Текст книги "Придурки, или Урок драматического искусства (сборник)"

Действие второе

VI

В темноте слышно звяканье ключа в замке, зажигается свет, освещая прихожую и комнату в квартире Дроздовых. Входят ЗОЯ, ДРОЗДОВ, ШМЕЛЕВ и КЛИМОВ.

ЗОЯ. Наш дом… Добро пожаловать!

КЛИМОВ. Как-то нелепо… Третий день мы встречаемся, разговариваем. «Зоя Михайловна», «Анатолий Сергеевич». Если бы я сам не напросился, вы и сегодня не пригласили бы меня в гости?

ДРОЗДОВ. Мы боялись, не сочтешь ли ты это… попыткой подкупа. Или давления. Давай твою шинель… Эксперт – в гостях у обвиняемого!

КЛИМОВ. Обвиняемый – ты?

ЗОЯ. Мы можем хоть на сегодня все это забыть? Хоть на час! Ничего не было! Ничего! Прилетел друг. Случайно оказался в наших краях. И всё!

КЛИМОВ. Давайте попробуем.

ЗОЯ. Тогда здравствуй… Юра.

КЛИМОВ. Здравствуй… Зоя.

ШМЕЛЕВ. Здорово, старик! (Хлопает Климова по плечу.) Каким тебя ветром? Впрочем, нет, это лишнее.

ДРОЗДОВ. Здравствуй… Юра.

КЛИМОВ. Здравствуй, Толя. (Обнимает Дроздова.)

ШМЕЛЕВ. А что, получается! (Оживленно.) А изменился-то как! Был – цыпленок. А стал… Мужик! (Зое.) А? И форма – идет!

ЗОЯ. Да, очень к лицу.

ШМЕЛЕВ. Майор. Для твоих лет это как? Много, мало?

КЛИМОВ. Нормально.

ШМЕЛЕВ. По вашим меркам Анатолий кто?

КЛИМОВ. Трудно сказать. Наверное, полковник. Или даже генерал-майор.

ШМЕЛЕВ. А сам – майор! И говоришь – нормально. Мало!

ЗОЯ. А ты помалкивал бы, младший лейтенант!

ШМЕЛЕВ. Я – разжалованный, это совсем другое дело. Ну, рассказывай. Как ты? Что? Мы же ничего о тебе не слышали. Ровно пятнадцать лет – с того дня, как ты вдруг исчез.

КЛИМОВ. Почему исчез? Просто уехал.

ДРОЗДОВ. Мог бы найти полчаса – попрощаться.

ШМЕЛЕВ. Если бы захотел.

КЛИМОВ. Не мог. Как только я сказал военкому «Да», всё завертелось: предписание, билет, час на сборы. Год специализировался в Кронштадте, потом служил на севере. Последние пять лет – под Москвой.

ШМЕЛЕВ. Женат? Дети?

КЛИМОВ. Жена врач. Два сына. Младший в третьем классе, старший в восьмом.

ЗОЯ. Как наша. Тоже в восьмом. В кино убежала. Скоро придет, увидишь.

ШМЕЛЕВ. Поесть в этом доме дадут? И выпить? В конце концов, друг приехал! Или не друг?

ЗОЯ. Располагайтесь. (Накрывает на стол.)

ШМЕЛЕВ. Что же ты замолчал? Твоя очередь спрашивать, как мы живем.

КЛИМОВ. Как вы живете?

ШМЕЛЕВ (Дроздову.) Как мы живем?

ЗОЯ. А в самом деле – как?

ШМЕЛЕВ. Нормально мы живем, вот как! И даже, я бы сказал, хорошо! (Дроздову.) Правильно? (Климову, показывая на окно). Пятнадцать лет назад здесь было болото, голая тундра, бараки. А сейчас – современный горд, любуйся!

КЛИМОВ. Красивый город.

ШМЕЛЕВ. Кто строил? Мы!.. (Подсаживается к пианино, играет: бравурная музыка, затем – неожиданно – похоронный марш.) Комбинат был – на ладан дышал. А сейчас? Перспективнейшее предприятие, одно из лучших в стране! Кто поработал? Мы!

И вновь бравурная музыка и похоронный марш.

КЛИМОВ. Зачем же… так-то?

ШМЕЛЕВ. А также за отчетный период мы воспитали целую плеяду подрастающего поколения… (Климову.) В сущности, играть должен бы ты. Не хочешь? Что ж, и так всё ясно. (Отошел от пианино.) Вот так, Юра, мы живем. Во всяком случае, тебе кажется, что так.

КЛИМОВ. А на самом деле?

ШМЕЛЕВ. Не сомневаюсь, что своими соображениями на этот счет ты с нами поделишься. А иначе зачем ты пришел?

ЗОЯ. Давайте, мальчики, выпьем. За ту квартиру на Арбате. Мы разлетелись из нее, как из гнезда. И как бы там ни было, она нас свела.

ШМЕЛЕВ (Климову). Особенно их.

ЗОЯ. После того, как ты исчез, мне ничего не оставалось, как выйти замуж за Анатолия.

КЛИМОВ. Надеюсь, ты никогда об этом не пожалела.

ЗОЯ. Никогда. (Мужу.) А ты?

ДРОЗДОВ. Я тоже. Будем здоровы!

Пьют.

ЗОЯ. Пятнадцать лет, с ума сойти! Мелькнули, как день. И сейчас даже темное кажется светлым. Если вспомнить, квартира-то была жутковатая. Нелепая какая-то.

ДРОЗДОВ. Потому и дешевая.

ЗОЯ. Особенно коридор, помните? С тупиком. Мне всегда казалось, что там кто-то стоит. Хотя, конечно, никого не было.

КЛИМОВ. Однажды – было.

ЗОЯ (живо). Где? В углу? Когда ты меня первый раз привел познакомить с ребятами?

КЛИМОВ. Нет, много позже. На другой день после того, как нас вызывали в военкомат… Если ты помнишь, я должен был на несколько дней слетать в Муром, к родителям. Мы договорились, что ты не будешь меня провожать, чтобы одной не возвращаться из Быкова. Самолет был в двенадцать дня, потом отложили до двух, потом еще. А потом вообще перенесли на утро. Когда я вернулся домой, было часов десять вечера. Света в наших окнах не было. Потом вдруг зажегся. Я подумал, что кто-то из ребят пришел передо мной. Но в коридоре неожиданно услышал твой голос. Ты сказала: «Отвернись». И засмеялась… Минут через десять вы с Анатолием вышли… Меня сейчас интересует, пожалуй, только одно. Что было бы, если бы мой рейс не отложили? Ты бы сдержала слово и уехала бы со мной на Урал?

Пауза.

ШМЕЛЕВ. Что, собственно, сообщает прелесть нашим будням? Да такие вот маленькие неожиданности!

ЗОЯ (мужу). Вопрос – тебе.

ДРОЗДОВ. Я должен отвечать?

КЛИМОВ. Нет, если тебе это неприятно. Интерес мой, как ты сам понимаешь, чисто академический.

ЗОЯ. Но послушать было бы любопытно.

ДРОЗДОВ. Знаешь, Юрка, я рад, что все это для тебя уже там, в прошлом. Я говорил Зое… когда у нас все случилось… Давай скажем ему – всё, прямо. Нельзя, защита диплома впереди, это выбьет его из колеи. Тебя. Что так вышло – может, и к лучшему? Это избавило нас от тяжелого объяснения. Верней, отсрочило его на пятнадцать лет.

ШМЕЛЕВ. А через пятнадцать лет все это уже не имеет никакого значения! Спросим себя: что всё? Дружба? Верность? Любовь? О время, пожирающее наши души!..

КЛИМОВ. Мне очень не хватало вас все эти годы. (Зое.) Твоей теплоты. (Шмелеву.) Твоего цинизма, сдирающего фальшь со всего фальшивого, как ржавчину шкуркой. (Дроздову.) Твоего умения не разбрасываться по мелочам. Твоей брезгливости ко лжи, неумения и нежелания врать. И поэтому, когда вы начали подсовывать мне версию про взрыватели, я сначала даже обиделся. А потом взбеленился.

ДРОЗДОВ. Это было не слишком удачно придумано. Но у нас не было времени. А эта версия всех устраивала.

КЛИМОВ. В смысле – не имела бы никаких последствий?

ШМЕЛЕВ. Никаких?! О чем ты говоришь? Огромные! Были бы внесены изменения в инструкцию по хранению взрывателей! В инструкцию – это что, шутки?

КЛИМОВ. Ребята… Я пришел к вам за помощью. Объясните мне, зачем нужна правда? Для меня это никогда не было вопросом. Правда – это правда. И всё. Но вот три дня я в вашем городе, и все начинает расплываться. Как в тумане! Я вроде бы не совсем идиот и свалился к вам не с луны. Я могу понять, почему никому в городе правда не выгодна. Ни вам, руководителям стройки, ни представителю главка. Ни даже рабочим. Как им кажется. Не в этом дело. Главное в другом. Я вдруг ловлю себя на мысли, что и мне-то она не нужна. В самом деле – зачем мне правда? Почему я должен ее добиваться, ссориться с хорошими людьми, вносить драмы в их жизнь? Я задаю себе этот вопрос, и не нахожу ответа!.. Что происходит, ребята? Что-то в нашей жизни не так? Или в нас самих?

Пауза.

ДРОЗДОВ. Знаешь, Юрка… Ты будешь смеяться, но и нам тебя не хватало. Я даже не могу сказать точно – чего. Твоей доверчивости? Веры в то, что твои друзья лучшие на свете люди? Что правда это правда, и этим сказано всё?

ЗОЯ. Порядочности. Обыкновенной порядочности.

ШМЕЛЕВ. Пожалуй, я промолчу.

КЛИМОВ. Почему?

ШМЕЛЕВ. Потому что я единственный в городе человек, которому правда выгодна. Объясняю. Дроздова снимают, ставят меня. Потому что я единственный человек, который сможет обеспечить пуск рудника в намеченный срок. Любой другой человек для начала потребует полностью изменить условия проходки и сам принцип обеспечения попутной рудой плавильных цехов комбината. А это время. И очень немалое.

КЛИМОВ. Так и есть?

ДРОЗДОВ. Да.

ШМЕЛЕВ. Это не всё. Как мы выяснили, правда мне выгодна. Но и неправда мне тоже выгодна. Ничуть не меньше. Дроздову дают возможность достроить «Маяк» и всё, он в порядке. И в каком! Я никогда не поверю, что он способен забыть человека, который если не слишком-то помогал, то хотя бы развлекал его в трудные минуты жизни. То есть, меня.

ДРОЗДОВ. Не прибедняйся. И помогал. И голову подставлял, не раздумывая. Без шведского горного оборудования, которые ты увел из-под носа «Печенганикеля», мы бы черта с два выскочили.

КЛИМОВ. Это то, за что тебя сняли приказом министра?

ШМЕЛЕВ. Рубцы гусара украшают.

ДРОЗДОВ. Это входило в правила игры. Нужно же было отреагировать. И Венгеров, кстати, это прекрасно знал.

КЛИМОВ. Не понял. Он знал, что Шмелев хочет увести оборудование?

ДРОЗДОВ. Нет, конечно. Но когда узнал, что караван взял курс к нам, сразу сообразил что к чему. И не повернул караван. Хотя сделать это было проще простого.

КЛИМОВ. Послушайте, ребята… Вы же как-то очень здорово, дружно живете!

ШМЕЛЕВ. Жили. Пока не появился ты.

КЛИМОВ. Значит, дело во мне?

ДРОЗДОВ. Боюсь, что да. Будь на твоем месте любой другой человек… обычный технический эксперт… все вопросы были бы давно сняты. А ты к нам на голову свалился именно как с луны. Из какой-то другой жизни.

КЛИМОВ. Что ты этим хочешь сказать? Что другого человека вы бы обманули, запугали, заставили?

ШМЕЛЕВ. За кого ты нас принимаешь? Он просто сразу бы всё понял. Сам. «Запугали», «заставили»! Слова-то какие… итальянские. Как будто у нас тут мафия, честное слово. Даже обидно!

ДРОЗДОВ. Сколько стоит твой китель?

КЛИМОВ. Не могу точно сказать.

ДРОЗДОВ. А обед на службе?

КЛИМОВ. Копеек шестьдесят. Или семьдесят. Не знаю.

ДРОЗДОВ. В этом и заключается разница между нами. Мы точно знаем, сколько стоит наша одежда. До рубля. И обед. До копейки. И каждый кусок хлеба. Потому что деньги мы зарабатываем сами. Для себя. Но и для тебя тоже. Я не побоюсь повторить: когда мы приехали сюда, здесь была кучка беленых бараков, времянок, люди не жили, а выживали. Сейчас – город, лучший в наших широтах. И построили его мы!

Климов подходит к пианино, трогает клавишу. Возникает одинокий, как бы сиротский звук.

ДРОЗДОВ. Ну, играй! Что же ты?

КЛИМОВ. Не умею. Всю жизнь мечтал научиться, но так и не получилось.

ДРОЗДОВ (Шмелеву). Тогда ты!

ШМЕЛЕВ. Ты же все равно не замолчишь. Даже если бы начал играть сам Рихтер.

ДРОЗДОВ. А тогда помалкивайте! И комбинат построили тоже мы! И крупнейший на севере рудник! Вот оправдание нашей жизни. В том числе и наших ошибок. Каких? Разных. Были, иначе нельзя. Но главное все-таки – итог. А итог (показывает на окно) – вот!.. (Помолчав.) У меня нет претензий к тебе. Но ты ничего в нашей жизни не понимаешь. И не нужно тебе понимать. Занимайся своим делом. А нам оставь разбираться в наших делах.

ШМЕЛЕВ (поднимает рюмку). За дружбу!

КЛИМОВ. Наверное, ты прав. За всю свою жизнь я не заработал – для всех – ни копейки. Только тратил. Огромные деньги. Чем я, собственно, занимаюсь? Создаю взрывчатку. Испытываю ее. Потом ею снаряжают снаряды и бомбы. Определенное время они хранятся в арсеналах. Потом их списывают. А я тем временем создаю новую взрывчатку, более совершенную, чтобы и ее через какое-то время списать… Но знаете, почему у меня никогда не возникало сомнений в нужности моего дела? Потому что я всегда знал, что за спиной у меня жизнь, которая стоит того, чтобы ее защищать. Что в основе ее – правда и доброта. А на самом деле не так? В основе – выгода, ложь? Удобство? Корректность межведомственных отношений? Просто неверие в то, что человеком могут двигать не рвачество, а какие-то другие побуждения?.. Почему вы молчите? Говорите!

Пауза.

КЛИМОВ. Тогда я скажу. (Зое.) Быстро, не раздумывая. Почему ты вспомнила о квартире – той, арбатской? О коридоре с тупиком? Значит, все-таки трудно было жить все эти пятнадцать лет с ложью?

ЗОЯ. Не знаю. Может быть.

ДРОЗДОВ. Это он о чем?

ЗОЯ. Я его видела… когда мы с тобой выходили из комнаты. В тот вечер. Глаза в глаза. Вот как сейчас. И ты бы увидел. Если бы обернулся. Но ты не обернулся. А я промолчала… А потом пятнадцать лет кусала по ночам подушку, думала: женился бы ты на мне, если бы Юрка не исчез? Или предоставил бы мне возможность сдержать слово, которое я ему дала? (Климову.) Докажи правду о взрыве! Найди, докажи! Пусть его посадят в тюрьму – я буду носить ему передачи! Пусть его выгонят с работы, переведут на самую захудалую стройку, я буду с ним! Пусть он не выдержит и сопьется – я буду каждый вечер искать его и отмывать от грязи! (Дроздову.) Прости, что я это сказала. Но у меня нет другого способа доказать, что я тебя люблю.

Пауза.

ДРОЗДОВ. Спасибо.

КЛИМОВ. Кто-то из нас, действительно, живет какой-то странной, малореальной жизнью. (Дроздову.) Но ты уверен, что это я? Тогда скажи мне, чтобы я подписал липовый акт! Скажи сам, в глаза, при ней! Ну?

ШМЕЛЕВ. И ты подпишешь?

КЛИМОВ. Я очень серьезно об этом подумаю. (Дроздову.) Но сначала я хочу услышать это от тебя!.. Молчишь. Вот то-то!.. Ладно, поговорили. Могу я попросить тебя об услуге?

ДРОЗДОВ. Да.

КЛИМОВ (протягивает трудовую книжку Приезжего). Устрой этого человека на проходку.

ДРОЗДОВ. У нас есть только два места – в той бригаде.

КЛИМОВ. Я знаю. Спасибо за гостеприимство, мне пора… (Идет в прихожую.)

Телефонный звонок.

КЛИМОВ (машинально берет трубку) Слушаю, Климов… Нет, не ошиблись… Хорошо, передам… (Нажимает на рычаги аппарата. Уловив общую настороженность, внимательно оглядывает присутствующих.)

ДРОЗДОВ. Что там такое?

Климов молчит.

ДРОЗДОВ. Откуда звонили? С «Маяка»?.. Ты что, оглох?

КЛИМОВ. Да, с «Маяка»… Взрыв во втором забое.

ДРОЗДОВ (бросается к телефону). Алло, «Маяк»?..

КЛИМОВ (прерывает связь). Я пошутил. Звонила подруга вашей дочери. Чтобы вы не беспокоились, она сейчас придет… Кажется, моя шутка не очень удачная. Прошу извинить… (Одевается. Приостановился.) Забыл спросить. Что это за история с белой «Волгой»? Я слышал об этой «Волге» уже несколько раз.

ЗОЯ. Нам выделили несколько машин, из фондов министерства. Разрешили купить. Анатолий отдал их как приз. Проходчикам, которые первыми выйдут на проектную отметку. Такой вот… стимул…

КЛИМОВ. Понятно.

Телефонный звонок. Пауза. Звонок повторяется.

ДРОЗДОВ (не сразу). Слушаю!.. Спасибо, мне уже передали… Да понял я, понял, что после кино она зашла к вам и вы заболтались! (Бросил трубку.)

КЛИМОВ. И что, теперь ты так и будешь вздрагивать от каждого телефонного звонка? (Уходит.)

ШМЕЛЕВ. Вечер воспоминаний объявляю закрытым.

ЗОЯ. Что-то не то… Он прав, ребята, происходит что-то не то!..

С шумом распахивается дверь, появляется ВАРЯ.

ВАРЯ. Здрасьте! А вот и я… А что это у вас морды колодками? Что-то случилось?.. Между прочим, внизу, во дворе, стоит какой-то военный, без фуражки, и смотрит на наши окна. Что бы это могло значить?

ШМЕЛЕВ. Дипломаты!.. (Берет с вешалки плащ, быстро выходит.)

VII

Номер в гостинице. Удобно расположившись перед телевизором, ВЕНГЕРОВ смотрит программу «Время». ШМЕЛЕВ раздраженно вышагивает по гостиной.

ДИКТОР. В Москве в ближайшие сутки сохранится сухая погода, температура воздуха плюс восемнадцать градусов…

ШМЕЛЕВ. Владимир Андреевич, вам не кажется, что погода сейчас не самое главное? Климов вот-вот появится.

ВЕНГЕРОВ (выключает телевизор). Вы-то почему нервничаете? Резонно бы – вашему начальнику и другу Дроздову. Или мне.

ШМЕЛЕВ. Вам?

ВЕНГЕРОВ. Прикажете расценивать это как комплимент?

ШМЕЛЕВ. Я отдаю должное вашему опыту. Но вы недооцениваете серьезности ситуации. Липу он не подпишет. Не заставить никакими силами. А подписать правду ему не дадите вы.

ВЕНГЕРОВ. О чем это вы? Не понял. Где липа? В моем варианте акта? Извините. Система доказательств страдает, возможно, некоторой уязвимостью, но сказать, что это липа? Нет, этого не сможет никто. Точно так же нет никаких оснований считать стопроцентно доказанной версию, которой придерживается Юрий Иванович.

ШМЕЛЕВ. Послушайте, Владимир Андреевич. Мы сейчас одни. И можем называть вещи своими именами. Мы оба прекрасно понимаем, что такое правда и что такое вранье. Давайте откровенно. Вам что нужно? Замять дело. И как можно быстрей. Взрыватели – пусть взрыватели. Нет – пусть что-то еще. Потому что если это дело начнут разматывать… А заниматься этим будут люди серьезные, без чувства юмора. Такие, как наш прокурор. Только облеченные гораздо большей властью. И вам придется объяснять им, каким образом вы загнали город в тупик. А загнали его вы, и это всплывет мгновенно, как только будут подняты документы. Не думаю, что вы мечтаете о таком завершении своей карьеры. И помочь вам сейчас могу только я.

ВЕНГЕРОВ. Каким образом? Вы заставите Климова подписать липу?

ШМЕЛЕВ. Правду. Про взрыватели.

ВЕНГЕРОВ. Знаете, со мной еще никогда не разговаривали, как с шулером. И это даже пикантно. Хотя в полной мере пикантность ситуации вы оцените чуть позже. Как вы заставите Юрия Ивановича это сделать? Подкупом? Шантажом?

ШМЕЛЕВ. Вольно вам иронизировать. Есть вещи посерьезнее шантажа. И заставлю не я – вы. Для этого вам нужно будет всего лишь разъяснить ему кое-что.

ВЕНГЕРОВ. Что?

ШМЕЛЕВ. Мы вернемся к этому. Чуть позже. А пока мне хотелось бы уточнить условия.

ВЕНГЕРОВ. Сделки?

ШМЕЛЕВ. Соглашения.

ВЕНГЕРОВ. Звучит лучше. На что вы рассчитываете?

ШМЕЛЕВ. На благодарность. Слово не из служебного обихода, но что-то же оно означает? Я хочу, чтобы ко мне относились серьезно. Вы. И начальник отдела руководящих кадров. Со всеми вытекающими последствиями. Как видите, условия для вас не слишком обременительные.

ВЕНГЕРОВ. Я думаю, Шмелев, вы никогда не сделаете карьеры.

ШМЕЛЕВ. Вот как? Почему?

ВЕНГЕРОВ. Во-первых, вы не верите в то, что делаете.

ШМЕЛЕВ. А вы?

ВЕНГЕРОВ. Всегда.

ШМЕЛЕВ. Допустим. Во-вторых?

ВЕНГЕРОВ. Во-вторых, никогда нельзя быть уверенным, что мы одни, пока в этом сами не убедитесь. (Поднимается из кресла, отводит в сторону портьеру алькова,)

В алькове – КЛИМОВ. Перед ним раскрытый чемодан, в который он без особого разбора укладывает вещи. Тут же, на кровати, его шинель и фуражка.

ШМЕЛЕВ. Что за чертовщина? Я шел дворами, самым коротким путем. Как ты оказался здесь раньше меня?

КЛИМОВ. На такси.

ШМЕЛЕВ. А где тип, который здесь жил?

КЛИМОВ. Переехал в общежитие.

ШМЕЛЕВ. А ты что тут делаешь?

КЛИМОВ. Собираю вещи. Чтобы завтра не тратить на это время.

ВЕНГЕРОВ. Мы решили, что Юрию Ивановичу так будет удобней. Я по-стариковски кашляю, иногда среди ночи хочется почитать.

ШМЕЛЕВ. А сказать, что он здесь, не могли?

ВЕНГЕРОВ. Вы не спросили. Вы вошли и заявили, что вам нужно со мной поговорить. И меня не очень умилило ваше отношение ко мне, как к жулику. Можете считать это моей маленькой местью. Или при вашем друге вы не сможете повторить то, что говорили мне?

КЛИМОВ. Сможет.

ШМЕЛЕВ. Рад, что ты в этом не сомневаешься.

КЛИМОВ. Знаешь, Гена… как-то еще с наших студенческих лет мы приняли, что твой цинизм – это вроде защиты от грубого внешнего мира твоей нежной и ранимой души. Так вот, посмотрев на тебя со стороны, я думаю, что это просто чушь. Твой цинизм – знак одного: что ты просто циник. И все. И под твоей манерой поведения, под эдакой грубой внешностью хама вовсе не таится нежное сердце. А таится обычное сердце хама.

ШМЕЛЕВ. Ты все сказал?

КЛИМОВ. Нет. У меня к тебе два вопроса. Первый: зачем ты мне подкинул ту анонимку? (Венгерову.) Да, ту самую. «Ваш доброжелатель».

ШМЕЛЕВ. Да просто жалко было смотреть, как тебя водят за нос – как слепого котенка! Ткнул я тебя носом в правду? Мог бы сказать спасибо.

КЛИМОВ. Я смогу отблагодарить тебя гораздо лучше. (Подошел к телефону.) Добрый вечер, вас беспокоит эксперт Климов… Закажите для меня два места на завтра, на дневной рейс до Москвы… Да, два… Спасибо.

ШМЕЛЕВ. Уезжаешь?

КЛИМОВ. Не так. Нужно спросить: уезжаем? Да, завтра. Мы с тобой. Не понял? Ты и я. Я и ты… Снова не понял? Тогда я даже не знаю, как тебе объяснить.

ШМЕЛЕВ. Мы с тобой? Завтра уезжаем? Куда?

КЛИМОВ. Это мы сейчас уточним. (Венгерову.) Вы говорили, что недалеко от Москвы есть завод вашего главка. Не найдется там места где-нибудь в техотделе? Или в ОТК? Без власти, но и не на побегушках.

ВЕНГЕРОВ. Для кого?

КЛИМОВ (жестом рекомендуя Шмелева). Прошу любить!

ВЕНГЕРОВ (Шмелеву). Вам никогда не приходилось слышать, что бытие не делится на сознание без остатка? Так вот это и есть остаток. Необъяснимый. Для вас. Как и для меня. Пока.

КЛИМОВ. Поверь, там будет тебе неплохо. Прекрасный подмосковный климат. Близко культурные ценности столицы. И скромное, но безусловно полезное дело.

ШМЕЛЕВ. Слушаю, продолжай.

КЛИМОВ. Этих объяснений мало? Что ж… (Звонит.) Приемную прокурора!.. Вячеслав Николаевич? Климов. Вы обещали мне помощь… Нет, автора письма я нашел… Пока лишь вопрос. Если у вас есть доказательство лжесвидетельства… хотя бы в виде подписанного протокола… чем это может человеку грозить?.. Понял, спасибо, пока всё… Нет, окончательно все решится завтра. На руднике, перед сменой. (Положил трубку.) От года до семи лет. Семь – крайность. Но я никогда не поверю, что разумный человек предпочтет провести даже год в тюрьме вместо того, чтобы жить себе в удовольствие, а людям на пользу. А что бы я о тебе, Гена, ни думал, ты – человек разумный. Разве не так?

ШМЕЛЕВ. Похоже, ты сейчас себе очень нравишься?

КЛИМОВ. Нет, Гена. Уверяю тебя – нет.

ШМЕЛЕВ. И на том спасибо. А теперь выкладывай второй вопрос. Первый – насчет анонимки. Второй?

КЛИМОВ. Ты сказал Владимиру Андреевичу, что всего лишь одним разъяснением он заставит меня подписать его вариант акта. Что ты имел в виду?

ВЕНГЕРОВ. Это, действительно, интересно.

ШМЕЛЕВ. Отвечу. Сорок минут назад, когда я спустился из квартиры Дроздовых, ты еще стоял во дворе и смотрел на их окна. И почему-то фуражка была в руках. Это при нынешнем ледяном ветре!.. Так вот, наш общий друг Толя Дроздов человек бесхитростный. Он поверил, что для тебя все это давно в прошлом. А я, Юра, не поверил. Ничего для тебя не в прошлом. Можешь всем рассказывать, какая у тебя прекрасная жена и дети. Но не мне. А теперь, Владимир Андреевич, объясните этому человеку: если будет подписан его вариант акта, останется Дроздов на своем месте?

ВЕНГЕРОВ. Нет.

ШМЕЛЕВ. Положит партбилет на стол?

ВЕНГЕРОВ. Да.

ШМЕЛЕВ. Пойдет под суд?

ВЕНГЕРОВ. Не исключено.

ШМЕЛЕВ (резко, Климову). Ну! Дай ей возможность исполнить то, чем она тебя заклинала! Устрой ей проверку! Пойдет она за мужем – в ссылку, в тьмутаракань? Проверь! У тебя же никогда больше не будет возможности узнать, кого ты любил – саму Суламифь или просто шлюху! И ведь так мало для этого нужно – всего лишь поставить закорючку подписи на страничках акта! Причем самим же составленного!.. (Венгерову.) Нет, не подпишет. (Климову.) Ты доказал час назад, что есть реальная сила – правда. Сейчас я тебе доказал, что есть сила посильнее – любовь!.. Не в этом ли, Владимир Андреевич, заключается та самая непредсказуемость жизни? Та, что в остатке. Всего хорошего! (Ушел.)

ВЕНГЕРОВ. Я вам искренне сочувствую, Юрий Иванович. И немного завидую. Знаете, что такое старость? Это когда не имеет значения, какое ты принимаешь решение, говоришь «да» или «нет». А для вас имеет. Огромное. Это и есть молодость. Так что мы решим с актом?

КЛИМОВ. Извините, не понял. Что для меня имеет значение? Какой вариант акта пойдет в дело? А с чего вы взяли, что это решение зависит от меня? Или от вас?

ВЕНГЕРОВ. Не от вас? И не от меня? Тогда от кого?

КЛИМОВ. От тех, в кого вы, судя по всему, никогда не верили. Кто для вас просто не существовал. А если упоминался, то лишь как фигура речи.

ВЕНГЕРОВ. Понимаю. От богов.

КЛИМОВ. Нет. От людей.

Стук в дверь.

ДЕЖУРНАЯ. К вам парень. Говорит, к товарищу Климову.

ВЕНГЕРОВ. Впускайте!

Дежурная выходит. Появляется СТЕПАНОВ-МЛАДШИЙ.

СТЕПАНОВ. Мать сказала, что вы хотели меня видеть.

КЛИМОВ. Да, хотел.

ВЕНГЕРОВ. От таких?

КЛИМОВ. И от таких тоже. Других нет.

ВЕНГЕРОВ, Желаю успеха!.. (Уходит в спальню.)

КЛИМОВ. Садитесь. Вот о чем я хочу с вами поговорить…