Текст книги "Тихое дыхание России"

Нужная книга

В школе номер семнадцать жила-была учительница физики. Не было в ее жизни ничего сказочного, но были дети. Иногда непослушные и непонимающие, а иногда и внимательные и все понимающие. Была также у нее страсть с раннего детства к книгам, и она хотела привить ее детям и даже обставила свое рабочее место учителя разными книгами, но никто ими не интересовался. Шли двухтысячные, и только-только зарождавшийся интернет был во много раз интереснее пыльных книжек, особенно если их приходилось по нескольку часов в день мурыжить по заданию свыше.

В этой школе учился и я когда-то. Я был таким же ребенком, как и остальные, так же любил возвращаться домой, а не брести в школу, так же любил, когда задавали меньше уроков, а не учить до ночи, так же любил побегать с друзьями, а не стоять рядком перед директором за хулиганство. Если что-то и выделяло меня среди других, то это чтение, а уж читать я мог бесконечно долго. Бывает, усядусь за книжку и выпадаю из реальности до ночи.

Разумеется, я сразу заметил книжки в кабинете физики – и что это были за книжки! Они обещали открыть тайны космоса и океана, уводили в глубины разума и тела, раскрывали новый мир! Но я стеснялся попросить их. Мне казалось это недопустимым – взять книгу учителя. В конце концов любопытство перебороло стыд, и мир этих книг был открыт для меня. Чего там только не было! Не было слащавых любовных романов, не было раздражающих расследований детективов, не было безвкусных журнальных и газетных сенсаций. Были факты, статьи и тайны.

Вот однажды устроила учительница викторину по физике. Стала задавать вопросы, и вдруг я замечаю, что отвечаю на них чуть ли не единственный в классе. Она не успеет произнести, а я уже знаю ответ. В итоге я победил и встал ради оваций. Мне рукоплескал весь класс! Это было настолько приятно, что я до сих пор помню эти звуки. Я был невероятно горд собой!

Это было единственное запомнившееся счастливое воспоминание о школе.

Гуси

В деревне у нас были гуси.

Ну как гуси… сначала были кролики, потом кроличьи клетки, а позже на свободное место пришли гуси. Гуси как гуси, но почему-то клетки пропали, а они ходили такие бодрые, быстрые, смелые пару дней.

Выводили их на мясо, но выводиться со двора они не хотели. Страшно им было. Пару раз видел, как они вырывали друг другу перья и обдирали березу. Не понимал, зачем гуси это делали, пока не пришел участковый с берестяными грамотами о жестоком обращении с животными. Наш с ним спор так напугал гусей, что они сами вышли со двора. И им это понравилось! Теперь у них был целый мир, которого можно было бояться.

По осени их стал звать инстинкт. Выйдут кучкой со двора, пощиплют, пощиплют травку – и на дорогу. Развернут крылья, помахают, покричат – и полетели! Аж целый квартал пролетали.

Как славно, когда летишь в стае. Громко кричишь, крыльями машешь, ногами перебираешь. А мне возвращать. Эх…

Перед тем как полететь, им нужен вожак, чтоб испугал, да по-новому чтоб перья дыбом стали!

– Мы не полетим без должной причины!

– Да! Мы птицы гордые!

– На самом-то деле мир и не страшный!

– Вода подорожает!

И полетели.

– Гречка пропадет!

И полетели.

– Сахара не будет!

И полетели.

И каждый раз возвращать. Брать хворостину, надевать галоши и топать.

– Мы экспортирующая сахар страна! Забыли, что и гречка никогда не заканчивалась!

– Но ведь это возможно…

Под Новый год мы ели гусиное мясо.

Мама вдруг переполошилась:

– А вдруг макароны закончатся!

Смотрю, а у нее за ухом перо. Выдрал. Подумал. Пошел к зеркалу.

Медузы, комары и спички

Земля является третьей планетой, отстоящей от Солнца, и все мы живем в странах третьего мира. Хех, но даже Солнце – лишь желтый карлик. Так что мы – жители третьего мира желтого карлика! Можно ли этим гордиться? Возможно, если ты попал на море, купил печеньки за полцены или сдал курсач. Нужно что-то приятное в жизни, чтобы не замечать горькую правду жизни. Иначе – тоска, водка, стихи. Хотя стихи пишет отец, который в который уже раз совмещает написание, флирт и желание получить отзыв.

Так и не понял, насколько я похож на отца, этого недавно появившегося в моей жизни человека – или млекопитающего? – его чаще Ежом зовут, чем по имени. Да и похож он на него, внутренне. Хотя страсть к придумыванию у меня от него.

Сидящая на третьем от иллюминатора кресле женщина приятной окружности в который уже раз благодарит отца за стихи и быстро сбегает с приземлившегося самолета. Отец и я сидим до последнего, и даже стюардессы не верят, что мы когда-то были вне этих кресел. За их милыми улыбками, провожающими нас на автобус, скрывались ужас от осознания, что мы ушли, и удивление, что мы вообще существуем.

Крым встречал нас отсутствием солнца, магазинов и такси. Правда, скоро солнце взошло, магазины открылись в двенадцати километрах от аэропорта и такси прибыло. Типичный таксист, за зиму разобравший всю ситуацию не хуже аналитиков с дивана, сумел за поездку раскрыть все экономические, политические и этические последствия перехода полуострова к России. Когда мы разгружались у домика друзей, я не удивился, когда пробегавшая мимо кошка поклонилась ему и помогла нам занести в дом сумки. Как же грустно, что в этом мире все решает влияние.

Еще грустнее, что все в нашей жизни определяет случайность. Закономерная случайность, но все же. Вот и ищем мы смысл там, где его нет, – в спичках, в медузах и комарах. Не зная, не предполагая, не надеясь, все идем по жизни и приходим к морю. Точнее, на берег Крыма. И что я там увидел? Море. Пляж. Медузы. Суп из медуз. Жаль, я не настолько извращенец, чтобы купаться в супе. Это уже какое-то vore[2]2
  Vore (от лат. vorare – «пожирать») – вид фантазий, связанных с получением удовольствия от процесса поглощения живого существа.


[Закрыть] получается.

Дабы не поддаваться общему безумию, решил разжечь костер. Костер. Картошка. Соль. Чувство испеченной в собственной черной кожуре картохи с солью. Мня. Вкуснее получился только кофе с горьким шоколадом поздно вечером.

Настрой у меня был что надо, но у производителей из города Пинска Беларуси было другое мнение. Первая спичка выдавила из себя дым вместе с парафином и солью и не дала даже искры. Головка второй зажглась и улетела. Я грустно проводил ее взглядом и достал третью. Она не была такой безбашенной, но все равно показала характер. Вот КАК? Как можно загореться, потухнуть и снова зажечься? ЧТО ЭТО БЫЛО? Пока я решал этот вопрос, спичка догорела. Плюнул, купил зажигалку и, высыпав весь коробок, с улыбкой смотрел, как горят спички.

Жаль, что такое нельзя сделать с комарами. За несколько дней лета на моем подоконнике образовалась коллективная могила кровососов. Если тенденция продолжится, то следующим летом у меня будет кладбище домашних насекомых. Правда, крымские комары оказались менее суровыми, чем московские. Или это был спецназ из Челябинска? Прилетел, чтобы через три с половиной года избавиться от свидетеля? Не знаю. Не видел. Много слышал.

Комар-спецназ прилетел за все мои грехи перед комариным родом. Жужжит под самым ухом ночью, днем не видно, и даже ночью если попытаться поймать на горячем, то все равно не присосется. Все остальные сядут себе на стену, белую иль черную, и бей их, а этот… жужжит себе и жужжит. Даже «Рейд» на него не действует, а даже, наоборот, привлекает других. Видно, ночью он поливает ловушку для комаров особой дрянью, и наутро ты встать не можешь от веса налипших на тебя комаров.

Хотя что это я говорю. Пьют кровь только комарихи. Значит, и воевать против меня послали женщину. А комары – это безобидные, но большие создания, питающиеся соком. Вот такая дискриминация по половому признаку. Комары-сексисты посылают бедных самок на опасную работу, а сами спокойно пьют на кухне чай с пыльцой.

Взял медузу в руки. Она даже не была ядовитой. Так почему их было так много? Охренеть как много. Люди будут в этом… нет, они уже купаются.

И отец там же, в этом супе. Ну да. Ежи медуз не боятся. Они культурно отдыхают, как будто не замечая, что при каждом гребке медузы покрывают их тела. Не видят, не хотят видеть. Не хотят слышать комаров. Не обсуждают их. Они же культурные.

Правда, они хорошо обсуждают шашки. Я еще у дедушки учился им, а тут и отец в них постоянно играет. Много играли. Ни одной победы. Надо было не поддаваться при выборе игры на послеобеденное время. Но как иначе завершить камень-ножницы-бумага, если у нас постоянно ничья?

Хотя не все были такими мирными. Вечером отец познакомил меня с нашим соседом, начинающим литератором.

Тот дал почитать свое:

– Представь, что однажды на твой дом неожиданно нападают.

– Они вламываются в твою деревню, будто бы она принадлежит им. Они убивают твоих друзей, они убивают твою семью, они грабят твой дом.

– Представь, что они нападают на твою сестру. Они пытают ее, они насилуют ее, убивают ее. Они оскверняют тела членов твоей семьи, творят с ними все что вздумается, при этом постоянно гогоча.

– И ты видишь все это с того места, где ты прячешься, пытаясь не дышать.

– Как можешь ты забыть о таком?

– И ты берешь оружие, тренируешься в одиночестве, ты учишься, растешь. Делаешь все, что поможет тебе свершить свою месть.

– Ты выискиваешь их, преследуешь их, ты сражаешься, ты атакуешь, и ты убиваешь их, и убиваешь, и убиваешь.

– Иногда все идет хорошо, а иногда нет. Но каждый раз ты спрашиваешь себя: как мне убить их в следующий раз? каким способом их лучше убивать? День за днем, месяц за месяцем эта мысль – единственное, что сидит в твоей голове.

– Конечно же, ты пробуешь каждую идею, когда тебе предоставляется возможность.

– А когда ты занимаешься этим достаточно долго…

– …ты начинаешь наслаждаться этим.

Я похвалил его рассказ за минималистичность и психологичность и задал закономерный вопрос. Парень разъяснил, что он с Кавказа и приехал сюда на отдых.

Он посоветовал почитать другие его рассказы и даже похвастался, что его напечатали в журнале.

И все это было в первый день. На второй день нам организовали парад с флагами и свободное брожение в пределах города до и после него. Ходьба ничем не выделялась, а вот с парадом вышла история. По плану наша колонна отдыхающих должна была пройти четыре километра и влиться в общий строй. Но!

Вот как я описал произошедшее в своем блоге:

«Эту картину я не забуду.

День. Жаркое солнце скрылось за надвигающимися волной облаками, ветер гонит по тротуарам пыль и всякую шелуху. Травы на газонах цветут и колосятся. Море с гостями мирно шумит.

И прямо по проспекту, по асфальту проезжей части, наступает строй из газонокосильщиков с бензиновыми триммерами. Работающими триммерами. И все они делают характерные «косящие» движения. Кто-то периодически то ли запускает заглохший мотор, то ли дает больше оборотов, и из-за этого звук специфически пульсирует.

ХХХ – Картина совершенно апокалиптичная. Штук десять трудяг идут и косят мотокосами асфальт. Испуганным шмелем взвывают движки кос, стелется вонючий дым от изношенных двухтактных движков. А эти типы идут с каменными лицами.

ХХХ – Машут, машут, машут…

ХХХ – В полной ненормальности ситуации начинает казаться, что они что-то символизируют. Что-то нехорошее. Этакие мрачные жнецы асфальтовых джунглей.

ХХХ – Так они косили метров пятьдесят дорожного полотна, дошли до газона и легли отдыхать среди кустов».

В общем, уже целый год прошел, а я могу закрыть глаза и услышать этот чудовищный звук одновременной работы мотокос, и увидеть эту неотвратимую поступь десятка терминаторов в оранжевой униформе.

Из-за этого наша группа опоздала к месту сбора, но на парад это не повлияло. Мы даже не пришли последними.

Третий день дал нам поход в картинную галерею и ливень после него. Очевидно, что среди медуз тоже был спецназ, и он так взбаламутил море, что ливень длился аж два часа. Я бы не удивился, если бы на меня упал десант медуз в тельняшках, но они решили, что с меня и воды хватит. Пока другие разбегались, мы с отцом болтались по городу до заката.

Домой я летел сухой, задумчивый и с папой, который опять писал кому-то стихи.

Капитал

Гул в ушах, кровь на языке и размытый потолок прямо указывали, что он проиграл… и в жизни, и в споре.

«Зачем я вообще живу? – думал Костя. – Вроде молодой, вроде умный, а все равно чего-то не хватает!»

– Долго будешь кормить блох на полу? – хмыкнул низкий, властный голос.

– Может, мне блохи понравились и я с ними на свадьбу пойду? – по привычке усмехнулся Костя, чернявый паренек лет двадцати.

Разве не видит старый хрыч, что он медитирует на луну, и неважно, что она еще не появилась на небосклоне и что вообще сейчас день!

Жаль, но медитация была пнута под бок, и пришлось залезть на полку. За окном пролетала Оренбургская область, спиртное было выпито, и только шершавый перестук колес успокаивал Костю.

– Ленин жив! – говорил Костя.

– Ага. А Маркс написал стоящую вещь! – смеялся его попутчик, Николай Федорович, солидный, усатый человек.

– Не шутите с…

– А то что? Тебя хватило на один замах! На вид здоровый парень, душа-то с гнильцой! До сих пор веришь в СССР, как дитя малое!

– А вы! Ты! Ты забыл свои корни! Для тебя ничего святого нет! Поклоняешься Абрамовичу, как апостолу денег!

Казалось, что быстрей вагон обратится в труху, чем эти двое перестанут спорить. И ладно бы только они, а то ведь они заразили своими спорами весь вагон! Проводник даже хотел доложить кому следует и отцепить этих пассажиров как вредные бактерии, но сам засомневался и пропал.

К счастью для уже разлагающегося коллектива, один из виновников стал собираться на выход. Степенно надев шляпу, Николай Федорович улыбнулся в усы и, подхватив чемодан, чеканным шагом, заставившим замереть спорщиков, вышел вон.

Молодой Костя не мог и не хотел сидеть в одиночестве, поэтому продолжал спорить мысленно, но вскоре это наскучило и остались только сумеречные воспоминания. Вот он сел в поезд, вот познакомился с соседом, вот показалось дно бутылки коньяка, вот стали обсуждать любимые книги…

– Хм, неожиданно. Я думал, что советское прошлое давно засыпано песком забвения, а тут на тебе! Юный увлекся учением единственно верного и идеологически правильного!

Да, с этого все и началось. Сам спор был неинтересен. В интернете много таких споров на сотни мерцающих страниц и десятки просиженных стульев. Еще больше таких споров бывает на кухне, а еще есть споры, начинающиеся со слов: «Нам нужно поговорить, дорогой!»

Интересны были люди. В принципе, люди всегда интересны, и неважно, при суровом Сталине или хитром Горбачеве они живут. Придя к такому простому выводу, Костя решил на будущее, что обязательно займется боксом и в следующий раз отстоит свои идеи и убеждения не только словами, но и силой.

Кости

«Периодические наступательные операции местного значения»

Сидя в окопе и пожевывая табак, Иван Алексеев достал фотографию дочери. Сослуживцы уже несколько раз видели ее, но каждый раз умилялись детскому личику с широкими просящими глазами и вспоминали, за что они воюют.

– Ха, это лишь начало! – приговаривал Иван. – Сейчас, если ей что-то надо, то глаза превращаются в аквариумы!

Хохот оборвал резкий свист. Все попадали на землю. Артобстрел. Время, когда огонь, металл, звук и даже сама земля старается тебя убить. Но Иван не унывал. Собственноручно вырезанные кости сегодня показали две шестерки, так что удача была на его стороне. Когда перестали утюжить, он первым кинулся к пулемету.

* * *

Мы спим. Все спокойно. Уже рассветает. Четыре утра…

Александр Евгеньевич Воронцов. «Мальчик-убийца»

«Вань, а у меня „клава“ черная, а я розовый хочу. Можно ее перекрасить? Лаком? Она не сломается?» – так пересказывал свой день Иван Павлович друзьям.

– И представьте себе, действительно стала красить. Я позвал Леонида Михалыча, и он сделал выговор, с занесением.

– А она потом тебе такую же подлянку не устроит? – спросил Сабуров, доставая из холодильника закуски.

– Да брось! Они и так каждую неделю пытаются. А тут хотя бы месяц тихо поработаю. Ну что, сыграем? – потянувшись к серванту, спросил Ваня.

– Опять в карты? Да они настолько стертые, что королей с девятками можно по обложке узнать! – возмутился Максим, поправляя очки и стакан.

– Тогда в кости! – не унывал Ваня, вынимая из серванта черно-белую фотографию молодого вихрастого парня, чтобы не мешалась.

– А это кто такой? – спросил Максим.

– А, это… Прадед мой. Погиб где-то в Польше во время войны. Говорят, азартный был человек. Весь в меня. Ну так что?

– Давай уже. Водка греется. Заодно и его помянем, и за победу выпьем! – проворчал Сабуров, расставив закуски.

* * *

Иван несколькими очередями заставил залечь фрицев, а потом наши подтянулись, и фашисты отступили. Кости в левом кармашке приятно холодили грудь Алексеева, и он первым кинулся за отступающим врагом. Пули. Снаряды. Осколки. Все это не должно было затронуть Ивана. Но одна случайная пуля вдруг коснулась его щеки, и парень дернулся вправо.

* * *

– Вот потому и нельзя подключать к этой вашей системе нашу компанию, – ответил Сабуров. – Нужно вообще организовывать службу государственного распределения под контролем органов.

– А органы у нас не воруют, что ли? – криво усмехнулся Ваня. – Нет, парни, тут нужен ОГАС!

– Опять хлеб и молоко по паспорту получать? – спросил Максим. – То есть ребенка в магазин уже не пошлешь?

– Ладно! Закончили с политикой-шмотиликой. Начинаю игру! – сказал Ваня, играя кубиками. – Все записали цифры, так что делайте ставки.

– Ставлю косарь!

– Сотка!

– Пятихатка!

– Ставки сделаны! Ставок больше нет!

Кости были кинуты.

И не упали.

* * *

Иван залег. Подождал своих. Стал двигаться перебежками. Изредка, но прицельно стрелять. На плечах убегающих в окопы ворваться не получилось. Они сами оставили позиции, когда «иваны» подошли слишком близко.

– Хранят тебя твои костяшки! – бросил командир после боя. – Готовь грудь под орден. Заслужил!

– Хранят, – Иван хлопнул по кармашку, но костей там не оказалось. – Ха! Выпали.

* * *

«Вань, а у меня „клава“ черная, а я розовый хочу. Можно ее перекрасить? Лаком? Она не сломается?» – так пересказывал свой день Иван Павлович жене, доедая порезанные яблоки с киви и вишневый пирог.

– И представь себе, действительно стала красить. Я позвал Леонида Михалыча, и он сделал выговор, с занесением.

– Вот дура-то! Ванюша, а может, завтра не поедешь на эту пьянку? Они тебя не споят, так играть на деньги заставят!

– Ой, да ладно тебе! Я же не игрок какой-нибудь.

– Что свет мотаете? – грозно спросила зашедшая на кухню бабушка. – Себя не бережете, так хоть меня поберегите.

Глаза пожилой женщины, как в молодости, стали походить на аквариумы. Ваня с женой заволновались.

– Да что вы, что вы! Не беспокойтесь! Сейчас уйдем!

Быстро все убрав, они вышли из кухни, а бабушка, выключив свет, пошла следом. Продолжая ворчать, она остановилась и стала протирать сервант. Достав свою детскую фотографию, бабушка долго смотрела на нее и шевелила губами. Потом бережно вставила ее в сервант, рядом с потрепанной фотографией, чтобы дочь с широкими просящими глазами и молодой вихрастый отец с шестью орденами присматривали за потомками.

Мне страшно

Эх, каждому бы такого друга! В свои тридцать шесть Денис был умен, красноречив и всегда мог одолжить на печеньки с чаем. Правда, именно он показал, что существует грустная улыбка. Это было интересно. Вытащить историю из него получилось только на последней встрече.

* * *

В тот раз я проспорил ужин своему другу по парте Семену по прозвищу Семион. Есть он любил, а работать нет. Шевелил мозгами вместо рук. На крайний случай мог и на меня напасть умом, правда я не был безоружен, за это и ходил в лучших друзьях.

Сидели мы полумирно. Он мирно поедал второе. Я громко перечислял его грехи от сотворения мира. Посетителей в подвальном кафе было мало – был перерыв между собранием поэтов и музыкантов. Рыжая девушка через стол, парочка в углу и старик у входа.

Я слишком разошелся с перечислением, и Семиону пришлось прерваться, «дабы остудить пыл невежественного юнца». Я притих и заметил взгляд мужчины из угла, но тут друг опять принялся уничтожать мои скромные запасы от щедрот родителей и вернулся к перечислению.

Тем временем мужик подошел к рыжей, и они громко заспорили. Он выбил из-под нее стул, и девушка оскорбленно удалилась. Как же ей не повезло пропустить самое интересное!

Потом он направился к нам.

– Шумишь?

– Извините, буду тише.

– Поздно. Но я сегодня добрый.

Он показал пистолет.

– Одна пуля. Решайте, кто из вас умрет. Люба!

Женщина в углу достала оружие и направила его на нас. Старик рванул к выходу, но не успел.

– Выбор проще некуда. Либо один из вас, либо все. В меня бесполезно стрелять. Люба попадет раньше. Времени осталось минут пятнадцать. Если решитесь, то всю вину возьму на себя. Все равно сбегу – и следов не найдут.

Семен схватил пистолет. Долго, очень долго держал его направленным на меня. Положил. Отвернулся.

– Хе. Похоже, твой друг уже все ре…

Бах!

– Ха, а ты не такой сопляк или, может, это был не друг?

– Лучший друг!

– И все равно ты его убил. Почему?

– Все просто. Это было…

* * *

Дениса срочно вызвали, и ему пришлось везти маму в больницу. Жаль, что не успел дорассказать. Было так интересно. Единственное плохое в этой истории, что друг стал очередным камнем в списке бездушных людей.