне помочь не мог и, решив искупить такую беспомощность, достал откуда-то большой железный ключ, отпер дверь минарета, и по крутой винтовой лестнице – узкой и тёмной – мы поднялись на крышу Гур-Эмира. Здесь было не очень высоко, но можно было разглядеть облик современного Самарканда – кварталы новых зданий и затерянные среди них оазисы древних строений. А прямо рядом со мной возвышался один из синих глянцевитых куполов, так похожих на лысые головы и даже – как будто стесняясь этого сходства, а на самом деле усугубляя его – немного волосатых от травы, выросшей на выщербленных местах.
Самтрамтролл
Это колдовское слово я прочёл на трамвайном билетике в то время как наслаждался необычным зрелищем. Я смотрел на танец трамваев, похожий, наверное, на танец диковинных животных в какой-нибудь экзотической стране. Доезжая по одноколейной линии до остановки, трамвай останавливался и, притоптывая колёсами, ждал встречного. Тот подъезжал, раскланивался, и они степенно расходились в разные стороны, меняя партнёра на следующей остановке.
Впрочем, из всех пассажиров только я умилялся этому зрелищу.
В ущерб фотообъективности
Свой фотоаппарат я почти не доставал. Слишком многое хотелось воспринять – некогда было выбирать ракурс и выдержку, некогда было запечатлевать.
Звёзды над Самаркандом
…На земле тесно —
и в небе сад.
Только звёзды странно
здесь глядят.
Только люди странно
здесь говорят.
И я рад новому —
и не рад…
*
Но всё-таки я был рад новому.
Книги близкой тематики
Здесь указаны сайты книг, где можно познакомиться с каждой из книг, прочитать её начало (четверть текста), оставить отзыв о ней или познакомиться с другими отзывами.
На сайте каждой книги можно также приобрести её, хотя при обращении к автору шире выбор, ниже цены и можно получить наиболее актуальную электронную версию.
«Записки молодого человека»https://ridero.ru/books/zapiski_molodogo_cheloveka/
«Свидание с отцом». Документальная повестьhttps://ridero.ru/books/svidanie_s_otcom/
«По ходу жизни». Зарисовкиhttps://ridero.ru/books/po_khodu_zhizni/
«Навстречу своему лучу». Воспоминания и мыслиhttps://ridero.ru/books/navstrechu_svoemu_luchu/
«Материал». Рассказы и повестьhttps://ridero.ru/books/material/
«Массаж мысли. Притчи – сказки – сны – парадоксы – афоризмы»https://ridero.ru/books/massazh_mysli/
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – —
Электронная версия от 25-10-2017.
Вы можете бесплатно получить последнюю версию книги, прислав автору свой отзыв на неё (с возможными замечаниями) по адресу: [email protected].
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.