Текст книги "Образная сила разума и веры. Могут ли мышление и вера обходиться без образов"

Многолетнее приключение с Канвой

Расскажу об одном своём приключении на ниве осмысления жизни. Когда-то я решил привести в порядок долго копившиеся размышления на разные темы такого рода. Для начала выделил три самые главные темы, охватывающие все остальные. Но эти три группы оказались такими большими, что пришлось каждую из них тоже разбить на три группы. Оказалось, что и девять групп чересчур велики. Так что разбиение продолжилось и на этом уровне, и на следующем…

Когда число групп, получившихся в результате этих разбиений сильно перевалило за сотню, я остановился и стал углубляться в каждую из тем, возникших на одном из четырёх уровней, осмысливая её в разных ракурсах и накапливая тезисы будущей книги. Или даже нескольких книг?.. А по мере накопления тезисов попробовал и каждую тему четвёртого уровня разделить на три более частных темы. А за этим пятым уровнем стал постепенно намечаться шестой, но я уже сообразил, что надо затормозить этот процесс.

Про себя я назвал Канвой получившуюся структуру, так стремившуюся к углублению. Эта Канва, действительно, стала основой нескольких моих книг, которые охватили только три верхних уровня, а потом… Потом меня вдруг осенило, что Канва может углубляться бесконечно (насколько вообще удаётся представить бесконечность), всё больше превышая мои человеческие возможности следовать ей.

И тут вдруг у меня возникло некое вынужденное озарение!.. Да, разум способен интуитивно улавливать те или иные глубинные особенности мироустройства. Но вместе с тем он испытывает острую потребность выстраивать рациональные модели, связывающие уловленные элементы друг с другом. Вроде моей Канвы, например. Однако глубина мироустройства безгранична, а любое выстраивание нуждается в определении границ для создаваемой конструкции. И всякие новые усилия мысли неминуемо будут встречаться со смежными смыслами, не вмещающимися в ранее созданную модель.

Это озарение подействовало на меня умиротворяюще, исцелив от чрезмерного любопытства к новым и новым уровням Канвы.

Корни смыслов

В то, что мир полон осмысленностью, можно верить или не верить. Это проблематично доказать или опровергнуть. Полностью воспринять осмысленность мироздания может лишь его Создатель. Человеческое восприятие не достигает глубин, в которые уходят корни смыслов. Но человеческое мышление может улавливать непостижимость этих глубин.

В том, что осмысленность мира – факт, я уверен. Об этом свидетельствует весь мой сегодняшний опыт. Уверен, что источником и вершиной этой осмысленности является единое Начало. Эту уверенность даёт мне чувство веры. Понятно, что у каждого свой опыт и своё мнение на этот счёт. Моё восприятие жизни проходило такие разные этапы, что они помогли мне познакомиться со многими возможными взглядами на обстоятельства нашего существования. Поэтому мне хочется, чтобы читатель не воспринимал бы мои слова как некое самодовольное философствование и проповедь неких знаний, которыми не обладаем ни он, ни я.

Всё, что я могу, – это поделиться своими взглядами, не пытаясь придать им соблазнительно увлекательный вид. И надеяться, что они помогут тому, кто сам пробует прикоснуться к корням смыслов, наполняющих мир.

Название этой книги – корень её смысла-замысла, и этот корень не уходит на чрезмерную глубину. И теперь, высказав необходимые предварительные замечания, без которых трудно было бы двигаться дальше, я постараюсь быть проще и ближе к тому, о чём заявлено в заглавии.

Чувство веры
среди прочих чувств

Разум и чувства

Разумность является свойством многих существ и даже вещей. Это готовность существа решать свои повседневные задачи, или готовность вещи помогать нам в решении той или иной из этих задач. Однако человеческий разум имеет, если вдуматься, иную природу, выходящую за рамки чисто земного существования. Истоки разума принадлежат к области Тайны, и разуму естественно быть внимательным к этим истокам. Наверное, разум соединяет человека с некими высшими уровнями смысла.

Наши чувства иногда не совсем, увы, миролюбивы друг к другу, и разуму приходится разбираться с этими проблемами.

Чтобы разуму не конфликтовать с чувствами, а сотрудничать с ними, необходимы оба его основных свойства. Выстраивающий подход помогает каждому из чувств искать и обустраивать своё место во внутреннем мире. Улавливающий – позволяет ощутить характер чувства и его роль в замысле твоей личности. Причём улавливающий подход особо важен. Ведь представление о замысле (или, точнее, Замысле) необходимо, чтобы чувству ориентироваться в сознании.

Вместе с тем разуму нужно умение узнавать свои чувства. Не путать их с эмоциями: волнами переживаний какого-то из чувств на затронувшие его обстоятельства.

Кто-то, склонный к романтичности и сентиментальности, иногда видит в том или ином чувстве некое сверхсущество, всесильное и повелевающее человеком.

Кто-то прагматичный озабочен тем, как получить от чувства побольше пользы или предотвратить возможный вред.

Скептик или циник может воспринимать чувство не как внутреннее существо, а просто как некий конгломерат восприятий и реакций.

Но разуму естественно всматриваться в смысл чувства и стараться видеть в нём особую линию развития личности. И ему важно, что некоторые чувства служат нам своего рода средствами интуитивного и образного улавливания. В то время как чувство логики является главным инструментом выстраивающего восприятия.

Что касается чувства веры, оно не иногда бывает главным в сознании, но далеко не всегда. Даже у одного и того же человека оно может в какой-то период отсутствовать (так было и у меня), или быть слабым (это мне тоже знакомо), или незаметным – а может вести тебя по жизни (надеюсь, что сейчас я ближе к этому, чем раньше). Но в любом случае чувство веры – наряду с разумом – один из двух главных героев этой книги. Так что здесь будет немало говориться о них (и об их взаимодействии).

Вера – особое чувство у человека. Но ведь и каждое чувство нужно считать особым. И оно тем значительнее, чем сильнее развито. Впрочем, даже слабая вера, даже почти неверие, но всё-таки уже вера, – это уже присутствие в душе необходимого ей элемента: тяги к Высшему.

И мне хочется прошептать читателю: не верь безверию. Ему нечего сказать о смысле жизни. Не обезбоживай душу. Это не на шутку опасно – вроде обезвоживания телесного организма.

Путь веры – это дело саморазвития, даже если ты воспитан в религиозной традиции.

Чувство веры способно осваивать верхние источники смысла безотносительно к возможностям интеллекта. И помогает овладевать метафорическими и образными представлениями религиозного мышления даже без непременного участия чувства логики.

Вместе с тем ему приходится проходить через угрозы догматизма, обрядоверия и тому подобных земных упрощений духовного. А ещё – через соблазны отчуждения от иноверцев и озлобления против них.

Смысл веры опирается прежде всего на уважение к Тайне. Неверующий пренебрегает этим.

Вера в осмысленность

Осмысленность всего существующего невозможно доказать. Для этого нужно было бы обладать бесконечным количеством информации обо всём. Разум не мог бы настаивать на осмысленности мира, если бы не улавливающие находки чувства веры и других чувств, касающиеся именно осмысленности – иногда доступной для понимания, иногда недоступной.

Вера часто начинается именно с уверенности в осмысленности жизни. И постепенно идёт к представлению о том, как устроена жизнь в главных её основах.

Иногда веру считают всего лишь удобной личной позицией, не имеющей особого отношения к реальному мироустройству. «Блажен, кто верует, тепло ему на свете!» говорит персонаж Грибоедова, и эту фразу, вопреки авторскому смыслу, пробуют иногда применять к религиозной вере. Похоже на снисхождение к малышу, играющему в песочнице. Но мир верующего реальнее, чем мир человека, у которого чувство веры отсутствует или не очень осознано.

Обретения веры, учитывая самодостоверность многих переживаний, связанных с этим чувством, могут стать для верующего ключевыми элементами знания. Хотя такое знание внерационально, оно может оказаться очень существенным.

Конечно, я очень ценю тех мыслителей, благодаря которым усвоил когда-то важные вещи, с удовольствием их вспоминаю и цитирую. Но при этом меня не оставляет мысль, что круг дорогих мне философов мог бы оказаться и совершенно другим, в зависимости от обстоятельств и возраста знакомства с тем или иным автором. Такая возможность подчёркивает для меня приоритет осмысленности жизни перед путями её осмысления.

Не хаос и порядок противостоят друг другу, как естественнее полагать выстраивающему мышлению, – а бессмыслица и смысл.

Углубление в смысл даёт нам всё более ясное представление об истине. И никогда не даёт окончательного владения ею. Поэтому нам важна углублённость и выстраивающего мышления с его систематичностью, и улавливающего – с его смелыми находками.

Образные озарения веры не отрицают возможности доказательств и опровержений. Просто вера опирается на смысл образа, а не на анализ и последовательность суждений.

С точки зрения верующего, смыслы тяготеют друг к другу, потому что являются частицами единого Замысла. Чувство веры даёт возможность ощущать его присутствие в жизни, но человек не может осознать, рационально уяснить себе этот исходный Смысл полностью, в его бесчисленных подробностях. Вот и приходится говорить об отдельных смыслах как о восприятии разумом лишь некоторых конкретных частиц и ракурсов смысловой наполненности мира.

Считать ли какое-то из своих представлений рационально-логическим или интуитивно-образным, не так важно, как то, насколько это представление сказывается на твоей повседневной жизни, насколько живёшь им.

Житейская интуиция и веянье Смысла

Если говорить об интуитивном постижении, его происхождение редко бывает понятно логически, хотя случается и такое. Особенно когда речь идёт о житейской интуиции, основанной на опыте и специализации. Но и вне логики интуиция бывает вполне убедительна, если ощущать её происхождение от некоторого центрального Смысла, который наполняет своим присутствием те или другие конкретные, частные смыслы. Впрочем, говорить об этом получается лишь с теми, кому интуитивное восприятие тоже знакомо.

Это не означает, что улавливающее мышление зависит от чувства веры. Разуму в улавливании помогают своими свидетельствами разные чувства. И соединять эти свидетельства друг с другом, обращаясь также к выстраивающему мышлению, – это является его постоянным делом.

Не так даже принципиально, называть ли веру чувством или как-то иначе. Важно, что есть нечто внутри меня, соединяющее с Высшим или, по крайней мере, ведущее к нему. Вот это существенно, а не то, как назовут веру психология, религия или философия. Представление о Высшем у каждого может быть своим и по-своему изменяться. Но многое для нас означает и та религиозная общность, в которую мы попадаем.

Во всяком случае позволю себе продолжать пользоваться названием «чувство веры». Если читатель имеет другое представление об этом, то ему, надеюсь, удастся перевести сказанное на собственный внутренний язык.

Чувство веры, как и некоторые другие чувства, особо способно опираться на интуицию и на интуитивно-образное мышление. Не буду строить из себя специалиста по интуиции, почти любая женщина превосходит меня в этой области. Но голос интуиции мне тоже знаком в силу некоторых свойств характера, в котором от природы немало женского.

Интуиция, эта загадочная расположенность к внезапным отгадкам, эта способность порою неожиданно думать, не раздумывая, представляется мне чем-то пронзающим изолированные слои знания и получающим важные сообщения невесть откуда. Эта угадывательница неизвестного может сообщить человеку нечто важное для него, хотя не слишком заботится о логическом обосновании своих сообщений.

Она открывает нам возможность постижения смысла, к которой склонно улавливающее мышление. Такое постижение отличается от понимания, опирающегося преимущественно на выстраивание.

Это важная разница. Ведь понимание может обходиться без постижения (таков рационализм). Постижение тоже может обходиться без понимания (это можно назвать благодатностью). Понимание – это встраивание в построенное. Постижение – это усвоение неизвестно почему. Но то и другое должны соединяться в разуме, чтобы он летел на двух крыльях.

Житейская интуиция, относящаяся к бытовым обстоятельствам, почти не имеет отношения к чувству веры. Для него гораздо важнее те сигналы интуиции, которые наполнены дыханием единого Смысла. Его можно обозначить словом Высшее. Для кого-то это Бог, для кого-то Природа, для кого-то некий Абсолют, но дело не в словах, а в той вершине осмысленности мира, которую представляет это особое Начало, помогающее ориентироваться и в отдельных смыслах, пропитывающих нашу человеческую жизнь.

В этом отношении понимание – это тоже не просто логическое принятие утверждений, а усвоение их смысла своим душевным организмом. Интуитивно-образное постижение также становится путём уловленной догадки к усвоению смысла.

Ориентация на смысл помогает чувству веры приподниматься над ловушками логики и сомнениями, искушающими человека при движении к Высшему. Помогает стремиться к жизни под единой Кровлей, на какие бы индивидуальные комнатки наша жизнь ни делилась бы. «Быть выше этого» значит не отторгать, а принимать: уметь найти всякому явлению подходящее место в свете своих смысловых представлений.

Чтобы раскрыть свою жизнь Смыслу, наполняющему её, не обязательно всё время искать благие дела, размышлять или молиться. Надо лишь становиться собой как можно лучше.

Познающие прикосновения образов

Как образы могут служить разуму, постижению реальных смыслов? Примерно так же, как проблески интуиции, относящиеся к верхним уровням смысла, а не к обычным житейским проблемам. То есть возможностью прикосновений к истинному мироустройству.

Эти познающие прикосновения внерациональны, но это не снижает их значение для человека. Можно доверять им или не доверять, однако если они помогают углублять постижение жизни, то нужно их принимать в этом качестве.

Образ даёт чувству веры и другим чувствам нечто большее, чем доказательство, в котором нуждается чувство логики. Он подтверждает какие-то важные для человека ощущения, если отзывается в его душе, и помогает тем самым развитию того или иного чувства, благодаря чему участвует в становлении души. Это отличается от логического убеждения, которое со временем может быть опровергнуто другими логическими усилиями, опровергающими прежнее доказательство.

Путь веры неизбежно метафоричен, но сила и крепость, обретаемые на этом пути, реальны и конкретны. Это говорит о том, что за образами стоит несомненная явь.

Путь веры – это путь становления и развития этого чувства. На этом пути постепенно перестаёшь заниматься доказательствами или опровержениями, а просто живёшь тем, что удаётся вобрать в себя.

Личный мистический опыт (опыт общения с областью Тайны) – у большинства людей поначалу кратковременный и немногочисленный – может укрепляться, развиваться и осмысливаться с помощью религиозных образов, часто выходящих далеко за пределы самой религии. Именно с их помощью могут возникать у человека и важные постижения, и острые мистические озарения, способные сыграть большую роль в его жизни. Да, эти переживания могут быть совсем другими, чем у тебя, но суть их во взаимопонимании, а не в религиозной вражде из-за их отличий друг от друга.

Каждая религиозная традиция пользуется своими подходами к смыслу тех образов, на которых она сосредоточена. Однако возможности их личного восприятия живыми людьми оказываются гораздо разнообразнее самих этих подходов – как в русле этой традиции, так и вне её.

Не обязательно разменивать свою веру на пристальное внимание к множеству существующих верований. Лучше понимаешь чувство веры другого человека, придерживаясь как раз собственных глубинных переживаний, лежащих в основе твоего чувства.

Откровение и вымысел
как источники образов

Можно ли отличить откровение от вымысла? Нешуточный вопрос.

Рационально это вряд ли удастся, хотя теологии свойственно делать такие попытки. Ведь откровение недоказуемо, а гениальный вымысел неопровергаем, если понимать метафорическое по вложенному в него смыслу. Тем более недоказуем и вымысел, даже гениальный. Неопровергаемо и откровение, если воспринимать его образно или символически.

Но главное даже не в доказуемости или недоказуемости, не в опровергаемости или неопровергаемости. Дело в том, что и мистические откровения, и вдохновенные вымыслы служат для нас источниками образов, дающих нам живописные портреты явлений. Образы дают нам возможности сгущённых переживаний, изображают смысл вместо попыток его рационального описания. Образы позволяют переходить от дробного мышления к восприятию в целом, поддерживают интуицию выразительностью, улавливают те частицы Тайны, которые иначе оказались бы вне нашего восприятия.

При этом ощущение достоверности у каждого своё. Иногда это твёрдая вера, иногда – лишь надежда на достоверность, хотя это тоже немало.

Когда-то мне довелось писать реферат о верификации в философии, то есть о методах проверки истинности. Эта тема была мне очень созвучна по привычке и к доказательному добыванию уверенности, и к постоянно возникающим сомнениям. Реферат-то я написал, но именно старательное вникание в тему привело меня к уверенному сомнению в том, что какая бы то ни была рациональная верификация способна дать нам гарантированную уверенность в истинности того, что мы проверяем на достоверность.

Когда мы говорим о вымысле, то принимаем во внимание преимущественно отличие фантазии от знакомой нам земной реальности, а не её соответствие смыслу того, что передают нам миф или образ. А ведь именно в этом суть и мифа, и образа – в передаче некоторого особого смысла, который хорошо бы нам уловить.

Если же свести суть мифа или образа к некоторой назидательной схеме, это похоже на конспективный пересказ стихов неумолимо правдивой прозой. Это всего лишь подачка интеллекту вместо поэтичного дара нашему разуму с опорой на интуицию.

Не будем опасаться, что присутствие вымысла унижает то откровение, которое несёт нам одухотворённый образ. Если образ улавливает и передаёт нам подлинный смысл, именно это является его достоинством, а не соответствие мелких подробностей той реальности, которая нам знакома.

Может быть, образ – главный инструмент религии. Её образный строй – это путь улавливающего мышления к верхним уровням смысла.

Религия, помимо воспитания и поддержки чувства веры, даёт человеку огромный материал для глубоких переживаний и метафорического мышления, открывая ракурсы, позволяющие прикоснуться к Тайне. Но разнообразный метафорический потенциал религий требует твоего собственного внимания, чтобы не польститься на тёмное и разрушительное.

Образ личности и образ безличности

Среди образов, связанных с представлениями о человеке, важно выделить для себя образы личностей – тех людей, каждый из которых ощутил свой прообраз, Замысел о себе и приложил максимум стараний, чтобы осуществить его. В результате человек-личность сам по себе становится образом, прикасающимся к главному жизненному Смыслу. Но каждый из тех, кого личностью ещё не назвать, имеет возможность становиться ею и нести в себе особое свидетельство об этом Смысле. И можно лишь печалиться о тех, кто уходит из земной жизни, не сумев или не успев осуществить эту свою возможность. Впрочем, нам часто далеко не всё об это известно.

Не будем путать образ личности с образом, претендующим на личность, но представляющим нечто противоположное. Сколь броской ни была бы эта антиличность, она остаётся лишь персонификацией безличности, самости, противопоставлением своего самодельного смысла верхней осмысленности жизни. Образ такой безличности, стремящийся утвердить себя как личность-по-своему-разумению, носит разрушительный характер, если не считается ни с проявлениями осмысленности, ни с Замыслом, лежащим в основе таких проявлений. Тогда важно лишь собственное самоволие и его осуществление во что бы то ни стало.

Личность – это воплощение в человеке способности к развитию и творчеству. То есть не просто к творчеству в мечтах и мыслях, а к осуществлению творческих замыслов.

Безличность – это своеобразный или аморфный сгусток самости, проявляющей себя в инертности или в своевластности.

В борьбе за образ души, за развитие личности чувство веры может сделать многое, если ему хватает самодостаточности. Ведь чувство веры, которым проникся в результате душевного резонанса с горячо любимым человеком, может развеяться, если любовь иссякнет, а вера не успела зацепиться за что-то своё. Вера, замешанная на чувстве прекрасного, пленённого красотой богослужения, может испариться при столкновении с трудными сторонами религиозной жизни. Чувство долга, дружбы или родства, этическое чувство – все они могут подтолкнуть к вере, но не всегда могут помочь ей укорениться в душе. Должен появиться свой, пусть самый крошечный, озаряющий опыт Тайны, чтобы чувство веры могло жить собственной жизнью, неся в себе искру личностного чуда.

Но разговор об образе личности не должен ограничиваться только определённой верой или только единобожием.

Можно даже сказать и так: мы все верующие.

Одни верят в осмысленность мироустройства, другие – в его бессмысленность. Одни – в единого Бога под разными именами, другие выбирают себе богов по вкусу, третьи верят в полное безбожие мира. Кто-то верит в саморегулируемую своими законами Природу или ещё во что-то…

Одни верят в единство всех вер, другие в исключительность собственной веры. Есть и такие, кто не верит ни во что (тоже разновидность веры) или в то, что всё равно, во что верить.

Так что образы личности у всех разные.

Всякое чувство веры может на каком-то этапе способствовать развитию личности. Вера в своё неверие не исключение.

И если человек полон мудрости, доброты и света, зачем требовать от него иного вероисповедания, чем то, которым он наполнен?..