Текст книги "Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров"

– Ограбил! Банк ограбил!

– Кто ограбил? – К нему бросились сразу несколько банковских охранников, явно до этого скучавших.

– Вот этот господин! Который возмущался! Держите его, он ограбил!

В банке начались паника и шум, банковские служащие немедленно ринулись смотреть на грабителя, которого уже скрутили и тащили обратно в банк.

Кассир тем временем принялся выгребать из сейфа плотно упакованные пачки рублевых банкнот и быстро передавать их Арону. Тот ловко и умело хватал их и рассовывал в карманы широченных брюк.

Полицейские, охранники, просто служащие тащили бедного Леву в банковскую конторку надзора, он же истошно кричал:

– Что вы от меня хотите? Я ничего не крал! Обыщите меня! С ног до головы обыщите!

Арон, пользуясь общей заварухой, быстро направился к выходу, где его буквально с ходу подхватила Сонька на своей пролетке. Извозчик лихо ударил по лошадям, и двойка понеслась по Литейному.

* * *

Посетителей в ресторане было немного. Соня и два ее подельника отмечали успех ограбления банка скромно: на столе стояли две бутылки французского шампанского и фрукты.

Арон давился от смеха, пересказывая перипетии сегодняшнего приключения:

– Я как заору: «Ограбил!» Ору, а наш кассир белый стал и шепчет мне: «Не ори так громко!» Почему, спрашиваю. Страшно, говорит… И все деньги кидает, кидает.

– А меня охранники облапили и тащат, – вспоминал Левка. – Особенно один был бугай! Я говорю ему: больно. А он успокаивает: сейчас, говорит, сука, будет еще больнее! Когда карманы станешь выворачивать!

– Это который стоял на входе?

– Нет, который прибежал. Я ему – не грабил я, ни гроша в карманах! Не верит, тащит. А когда стали шмонать, ничего, окромя старого носовика, не нашли! Где тысячи, которые спер? Ищите, отвечаю. Найдете – все ваши!

Соньку тоже трясло – то ли от нервного напряжения, то ли от радости.

– А я села в карету и жду, когда Арончик выбежит. А извозчик ничего не понимает и все успокаивает. Что это с вами, барышня, говорит. Чего вас так колотит? Кого вы так нервно ждете? Наверно, любовника? Ага, говорю, любовника.

– А чем я не любовник? – возмутился Арон.

– Вот теперь любовник. Почти. – Сонька поднялась и крепко поцеловала его в губы.

– А меня? – обиженно спросил Лева.

– Можно и тебя. – Она поцеловала мягко, в лоб. Подняла бокал, чокнулась с парнями. – Вот когда все воры объединятся, не такими делами будем вертеть!

– Опять, да? Не хочу ни с кем объединяться, к чертям! – разозлился Арон. – Хочу сам по себе. Втроем грабанули, на троих поделили – и все путем. Ну, кассир еще.

Соня не стала спорить, повернула голову в сторону пожилого человека в черном сюртуке. Того самого, который был в ювелирном магазине Савельева. Он внимательно смотрел в их сторону.

Соня тронула за рукав Арона.

– Там господин… он все время смотрит в нашу сторону. По-моему, я его знаю.

Тот взглянул в сторону пожилого господина, тихо присвистнул.

– Ты чего? Это ж самый знаменитый вор – Левит Санданович. Правда, он сейчас уже не работает. Но дать совет может по любому вопросу. А откуда ты его можешь знать?

– Было дело.

Неожиданно Левит Лазаревич поднялся и направился к их столику.

Элегантно приподнял шляпу, поклонился.

– Здравствуйте, господа. Не обессудьте, если я помешал вашей интересной беседе. Но я буквально на пару слов. – Он внимательно посмотрел на Соньку и поинтересовался: – Вы меня не помните?

– Помню.

– Прекрасно. Для людей вашей профессии память – важнейшее качество. – С некоторым пренебрежением он оглядел братьев Фиксман. – Это ваши коллеги?

– Друзья.

– Я тоже их знаю. Не ваш уровень, мадам.

– С чего вы взяли, господин Санданович?

– Мне выпала честь видеть однажды, как блистательно вы работали в ювелирном магазине. У вас истинный талант, мадам, у вас большое будущее. А эти юноши… – Вор снова осмотрел братьев. – Это, как говорят в Одессе, рядовые биндюжники. Знаете, что такое биндюжник? Это, мадам, очень низкого полета птица. Клюет то, что находит под собой. Но никак не выше и не дальше.

– Может, сядете? – предложил Арон.

– Я уже свое отсидел, молодой человек, – сострил старый вор. – Хватит. – Он ласково коснулся волос Соньки. – А с вами, девочка, я бы очень хотел встретиться. У нас с вами мог бы состояться душевный и полезный разговор. Вам сколько лет, кстати?

– Семнадцать.

– Вам всего семнадцать? – воскликнул Левит Лазаревич. – Боже, у вас все впереди! Вы только начинаете свой блистательный путь!

– Блистательный? – удивилась Сонька.

– Именно! Я все вижу! Со временем о вас будут слагать легенды! Итак, где мы встретимся?

– Я могу назвать гостиницу, где остановилась, – сказала Сонька.

– О нет. Только не гостиница. Как только я оказываюсь в гостинице, мне сразу хочется забраться в чей-то богатый карман.

– Можно к нам, – подал голос Левка.

– К вам? – переспросил Левит Лазаревич и задумался. – Хорошо, я прибуду к вам. Мне интересно посмотреть, как устроились братья Фиксман, когда их папочка загремел в Сибирь копать самые полезные в мире ископаемые!

Часть третья

Сонька сидела в дальнем уголочке ресторана и тихонько плакала. Она старалась, чтобы сидящие за ближними столиками посетители не обращали внимания на ее горе, но делала это так искусно, что всем бросалась в глаза чем-то крайне расстроенная красивая девушка. Особенно Сонька работала на соседний стол, за которым гуляли пятеро бравых гусар.

Вскоре к плачущей дамочке был отправлен официант с бутылкой дорогого шампанского от их стола.

– Простите, мадемуазель! Господа гусары прислали презент для улучшения вашего настроения. – Гарсон откупорил бутылку, наполнил фужер и удалился.

Сонька не сразу подняла бокал с вином, – она вытерла глаза кружевным платочком, встретилась взглядом со статным красивым гусаром, благодарно улыбнулась и пригубила шампанское.

Затем стала смотреть отсутствующим и печальным взглядом в окно, на ночную питерскую улицу с прохожими и проносящимися экипажами. Сидела так неподвижно до тех пор, пока к ее столу под общее одобрение не подошел тот самый статный гусар.

– Пардон, мадемуазель! Князь Орловский, – бархатным голосом представился он. – Не позволите ли присесть к вам на минуту?

Она безразлично пожала плечами, усмехнулась:

– Как вам угодно.

Гусар был уже довольно пьян, поэтому не сразу справился со стулом. Подсел к девушке поближе.

– Не могу ли я чем-нибудь помочь в вашей печали? – поинтересовался он.

– Вы уже помогли, – кивнула Сонька на бутылку шампанского.

– Господи, какая мелочь! – воскликнул тот. – Если вас обидел мужчина, я готов вызвать его на дуэль! Назовите имя и адрес негодяя, и я к его услугам!

– Нет, – покачала головой девушка, на ее глаза снова навернулись слезы, – все проще… – Она помолчала и призналась: – Меня ограбили.

– Кто? Когда?! – возмущенно воскликнул Орловский. – Где это могло случиться?

– На Невском проспекте…

– Вы запомнили его лицо?

– Увы! – Девушка не смогла удержаться от обильных слез. – Я купила мамочке… ей исполнилось пятьдесят лет… украшение… ко дню рождения… И какой-то человек выхватил у меня сумочку и… и убежал.

Гусар растерянно и сочувственно смотрел на плачущую прелесть, не зная, чем помочь. Поэтому спросил:

– Итак, чем могу помочь, сударыня?

Она сквозь слезы улыбнулась:

– Наверное, ничем… Состраданием.

Орловский встал во весь свой немалый рост.

– Сумма и адрес магазина! Я немедленно отправлю туда человека, и вскоре он с покупкой будет здесь! Какое украшение вы приобрели матушке?

– Вы, князь, смущаете меня. По-вашему, я похожа на попрошайку?

– Вы, сударыня, похожи на прелестное обиженное дитя. И я отныне буду вашим покровителем. – Он снова сел. – Кстати, у вас есть… жених?

– Нет, – покачала головой Сонька. – Теперь уже нет. Он погиб на Кавказе, в войне с горцами.

– Следовательно, судьба сама идет нам навстречу. Простите, ваше имя?

– Софья.

– Прелестно! Поступаем следующим образом, Софья, – он снова решительно поднялся. – Первым делом отправляемся в ювелирный магазин за подарком для вашей матушки.

– Господин Орловский, мне, право, неловко, – попыталась остановить его девушка.

– Прошу мне не перечить! – повелительно прикрикнул тот. – После ювелирного я мечтал бы видеть вас у себя, дабы оценить уют и комфорт нашего будущего жилища.

– У меня есть дом, князь.

– Подозреваю, вы меня не поняли. Я желаю ознакомить вас, сударыня, именно с моим домом, который со временем должен стать также вашим!

Он подошел к друзьям-гусарам, громко объявил:

– Господа! Вынужден покинуть вас по причине более чем уважительной. У мадемуазель Софи приключилось несчастье, и я не имею права не поучаствовать в ее судьбе. Посему прошу простить нас.

Князь откланялся, помог Соне выйти из-за столика, и они покинули зал под удивленные и восхищенные взоры присутствующих.

* * *

Карета неслась по Невскому, за окном мелькали витрины, огни, прохожие.

Князь Орловский нежно сжимал изящную руку в перчатке, неотрывно смотрел на Сонькино лицо и любовался.

– Нет, вы все-таки абсолютное чудо! Прелесть!

– Благодарю, – опустила глаза девушка.

– И знаете, у вас пикантное произношение. Вы французских кровей?

– По бабушке.

– Долго жили за границей?

– До десяти лет.

– Это чувствуется. Мы – проще! Прежде всего я имею в виду мужчин. Хотя, знаете, я бесконечно люблю свою несчастную, забытую Богом Россию.

– Почему – несчастную? – повернула головку Сонька.

– Потому что безобразие! Кругом и повсюду! Воруют, берут взятки, унижают простых и сирых!

– Вам никогда не хотелось покинуть Россию?

– Никогда. Я – русский офицер! Если Господу Богу будет угодно, чтобы я погиб, то только здесь, на русской земле. Или в бою за честь России. Примерно как ваш покойный жених, в бою с иноверцами! – Князь толкнул кучера, приказал: – Останови возле магазина господина Савельева.

– Нет-нет! – дернулась Сонька. – Ни в коем случае! Мне нельзя к Савельеву!

Орловский удивленно уставился на нее.

– Почему, сударыня?

– Это мой родной дядя… по батюшке. Я не хочу, чтобы он знал о моем приключении.

– О каком приключении? – почти возмутился гусар. – О нашем знакомстве?

Девушка рассмеялась, нежно коснулась его руки.

– Нет, князь. О приключении с утратой моей покупки.

– Гони дальше! – приказал Орловский кучеру и нежно поцеловал руку спутницы. – Я, кажется, окончательно теряю голову. Ошеломляет не только ваша красота, Софи, но и редкое чувство достоинства.

* * *

Дом князя Орловского выглядел по-настоящему величественно. Это был старинный родовой особняк с привратниками, лакеями и газовыми фонарями вдоль длинной ограды.

Карета вкатилась прямо во двор, сразу несколько человек из прислуги помогли Соньке и князю спуститься на землю, проводили с поклонами до парадного входа.

Они поднялись на второй этаж, и перед взором Соньки открылась восхитительная красота княжеского дома.

– Надеюсь, вам здесь будет уютно, – бросил Орловский и громко позвал: – Афанасий! Куда ты пропал, сволочь?!

«Сволочь Афанасий», большой белобородый лакей, не спеша и с достоинством вышел из соседней комнаты, склонил голову.

– Слушаю, князь.

– А ты не слушай, а исполняй! Шампанское и все, что полагается по такому случаю!

– Слушаюсь.

Афанасий ушел. Орловский приблизился к Соньке, заглянул ей в глаза.

– Вы, сударыня, не ответили. Хорошо ли вам здесь?

– Вполне, – без всяких эмоций ответила девушка и опустилась в кресло. – Вы проживаете здесь один?

– Да, это мой дом. Родители, учитывая особенности моей гусарской службы, отделили меня. Мне здесь бывает скучно, изредка – весело. Но счастливо – впервые в жизни! Я в вас, сударыня, влюбился.

Гусар заставил Соньку встать, крепко прижал к себе.

– Вы слышите меня? Я люблю вас! И хочу это подтвердить сейчас, немедленно!

Девушка жестко и решительно отстранила его.

– Я могу говорить с вами откровенно?

– Только так! Прошу, излагайте.

– Я рассказала вам о погибшем женихе?

– Да, сударыня. И в этой связи еще раз примите мое сочувствие. Но жизнь, сударыня, продолжается. Вы же не собираетесь заточить себя в монастырь?

– Не собираюсь. Но я должна пребывать в трауре еще неделю. А к тому же…

– Что – к тому же?

– Я была верна своему избранному и по этой причине сохранила чистоту как душевную, так и плотскую.

– Боже… Боже мой! – Гусар рухнул на колени, обхватил девушку за талию, принялся страстно целовать платье, обувь. – Счастье… любовь… ошеломление… Я никому… слышите, никому не отдам вас! Мы пойдем под венец, как только закончится ваш траур! Ненаглядная моя!

За их спиной кто-то кашлянул – это был лакей Афанасий с подносом в руках.

– Что угодно, сволочь? – раздраженно бросил князь.

– Шампанское, ваше благородие.

– Оставь и пошел вон.

Лакей выполнил приказ: оставил на столе поднос и удалился.

Орловский разлил шампанское по бокалам, один из бокалов протянул девушке.

– Может, князь, вам достаточно? – осторожно поинтересовалась она.

– По-вашему, я пьян? – набычился гусар.

– В какой-то степени.

– Послушайте, мадемуазель… Как бы ни складывалась наша совместная жизнь, никогда… слышите, никогда!.. не смейте давать мне ненужные советы. Я не только не приму их, но могу также крайне разгневаться и повести себя дурно!

Сонька дотянулась до его бокала, улыбнулась.

– Я приняла к сведению ваши слова, князь.

– Умница… За это я еще больше вас люблю!

Орловский опорожнил бокал, недовольно проследил, как Сонька едва пригубила вино, и полюбопытствовал:

– Вам действительно понравилось колье для вашей матушки?

– Вы желаете дополнительных благодарностей?

Он брезгливо и хмельно хмыкнул.

– Я желаю видеть его сейчас на вашей тончайшей шее.

– Но это колье для маменьки!

– Сударыня… Вы сообщаете мне о маменьке уже в который раз. Если я оценю колье на вас, завтра же преподнесу именно вашей прелести не хуже, а может, даже во многом лучше!

Сонька извлекла из сумочки футляр с украшением, надела колье на шею. Оно заблистало солнечно и радужно.

– Прошу вас… – пьяно прошептал гусар, склоняясь к уху Соньки. – В одной постели… как брат с сестрой… никакого греха, потому что понимаю… но прошу не отказать. Слово князя…

* * *

Князь крепко спал, обнимая подушку. Сонька осторожно приподнялась, осмотрелась.

В доме было пусто и тихо. Ни скрипа, ни шороха, ни шагов.

Девушка сползла с постели, одеваться не стала и в пеньюаре протопала к мундиру Орловского. Прошлась по всем карманам, выудила плотный бумажник, дополнительно прихватив еще какие-то купюры.

Зажав под мышкой свою сумочку, принялась аккуратно выдвигать ящики инкрустированных столов.

Ценностей здесь было более чем достаточно: золотые украшения, серебро, драгоценные камни в оправах и без.

Сонька не спеша выгребала все это в сумочку, умудряясь даже кое-что примерить, а пару вещей так и оставила на пальчиках и шее.

Затем она открыла посудный шкафчик, и от обилия золотых чашек, ложек, вазочек, блюдец у нее перехватило дыхание. Затолкать все это в сумку было нереально. Тогда она стащила с подушки наволочку и принялась запихивать в нее все, что попадалось под руку.

И вдруг Сонька вздрогнула. Оглянулась – за ее спиной стоял Афанасий и с молчаливым любопытством наблюдал за действиями ночной гостьи.

Девушка закрыла глаза, опустилась на пол и вдруг расплакалась отчаянно, по-детски.

– Боже мой… боже мой, до чего я докатилась! – Она посмотрела на лакея, попросила: – Прости меня, но я не могла поступить иначе! Твой хозяин… он ведь жестокий, бессердечный человек… Он сегодня лишил меня невинности! Я предупреждала его, молила, тем не менее он взял меня силой. Что мне оставалось делать?

– Я не выпущу вас из дома, пока не проснется князь, – тихо и твердо произнес лакей.

– А вы и не имеете права поступить иначе, – согласилась девушка, вытирая слезки. – Вы служите у князя, и ваш долг поступить именно так… Но самое страшное, что, проснувшись, князь даже не вспомнит, какому бесчестию, какому позору он подверг меня! Он безобразно пьян и отвратительно нахален! Он – животное!

– Вы не должны были идти с ним, – кивнул Афанасий.

– Да, это расплата за легкомыслие. – Сонька вытерла глаза, высморкалась. – Могу ли я попросить чаю?

– Пройдемте на кухню, – махнул рукой лакей и направился в глубину дома.

* * *

На кухне Афанасий разлил ароматный крепкий чай по золоченым чашечкам, пододвинул поближе к гостье кусковой сахар. Сонька, сделав пару глотков, подняла глаза на него.

– Вы полагаете, я воровка?

– В полицейском участке разберутся.

– Вы намерены меня туда сдать?

– Думаю, хозяин сдаст. Или изобьет до полусмерти и выбросит в ближайшую подворотню.

Девушка снова отпила чай, слегка обожгла губы.

– Это мое, – ткнула пальцем в одно из колье на шее. – Мне князь купил в ювелирной лавке.

– Одно ваше, второе – ворованное.

Сонька сняла его, положила на стол.

– Пожалуйста… – Она потерла виски пальчиками, пожаловалась: – Ужасно болит голова. Нет ли у вас чего из фармацевтики?

Афанасий поднялся, достал с полки деревянный ящик, поставил перед девушкой.

– Ищите сами. Я не разбираюсь.

Сонька долго и тщательно изучала содержимое порошков и бутылочек, наконец нашла то, что искала.

– А тебе не трудно ли будет, любезный, принести сюда мою сумку? Там у меня платочек.

«Любезный» послушно отправился в спальню, а девушка быстро накапала в его чашку какого-то снадобья и добавила туда же заварного чаю.

Афанасий поставил перед ней сумочку, уселся напротив и стал с интересом наблюдать за хорошенькой дамочкой. Она капнула содержимое флакона на краешек носового платка, принялась нежно массировать виски. Лакей взял свою чашку, сделал пару глотков. Удивился вкусу, на всякий случай еще отпил. И вдруг стал медленно валиться в сторону, готовый рухнуть на пол.

Сонька успела подхватить его, водрузила тяжелое тело на место и быстро направилась в спальню князя.

* * *

Сонька твердым и уверенным шагом вышла из дома во двор, увидела выглянувшего из привратной будки охранника, бросила:

– Князь спит. Устал!.. Передай, что баронесса Нежинская будет ждать его ежедневно в ресторане на Мойке. Он знает. – И быстро вышла за ворота.

Сонька торопливо шла по улице, высматривая извозчика. Услышала цокот копыт, подняла руку.

Фаэтон, запряженный двумя лошадьми, подкатил к ней, и извозчик крикнул:

– Куда желает барышня?

– Скажу.

Тут же открылась дверца фаэтона, и чья-то рука с силой втащила девушку внутрь.

В фаэтоне сидели двое. Один из мужчин с силой зажал Соньке рот, шепотом предупредил:

– Не вздумай орать, – и блеснул перед глазами лезвием ножа.

Извозчик ударил по лошадям, и коляска понеслась в питерскую ночь.

* * *

Васька Лютый и его напарник втащили Соньку в большую, довольно неухоженную комнату, швырнули на пол.

От сильного броска из рук Соньки вылетела сумка с крадеными вещами, а следом развязалась на животе наволочка с золотыми ложками, чашками, блюдечками. Все рассыпалось по грязному полу.

– О, – протянул Васька. – Как мы и предполагали, с добычей. – Он склонился к пленнице. – Здорово ты, курва, князька обчистила.

Сонька с трудом села, посмотрела на него, затем на второго захватчика. Из соседней комнаты вышел еще один мужик – здоровенный, мрачный, с закатанными, как у мясника, рукавами.

Второй, тот, что был в фаэтоне, стал подбирать добычу, тщательно укладывая ее на подоконники.

Васька присел на корточки перед девушкой, оскалился.

– А мы ведь вели тебя. Видели, как нырнула в кабак, как вытащила оттуда князька, как отправились в ювелирку. Все видели, Сонька. Так что от нас, милая, не скроешься. Придется теперь работать на нас.

– Не придется, – усмехнулась девушка. – Скорее вы потрудитесь на меня.

– Слыхали? – повернулся к товарищам Васька. – Умничает. – И вдруг коротко и сильно ударил ее по лицу.

Голова Соньки болтнулась и упала на грудь.

Лютый приподнял ее, снова заглянул в глаза:

– Чего сказала, курва? Может, повторишь?

Она вытерла рукавом разбитую губу, снова усмехнулась.

– Пожалеешь, Васька, о содеянном.

Тот задумчиво помолчал, махнул мрачному:

– Веди.

Мрачный скрылся во второй комнате и вскоре вытащил оттуда окровавленного Левку. Бросил рядом с Сонькой.

– Когда тебя атасили, и родственничка заодно поймали, – объяснил Лютый и попросил: – Лев, повтори, что давеча говорил нам.

Левка посмотрел на девушку, отрицательно повел головой.

– Сонь, не надо идти против них. Они – сила… Надо лечь под Ваську. Давай сообща с ним. Мы дорожку топчем, он по ней идет. Так вернее, Сонь. Будь умной жидовкой.

Мужики громко засмеялись.

– Арон тоже там? – спросила она.

– Пока что нет, – ответил Васька. – Но вскоре будет. От нас хрен куда денешься.

– Дай воды, – попросила Сонька Ваську.

– Принеси, – распорядился тот одному из соратников.

Второй мужик дал девушке попить, она тяжело поднялась, прополоскала окровавленный рот, выплюнула в раковину в углу.

– Зачем сразу бить? – спросила она Ваську. – Можно ведь сначала поговорить, потом уже кулаками махать.

– С кем? С тобой говорить? Ты – сукаха щенная, харатка, и с тобой можно о чем-то говорить?

– Вась, может, я приложусь? – спросил разрешения здоровенный мужик-палач.

– Успеешь. – Васька снова повернулся к Соньке. – Так о чем с тобой говорить, лялька? О том, как легла под князька и как ломанула его? Ну, ломанула, и какой толк? Все ваше стало нашим.

– Ненадолго, Васька. Верни чужое, отпусти с миром меня и Левку и завтра приходи для разговора.

– С тобой?

– Со мной. Рано или поздно все одно придется.

Васька с сожалением посмотрел на нее, повернулся к друзьям:

– Нет, не понимает баба. – И попросил мрачного: – Улюкай, потрудись над дамочкой. Может, после этого кой-чего поймет.

«Мясник-Улюкай» уволок Соньку в соседнюю комнату, и оттуда послышались глухие удары.

Вскоре Улюкай вернулся.

– Крепкая бабенка. Ни стона, ни звука, ни просьбы. – Он вытер тряпкой красные руки и предложил: – Пусть маленько полежит. Оклемается – пойдем по новой.

– Пожалейте девушку, – жалобно попросил Левка. – У нее ведь мозги золотые!

– А мы чего делаем? – заржал Васька. – Мы как раз мозги ей и прочищаем!

* * *

В окна уже пробивалось белесое утро, когда Сонька пришла в себя.

С трудом перевернулась с боку на бок, с еще б́ольшим трудом села. Огляделась: в комнате, где ее оставили, не было ни души.

Она осторожно приоткрыла дверь в большую комнату, увидела спящих мужиков – кто где. Васька и могучий Улюкай на диване, еще один мужик просто на полу, рядом с тихо стонущим Левкой.

Он увидел Соньку, одними глазами показал ей, чтобы не совалась сюда, и снова стал тихо стонать.

Она тем не менее на цыпочках подошла к подоконнику, на котором была свалена вся ее добыча, сунула кое-что из драгоценностей в собственную сумочку и вернулась назад в свою комнату.

Подошла к окну, попробовала его открыть. Окно не поддавалось – было крепко заколочено гвоздями.

Сонька пробралась к еще одной небольшой двери, толкнула ее.

Это был вход в туалет.

Она встала на какой-то ящик, дотянулась до окна под самым потолком, потянула на себя.

Окно поддалось. Сонька вцепилась в раму, невероятным усилием подтянулась до плоского подоконника и влезла на него. Прямо перед ней уходила вниз ржавая пожарная лестница. Соня нащупала ногой верхнюю перекладину и начала спускаться.

* * *

Ей удалось добраться до дома братьев незамеченной. Через час Соня уже лежала в постели, возле нее на стульях сидели мрачный Арон и задумчивый Левит Санданович.

– Надо так понимать, девочка, что вам воры Питера объявили войну, – произнес старик. – А это дело опасное, если не смертельное.

– Левку жалко, – сказала Сонька. – Из-за того, что я сбежала, они могут добить его.

– И добьют, можете не сомневаться, – вздохнул Левит Лазаревич.

– Может, я пойду к Ваське? – подал голос Арон.

– Хорошая идея, – поддержал Левит. – Будем хоронить не одного из братьев Фиксман, а сразу двоих. Все меньше траты.

Старый вор еще помолчал, нехотя произнес:

– Есть одна маленькая идея, но ее надо хорошенько обложить мозгами. А мозги уже не те, скудные… Но дайте мне день-два, и я сумею предложить вам нечто оригинальное.

Он встал, попросил Арона:

– Проводите меня, молодой человек. Боюсь в темноте подъезда споткнуться и вытряхнуть остатки того, что в народе называют серым веществом. – Улыбнулся, подмигнул Соньке: – Я ведь в свое время, детка, чуть не получил звание доктора медицины.

Левит Санданович и Арон вышли из мрачного подъезда, миновали большой двор и уже на улице, под забором, увидели человека, ничком лежавшего на брусчатке.

– Если меня не подводит интуиция, – произнес старик, – это должен быть ваш родной брат.

Арон со страхом подошел к телу и с трудом перевернул его.

Это был Лева. С синим лицом, избитый до неузнаваемости.

– Вот теперь, – после паузы печально подмигнул Левит Лазаревич, – мое серое вещество проснулось и начало работать. Давайте-ка, молодой человек, вернемся к нашей умненькой Сонечке. Мы обязательно что-нибудь придумаем.

– Я убью… – пробормотал Арон, сжимая кулаки. – Буду убивать каждый день по одному, пока не перебью всех.

– Именно к этой схеме мы и постараемся приблизиться, – согласился Левит Лазаревич и одобрительно похлопал его по спине. – С вас, юноша, начинает улетучиваться дурак, а осадок производит весьма приятное впечатление.

* * *

Сонька, закутавшись в плед, стояла у окна, смотрела на темный вечерний двор дома, о чем-то напряженно думала. Левит Лазаревич и Арон сидели в этой же комнате и ждали ее решения.

– Нет, – наконец повернулась она к ним, – я не пойду на мокрое. Я не хочу остаток жизни провести на каторге.

– Милая девочка, – утешил ее старик, – к сожалению, каторга все равно от вас не уйдет, и рано или поздно вы там окажетесь. Это вам говорю я, старый мудрый вор.

– Значит, лишнее время побуду на свободе.

– Если получится. Но скорее всего, в самое ближайшее время вы окажетесь в ласковых и вечных объятиях Господа нашего Бога. Убитый Левочка принес нам самую полезную и своевременную весть. Надо действовать. Сегодня же. Завтра будет поздно.

Сонька вернулась к постели, со вздохом спросила:

– Что мы должны делать?

– Моя карта давно уже бита, и здесь я выступаю всего-навсего как советчик. – Левит Лазаревич налил из чайничка остывшего чаю, неторопливо глотнул. – Примерно то, что желает проделать Арон, но элегантнее. Необходимо обезглавить все воровские шайки, а потом взять эти шайки голыми ручками в свое распоряжение. – Он повернулся к Арону: – Сколько примерно таких шаек в Питере?

– Серьезных? – переспросил тот.

– Шушеру мы не имеем в виду.

– Шаек двадцать.

– Значит, двадцать головорезов должны в спешном порядке отправиться в интересную прогулку, из которой больше никогда не вернутся.

Сонька с усмешкой смотрела на старого вора.

– Можете сказать то же самое, но по-человечески?

– По-человечески? – тихо засмеялся старик. – По-человечески такие вещи не говорят. – И поинтересовался: – У вас имеется что-то такое, что можно дорого продать?

– Можем добыть, но на это уйдет время, – сказал Арон.

– Есть золото, серебро, камни. – Соня взяла свою сумку. – Я все-таки успела кое-что унести.

– Тысяч двадцать пять сумеем выручить?

– Думаю, сумеем.

– А почему именно двадцать пять? – не понял Арон.

– Выслушайте мою арифметику, молодой человек, – повернулся к нему Санданович. – На двадцать воров нужно двадцать уважаемых приставов. То есть по тысяче каждому. Множим, и сколько у нас получается?

– Двадцать тысяч.

– Правильно, хорошо считаешь.

– А куда еще пять?

– Я подумал, что хорошо было бы погрузить наших воров на старую дырявую баржу и отправить их прогуляться по Финскому заливу.

– И что?

– Вода – самая святая жидкость на свете. Принимает как праведников, так и грешников. И потом – не расстреливать же воров! Шум будет такой – мало не покажется. А вода проглотит, и дело с концами.

– Пять тысяч за дырявую баржу? – воскликнул Арон.

Старик с укором посмотрел на Соню, цокнул языком:

– Перехвалил молодого человека! – И объяснил ему: – Баржа вообще ничего не стоит, но человек, который будет стоять у руля и управлять этой гиблой посудиной, должен получить хорошие деньги! За хорошую работу надо платить хорошие деньги и не жлобничать. Запомни это, Арон, на будущее. Если, конечно, будущее у тебя будет.

– Хозяин тоже с ворами пойдет на дно? – с испугом спросила Сонька.

– Если полный идиот, то пойдет. Но, надеюсь, он придумает что-то такое, что поможет ему спастись. Это его проблемы, детка!

Была пауза, после которой опешившая от такого плана Сонька тихо спросила:

– А приставы… они пойдут на это?

– Приставы? – переспросил Левит. – Они загребут всех воров до одного. А куда им деваться? Во-первых, деньги. А во-вторых, полиции эта жестокая публика так надоела, что они просто будут нам благодарны. Это будет тот редкий случай, когда мы и полиция будем делать одну работу.

* * *

Со стороны зрелище, должно быть, выглядело более чем странно: возле набережной Невы, на окраине города, стояла старая, видавшая виды баржа. По хлипким деревянным мосткам на нее – под усиленным надзором полиции – направлялась понурая толпа из двадцати человек.

Погода была типично петербургская – дул ветер, моросил затяжной мелкий дождь. Зевак собралось достаточно, но никто не понимал, что происходит. Сонька и Арон тоже были в числе наблюдающих. Но сидели они в повозке и смотрели на происходящее через мокрое стекло.

В числе тех, кого конвоировали на баржу, были Васька Лютый, Степка Косой, Сеня Ясный, Лексей Шарик и другие видные воры города.

Степка Косой поднял голову на стоявшего наверху хозяина баржи, крикнул:

– Куда повезешь, хозяин?

– По желанию! – оскалился тот. – Вас тут много, вот и будем крутить.

Неожиданно Васька Лютый рванул с помостков и бросился в воду.

– Держи! – бессмысленно заорал кто-то из полицейских.

Васька широченными аршинками стал загребать поперек течения, беря направление на другой берег.

– Назад! Будем стрелять! – послышалась команда.

Лютый плыл дальше.

– Внимание! – раздалась команда. – Ружья на взвод! Пли!

Послышались сухие щелчки, кто-то в толпе закричал от страха.

Вокруг беглеца запрыгали фонтанчики.

– Пли!

Снова раздались выстрелы, и снова фонтанчики.

– Пли!

В карете Сонька, вцепившись в руку Арончика, не сводила глаз с убегающего вора.

– Уйдет, – прошептала.

– Хреново будет, если уйдет, – качнул головой парень и некстати переспросил: – А почему воров на баржу? Проще или на рудники, или под пули.

– Идиот ты, Арон, – огрызнулась Сонька. – Как говорит Левит Лазаревич, вода – самая святая жидкость на свете!

Тут раздался еще выстрел, Васька неожиданно вскинул руки, резко повернул голову к стреляющим и вдруг ушел под воду. Шли секунды, ждали зеваки на набережной, ждали полицейские с ружьями, но вор больше не вынырнул.

– Продолжать посадку! – закричал старший полицейский чин, и движение на мостках возобновилось.

* * *

Сонька сидела перед зеркалом и приводила с помощью кремов лицо в порядок, когда в спальню буквально влетел Арон. В руках у него было несколько газет.