Текст книги "100 великих мастеров прозы"

Карамзин умер в мае 1826 года, не успев закончить двенадцатый том «Истории Государства Российского», посвященный событиям Смутного времени. Смерть его явилась результатом жестокой простуды, полученной 14 декабря 1825 года. В этот день Карамзин был на Сенатской площади…

Александр Александрович Бестужев-Марлинский
(1797 – 1837)

А. А. Бестужев-Марлинский

Жизнь Бестужева-Марлинского была ярка приключениями, она словно выражала собой романтическую эпоху с ее страстями, героикой поведения, возвышенными представлениями о человеке и его предназначении. «Мы живем в веке романтизма», – заявил Марлинский в одной своей статье. Прожив короткую, удивительно яркую и богатую жизнь, писатель говорил о ней: «В судьбе моей столько чудесного, столько таинственного, что и без походу, без вымыслов она может поспорить с любым романом Виктора Гюго».

Александр Бестужев родился в 1797 году в Петербурге, в родовитой, но обедневшей дворянской семье. Отец будущего писателя, вольнодумец, во многом разделявший взгляды Радищева, своих пятерых сыновей воспитывал по программе «благонравия дворянских юношей», которую составил сам. Из этой семьи четверо братьев впоследствии станут декабристами. Деятельность, верность долгу, смелость отличали Бестужевых.

В девять лет юный Саша был отдан в Горный корпус, но не закончил это учебное заведение. Его привлекала военная карьера. Расставаясь с Горным корпусом, он сказал иронически своей матери: «Так меня и без Горного корпуса в Сибирь сошлют». Слова оказались пророческими.

В 1816 году Бестужев поступил в лейб-гвардейский Драгунский полк, расквартированный в Марли, под Петергофом (отсюда его литературный псевдоним Марлинский, известный всей читающей России). Его служба и положение в свете складываются благоприятно. С 1822 года он уже в должности адъютанта герцога А. Вюртембергского, родного брата императрицы Марии Федоровны. А в начале 1825 года он получает чин штабс-капитана.

Бестужев, молодой, блестящий офицер, сразу стяжал себе репутацию отчаянного бретера. Казалось, его захватила бурная светская жизнь, полная увлечений светскими красавицами, дуэлями из-за остроумного словца или насмешливой карикатуры. Позже, на следствии по делу декабристов, Федор Глинка рассказывал о Бестужеве: «Я ходил задумавшись, а он рыцарским шагом и, встретясь, говорил мне: „Воевать, воевать!“ ‹…› И впоследствии всегда почти прослышивалось, что где-нибудь была дуэль и он был секундантом или участником». В этом весь характер Бестужева, с детских лет тяготевшего к героическому типу поведения. Сам же свет, как позже признавался писатель, «забавлял меня очень редко, но не пленял никогда».

В начале двадцатых годов Бестужев сближается со свободомыслящей дворянской молодежью, становится ближайшим другом и единомышленником К. Ф. Рылеева. Вместе друзья приступают к изданию альманаха «Полярная звезда» (1823, 1824 и 1825), ставшего органом декабристов и привлекшего к сотрудничеству все наиболее жизнеспособные силы русской литературы. Бестужев выступал в «Полярной звезде» не только как издатель, но и как литературный обозреватель, а также автор исторической прозы.

В январе 1824 года Бестужев был принят Рылеевым в «Северное общество» и стал одним из деятельных его членов. Вместе с Рылеевым он принял сторону Пестеля, настаивавшего на республиканской форме правления в России и искоренении царской фамилии. События междуцарствия, наступившего в России после смерти Александра I и отказа великого князя Константина принять престол, сподвигли декабристов решиться на немедленное осуществление государственного переворота. Когда вечером 14 декабря 1825 года, сразу же после подавления мятежа на Сенатской площади, начался сыск и дознание, новый царь Николай I не сомневался в том, что мятежом руководил Александр Бестужев.

Позже, уже на следствии, Бестужев назовет Рылеева и Оболенского «мечтателями», а себя – «солдатом», которому надлежит «не рассуждать, а действовать». Он признается, что его вдохновлял пример братьев Орловых, которые с помощью одного гвардейского полка отобрали престол у Петра III и возвели на него Екатерину II. Известен каламбур Бестужева, широко разошедшийся среди единомышленников накануне восстания: «Переступаю за Рубикон, а рубикон значит – руби все, что попало».

Ввиду самоличной явки и «чистосердечного признания» Александр Бестужев не был сослан на каторгу вместе с братьями, а после заключения в финской крепости «Форт Слава» осенью 1827 года был отправлен на поселение в Якутск. В 1829 году Бестужев по его личному прошению был переведен рядовым в действующую армию на Кавказ без права получения офицерского чина.

Идеал и реальная жизнь разошлись. Шла изнурительная война. Почти полное духовное одиночество, происки начальства, тяжелая солдатская лямка, а потом и болезнь приводят Бестужева к мысли о самоубийстве («Ей-богу, лучше пуля, чем жизнь, которую я веду»). В боях он показывал чудеса храбрости, мечтая дослужиться до офицерского чина – это дало бы ему возможность уйти с постылой военной службы. Только занятие литературой становится единственной отдушиной Бестужева. Так на Кавказе рождается новый писатель – Марлинский (фамилия Бестужев отныне в литературе под запретом). И если литератора и издателя Бестужева помнил достаточно узкий круг единомышленников, то Марлинский становится всеобщим кумиром. Его слава на время затмевает славу Пушкина.

Начиная с 1830 года одна за другой в петербургских журналах появляются лучшие повести Марлинского: «Испытание», «Лейтенант Белозор», «Фрегат „Надежда“», «Мореход Никитин», «Аммалат-бек». Все в них пленяет читателей: стремительное, пестрое повествование, сильные чувства и страсти героев, их готовность на подвиг. Все запутанное у него распутывается, самые трагические ситуации чаще всего разрешаются счастливо. Он увлекается и увлекает своим узорчатым стилем, каламбурами, гусарскими остротами. Как говорил Белинский, «у Марлинского каждая копейка ребром, каждое слово завитком». Повесть, по мнению самого автора, «должна вцепляться в память остротами, в ней не обойтись без курбетов и прыжков».

Стиль Марлинского – это художественное воплощение сознания и мировосприятия возвышенного романтика. В одном из своих писем братьям в Сибирь писатель признавался: «Что же касается до блесток, ими вышит мой ум; стряхнуть их – значило бы перестать носить свой костюм, быть не собою. Таков я в обществе и всегда, таков и на бумаге… Я не притворяюсь, не ищу острот – это живой я».

В повестях Марлинского читатели видели отражение жизни самого писателя. Действительно, автобиографичность, точнее исповедальность, – ведущая черта его творчества. Сюжеты его повестей, несмотря на их исключительность и авантюрность, экзотичность и экстравагантность, опирались на увиденное и пережитое. Чувства героев были чувствами самого писателя. «Моей чернильницей было сердце», – провозгласил Марлинский.

Своим героям, с их страстями и тягой к приключениям, Марлинский ищет достойный фон. Он меняет эпохи и костюмы. Мир аристократического салона сменяет экзотический Кавказ, суровые просторы Беломорья. Автор уходит в историческое прошлое России, ища там высокие образцы героического поведения. И никогда не забывает о занимательности.

В мае 1836 года Бестужев-Марлинский был, наконец, произведен в прапорщики. Этот офицерский чин, по собственному признанию Бестужева, он «выстрадал и выбил штыком». Но производство в офицеры ненамного облегчило жизнь писателя. Его переводят в крепость Гагры, известную своим убийственным климатом. Для крайне ослабленного болезнями Бестужева это было равнозначно смертному приговору. Он обращается с просьбой о переводе из действующей армии на статскую службу. В этом ему по личному распоряжению Николая I отказано.

Осень и зима 1836 года у Бестужева прошли в бесконечных походах и переездах. По дороге в Кутаис, к последнему месту службы, Бестужев узнал о смерти Пушкина, с которым его связывала большая дружба. На могиле Грибоедова в Тифлисе он заказал молебен «за убиенных боляр Александра и Александра» – за Пушкина и Грибоедова.

Седьмого июня 1837 года Бестужев был убит при высадке десанта на мысе Адлер. Тела его не нашли, и в обществе долго ходили слухи, что он жив и скрывается где-то в горах Кавказа.

На повестях Бестужева-Марлинского выросло целое поколение молодых людей, стремящихся «быть как Марлинский». Образ блестящего офицера и дуэлянта, ореол мученика, пострадавшего за справедливость, героическая и во многом таинственная смерть способствовали его огромной популярности, придавали его повестям статус «учебника жизни». Сохранились свидетельства, рассказывающие о том, какое глубокое воздействие проза А. А. Бестужева-Марлинского оказывала на молодых людей. Тургенев, например, в одном из писем писал о том, что в молодости целовал его имя «на журнальных обложках».

Однако к концу 1840-х годов в русской литературе романтизм начал ощутимо тесниться реализмом. Витиеватый стиль Марлинского стал восприниматься как излишне напыщенный, даже искусственный. То, что еще вчера казалось у писателя чрезвычайно привлекательным, стало раздражать, вызывать насмешки, многочисленные пародии. «Литература и вкус публики приняли новое направление. Все это оказалось вдруг, неожиданно. Марлинский, доселе шедший, по-видимому, впереди всех, вдруг очутился позади», – писал в 1847 году В. Г. Белинский, подводя итог литературой деятельности А. А. Бестужева-Марлинского, но нисколько не умаляя его заслуг. И именно Белинскому принадлежит, пожалуй, самое точное определение места и роли этого писателя в русской литературе. Великий критик назвал Бестужева-Марлинского «творцом, или, лучше сказать, зачинщиком русской повести».

Владимир Федорович Одоевский
(1804 – 1869)

В. Ф. Одоевский

Владимир Федорович Одоевский – фигура в русской культуре особенная. Он был одним из последних Рюриковичей, князем, одним из самых «загадочных» и деятельных людей своего времени, человеком энциклопедических познаний и обширнейшей эрудиции.

Свою родословную Одоевский вел от мученика князя Михаила Всеволодовича Черниговского. Отец писателя – князь Федор Сергеевич был статским советником, директором Московского отделения Государственного ассигнационного банка, мать – урожденная Филиппова, происходила из бедного и незнатного дворянского рода. О матери Одоевского ходила легенда, что она простолюдинка, чуть ли не крепостная, но это было не так. Федор Сергеевич скончался, когда сыну едва минуло четыре года, и юный князь был вынужден жить с корыстным отчимом и равнодушной матерью, которую он тем не менее любил и уважал всю жизнь. Семейная драма, вторжение в детство писателя отчима – человека малокультурного, алчного и грубого – породили глубокую раздвоенность в сознании подростка, что в дальнейшем повлияло и на его творчество.

В. Ф. Одоевский был чрезвычайно одаренной личностью с активной жизненной позицией, он окончил Благородный пансион при Московском университете с золотой медалью и сделал блестящую карьеру на государственной службе: от рядового чиновника Министерства иностранных дел до первоприсутствующего сенатора. Он принимал участие в подготовке цензурного устава 1828 года – одного из самых замечательных и прогрессивных документов русского законодательства той эпохи.

В памяти потомков Одоевский остался и как выдающийся музыкант и теоретик музыки. Любимым композитором князя был Бах, и большинство своих собственных сочинений Одоевский писал в излюбленной Бахом форме фуги. Сконструированный им орган писатель назвал в честь Баха – Себастьяном. Другим любимцем Одоевского был Бетховен. Писатель был знатоком, тонким ценителем и пропагандистом его творчества, ставя его в один ряд с Й. Гайдном и В. А. Моцартом. Именно Одоевский подготовил русскую публику к восприятию музыки Г. Берлиоза, а на обеде, устроенном в честь Р. Вагнера, посетившего в то время Россию, назвал его «великим художником, раздвинувшим область музыки». Дружеские отношения связывали Одоевского с выдающимися русскими композиторами того времени: М. И. Глинкой, А. Н. Верстовским, А. А. Алябьевым, Н. Г. Рубинштейном. При энергичном содействии Одоевского Н. Г. Рубинштейном была основана Московского консерватория, в которой, по предложению Одоевского была открыта кафедра истории русского церковного пения. Одоевский любил древнерусское церковное пение, работал над его исследованием, обладал хорошим собранием древнерусских богослужебных певческих рукописей. Одоевский основал Общество древнерусского искусства, задачей которого он видел восстановление синтеза иконописи, архитектуры и церковного пения на древней национальной основе. На почве любви к музыке и изучении ее теоретических основ Одоевский сошелся с А. С. Грибоедовым. Дружеские отношения связывали этих двух выдающихся русских писателей в течение многих лет.

Одоевский вел широкую благотворительную деятельность: он председательствовал в Обществе посещения бедных в Петербурге, был организатором первых в России детских приютов, участвовал в работе Максимилиановской и Елизаветинской больниц, Крестовоздвиженской общины сестер милосердия. Большой вклад внес Одоевский в развитие русской педагогики. С 1839 по 1841 год, находясь в должности правителя дел Комитета главного попечительства детских приютов, он проводил различные мероприятия, направленные на улучшение воспитательно-образовательной работы детских приютов, издавал руководства и учебные пособия.

Но в историю русской культуры Одоевский вошел, прежде всего, как оригинальный прозаик. Первыми произведениями Одоевского, увидевшими свет, были стихи под названием «Отчаяние любви», напечатанные в журнале «Благонамеренный» в 1820 году и подписанные «П-н». Юношеская лирика Одоевского связана с его увлечением Н. Щербатовой, в которой он искал «души мужчины, с умом светлым, с мыслями обширными», но, найдя суетную «вертушку», «решил оставить женщин в покое». Этот незрелый стихотворный опус был во многом подражанием «Эоловой арфе» В. А. Жуковского, поэтому впоследствии Одоевский открещивался от него и утверждал, что не писал в молодости стихов. Известность начинающему автору принесли опубликованные в «Вестнике Европы» прозаические «Письма к Лужницкому старцу» (1822), подписанные так: «Фалалей Повинухин». По форме это – нравоописательный очерк и вместе с тем первый в русской литературе опыт изображения мыслящего «героя времени», за которым вскоре последуют Чацкий, Печорин, Онегин. Главный герой – Арист – человек с умом и сердцем, философ-идеалист, бросающий вызов закосневшей в праздности и тщеславии толпе. В этом произведении впервые звучит важная впоследствии для Одоевского тема стремления к самосовершенствованию как цели человеческого существования.

В 1823 году вместе с Д. В. Веневитиновым Одоевский организует «Общество любомудрия», членами которого были И. В. Киреевский, А. И. Кошелев, Н. М. Рожалин, В. П. Титов и др. На своих заседаниях участники Общества беседовали о современной философии, читали собственные философские сочинения. Особенно любима ими была философия тождества Ф. В. Шеллинга. Вслед за Шеллингом Одоевский оценивает искусство как высшую форму духовной деятельности человека, где эстетическое неотделимо от нравственного. Собрания любомудров проходили в кабинете Одоевского в Газетном переулке, в весьма живописной обстановке, напоминавшей комнату Фауста: огромное количество книг, в том числе старинных и редких, лежало на шкафах, полках и полу, химические и оптические приборы на столе, человеческий скелет в углу и даже фортепьяно. За энциклопедические познания, интерес к эзотерике, экзотичность бытовой обстановки и одежды современники прозвали Одоевского «русским Фаустом». И сам себя Одоевский часто сравнивал с Фаустом. «Общество любомудрия» просуществовало до восстания декабристов, после чего его основатель «с особенной торжественностью предал огню в своем камине и устав, и протоколы».

В том же, 1823 году Одоевский сблизился с В. К. Кюхельбекером, издавая с ним альманах «Мнемозина». В руках Одоевского сосредоточилась административная и редакционная деятельность, к тому же он был одним из основных авторов издания. На страницах «Мнемозины» Одоевский продолжил критику светского общества в сатирической аллегории «Старики, или Остров Панхаи» и в повести «Елладий». Целью этого журнала Одоевский считал распространение идей современной немецкой философии, в том числе романтической эстетики. С точки зрения писателя, это поможет решить общеромантическую задачу создания оригинальной русской литературы. Выход первых частей «Мнемозины» стал ярким литературным событием. В полемику с альманахом вступила большая часть русских журналов. Наиболее ожесточенной была журнальная война Одоевского с Ф. В. Булгариным. Но постепенно читательский интерес к этому изданию угас, к тому же Кюхельбекер, не одобрявший резкость журнальной полемики Одоевского, отошел от дел, журнал закрылся, но дружеские отношения связывали Кюхельбекера и Одоевского всю жизнь.

В 1826 году Одоевский переехал в Петербург, где женился на Ольге Степановне Ланской, фрейлине, дочери гофмаршала, члена Государственного совета, сестре известного масона, близкого к розенкрейцерам. Бездетная семейная жизнь Одоевского, представлявшаяся современникам благополучной, была осложнена драматичной любовью Одоевского к дальней родственнице жены Надежде Николаевне Ланской.

После переезда в Петербург Одоевский сохранил тесные связи с московской литературной средой и в «Московском вестнике» опубликовал свои «апологи» – небольшие рассказы-притчи в восточном антураже, героями которых являются брамины, дервиши и мудрецы-созерцатели. Самым значительным замыслом 20-х годов является исторический роман о мучениках науки «Иордан Бруно и Петр Аретино», который остался незавершенным.

В 1830 году Одоевский опубликовал новеллу «Последний квартет Беетговена», а год спустя «Opere del cavaliere Giambattista Piranesi» – первые новеллы из задуманного цикла «Дом сумасшедших». Эта книга должна была содержать около десятка повестей, рисующих непризнанных гениев, чей дар воспринимается обывателями как сумасшествие. Для «Дома сумасшедших» предназначалась также новелла о любимом композиторе Одоевского Иоганне Себастьяне Бахе. Бах для писателя – образец того, каким должен быть художник, познавший таинства высшей гармонии и проникший в недоступные простому человеку сферы духовной жизни. При этом финал жизни такого человека всегда трагичен: он умирает в одиночестве и бедности. Новеллы о художниках окончательно упрочили литературную известность Одоевского. Пушкин назвал «Последний квартет Беетговена» книгой, «замечательной по мыслям и по слогу», доказывающей, «что возникают у нас писатели, которые обещают стать наряду с прочими европейцами, выражающими мысли нашего века». В этот же цикл входила и повесть «Импровизатор», повествующая о гениальном пианисте, вступившем в сговор с нечистыми силами. В связи с «Импровизатором» в критике заговорили о появлении в русской словесности нового жанра – «философической повести».

Расцвет литературного творчества Одоевского приходится на 1830 – начало 1840-х годов, когда им были опубликованы «Пестрые сказки с красным словцом, собранные Иринеем Модестовичем Гомозейкою». В сборник вошли фантастические сказки, разные по типу повествования, но одинаковые по сатирическому пафосу. Рядом с образцами социальной сатиры («Сказка о том, по какому поводу Ивану Богдановичу Отношенью не удалося в Светлое воскресенье поздравить своих начальников с праздником») и бытовой фантастики («Сказка о мертвом теле, неизвестно кому принадлежащем»), аллегорические рассказы с критикой воспитания («Сказка о том, как опасно девушкам ходить по Невскому проспекту»), располагается обработка фольклорной былички («Игоша») и пародия на сентиментальную французскую прозу («Жизнь и похождения одного из здешних обывателей в стеклянной банке»). Одоевский впервые вводит в литературу тему «истории одного города», предвосхищая герценовский Малинов, салтыковский Крутогорск и провинциальную Россию А. Н. Островского. Объединяющим началом цикла является фигура «собирателя» сказок Иринея Модестовича Гомозейки, ученого чудака, ломающего голову «над началом вещей и прочими тому подобными нехлебными предметами». Гомозейка выступает своего рода alter ego автора, от его имени ведется проповедь целостного познания мира, утверждения высоких идеалистических начал в жизни человека. Кроме «Пестрых сказок» Одоевский написал и другие сказки, полюбившиеся детям и ставшие неотъемлемыми частями детского чтения: «Городок в табакерке» и «Мороз Иванович». Эти сказки кроме занимательного сюжета выполняли и отчетливые просветительские и педагогические функции.

В своей прозе 30-х годов Одоевский в основном обращался к критике несовершенств и пороков современному ему общества. Героя новеллы «Новый год» светская жизнь превращает из идеалиста и мечтателя в пустого и заурядного человека. Трагедии человеческой жизни, лишенной духовных стремлений, посвящена новелла «Бригадир», резко обличительные картины петербургского света возникают в новеллах «Бал» и «Насмешка мертвеца». При этом Одоевский стремился не к поверхностной критике порочного светского общества, а к проникновению в его глубинные механизмы. В повести «Княжна Мими» критики отметили умение автора «анатомировать» свет, а также живость рассказа и оригинальность характеров. Одним из опытов создания Одоевским целостных характеров является другая повесть – «Княжна Зизи», главной героиней которой является женщина необыкновенная, которая в малом семейном кругу смогла показать более благородства и твердости души, нежели многие мужчины на государственном поприще.

В своем петербургском, а затем и московском салоне Одоевский предпринял попытку сблизить ученых, музыкантов, литераторов, чиновников, светских людей разночинцев. Здесь бывали Пушкин, Глинка, Жуковский, Вяземский, Лермонтов, Шаховской, Крылов, Белинский, Достоевский, Островский, Фет, Л. Н. Толстой. Салон был своеобразным музыкальным центром, где играли почти все приезжие знаменитости, в том числе Ф. Лист и Р. Вагнер.

В конце 1830-х – начале 40-х годов Одоевский публикует несколько повестей мистического и фантастического содержания: «Сегелиель», «Сильфида», «Косморама», «Саламандра». Эти повести принадлежат к лучшей, наиболее оригинальной и вместе с тем наименее изученной части творческого наследия Одоевского и отражают эволюцию его философских взглядов: от шеллигианства к «мистическому идеализму». В этот период Одоевский увлекается мистикой и оккультизмом, углубленно изучает труды средневековых и новых мистиков: Я. Беме, Сен-Мартена, Дж. Пордеча, алхимика Парацельса, а также масонскую литературу, одновременно читая новейшие научные труды по химии, физике, медицине, психологии. Писатель пытался создать некую метасистему, примиряющую внешне противоположные вещи: свидетельства духа и данные академической науки. В этой метасистеме особое место отводится гносеологии: отсюда обостренный интерес Одоевского к проблемам психической жизни, к явлениям на грани бессознательного (сон, «животный магнетизм», месмеризм). Согласно Одоевскому, высшей формой познания является интуитивное («инстинктуальное») знание, возникшее как результат непосредственной связи человека с природными началами, утраченное с развитием цивилизации. Тема двоемирия и общения людей со стихийными духами становится основной в мистических повестях Одоевского.

Самым известным произведением писателя стал роман «Русские ночи». Композиция романа была очень популярна в то время в Европе: это цепь рассказов, объединенных рассуждениями действующих лиц. Сам же Одоевский определял «Русские ночи» как «драму». Этот роман явился одним из самых ярких произведений романтического универсализма и в то же время он стал итогом философского движения Одоевского 20-30-х годов. Из четырех приятелей, героев романа, представляющих современный прагматизм, преклонение перед опытным знанием (Виктор и Вячеслав) и шеллингианство (Ростислав), авторское мнение наиболее полно выражает Фауст – «мистик». Увлекающийся, подобно самому Одоевскому, опытной наукой, свободно ориентирующийся в сфере последних научных открытий и теорий, Фауст отвергает возможность представить все многообразие мира как единство. Основной тон романа – разочарование в плодах тысячелетней истории цивилизации, неудовлетворенность состоянием современного человечества в целом. Заключительная фраза романа: «Девятнадцатый век принадлежит России!» выражала убеждение Одоевского в том, что именно России предназначено выполнить великую общечеловеческую миссию и стать во главе всемирного просвещения. Та же идея должна была быть реализована и в незавершенном романе Одоевского «4338 год», где будущая Россия изображена как идеальное государство, самое сильное в мире, корень успеха которого кроется в достигнутом синтезе наук и искусств.

По собственному утверждению, Одоевский прожил «долгую, чернорабочую жизнь». Он скончался в Москве в возрасте 65 лет, внезапно, после непродолжительной болезни, и был похоронен на кладбище Донского монастыря. Вклад В. Ф. Одоевского в русскую культуру огромен, и потомкам еще только предстоит оценить его во всей полноте.