Текст книги "Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров"

– У вас отличный вкус, панночка.

Соломон стал суетливо доставать из ящичка указанные перстни, а в это время в лавку вошли две шумные семейные пары.

– О боже! – обрадованно закричал продавец, увидев их. – Кто пожаловал в мою бедную лавочку! Неужели такие уважаемые люди оказали честь скромному Соломону?!

Продавец и гости стали обниматься и здороваться. Соня, перебирая перстни, незаметно бросила один из них в карман своей широкой юбки и повернулась к продавцу:

– Простите, пан Соломон, если позволите, я приду к вам в следующий раз. Глаза разбегаются, поэтому нужно посоветоваться с любимой мамочкой.

– Конечно, прелесть моя! – запричитал Соломон, сгребая перстни в ящичек. – В любой день, как только пожелаете. Вас буду ждать не только я, но и мой сын Мойша!

– Большое спасибо, пан Соломон, – с достоинством кивнула Соня и, покидая лавчонку, озорно подмигнула: – Привет Мойше!

* * *

Соня вбежала в прихожую дома и успела мельком увидеть незнакомого грузного мужчину лет сорока пяти в черной тройке, пьющего в гостиной чай из блюдечка. Фейга быстро оставила гостя и устремилась за Соней. Она взяла сестру за руку и потащила в соседнюю комнату.

– Это барон Лощинский, – зашептала она в самое ухо. – Богатый, интересный, не жадный. Ступай к нему и пококетничай.

Соня с недоумением смотрела на Фейгу.

– Зачем?

– Затем, что хватит сидеть на моей шее. Пококетничай, поулыбайся, дай потрогать за задницу. Он любит это.

Соня резко отодвинулась от сестры.

– С ума сошла! Он же противный!

Та перехватила ее за руку, крепко сжала кисть.

– Слушай, что я говорю. Отец умер, пора помогать семье. Пошла! – и резко подтолкнула в спину.

Сестры вернулись в гостиную, где находился барон. Соня остановилась напротив, уставилась на него нагло и с откровенной издевкой.

Тот отодвинул блюдечко, восторженно развел толстыми короткими ручками.

– Какая маленькая прелесть! – Он перевел взгляд на Фейгу. – Так это и есть ваша сестра, о которой говорят все соседи?

– Да, это моя сестра Шейндля, наша гордость, – кивнула Фейга.

– Сколько тебе лет, девочка? – спросил барон Соню.

– А сколько вам надо?

Гость расхохотался:

– Мне, детка, надо столько, чтобы ты была достаточно разумной и не задавала ненужных вопросов.

– Пан барон, – вмешалась Фейга, – девочка взрослеет не по дням, а по часам. И я гарантирую вам отсутствие всяких глупостей и бестактностей. – Повернувшись к сестре, она тихим жестким голосом велела: – Пригласи пана Лощинского в свою комнату и покажи, как хорошо ты играешь на фортепиано.

Соня молча развернулась и начала подниматься по лестнице. Барон поднялся с кресла и, получив одобрение Фейги, двинулся следом. Оглянувшись на сопящего и с трудом поднимающегося по крутым ступенькам немолодого господина, Соня тихо рассмеялась в ладошку.

В своей комнате девочка подошла к фортепиано, открыла крышку инструмента, уселась на стульчик и пробежалась пальчиками по клавишам. Барон остановился сзади, окинул взглядом изящную фигурку, перевел взгляд на ловко бегающие по клавишам тонкие пальцы. Провел ладонью по голове Сони, пробормотал:

– Какие пальчики! Их бы целовать, любить, кусать…

Девочка перестала играть, поднялась, растопырила пальцы перед лицом пана Лощинского.

– Пальчики у меня золотые, пан барон. Имейте это в виду.

– Имею, детка, – засопел тот, обхватил Соню за талию, стал страстно целовать ее руки, глаза, лицо. – Конечно имею! С ума сойду… Ничего не соображаю… Любимая, желанная…

Соня, со смехом отбиваясь, нащупала в боковом кармане его брюк цепочку, ловко оттянула кармашек и вытащила оттуда увесистые золотые часы. Быстро сунула их себе под юбку, резко оттолкнула барона:

– Что вы позволяете себе, пан барон!

– Деньги, золото, богатство… Требуй все, что захочешь, только позволь прикасаться к тебе, деточка, – продолжал бормотать тот, не в состоянии прийти в себя. – Не гони прочь, не отказывай! Ты не представляешь, какая ты восхитительная!..

– А что скажет ваша жена?

Барон оторопело уставился на нее:

– А почему она должна что-то говорить?

– Вы не любите ее?

– С чего ты взяла?

– Тискаете меня!.. Вам что, жены не хватает?

Пан Лощинский в крайнем смущении отступил на пару шагов, растерянно пожал пухлыми плечами:

– Жены, конечно, хватает. Но… ты такая молоденькая, восхитительная.

Соня подошла к нему:

– Тогда женитесь на мне. Вы мне нравитесь. Толстенький, богатенький, я люблю таких.

Она попыталась обнять барона, но он оттолкнул ее, суетливо полез во внутренний карман сюртука, достал мятую ассигнацию и протянул девочке.

– Купи себе вкусностей. Но только твой язычок должен быть за замком. Пусть все останется между нами.

И скатился вниз по ступенькам.

Соня постояла некоторое время в улыбчивой задумчивости, достала из-под юбки тяжеленные золотые часы, спрятала их за стопку нотных тетрадок. Села за фортепиано, взяла несколько аккордов и тут услышала шаги на лестнице – кто-то поднимался к ней наверх.

Это была Фейга. Она подошла к девочке сзади, некоторое время слушала музыку, затем изо всех сил ударила сестру по голове.

Соня вскочила, но все же удержалась на ногах, шагнула к старшей сестре, крепко сжав кулачки:

– Ненавижу тебя.

– Я тебя не меньше. Но учти, буду ломать, пока не сделаю послушную шлюшку, приносящую доход семье.

Внизу хлопнула входная дверь, и до слуха сестер донесся бодрый голос мачехи:

– Девочки, вы дома? Чем вы там занимаетесь?

– Разучиваем новый этюд на фортепиано! – весело ответила Фейга. – У вас к нам разговор, пани Евдокия?

– Не пани Евдокия, а мама. Спускайтесь, надо кое о чем посоветоваться.

Мачеха была слегка подшофе. Она сидела на стуле вытянув ноги и насмешливо смотрела на спускающихся по скрипучей лестнице девушек. На столе перед ней стояла бутылка вина и стакан.

Когда девушки послушно уселись за стол, Евдокия налила себе вина и сделала пару глотков.

– Первое: будете грызться как собаки, воспитывать начну я. И тебя, малая, и тебя, дылда.

Фейга дернулась было от оскорбительного обращения, но мачеха жестко взглянула на нее и кивнула на стул:

– Сидеть! И запомните, стервы, в доме должны быть любовь и порядок! – Она сделала еще глоток. – Теперь по делу. – Евдокия остановила глаза на старшей сестре. – Дом пани Елены наш. Деньги я уже внесла.

– Значит, пани Елена уехала? – тихо поинтересовалась Соня.

– Уедет. Завтра, – ответила Евдокия, продолжая смотреть на Фейгу. – Ты, Фейга, будешь вести этот дом. Это будет салон для избранного общества.

– Ни один уважаемый пан не пойдет в такую халупу. Дом надо привести в надлежащий вид, – возразила Фейга.

– Приведем. Но прежде надо привести в надлежащий вид тебя, милая. Подойди к зеркалу, глянь на себя: халда халдой! – Мачеха достала из ящика бюро пачку крупных купюр и положила на стол. – Хорошая одежда, вкусный парфюм, дорогие украшения – вот что должно отличать хозяйку салона от прочей публики!

– Я тоже буду при салоне? – спросила Соня.

– Ты будешь при муже, – посмотрела на нее мачеха. – Завтра нам нанесет визит пан Школьник с сыном, думаю, парень тебе понравится.

– Но мне только пятнадцать, – попыталась возразить Соня.

– Детка моя, тебе не «только» пятнадцать, а уже пятнадцать. А через месяц будет целых шестнадцать.

– Но, может, пусть Сура до замужества попрактикуется в салоне? Там будут интересные мужчины, – неуверенно заметила Фейга.

Евдокия рассмеялась:

– Одно другому не помешает. Салон – отдельно, муж – отдельно.

* * *

Соня вышла за ворота и побрела знакомой дорогой к дому своей учительницы. Девочка остановилась возле продуктовой лавки, она наблюдала, как грузили в повозку вещи отъезжающей пани Елены, как нанятые люди торопливо и деловито выносили чемоданы, тюки и негромоздкую мебель. Как пани Елена ставила у повозки аккуратно упакованные коробки с самыми ценными и хрупкими предметами.

Соня стояла как завороженная, и по ее щеке медленно сползала слезинка.

* * *

Девушка не спеша брела по жаркой пыльной улице, провожала бессмысленным взглядом людей, лавки, проносящиеся повозки. Неожиданно Соня увидела что-то знакомое в фигуре ладно одетого мужчины, который с достоинством и спокойствием пересек улицу и вошел в винную лавку. Она узнала его – это был тот самый пан офицер из полиции, который избил ее отца до смерти. Соня напряглась и быстро вошла следом за офицером в лавку.

Тот стоял у длинной винной полки, выбирая подходящий напиток. Девушка подошла к нему вплотную и тоже принялась изучать бутылки со спиртным. Пан офицер с раздраженным недоумением взглянул на нагловатую девушку, отодвинулся на шаг. Соня выждала какое-то время и снова придвинулась к мужчине. Полицейский выбрал наконец нужное вино, достал из заднего кармана брюк бумажник, расплатился за покупку, сунул бумажник на прежнее место и повернулся, чтобы уйти. Девушка быстро и ловко протянула руку, запустила изящные пальчики в офицерский карман и снова уставилась на полки с бутылками.

Когда пан офицер ушел, Соня не спеша засунула бумажник под кофточку и тоже покинула винную лавку.

* * *

На следующий день повозка пана Школьника вкатилась во двор дома покойного Лейбы. Будущий свекор и будущий муж торжественно проследовали в гостиную.

Сын пана Школьника оказался тощим прыщеватым молодым человеком двадцати лет, неуверенным в себе и стеснительным. От зажатости Шелом методично щипал себя за худые ляжки, бросал короткие огненные взгляды на красивую Соню, смущенно слушал велеречивый монолог отца. Отец, напротив, был невероятной упитанности, он сидел в кресле расслабленно, по-домашнему, с удовольствием пил из блюдечка чай и с еще большим удовольствием держал речь перед молоденькой девушкой и принаряженной Евдокией.

– …Сын у меня единственный, он моя надежда и счастье. Для меня, пани Евдокия, теперь главная цель жизни – найти Шеломчику красивую и верную жену. Мы очень долго приглядывались к всевозможным девушкам и вот, похоже, пригляделись. Вы сами видите, мальчик у меня прелестный – стеснительный и нежный. Несмотря на то что ему уже двадцать, он до сих пор не имеет представления, откуда берутся дети! – Отец повернулся к сыну, ласково посмотрел на него. – Скажи, Изя, ты ведь действительно уверен, что деток находят в капусте?

– Нет, не всегда… – покраснел юноша. – Иногда их там почему-то не находят.

Фейга, до этого понуро стоявшая в дверном проеме, фыркнула. Мачеха сурово взглянула на нее, но, увидев, что пан Школьник громко рассмеялся, тоже хохотнула.

Соня молчала, внимательно и спокойно изучая прыщеватого жениха.

– Вы видите, какая чистота и наивность! – хлопнул толстыми ладонями Школьник-старший. – Надеюсь, ваша Сурочка столь же девственна и также считает, что мы все вышли из капусты?

Он развернулся к девушке, внимательно уставился на нее.

– Что скажешь, девочка?

– Вы, наверно, из капусты, а я уж точно из крапивы, – ответила Соня под общий хохот.

– Умница, прелестно ответила! – радовался отец жениха. – С такой женой мой Шелом точно не пропадет! – И повернулся к Евдокии: – Если вы не против, пани Евдокия, пусть наши детки поворкуют один на один.

– Пусть поворкуют, – согласилась мачеха. – Софочка, покажи кавалеру свою комнату!

* * *

Соня и Шелом молча стояли друг против друга. Юноша не знал, с чего начать разговор. Соня же, наоборот, ждала его инициативы, смотрела внимательно и насмешливо. Наконец девушка не выдержала, взяла его руку, посадила чуть ли не силой на стул. Сама устроилась напротив.

– Я тебе нравлюсь? – спросила она прямо.

Шелом нервно сглотнул и кивнул.

– Очень.

– Ты мне тоже, – соврала Соня. – Поэтому поступаем так: отец твой богатый?

– Конечно. У нас акции пяти шахт! – не без гордости сообщил юноша. – И еще несколько ювелирных лавок.

– Значит, буду жить у вас.

– Ты так решила?

– Я так решила. Терпеть не могу свою мачеху.

– А я своего папу люблю, – признался парень.

Соня строго посмотрела на него.

– Это плохо. Придется выбирать – между мной и папой.

– Почему?

– Одинаково любить двоих невозможно.

Шелом растерянно привстал.

– Я буду любить сразу двоих. И тебя, и…

Договорить он не успел. Соня приложила ладошку к его губам:

– Посмотрим. – Она тоже поднялась. – Ну что, говорим, что согласны?

– Да.

Они двинулись к двери, и Соня придержала Шелома.

– А ты очень ревнивый?

– Это как? – не понял тот.

– Будешь злиться, если я буду ходить, скажем, в гости к своей сестре?

– К сестре – не буду. А к другим… К другим – буду.

Соня рассмеялась, слегка потрепала его по щеке.

– Но тебе придется месяц потерпеть, ревнивец, пока мне стукнет шестнадцать!

* * *

Подвенечное платье, в котором Фейга уже не однажды выходила замуж, Соне было велико. Невеста стояла на стуле посреди гостиной, а вокруг нее колдовала Фейга, держа в руке иголку, а в зубах – булавки с цветными головками. Мачеха сидела за столом, традиционно попивала вино, наблюдая за процессом подгонки платья. Фейга рассказывала:

– Папочка купил мне это платье пять лет тому назад, когда выходила замуж за первого своего мужа Йосю Циммермана. Тогда оно было совершенно белое, почти прозрачное. Когда Йосик увидел меня в этаком наряде, он просто озверел и едва дотерпел до ночи! Боже, что он вытворял со мной, что выделывал! Хотя и второй муженек, Веня Кугельман, тоже не отличался особой нравственностью в постели. Знаете, что он придумал? Вы даже не можете себе представить, какие кульбиты он выделывал…

– Надеюсь, ты не станешь демонстрировать сейчас эти кульбиты? Девочка может этого не вынести, – попробовала остановить ее Евдокия.

Фейга рассмеялась:

– Ой, я вас умоляю, пани Евдокия! Эта девочка в скором времени выкрутит такие кульбиты, что дай бог нам с вами вынести это! – и шутливо ущипнула сестру за бок. – Или я не права, сестренка?

Соня недовольно убрала ее руку и с сияющей улыбкой ангелочка посоветовала:

– Подшей повыше левый край. Иначе я загребу всю пыль на дороге.

* * *

День был пасмурным, сыпал мелкий дождь. Городское кладбище выглядело пустынным и унылым.

Соня, стоя возле могильной плиты, под которой были похоронены отец и мать, едва слышно шептала:

– Дорогая мамочка, дорогой папа… Извини, папа, но я буду говорить с мамочкой. Мне так плохо, так одиноко без тебя. Ты мне опять приснилась, и я опять во сне плакала. Через три дня я выйду замуж. Так хочет Евдокия и Фейга. Мне жених совсем не нравится, но выхода нет. Я стану женой тощего и глупого Шелома. А вот пани Елена уехала. Уехала навсегда. И я теперь одна. Совсем одна, мамочка…

* * *

Свадьбу Сони и Шелома справляли в ресторане при постоялом дворе. Ресторан был большой и светлый, гостей собралось не менее ста человек, причем публика пришла самая разнообразная – от ортодоксальных чопорных иудеев в черных шляпах и с пейсами до польских панов, веселых, шумных, бесцеремонных, быстро пьянеющих.

Соня, прелестная и юная, сидела во главе стола, рядом с ней сопел и краснел от счастья и стеснения Шелом. По бокам от жениха и невесты, соответственно, расположились их родственники.

Из Евдокии вовсю лезла украинская сочность и сексуальность, Фейга была томной и соблазнительной. Время от времени она бросала взгляд на красивого и, видимо, состоятельного поляка, сидящего напротив. Пану томная еврейка определенно нравилась, он время от времени приподнимал фужер с вином, давая понять Фейге, что не прочь продолжить знакомство. Рядом с паном Школьником сидела его жена, мать Шелома, пухлая, клюющая носом дама, которая много и вяло ела и ни с кем не общалась. Отец жениха, быстро захмелев, перетягивался через своего сына, пытался объясниться с невесткой:

– Девочка, дочечка моя! Я не был знаком с твоим папой и сожалею об этом. Но убежден, что он был бы очень доволен твоим выбором. Ты будешь жить у нас, как у индюшки под крылышком, и ни в чем не будешь нуждаться. Главное же, а это самое главное, чтоб ты любила нашего Шеломчика, была ему верной и преданной женой!

– Папа! – не выдержал Шелом. – Ты мне изгваздаешь своей вилкой весь костюм!

– Тебе не совестно, Шелом? – удивился пан Школьник. – Не совестно прерывать папу какими-то глупостями, когда он говорит твоей жене о серьезных вещах! Изгваздаю этот костюм – куплю другой! Но никогда не смей перебивать папу!

– Извини, папа.

– Паны и панове! – закричал пожилой еврей, ведущий свадьбу. – Думаю, настало самое время выпить за пана Школьника и очаровательную пани Школьник – отца и маму счастливого Шелома! Папе и маме всегда везло друг с другом, так пусть теперь повезет и молодым в гнездышке, которое для них свили родители! Лыхаем, панове!

Все поднялись и выпили. Соня неожиданно увидела среди гостей пана Лощинского, того самого, что не так давно приходил в их дом с определенным предложением. Рядом с Лощинским сидела его жена, худенькая тусклая пани. Сам же неудачливый ухажер не сводил с юной невесты жадного взгляда, сгорая от желания и страсти.

– На кого ты смотришь? – шепотом спросил Шелом, склонившись к Соне.

– Так… На гостей, – пожала она плечиками. – Какие разные и какие противные.

– Кто, например?

– Например, вон тот, – кивнула Соня на пана Лощинского.

– Что ж в нем противного? – поднял брови Шелом. – Это мой дядя, брат мамы.

Соня мило и удивленно рассмеялась.

– Я пошутила! Я знала, что этой твой дядя! Милый, очаровательный пан!

В это время пан Лощинский покинул свое место и направился к молодоженам.

Фейга, увидев его маневр, на миг напряглась, но быстро уловила взгляд младшей сестры и поняла, что беспокоиться не следует.

Пан Лощинский подошел к молодоженам, взял руку Сони, поднес к сочным жирным губам.

– Дорогой племянник, у тебя восхитительная жена.

– Вы тоже ей понравились, – обрадовался жених.

– Вот и прекрасно. Позволь преподнести вам скромный подарок. – Он извлек из кармана плотный бумажный пакет, положил на стол. – Пусть твоя женушка купит на эти деньги такое украшение, которое по красоте не уступало бы ей самой.

Соня подняла на Лощинского смущенный взгляд, тихо произнесла:

– Благодарю вас, пан. Постараюсь выполнить ваше пожелание.

Оркестр громко заиграл веселую мазурку, гости дружно поднимались с мест, пускаясь в пляс.

Шелом тоже поднялся, взял Соню за руку и повел ее в общий круг. Она послушно поддавалась ему в танце, скользила взглядом по сидящим за столом: Евдокии и Фейге, пану Школьнику и его жующей жене, но чаще всего ее взгляд пересекался с бессовестным и откровенным взглядом пана Лощинского.

* * *

Шеломчик рыдал на супружеском ложе. Рыдал безутешно и взахлеб. Переворачивался с живота на спину, хватался за курчавую голову, вытирал слезы белой длинной сорочкой, бормотал что-то неразборчивое и горькое.

– Я умру от стыда! Не вынесу этого позора! Я не мужчина… Я слабое животное. Ты должна презирать меня! Ненавидеть! Смеяться! Прости меня… Прости, любимая!

Соня молча стояла в ночном полумраке возле широкой кровати, с удивлением и брезгливостью наблюдая за истерикой юного мужа, и отцепляла его пальцы, которыми он хватался за ее пеньюар.

Шелом рухнул с постели, встал на колени, поднял руки к жене.

– Только не уходи! Не бросай меня! У меня получится! Обязательно получится! Все от волнения! Я же никогда не был с женщиной. Не уходи, прости меня! Единственная, любимая, незаменимая Шейндля!

Соня решительно взяла его за тощие плечи, заставила сесть на постель.

– Все, успокойся. Слушай меня. Ты можешь выслушать меня, идиот? Вытри сопли. Слюни вытри! – Взяла край простыни, вытерла лицо мужа. – Вот так… И больше не реви.

– Но мне стыдно! – с трудом сдерживая рыдания, произнес Шелом.

– Стыдно перед чужими людьми, а здесь чужих нет. Здесь все свои. – Соня чмокнула его в мокрую голову. – Теперь слушай меня. Такое бывает со всеми мужчинами, особенно в первую ночь. Но после первой ночи будет вторая, будет и третья… Так что спешить нам особенно некуда. Понял?

– А ты откуда знаешь, что такое бывает в первую ночь? – подозрительно нахмурился муж.

Соня откинулась назад, насмешливо уставилась на парня.

– Угадай!

– У тебя уже был кто-нибудь?

– Нет, ты, Шелом, все-таки идиот. Причем полный. Сестра рассказывала, Фейга!

– А зачем она тебе это рассказывала?

– Шелом, я сейчас дам тебе по морде! – Соня встала с кровати, обошла ее вокруг, легла с другой стороны, натянув на себя простынку.

Шелом посидел какое-то время в одиночестве, потом тоже лег. Попытался притронуться к жене, она резко отбросила его руку.

Он затих, и спустя некоторое время снова послышались его сдавленные рыдания.

– Детки, как вы там? У вас все хорошо? – послышался снизу голос пана Школьника.

– Все хорошо, пан Школьник! – крикнула в ответ Соня. – Ваш сын просто молодец!

– Ну и слава богу, слава богу… Он у нас мальчик хороший.

В доме снова стало тихо, и в тишине Шелом строго прошипел:

– Не смей моего папу называть паном. Он тебе папа, а не пан. Папа! Поняла?

Соня молчала.

– Ты поняла, спрашиваю? – не унимался Шелом. – Почему молчишь?

– Потому что сплю.

* * *

По брусчатой улице городка неслась изящная двухколесная пролетка, в которой восседала Соня. Теплый ветер бил в лицо, развевал волосы, заставлял улыбаться жизни, прохожим, городку.

Пролетка остановилась возле дома покойного Лейбы, Соня расплатилась с извозчиком, легко соскочила на брусчатку и быстро вошла в ворота. Пересекла двор, так же торопливо юркнула в дверь родного дома. В гостиной ее ждала Фейга. Приложив палец к губам, она указала наверх, на второй этаж. Соня с пониманием кивнула, взяла сестру за локоть, отвела в глухой уголок гостиной, капризно топнула ножкой, прошептала:

– Но я не хочу быть с ним. Не хочу! Старый, толстый. Он мне противен!

– А тебя никто и не заставляет быть с ним. Повертись, поулыбайся, пообещай, раскрути на хорошие деньги. Ты что, совсем глупенькая?

– Он жадный.

– Он богатый, детка. Очень богатый.

– Ты говорила – не жадный. А он жадный!

– Все богатые – жадные. Это правило, девочка. Добрых богатых не бывает.

– Ну и зачем он мне?

– Он влюблен в тебя. У него в городе восемь ювелирных лавок! Любые бриллианты даст, лишь бы потрогать такое молодое нежное тело.

Фейга со смехом приобняла сестру за талию, но та оттолкнула ее.

– Ну да. Трогать будет и думать – как бы ничего не дать.

– Когда мужчина хочет женщину, мысли из головы опускаются вниз, совсем в другое место, – поучительно сказала старшая сестра и подтолкнула девушку. – Ступай.

Уже поднимаясь по лестнице на второй этаж, Соня оглянулась и насмешливо сообщила:

– Но ведь он родной дядя моего Шеломчика!

– Вот и прекрасно, – засмеялась Фейга. – Укрепляй родственные отношения!

* * *

Соня вошла в спальную комнату, стараясь держаться как можно спокойнее. Пан Лощинский при виде прелестной девушки привстал с кресла, сделал неуверенный шаг навстречу:

– Боже… Какая прелесть… Какая красота…

Соня стояла возле двери спальни, смотрела на барона.

Тот сделал еще шаг, девушка жестом остановила его.

– Не подходите пока. Сначала поговорим.

Пан Лощинский согласно кивнул.

– Вы правда влюблены в меня? – спросила Соня.

– Кто вам сказал, детка? – удивился барон.

– Сестра, Фейга.

– Ну… – замялся гость. – Наверно, она почти права. Я без ума от вас.

– И что вы от меня хотите?

– Любви.

– Но вы ведь знаете, что я замужем?

– Конечно знаю. Я тоже женат.

– Я замужем за вашим племянником, пан барон!

Тот приблизился к ней и мурлыкающим голосом произнес:

– Откажешь мне – обидишь племянника.

Соня засмеялась, подошла к нему поближе.

– То есть вы хотите стать моим любовником?

– Именно так, – серьезно согласился пан Лощинский.

– Но за любовь надо платить.

– Не отрицаю. Сколько вы хотите?

– А сколько вы можете? – Соня насмешливо смотрела на вдруг вспотевшего мужчину.

– Все относительно. Не могу же я подарить вам целую ювелирную лавку!

– Почему – не можете? У вас же их целых восемь.

– Но это слишком!

– Слишком за любовь? – искренне удивилась Соня.

– Нет, я о ювелирных лавках. Было восемь, станет семь. Как я объясню жене, родственникам, друзьям?

– Да, это проблема, – девушка ласково потрепала барона по полным щекам, развернулась, направилась к двери. Возле порога она остановилась. – Подумайте, как вы все это объясните. У вас есть время. – И с достоинством покинула спальню.

* * *

Вечером неширокая главная улочка городка превращалась в своеобразное модное дефиле, в демонстрацию нарядов, украшений, причесок. Сюда выходили целыми семьями, все друг друга знали и раскланивались. Мужчины несли себя подчеркнуто высокомерно и несуетливо. Женщины же, наоборот, – стреляли по сторонам глазками, от чего-то столбенели и чуть ли не падали в обморок, а от чего-то хихикали, чувствуя свое очевидное превосходство.

Соня, одетая в изящное нежно-розовое платье, шла под руку с Шеломом. Она чувствовала на себе внимательные взгляды как мужчин, так и женщин, улыбалась им спокойно и приветливо. Шелом гордо и нежно поглядывал на молодую эффектную жену. Следом за молодыми шагали родители Шелома. Пан Школьник был одет в черную тройку, которую украшали карманные часы с крупной золотой цепочкой. Пани Школьник, не обладавшая ни вкусом, ни внешностью, нацепила на толстое тело яркое красное платье и смотрела на встречных с высокомерной насмешкой.

– На тебя все смотрят, – прошептал Соне молодой муж. – Ты самая красивая.

– Мне нравится, что ты это заметил, – спокойно ответила она.

Они шли дальше, и Соня увидела поодаль мощную фигуру пана Лощинского. Он тоже заметил ее, едва заметно раскланялся и исчез в толпе. Неожиданно навстречу им выплыла пара, Евдокия и Фейга. Мачеха была увешана невероятным количеством украшений – золотом, серебром, драгоценными камнями – и чем-то смахивала на безвкусно наряженную новогоднюю елку. На Фейге было подчеркнуто скромное черное платье, и это выгодно выделяло ее в общем потоке гуляющих. Женщины увидели молодоженов, расплылись в улыбке и двинулись им наперерез.

– Матерь божья! – воскликнула Евдокия, целуя падчерицу. – Какая ты у нас, оказывается, красотка! Забыла родственников, не заходишь. Что случилось, девочка?

– Окунулась в богатство и никак не может из этого дерьма вынырнуть, – бросила Фейга, тоже целуя сестру.

Пока мачеха лобызалась и щебетала с Шеломом, а потом с паном и пани Школьник, Фейга, оттащив Соню в сторонку, довольно зло спросила:

– Послушай, сестра. Ты что, правда забыла родственников?

– Мне не нравится твой тон, – жестко ответила Соня.

– А мне не нравится твое хамство! Тебя зачем выдали замуж за этого урода?

– Ну и зачем? – насмешливо переспросила младшая.

– А затем, чтоб помогать семье. Мачеха без дохода, я тоже пока на мели.

– А дом для «избранного» общества?

– Дом надо еще раскрутить. И ты, красотка, должна там появляться. Работать то есть!

– У меня муж ревнивый.

– Муж у тебя – идиот! Специально такого выбирали. Поэтому не забывай о семье и готовься к выходу в свет. Про тебя, кстати, регулярно спрашивает пан Лощинский. А с этого борова есть что взять.

К ним подошел Шелом, аккуратно взял жену под руку.

– Извините, мы пойдем.

Фейга громко рассмеялась:

– В кроватку торопишься? – Она похлопала его по щеке. – Понимаю тебя, парень. Жена у тебя – ягодка! Но смотри, чтоб не набил оскомину. Сладкое быстро приедается.

Парень смущенно оглянулся на родственников, на Евдокию, неожиданно заявил:

– Мне Шейндля не приестся. Я люблю ее.

Они двинулись дальше и шли некоторое время молча.

– Тебе сестра испортила настроение? – заглянул в лицо жене Шелом.

– С чего ты взял?

– Вижу. О чем вы разговаривали?

– Потом скажу, дома.

– Что-то сильно нехорошее?

– Дома.

* * *

Соня лежала в постели и не мигая смотрела огромными черными глазами в потолок. Она молчала. Вид у нее был сильно расстроенный, едва ли не больной. Шелом сидел на краю кровати, внимательно и тревожно глядя на жену.

– Почему ты молчишь? – спрашивал он, касаясь ее бледной руки. – Что случилось, Шейндля?

Молодая жена продолжала молчать, не сводя глаз с темного потолка.

– Я твой муж, и ты должна со мной советоваться. Какие проблемы, любимая?

Соня отрицательно повела головой, на глазах выступили слезы.

– Проблемы есть, но ты их не решишь, Шеломчик.

– Почему? Они касаются тебя?

– Они касаются моих родственников – сестры и мачехи.

– С ними что-то случилось или они чего-то хотят?

Соня помолчала, тяжело вздохнула:

– Они хотят, чтобы мы помогли им.

Шелом на мгновение удивленно замер.

– Они хотят денег?!

– Да, они хотят денег, – тихо и виновато ответила Соня.

Муж помолчал какое-то время, что-то просчитывая, потом поинтересовался:

– И сколько они хотят?

По щекам Сони потекли слезы, она стерла их рукавом ночной сорочки, отрицательно покачала головой.

– Не надо. Я не хочу об этом.

– Почему? – набычился Шелом.

– Это поссорит нас. Деньги всегда ссорят. Даже близких людей.

– Я прошу сказать, сколько они хотят денег, – не отставал муж.

– Они хотят, чтобы ты на их имя положил ренту в несколько тысяч. На эти доходы они смогли бы более-менее сносно жить. – Соня приподнялась, нежно обвила слабой рукой шею мужа. – Ты ведь у меня богатый?

– Богатый не я, богатый мой отец, – ответил Шелом, аккуратно снимая руку с шеи.

Жена обиженно отстранилась.

– Значит, мы с тобой бедные?

– Нет, не бедные, мы богатые! Но рентой занимается мой отец.

Соня укоризненно посмотрела ему в глаза, тихо прошептала:

– Я знала, что этот разговор лучше не начинать. Извини… – Она повернулась на бочок, обхватила голову руками и стала едва слышно плакать.

Шелом тоже забрался на постель, стал виновато целовать расстроенную жену, бормотать:

– Прости, любимая! Я сделаю все, что ты скажешь! Прости.

– Оставь меня.

– Я дам им денег. Только прошу, не плачь. Скажи, сколько им дать?

– Не знаю. Дай сколько хочешь.

Муж сполз с постели, вынул из кармана пиджака бумажник, отсчитал несколько купюр.

– Этого хватит?

Соня повернулась к нему, оценила сумму, презрительно усмехнулась:

– Пошел вон.

– Мало?

– Вон, сказала! И больше не прикасайся ко мне!

– Но, любимая, я еще не так много зарабатываю, чтобы давать твоим родственникам тысячи! – Он снова полез в карман, достал пару крупных купюр. – Хорошо, передай им это. Это большие деньги. Очень большие! Но чтоб в ближайшие полгода они к нам не обращались. Чтоб не попрошайничали.

Соня крепко обняла его, прижалась, стала целовать:

– Самый любимый… самый добрый… самый единственный… спасибо тебе. – Вдруг она стала серьезной, строгой и сообщила: – У нас будет ребенок. – Увидела широко распахнутые глаза Исаака и подтвердила. – Да, Шеломчик. Ты скоро станешь папой.

* * *

В гостиной уже ставшего ей чужим дома Соня застала только Евдокию. Та как раз перебирала в сундуках разное тряпье. Увидев падчерицу, удивленно уставилась на нее:

– Что стряслось?

Соня решительно прошла в комнату и, рухнув на стул, в упор посмотрела на мачеху. Мачеха тоже не сводила с нее удивленного взгляда.

– Неужели выгнали?

– Почти, – ответила с издевкой падчерица. – С трудом отбрехалась!