Текст книги "Шаманизм"

Здесь мы не встречаем уже такого ясного сознания души как особого элемента, входящего в состав живого человека. Жители одного из островов архипелага Бисмарка признают бессмертие души, отправляющейся после кончины человека на один близлежащий остров[6]6
  Pfeil Graf. Land und Volk im Віsmark-Archipel. Verhandl. der Gesel. für Ertlkunde zu Berlin. B. XVII, 152.


[Закрыть]. Манданы в Северной Америке вполне определенно высказывают учение о вечном существовании души[7]7
  Catlin. Manners, customs and condition of the North American Indians. I. 156.


[Закрыть]. То же верование встречаем мы и у их соплеменников чоктавов. Один из их представителей заявил положительно: «Весь наш народ верит, что дух обладает будущей жизнью»[8]8
  Catlin. II, 127.


[Закрыть]. У гезои, одного из южноамериканских племен, это убеждение в загробной жизни души выразилось в весьма наглядной форме. Через года после погребения покойника на его могилу приходят все близкие, вырывают останки и рассказывают умершему обо всем, что за это время случилось в их деревне и в его семье[9]9
  Martius. Beitr zur Ethnogr. n. Sprachenkunde Amerika’s. I, 201.


[Закрыть]. Во время вотяцких похорон и поминок к мертвецу обращаются со словами и убеждениями, как к живому, имея, разумеется, в виду душу, а не тело[10]10
  Смирнов. Вотяки. Казань, С. 181 и 183.


[Закрыть]. Даже в тех случаях, когда исследователи склонны заподазривать существование этого верования, они не могут, однако, вполне его отвергнуть. Например, Фрич говорит о басуто – южноафриканском народе, что они своим представлениям о бессмертии души не дали определенной последовательно выработанной формы, но, следовательно, и там существует хотя и смутное сознание, что в человеке имеется особое начало, отличное от тела[11]11
  Fritsch. Die Eingeborenen Süd-Afrika's, 108–109.


[Закрыть]. Самыми малоразвитыми в этом отношении являются самоеды. Они обладают каким-то смутным представлением, что со смертью человека все кончается. Правда, душа некоторое время продолжает жить в могиле, и потому подле покойника устраивают очаг, кладут с ним нож, топор, копье, деньги, другие необходимые вещи и убивают оленей, повторяя это жертвоприношение по нескольку раз, но когда труп истлеет, то все существование, даже загробное, прекращается. Только одни шаманы-тадибеи имеют привилегию получать полное бессмертие. Из рассказа Кастрена можно заключить, что тадибеи, желая возвеличить свою власть, затемнили первоначальное верование в общее бессмертие[12]12
  Castren. Reiseerinnerunugen aus den Jabren 1888–1884. С. 264.


[Закрыть]. Еще более проглядывает вера в загробную жизнь души в описании погребальных обрядов у самых разнообразных народов. Эскимосы кладут подле могилы каяк покойного, его стрелы и различные орудия, которые тот употреблял при жизни, а с женщинами хоронят их ножи и иголки[13]13
  Cranz. Historie von Grönland. B. I. 301.


[Закрыть]. Камчадалы бросают мертвеца собакам на съедение в том убеждении, что человек, которого съедят собаки, на другом свете будет ездить на добрых собаках[14]14
  Крашенинников. Описание земли Камчатки, Т. II. 136.


[Закрыть]. Соседи их коряки сжигают тела с известными обрядами. Нарядив покойника в лучшее платье, отвозят его на место сожжения на тех оленях, которые особенно были любы умершему. На костер кладут копья, сайдаки, стрелы, ножи, топоры, котлы и проч. Пока костер горит, они колют оленей, на которых привезли мертвеца, съедают их, а остатки бросают в огонь[15]15
  Крашенинников. II. 166.


[Закрыть].

Тут же в Сибири около Байкала у бурят в могилу вместе с покойником кладут одежду и другие житейские принадлежности, приводят любимого коня и убивают его или пускают в степь, чтобы умерший мог ездить на нем[16]16
  Шашков. Шаманство в Сибири. Записки Импер. Рус. Г. О. Кн. II, 58.


[Закрыть]. Конь этот еще при жизни бурята освящается шаманом с особыми обрядами; на нем не ездят и его берегут на случай смерти господина[17]17
  Gmelin. III, 33.


[Закрыть]. Тунгусы зашивают труп в оленью шкуру и вешают на дерево с любимым оружием умершего и котлом, дно которого пробивается[18]18
  Шашков. 58.


[Закрыть]. Их соседи якуты в прежнее время имели обыкновение в случае смерти знатного человека хоронить с ним верхового коня со всей сбруей, другого коня, навьюченного съестными припасами и дорогими мехами, и затем заживо погребали человека, который должен был прислуживать покойному на том свете. Теперь они ограничиваются принесением в жертву его любимого верхового коня[19]19
  Припузов. Шаманство у якутов Якутского округа. Известия В. С. О. Имп. Г. О. Т. XV, 65.


[Закрыть]. Улаганские теленгиты в Алтайских горах одевают тело мертвеца и кладут в юрте около огня; тут же кладется табак, и в небольшую ямку, выкопанную в земле, вливается чашка араки и ставится еда. В могилу вместе с покойником зарывают котел, чашку, трубку, табак, войлоки, седло и даже веревки, а близ могилы родственники убивают самым мучительным образом его верховую лошадь[20]20
  Адрианов. Путешествие на Алтай и за Саяны. Записки Имп. Р. Г. О. т. XI, 333–334.


[Закрыть]. Переходя в Европейскую Россию, мы встречаем у вотяков тот же самый обычай. Они кладут в гроб вместе с умершим многие его вещи; инструмент для плетения лаптей, ножи, ложку, пищу, табак, мешочек с деньгами, а у детей игрушки[21]21
  Bush Max. Die Wotjäken. 143.


[Закрыть]. Мать умершего ребенка в церкви при отпевании выжимает ему в рот три раза понемногу молока из груди[22]22
  Bush. 145.


[Закрыть]. Чуваши Златоустовского уезда Уфимской губернии опускают покойника в могилу, в которой поставлено четыре доски вместо гроба; на одной из них прорезано окошечко; на дне постлан войлок и положена в изголовье подушка. В этот гроб умершего кладут на бок и туда же бросают несколько съестных припасов, вещей и денег, упомянутые вещи кладутся чувашами для того, чтобы умерший, явясь в другую жизнь, мог представить их в доказательство, что он был человек трудолюбивый и жил на земле хорошо и, следовательно, достоин получить и там хорошее место[23]23
  Меньшов. Этнографический очерк быта и обычаев чувашей Уфимской губернии Златоустовского уезда, Записки Оренб. Отд. Имп. Р. Г. О. Вып. III, 243.


[Закрыть]. В Северной Америке у тетонов-сиу все имущество умершего хоронится с ним. Его одевают в лучшие одежды, а любимую лошадь, оседлав и украсив, убивают близ тех высоких подмостков, на которых покоится тело. Часть хвоста они кладут у головы умершего, думая, что дух его будет ездить на своем любимом коне[24]24
  Dorsey. Teton Folk-Lore. American Anthropologist. Vol. II. 144


[Закрыть]. В тропической Южной Америке дикие манаосы зарывают в могилу вместе с трупом одежды, украшения и изломанное оружие[25]25
  Martius. I, 590.


[Закрыть]. На островах Новой Зеландии воинственные маори, погребая вождя или храброго воина, кладут с ним все его оружие[26]26
  Kerry-Nicholls. The Origin, Phisical Characteristics, and Manners and Customs of the Maori Race. Journal of Antropological Institute. Vol. XV, 200.


[Закрыть].

К западу от Суматры на острове Ньясе туземцы совершают похороны своих вождей весьма торжественно. Из отрядов особенно замечателен по своей оригинальности следующий. Под самой кровлей над больным привязывают раба и морят его голодом с тем, чтобы в момент смерти вождя можно было сбросить на умирающего господина его раба, также испускающего последнее дыхание. Души их одновременно унесутся таким образом в загробный мир. У могил они вешают мешочки с рисом и бетелем, а на самой могиле кладут разбитые тарелки[27]27
  Rosenberg. Der Malayische Archipel. 158.


[Закрыть]. Южноафриканские бечуаны натирают могилу луком, подле мертвеца бросают ветку акации, различные корни, боевую секиру, копья, хлеб, семена огородных растений и кость старого быка[28]28
  Spillmann, Vom Cap zum Zambesi. 116.


[Закрыть].

Приведенный выше перечень предметов, погребаемых вместе с покойником у самых различных племен земного шара, с соблюдением разнообразных обрядов, вводит нас в совершенно чуждый и оригинальный мир и дает возможность выяснить особенности миросозерцания малокультурного человека. Материалистическое представление души и ее бессмертия отражается в обстановке похорон, во время которых дикие и полудикие люди выказывают, с одной стороны, нежные заботы об усопших, а с другой, проявляют эгоистический страх в случае неисполнения желаний умерших, вредящих, вследствие неудовлетворенности своих потребностей, живым родственникам и друзьям. Фантазия этих детей природы не может представить жизнь загробную иначе, как на основании данных, добытых из обстановки и условий своей собственной жизни. Алтайцы, например, говорят: «На том свете мы будем жить так же, как и здесь, т. е. будем сеять хлеб, водить скот, пить вино и есть говядину. Только на том свете мы будем жить гораздо богаче, потому что нам будет отдан не только весь тот скот, который мы имели на земле, но и тот, который околел»[29]29
  Потанин. Очерки Северо-Западной Монголии. В. IV, 133–134.


[Закрыть]. Гиляки на низовьях Амура тоже убеждены, что души или духи умерших продолжают жить на небе таким же образом, как они жили на земле[30]30
  Deniker. Les Ghiliaks. Rev. d’Etnographie. II, 304.


[Закрыть]. Вера в то, что душа после смерти продолжает за гробом более или менее самостоятельное существование, может считаться повсеместным явлением, твердо установленным этнографической наукой.

Приведенные выше примеры должны были подготовить к разрешению вопроса о том, как представляют себе низшие расы духовное начало в человеке и какими свойствами они наделяют человеческую душу. Душа, как нечто отдельное от тела, представляется в более или менее ясных образах, но нельзя сказать, чтобы у какого-либо племени, из малокультурных, существовало определенное воззрение насчет духовности души как той части человека, которая во всех отношениях резко отличается от тела с его материальными признаками; так, австралийцы никак не могут составить себе понятие о душе в ее отвлеченном виде: она у них зависит от тела, с которым, по-видимому, связана и будущая жизнь[31]31
  Lumholz. Among the Natives of Australia. Bull. of the Amer. Geograph. Soc. XXI, 29.


[Закрыть]. Таким образом, свойства тела переносятся и на самую душу; она реальна, но только более тонка по своему строению. Новокаледонцы отличают в человеке две субстанции: видимое тело и невидимую душу, которая, однако, имеет форму человека[32]32
  De Vaux. Les Canaques de la nouvelle Calédonie. Rev. d’Etnogr. II, 343.


[Закрыть]. Новозеландцы маори не только признают существование души после смерти, но и считают ее состояние вполне духовным, однако и они придают душе тот образ, который соответствует виду живого человека[33]33
  Kerry Nicholls. 200.


[Закрыть]. В одной бурятской сказке вполне отчетливо передается представление о вещественности души, которая может слышать, видеть, причем принимает образ пчелы. Один бурят увидел, как из носа спавшего товарища выползла пчела, как она летала около юрты, залетела в какую-то пору, затем выползла из отверстия и, возвратившись в юрту, ходила по краю корыта с водою, потом, упав в воду, с трудом из нее выбралась и, наконец, опять вернулась в нос спящего. Из расспросов оказалось, что сновидения спавшего бурята вполне соответствовали действиям и приключениям пчелы. Этим объясняется, почему буряты никогда не убивают пчел, залетающих в юрту[34]34
  Агапитов и Хангалов. Материалы для изучения шаманства в Сибири. Шаманство у бурят Иркутской губ. Известия В. С. Отд. Имп. Рус. Г. Общ. XIV, 68.


[Закрыть]. На то, что низшие расы представляют душу в человеческом образе, намекает одно верование, весьма распространенное среди различных племен. Многие народы думают, что между изображением человека и его душою существует некоторая таинственная связь. Североамериканские индейцы дакота боялись давать снять с себя портрет, думая, что их душа будет связана с изображением и не попадет в лучший мир[35]35
  Dorsey. 143.


[Закрыть]. Древние монголы до принятия буддизма имели обыкновение в случае смерти любимого человека, сделав фигуру наподобие покойного, хранить ее в своих домах и оказывать ей почитание[36]36
  Банзаров. Черная вера. 97–98.


[Закрыть]. Среди якутов неутешные родители после смерти маленькой дочери приготовляют из бабки лошади куклу, причем голова делается серебряная и лицо должно быть похоже на умершую. Богатые одевают куклу в меха черно-бурой лисицы, а бедные – в меха горностая. Изображения эти назывались у якутов кыс-тангара (девочка-богиня), ставились в юртах и наделялись различными приношениями[37]37
  Припузов. 60.


[Закрыть]. Желая выразить духовность души, многие народы называют ее тенью[38]38
  Bush, Dawson. 51.


[Закрыть] или же уподобляют, как показывает самое название, дыханию, дуновению ветра. Жители острова Ньяса к западу от Суматры, утверждают, что после смерти человека его душа возвращается к источнику своего происхождения – ветру[39]39
  Rosenberg. 175.


[Закрыть].

Подобный взгляд показывает неспособность малокультурных людей к отвлеченному мышлению; они не могут составить ясного представления о духе в его противоположности с материей и душу считают чем-то более тонким, чем тело, но, однако, вещественным. Одно сказание самоанцев проливает свет на воззрения нецивилизованных народов по поводу материальной природы души. Однажды два брата-заклинателя пристали ночью к острову Алеипата в то время, когда гонцы извещали народ об опасной болезни вождя Пуепуемай. Подойдя к хижине больного заклинатели увидели горных богов, сидящих у входа в нее. Боги передавали друг другу завернутую в лист душу умирающего, которую им подали боги, находившиеся в самом доме. Один из богов сказал ближайшему заклинателю: «Возьми это!» – и, приняв в темноте, по ошибке смертного человека за своего товарища, передал ему душу. На следующее утро братья явились к приближенным вождя с предложением вылечить больного. Умирающей лежал с отвиснувшей челюстью и дышал с трудом. Заклинатели развернули лист, впустили в больного душу, и тот немедленно почувствовал облегчение и совершенно ожил[40]40
  Turner. 142–143.


[Закрыть]. Буряты, по сообщениям гг. Агапитова и Хангалова, говорят, что души умерших могут быть видимы людьми, хотя не оставляют следа на пепле очага, при ходьбе не ломают старых сучьев и не шелестят опавшими листьями. Они могут быть убиты и снова оживать и превращаться иногда в голую тазовую кость; они испытывают боль и потому боятся боярышника и шиповника. Однажды ночью, рассказывают буряты, шел человек, имевший способность видеть духов и говорить с ними. Он встретил трех духов и присоединился к ним. По пути он узнал, что эти духи умерших идут за душой сына богача. Бурят попросил, чтоб и его допустили принять участие в охоте за душой. Дорогой духи спрашивают, отчего их спутник (живой человек) так ходит, что мнется трава и шелестят сухие листья. Бурят объяснил им, что он еще недавно умер и не умеет ходить так, как ходят духи. Духи поверили. Когда они пришли к богатому человеку, то один из них стал у двери, другой – у дымового отверстия, а третий заставил больного чихнуть. В это время душа сына богача выскочила и хотела убежать, но стоявший у двери дух поймал ее и, несмотря на ее плач, понес свою добычу на руках. На обратном пути живой человек спросил духов, чего они всего больше боятся на свете. Духи ответили, что особенно им страшны шиповник и боярка, и, в свою очередь, спросили, чего боялся бурят, когда был живой. «При жизни я больше всего боялся жирного мяса», – ответил находчивый туземец. Пройдя немного дальше, бурят предложил духам дать ему понести душу, так как они устали. Те согласились и вручили ему пойманную душу. Встретив по дороге боярышник и шиповник, бурят бросился туда и залег среди колючих кустов. Духи не решались даже близко подойти к кустарнику и тщетно старались выгнать бурята из опасных зарослей: они даже бросали куски жирного мяса. Бурят кричал: «Боюсь, боюсь», – а сам поедал вкусную пищу. Видя неудачу, духи ушли, а бурят возвратил душу больному и получил за это вознаграждение[41]41
  Агапитов и Хангалов. 60.


[Закрыть]. Из сопоставления двух сказаний, зародившихся одно на берегах Байкальского озера, а другое на острове Тихого океана, мы легко убеждаемся в справедливости научного вывода, играющего большую роль в исследованиях, к которым применяется сравнительный метод. Одинаковые воззрения порождают одинаковые обычаи и предания.

Некоторые народы, желая, вероятно, примирить различные представления о загробной жизни, прибегают к признанию нескольких душ в одном человеке или нескольких периодов в посмертном существовании души. Почти все индейцы Северной Америки видят в человеке соединение двух душ[42]42
  Schoolcraft. History, Condition and Prospects of the Indian Tribes of the United States. I, 33.


[Закрыть], а сиу-тетоны утверждают, что каждый живой человек имеет одного, двух и более ва-на-ги, т. е. духов, или видений. Один из них после смерти остается у могилы, другой идет в царство теней[43]43
  Dorsey. 143.


[Закрыть]. Подобно телу душа состоит из частей, которые могут быть отделяемы.

Эскимосы, например, описывая душу, говорят, что она может увеличиваться и уменьшаться, делиться на части, потерять одну из них и опять подлежать починке[44]44
  Cranz. II,257.


[Закрыть], а полинезийцы уверены, что душа, попав в темное подземное пространство, съедается богами по частям, причем отдельные части человеческого духа в разное время отковыриваются особыми раковинами. Операцию эту производят родственники покойного, умершие раньше[45]45
  Ellis. Polynesian Researches. I, 396–397.


[Закрыть].

Из всех частей человеческого тела, как видно из целого ряда обычаев и обрядов, ближайшее отношение к душе имеют голова и череп. Манданы в Северной Америке кладут труп умершего соплеменника первоначально на высоком помосте. Когда тело сгниет и помост разрушится, родственники зарывают кости, а череп, тщательно очищенный, относят в особое место в прерию. Здесь черепа располагаются правильными кругами по сто штук в каждом, лицом они обращены к центру, где на небольшом холмике водружен высокий шест, украшенный различными амулетами. У подножия шеста лежат два черепа буйволов: мужской и женский. Вдовы покойников ухаживают за черепами и проводят около них целые дни с шитьем, ведя разговоры с душой усопшего[46]46
  Catlin. I. 89–91.


[Закрыть]. В одной сказке тетонов-сиу сообщается, что когда охотник подвергся нападению духов и выстрелил в одного из них, то раненый удалился со стоном. Днем, осмотрев место происшествия, сиу нашел несколько могил, в одной из которых лежал простреленный череп[47]47
  Dorsey. 151.


[Закрыть]. Всем известен обычай скальпирования. По сообщениям полковника Доджа, одного из лучших знатоков быта североамериканских индейцев, скальпирование головы убитого вызывается желанием лишить человека загробной жизни: душа скальпированного воина уничтожается, лишается бессмертия[48]48
  Dodge. Our Wild Indians. 102.


[Закрыть]. Но часто индейцы не скальпируют убитых врагов, будучи убеждены, что люди, убитые ими, но не уничтоженные через скальпирование, в будущей жизни сделаются их слугами. Руководясь этим воззрением, они скальпируют только трупы храбрецов, которые могут быть беспокойными и непокорными слугами и сохраняют от жестокой казни трусливых, одаренных рабской душой. Один из спутников полярной экспедиции Шватки, Ключак, описывая могилы эскимосов, виденные им, передает, что ему позволили взять из могилы все, что он только пожелал, за исключением, однако, черепа, которым, следовательно, туземцы особенно дорожили[49]49
  Klutschak. Als Eskimo unter den Eskimos. 140.


[Закрыть]. В двух деревнях народа батта на острове Суматра существует оригинальный обычай, тоже указывающий на особенное значение головы. Для приготовления военных чар убивают с соблюдением известных правил мальчика 8–10 лет, отрубленную голову кладут в горшок, который зарывают в землю. В случае войны туземцы устраивают страшного волшебного бойца, Пангулюбаланга, следующим образом: из дерева они делают человеческую фигуру с четырехугольным углублением, в том месте, где должен быть пупок, – это углубление наполняется мякотью, взятой из головы мальчика; потом заделывается металлической дощечкой. Получившее таким образом душу изваяние выносят в сражение для одерживания победы над врагами[50]50
  Rosenberg. 59–60.


[Закрыть]. Карены, живущие в Индокитае, почитают духа или гения Тео, обитающего в верхней части головы человека. Пока Тео не покинул своего жилища, ни один враждебный дух не властен сделать зло обладателю гения. Понятно, что карены ради этого берегут с особенною тщательностью голову от всяких повреждений[51]51
  Latham. Descriptive Ethnology. I, 168.


[Закрыть].

Переходя к вопросу о состоянии души после отделения ее от тела, мы находим у многих диких племен любопытные воззрения о существовании целого промежуточного периода между полным отрешением души от тела и моментом ее выхода из него. Так, туземцы материка Австралии в Новом Южном Уэльсе называют дух во время этого переходного состояния Бо-оки. Спустя несколько [времени] душа получает другое наименование – Бунгарничи и уносится на небо[52]52
  Cameron. Notes on Some Tribes of New South Wales J. of the Antropological Inst. P. 363.


[Закрыть]. В той же части света в колонии Виктория дикари предполагают, что тень доброго человека три дня блуждает около своего жилья, показывается людям, но не может иметь с ними никаких сношений. По истечении трех дней она уходит в прекрасную страну, изобилующую кенгуру и другой дичью[53]53
  Dawson. 51.


[Закрыть]. Эскимосы Дэвисова пролива убеждены, что душа три дня скитается около тела, не будучи в состоянии с ним совершенно расстаться, потом она отправляется в Адливун, царство богини Седны, где проводит целый год. Тогда душа называется Тупилак; ее изображают в виде человека в широкой ветхой одежде. Тупилак враждебен людям, часто проникает в деревни и наносит вред. После искуса душа попадает в счастливую страну Адлипармиут и становится добрым, благодетельным существом[54]54
  Boas. The Central Eskimo. Powell Annual Report of the Bureau of Ethnology 1884-P. 690–591.


[Закрыть]. На подобное же верование указывает и утверждение сиу-тетонов, что, пока тело не погребено, покойный пребывает в своем домашнем кружке[55]55
  Dorsey. 143.


[Закрыть]. Алтайцы, по свидетельству г-на Потанина, думают, что душа покойника не может сразу понять, что она оставила тело, три дня ходит по старому жилищу и только тогда догадается, что она свободна, когда заметит, что на золе огнища не оставляет следов[56]56
  Потанин. Очерки Северо-Западной Монголии. IV, 134.


[Закрыть]. Подобный же взгляд существует и у бурят. По их верованью, после смерти человека душа его тоже трое суток пребывает близ дома, не сознавая еще, что она оторвана от тела, и только ступив на пепел очага и не видя следов, убеждается в своей самостоятельности[57]57
  Агапитов и Хангалов. 60.


[Закрыть].

В дополнение к вышесказанному считаем нелишним привести некоторые факты из погребальных обрядов и связанных с ними верований разных народов, живущих так далеко друг от друга, что нет никакого основания предполагать какое бы то ни было заимствование. Это докажет вполне очевидно распространенность среди малокультурных племен воззрений на душу как на существо материальное, немногим отличающееся от тела. Сходство доходит до того, что нельзя наметить твердых границ и определенных признаков, отличающих эти две составные части живого человека. Могила часто называется жилищем, избой у вотяков[58]58
  Смирнов. Вотяки. 186.


[Закрыть], домом с крышею из листьев сандалового дерева у самоанцев[59]59
  Turner. 147.


[Закрыть]. Кладбище у манданов именуется деревней мертвых[60]60
  Catlin. I, 89.


[Закрыть]. Душа растет вместе с телом, и ее возраст при смерти человека соответствует возрасту самого умирающего. Так, если умрет младенец, то наивные дикари уверены, что младенческая душа сама не найдет дороги в загробный мир. На полинезийском островке Оноатоа в случае смерти ребенка ждут его погребать до тех пор, пока не умрет кто-нибудь из старших, с которым его вместе и хоронят[61]61
  Turner. 300.


[Закрыть]. На острове Анейтеум, принадлежащем к Новогебридскому архипелагу, для сопровождения любимого ребенка удавливали или мать, или тетку, или бабушку[62]62
  Turner. 326.


[Закрыть]. По австралийским понятиям жизнь души и ее развитие начинается несколько позже жизни и начала развития тела; дети до 4 и 5 лет не хоронятся, так как у них нет души. Зато и после смерти душа может расти. У вотяков и черемисов при провожании на кладбище ребенка высказываются пожелания, чтобы он хорошо вырос[63]63
  Смирнов. Вотяки. 184.


[Закрыть]. По всему вероятию, той эпохе в развитии представлений о загробной жизни, которая признает существование отдельного царства мертвых, предшествовала более древняя эпоха, когда не признавалось существование особого загробного мира, и души пребывали в могиле вместе с телом умершего. Г-н Смирнов в своих двух весьма интересных монографиях о черемисах и вотяках собрал погребальные обычаи, крайне любопытные в этом отношении и почти тождественные у обоих народов. Эти инородцы думают, что мертвый нуждается не только в пище и питье, но и в одежде и тепле, боится ожогов, даже не может обойтись без воздуха[64]64
  Смирнов. Вотяки. Смирнов. Черемисы. 118, 119–120.


[Закрыть]. Весь похоронный ритуал вотяков и черемисов проникнут этими воззрениями. С покойником разговаривают, он может слышать, его просят не хватать ни спереди, ни сзади, около его гроба ставят чашку с блинами и говорят: «Не ходи, не евши и не пивши, голодая»[65]65
  Смирнов. Вотяки. 184–186. Смирнов. Черемисы. 117.


[Закрыть]. Точно так же и у обдорских самоедов тадиб-шаман убеждает во время похорон дух умершего оставить в покое живых[66]66
  Pallas. Reisen. III, 75.


[Закрыть]. Раньше мы уже говорили о том, какие беседы ведут с покойником южноамериканские гезы, но недостаточно этого, человек после смерти может жениться или выйти замуж. Одна сказка сиу-тетонов повествует, что молодой дакота умер, не успев жениться на любимой девушке, но его дух вернулся и женился на ней. Они жили в отдельном вигваме и ставили его во время кочевок несколько в стороне от остальных шатров своего племени, дух доставлял жене необходимую дичь и оказывал различные услуги своему племени[67]67
  Dorsey. 148.


[Закрыть]. Во время похорон у вотяков и черемисов желают холостому парню или незамужней девушке счастливо вступить в брак[68]68
  Смирнов. Вотяки. Смирнов. Черемисы. 119.


[Закрыть]. Перенесение характеристических признаков, отличающих живого человека от мертвого, на мертвеца с особенной силой выставлено в одной ирокезской сказке, сообщаемой госпожой Эрминией Смит. Во время охоты один ирокез с женою пришел к вигваму, в котором лежал мертвый охотник с томагавком и лучшими своими украшениями. Посетители нашли там много хлеба, приготовили себе пищу и легли спать: на одной стороне постели – ирокез, на другой – его жена с малюткой. Ночью они услышали шум и увидели, что мертвец сидит и ест. Краснокожий воин сказал тогда жене, чтобы та оставила ребенка и пошла за водою. После ухода жены он, чтобы не возбудить подозрения покойника, ущипнул младенца, и тот стал кричать. «О! – сказал он громко, – я должен идти за матерью, а то дитя умрет, она долго замешкалась у воды». Едва он успел выйти и найти жену, как мертвец последовал за ним, держа в руке зажженный факел. Чтобы избавиться от погони, беглецы сначала положили на землю младенца и продолжали свой путь с ускоренной быстротою, но шум от шагов покойника все приближался, и ирокез направил жену в сторону, а сам продолжал бежать. Скоро он достиг дерева с большим дуплом и залез туда. Мертвец пытался вытащить его из дупла, но безуспешно, он угрожал преследуемому смертью и наконец с наступлением утра ушел, сказав: «Я должен удалиться, моя ночь проходит»[69]69
  Smith Erminnie. Myths of the Iroquois. Powell Annual Report. 1880–1881. P. 87–88.


[Закрыть].

Резкая грань отделяет жизнь от смерти, мир живых – от мира загробного в наших представлениях. Не то, как мы видели, существует в понятиях некультурных народов. Эти два мира и два состояния, в наших глазах противоположные, у диких людей смешиваются. Не только между душой во время ее земной жизни и душой, освободившейся от телесных уз, нет определенного различия, даже между душой и трупом умершего человека, как мы только что могли заметить, проявляется почти совершенное тождество. Такая смутность во взглядах на важнейшие вопросы человеческого бытия отразилась на многих верованиях и должна была повлиять на самое отношение малокультурного человека к умершим и к загробной жизни. Насколько граница между жизнью и смертью неопределенна, показывают различные предания о легкости перехода из мира земного в мир мертвых и обратно. Похоронный ритуал черемисов выражает мнение, что этот народ считает мертвого способным возвратиться к жизни[70]70
  Смирнов. Черемисы. 117.


[Закрыть]. Герой одной самоедской сказки погибает и вновь оживает три раза; точно так же оживают и его отец, дяди и даже их олени. Воскресение героя в третий раз обставлено особенными затруднениями: труп его растерзан лисицами и волками так, что остались одни кости. Интереснее всего, что появление воскресшего не возбуждает среди его соседей никакого удивления[71]71
  Castren. Etlmologische Vorlesungen ueber die Altaischen Völker. 160–164.


[Закрыть]. По сказанию каренов в Индокитае, одна мать так жестоко обращалась с дочерьми, что те умерли; тогда она в порыве раскаяния просила ви, т. е. шамана, оживить умерших. Ви вызвал дух младшей дочери и потребовал, чтоб она убедила старшую сестру возвратиться, – таким образом обе дочери ожили, но дурное обращение не прекратилось, и скоро последовала вторичная смерть. Новые хлопоты шамана убедили к возврату в мир живых только младшую, и когда жестокости и в этот раз не прекратились, то недавно ожившая дочь окончательно переселилась в царство теней, и шаман не мог уже ее оттуда выманить[72]72
  Latham. I, 170.


[Закрыть]. По бурятским верованиям душа, отделившаяся от тела, может быть убита, и потом от 7 особых условий зависит возможность ее оживления[73]73
  Агапитов и Хангалов. 60.


[Закрыть]. В вотяцких сказках часто проглядывает убеждение, что воскресение человека – факт весьма возможный. Например, в одной из них купец, нанимая мальчика караулить свою умершую дочь-людоедку, обещает по прошествии третьей ночи выдать покойницу за него замуж. Мальчик на третью ночь запасся скрипкой и почти всю ночь играл плясовые мотивы. Покойница так увлеклась пляской, что позабыла время, когда ей нужно было ложиться в гроб, и вышла за мальчиком из церкви. После этого она сделалась женою своего избавителя[74]74
  Смирнов. Вотяки. 179.


[Закрыть]. У сибирских самоедов укоренилось убеждение, что дьявол женского рода Намся Баруси похищает душу; шаману, однако, удается возвратить душу, даже оставившую свое тело, и оживить человека, так как тело без души продолжает жить более суток[75]75
  Третьяков. Туруханский край, его природа и жители. 204.


[Закрыть]. Со стороны шаманов, посредников между двумя мирами, посещение загробного царства является делом весьма обычным; достаточно вспомнить рассказ о переселении на небо тадибея Уриера с женою и всем скарбом, сообщаемый Кастреном. Тот же писатель передает, что, когда один миссионер хотел поразить самоедов описанием взятия на небо пророка Илии, те не обратили никакого внимания на чудесное переселение, и один из них заметил прехладнокровно: «Мой брат тоже несколько месяцев тому назад поехал на небо»[76]76
  Castren. Reisen 1838-P. 262–264.


[Закрыть]. Американский этнограф Меттьюз имел возможность присутствовать при таинственном молении одного старого шамана племени навахо и записать молитву, подробно изображающую странствования шамана по загробному миру для возвращения одной из своих душ[77]77
  Matthews Washington. The prayer of a Navajo Shaman. Amer. Anthropologist. I, 151–163.


[Закрыть].

Душа, оставившая землю и живых людей для новой самостоятельной жизни, относится у большей части народов враждебно к своим прежними соплеменникам и родственникам. Понятно, что и люди смотрят на покойников с большим опасением и стараются избежать их ненависти и задобрить их. Уже было сказано, что вотяки во время похорон просят не хватать их ни спереди, ни сзади, они же после выноса снимают с петель двери и заметают путь, чтобы покойник не мог найти обратно дороги. Во время поминок, которые обыкновенно справляются на третий, девятый день и в годовщину, угостившись сами и угостив умерших, они читают молитву следующего содержания: «Примите, старики, мы вас поминаем, ради сего праздника, в пиве, в вине не нуждайтесь. Вы жито наше не предавайте червям, животным нашим хворей не напускайте. Остающихся животных берегите на том свете, живите хорошо и нас сохраняйте. Пищи, хлеба уродите, посеянный хлеб не делайте сорным, не пускайте животных в овраг, хищным зверям не давайте. И старики, и молодые, друг друга не обижайте, вместе ешьте и пейте»[78]78
  Богаевский. Очерк быта сарапульских вотяков. Сборн. матер. по этногр. Изд. при Дашковском этногр. музее. III, 64.


[Закрыть]. Коряки, возвращаясь домой после сожжения покойника, проходят между двумя прутами, которые ставятся для очищения, и шаман, стоя подле них, бьет проходящих прутом, говоря, чтобы умершие их к себе не брали[79]79
  Крашенинников. 11, 167.


[Закрыть].

Черемисы, зарыв мертвого, огораживают могилу наподобие околицы для того, чтобы мертвый не выходил из «сея ограды и не топтал на полях хлеба», – говорит капитан Рычков[80]80
  Рычков. Журнал, или Дневные записки 1700–1770. С. 90.


[Закрыть]. Тупилак у эскимосов Дэвисова пролива блуждает около домов, не имея власти в них войти; шаман ангекок извещает о появлении Тупилака, и жители деревни сидят тогда, запершись в своих домах. Прикосновение блуждающей души смертельно, один взгляд ее порождает болезни и несчастья[81]81
  Boas. 591.


[Закрыть]. Особенно шаманисты боятся самоубийц и погибших насильственной смертью. В Новой Гвинее, в случае совершения убийства в какой-нибудь деревне, ее жители в течение нескольких вечеров собираются вместе и поднимают страшный крик, чтобы отогнать душу, если она вздумает возвратиться в деревню. Тела убитых оставляются на месте совершения убийства[82]82
  Rosenberg. 461.


[Закрыть]. У монголов существовали, однако, некоторые ограничения: враждебными и вредными онгонами, т. е. духами, оказывались только души злых людей, души добрых становились благодетельными онгонами[83]83
  Банзаров. 100.


[Закрыть]. Даже к больному, которому угрожает смерть, дикие люди относятся с большим страхом. В Южной Америке у племени итономов, когда приближается момент кончины, умирающему заклеивают герметически глаза, нос и рот, чтобы его дух не мог причинить никому смерти[84]84
  Hutchinson. The Parana and South American Recollections. 35.


[Закрыть]. Эскимосы, предвидя смертельный исход опасной болезни, строят маленькую снеговую хижину или ставят отдельный шатер, смотря по времени года, и вносят туда больного не через дверь, но в отверстие, устроенное на задней стороне и которое потом заделывается. В хижине оставляют немного пищи, но никто не остается в ней с умирающим. До наступления кончины родные и друзья навешают его по временам, но, заметив приближение смерти, они тщательно запирают дом и оставляют больного эскимоса умирать одного[85]85
  Boas. 612.


[Закрыть]. Улаганские теленгиты в Алтайских горах, для того чтобы покойник не мог вернуться в юрту, выносят его тело не в дверь, а в особое отверстие, проломанное в решетке юрты, в которое труп протискивается с большими усилиями[86]86
  Адриянов. 333.


[Закрыть]. Самоеды употребляли прежде весьма оригинальный способ, чтобы мертвец не возвращался в чум. Лепехин говорит, что когда покойника вынесут из чума, то через него переходят женщины, чтобы опоганить труп и лишить его возможности встать[87]87
  Лепехин. Дневные записки. IV, 117.


[Закрыть]. Для избежания возврата покойника и его погони наивные дикари употребляют различные ухищрения: бугучанские татары вешают труп на дереве, на котором срубают все сучья, чтобы мертвец по ним не спустился на землю, юраки-самоеды перед уходом с похорон пускают в покойника три стрелы[88]88
  Шашков. 59.


[Закрыть], тунгусы, зарыв мертвеца и принеся ему жертву, удаляются, укрывая даже свой след снегом или деревьями, чтобы умершему не могло быть возврата в прежнее жилище[89]89
  Мордвинов. Инородцы, обитающие в Туруханском крае. Вестн. И. Р. Г. Общ. 1860, № 2, 36.


[Закрыть]. Чаще всего жилище покойника совсем покидается или же уничтожается, а иногда вследствие нескольких смертных случаев дикие племена оставляют свои деревни и переселяются в другое место. Если у эскимосов кто-нибудь случайно умрет в жилой хижине, то это жилище и все вещи, в нем находящиеся, уничтожаются[90]90
  Boas. 612.


[Закрыть]. У центральноафриканских негров при повторении смертных случаев переносят всю деревню[91]91
  Shütt, Reisen in Sudvestlichien Becken des Congo. 171.


[Закрыть]. Австралийцы, вынесши умершего из вуурна, т. е. шатра, сжигают это жилье со всеми его принадлежностями[92]92
  Dawson. 64.


[Закрыть]. Лапландцы-язычники боялись мертвецов настолько, что в тот же день убегали из того места, где кто-нибудь умер[93]93
  Scheffer. Lapponia. 312.


[Закрыть]. Юрта умершего якута навсегда покидается, по словам Щукина[94]94
  Поездка в Якутск. Изд. II. III. 21.


[Закрыть]. У сакаев на полуострове Малакка дом, в котором кто-нибудь умер, сжигается, и это место родственники покидают, оставляя даже весьма выгодные плантации[95]95
  Hale. On the Sakais. Journ. of the Anthropol. inst. XV. 291.


[Закрыть]. Макс Бух весьма метко сравнивает отношение христианского миросозерцания к шаманскому и говорит: умерший по христианскому воззрению становится ангелом-хранителем своего ребенка, между тем как по мрачному и ужасающему верованию вотяков-шаманистов даже мать со дня своей смерти делается его врагом[96]96
  Busch. 143.


[Закрыть].