Текст книги "История русского искусства"

В ярославских храмах XVII века присущее эпохе стремление к наиболее пышному украшению фасадов выражается с особою силой и оригинальностью. Под руками ярославских зодчих камень и кирпич обрабатываются с такой же легкостью, как дерево, но эта обработка носит вполне самобытный, русский характер. Широко распространяется употребление поливных изразцов, быть может, внушенное теми голландцами, которые участвовали, по преданиям, в постройке этих узорчатых церквей.

Ярославские церкви: Иоанна Златоуста в Коровниках, построенная в 1649–1654 гг., и Иоанна Предтечи в Толчкове (1671) могут служить образцами этого необычайного развития декоративности. Раскрашенные колонки, изразцы, бусы, фигурные карнизы, балясники, пояса – унизывают все стены, особенно в Толчковском храме.

В самой комбинации архитектурных частей здания здесь встречаются своеобразные черты.

Обнесенный высокой и широкой галереей пятиглавый храм Иоанна Златоуста имеет с боков, над двумя приделами, стройные шатровые крыши, придающие особую законченность и оригинальность общему виду храма.

Церковь Иоанна Предтечи тоже имеет по бокам пристройки с приделами, увенчанные уже не шатрами, а обычным московским «пятиглавием», так что на храме красуется пятнадцать глав. К сожалению, центральные главы впоследствии перестроены, а луковице главной из них придана очень замысловатая, но некрасивая и не отвечающая стилю форма.

Церковь Иоанна Златоуста. Фотография 1880-е гг.

План этой церкви, очень похожий на план предыдущей, также представляет интерес новизны. Обычный трехапсидный храм с двумя столбами внутри, обнесен с трех сторон галереей, на восточных концах которой устроены алтари, так что всего в храме пять алтарных абсид.

В противоположность красиво раскрашенному Толчковскому храму, стены церкви Иоанна Златоуста выбелены и на этом белом фоне особенно красиво выступают украшения из красного кирпича и изразцов.

Церковь Иоанна Предтечи в Толчкове

В архитектурной обработке фасадных частей этих храмов еще яснее чувствуется, какое обширнейшее поле для декоративных мотивов открывала русским зодчим деревянная архитектура и вообще русское резное дело. Эти деревянные формы, переносимые в камень, увеличиваемые в размерах, подвергаемые причудливой, но гармоничной раскраске, придавали храмам какой-то особенно радостный вид и в то же время делали их совершенно родными для глаз, воспитанных на деревянной архитектуре и деревянной резьбе.

Построенная в Костроме в 1652 году московским купцом Исаковым церковь Воскресения на Дебре представляется по наружному виду не менее пестрою, чем ярославские храмы. Здесь уже совершенно не видно плоскостей стен: они усеяны четырехгранными пирамидками и походят на шахматные доски. Но особенно интересен вход в этот храм, увенчанный тремя башенками с шатровыми крышами и репейчатыми главами. Достаточно одного взгляда на рисунок этого входа, чтобы заметить его близость к деревянной архитектуре. Эти каменные ворота так и кажутся выточенными из дерева, перенесенными сюда от какой-нибудь деревянной церкви.

Церковь Воскресения в Костроме. 1910 г. Фотография С. Прокудина-Горского

Особую группу в русском зодчестве XVII века составляют и храмы Ростова Великого.

Московские и ярославские подклеты-галереи здесь разрастаются в массивные крепостные стены.

Архитектора строят храмы-крепости, тесно слитые со стенами ростовского кремля.

Таковы церкви: Иоанна Богослова 1683 года и построенная в том же году и тоже над воротами – Воскресения Христова. Эти надвратные храмы, особенно Иоанно-Богословский, производят совершенно особое впечатление своею величавостью и оригинальным сочетанием форм церковной архитектуры с крепостною.

По необычайности внутреннего устройства заслуживает быть отмеченною церковь Спаса на Сенях, построенная в 1675 г. Внутренность храма разделена на три почти равные части: самый храм, солея и алтарь, как это видно на приводимом плане. Солея на целых восемь ступеней приподнята над полом храма и отделена от него пятью арками. Над арками идет стенка до половины высоты храма, заменяющая иконостас. Широкая солея представляет собою целую галерею с пятью арками, перекинутыми от стеки солеи к стене алтаря.

Церковь Спаса на Сенях

Объяснений для этой необычайной конструкции храма надо искать, всего скорее, в особом его значении, как крестовой церкви ростовского митрополита Ионы Сысоича, строителя кремлевских стен Ростова Великого с их оригинальными храмами.

В особую группу могут быть выделены малоизвестные еще и недостаточно изученные каменные храмы XVII века в северных губерниях. Стремление к узорчатости стен проникает и сюда, но здешние зодчие не расстались еще с приемами псковско-новгородской орнаментики. Древние, поставленные на ребро, кирпичи и впадинки разных форм снова появляются на церковных стенах, но уже в новых, более утонченных и сложных комбинациях, чарующих своеобразною простотой и тонкостью рисунка, похожего на вязанье.

Псковско-новгородская звонница в виде стенки очень скоро перестает удовлетворять стремящихся к пышности московских зодчих.

Да и размеры колоколов все возрастают, их трудно уже повесить в пролетах стены, так что является необходимость в создании нового типа постройки для колоколов.

Уже в XVI веке звонница начинает сменяться колокольней в виде четырехгранной башни, обыкновенно покрытой высокой четырехгранною кровлей («колпаком») или шатром (на восемь скатов).

Этот тип достигает полного развития в колокольне московской церкви Дмитрия Солунского на Тверской (построена в XVII в.), но вскоре уступает место новому типу: восьмигранному зданию в виде башни, иногда на четырехугольном основании, с шатровою крышей, прорезанной оконцами для большего резонанса, так называемыми «слухами». Такие колокольни существуют, например, при церквах: Останкинской, Рождественской в Путинках и многих других.

Первое время колокольня нередко является лишь частью самого здания церкви и располагается преимущественно над церковным входом, но вскоре их начинают строить и отдельно – тоже нередко над вратами церковных оград.

Церковь Дмитрия Солунского. Фотография из альбома Н. Найдёнова. 1881 г.

Страстная площадь в середине XIX века

Вид колокольни и звонницы. 1839 г.

На Севере и в Поволожье колокольни этого типа с их неизбежною шатровою крышей достигают иногда громадной высоты и стройности – кажутся издали какими-то гигантскими свечами.

Венцом этих столпообразных колоколен является московский «столп» Ивана Великого, возникший на рубеже XVI и XVII веков и составляющий, с пристроенною к нему Петроком Малым громадною звонницей, одну величавую группу.

зображение Максима Блаженного на фоне красной колокольни. XVIII век

Высокий кремлевский «столп», увенчанный не шатром, а луковицеобразною главой, также вызвал целый ряд подражаний, составивших группу башенных колоколен нового типа.

В течение XVI и XVII веков продолжают, однако, строить колокольни и более сложных очертаний. Такова, например, многобашенная колокольня Саввино-Сторожевского монастыря в Звенигороде, построенная в XVII веке. Но колокольня в виде столпа или башни с шатром постепенно вытесняет все иные типы и становится характерною особенностью русского церковного зодчества, хранимою и до наших дней.

Развивается бок-о-бок с каменным и деревянное церковное зодчество, продолжая совершенствоваться и вдохновлять каменную архитектуру. Стройка идет «по подобию» более древних образцов, но это не мешает возникновению и новых, более сложных типов.

Шатровые деревянные храмы, построенные в XVI–XVII веках, в наиболее интересных образцах (например, церкви в Малой Шалыге, Пучуге, монастырь Александра Куштского, церковь в Варзуге).

Храмы клетского типа приобретают новый вид. С целью придать им большую высоту, строители начинают делать двускатные крыши особенно крутыми, а самые храмы ставят на подклети. Образцом церквей такого типа может служить построенная в 1628 году церковь в селе Спас-Вежи (Костромской губ.). Поднимающиеся вверх острым клином кровли этой церкви невольно приводят на память шведские храмы с их черными крутыми кровлями на два ската.

К тому же типу принадлежат церкви села Билюкова, Владимирской губ. (1700) и села Пупцы (Тверской губ.), относящиеся к 1670 г. и сильно напоминающие по общим очертаньям Спас-Вежинский храм.

Другое нововведение заключается в употреблении рубки венцов из бревен с «розвалом», т. е. расширяя венцы кверху, срубая каждый верхний венец шире нижнего. Употребление такого приема рубки венцов дало возможность окружать церкви на высоте второго этажа галереями, опирающимися на эти «розвалы».

Успенская церковь в селе Варзуга

Характерным образцом церквей такого типа является храм села Нелазского-Борисоглебского (Новгородской губ.), построенный в 1694 г. План церкви представляет собою равноконечный крест в подклетном и втором этажах и четырехгранник в третьем этаже. С севера, запада и юга, в 5 аршинах от земли, на высоте второго этажа, идет крытая галерея, опирающаяся на «розвалы».

Александро-Куштский монастырь

Центральная часть здания, почти десятисаженной высоты, увенчана пятью главами на крестчатой бочке. На приводимом чертеже разреза храма (с востока на запад) ясно видно устройство внутренних помещений этой церкви, далеко не столь обширных и величественных, как можно было бы думать, судя по наружному виду.

«Розвалы», видимо, нравятся и с их употреблением приходится встречаться часто. Две церкви Тверской губ. – в селе Славнове (1696) и селе Ширкове (1697) тоже ставят свои галереи на «розвалах» хотя по общему типу обе эти церкви уже довольно далеки от Нелазской, особенно Славновская.

В XVII веке и преимущественно в северных губерниях появляются храмы с крышей «кубом». Иногда эти храмы увенчаны одною главой и тогда «куб» является как бы заменою воспрещаемого церковными властями шатра. Но нередко на ребрах «куба» ставятся малые главы и создается своеобразное покрытие «пятиглавым кубом». Наиболее смелые зодчие осложняют «кубовую» крышу дополнительными кровлями «бочкой» и ставят на храмах уже по девяти глав, как, например, в церкви Бережно-Дубровского погоста (Олонецкой губ.), относящейся к 1678 году.

Распространяются и башнеобразные храмы малороссийского типа, послужившие образцом для стиля каменного «русского рококо».

Число сохранившихся деревянных церквей XVII века так велико, что детальный их обзор мог бы составить целую книгу.

Но и в последующем XVIII веке развитие русского деревянного зодчества все еще продолжало создавать новые типы.

В век ассамблей, пудреных париков и мушек, в эпоху усердного преклонения пред Западною Европой, народное художественное творчество продолжало идти старою своей дорогой, создавая «по подобию», на почве исконных начал, новые архитектурные формы.

По мере развития общественных потребностей Московской Руси, естественно возрастали и требования, предъявляемые к гражданской архитектуре. Деревянные хоромы постепенно сменялись каменными. Вызываемые из Западной Европы фряжские строители должны были проявлять творчество в области не только церковной, но и гражданской архитектуры. Здесь они, конечно, могли чувствовать себя свободнее, их не стесняли уже церковные традиции, требование пятиглавия, стройки по тому или иному образцу. Но окружавшие приезжих гостей творения деревянного зодчества были так оригинальны и самобытны, так тесно были связаны и с русской жизнью и с русской природой, что иноземные учителя невольно подпадали под влияние местных архитектурных традиций.

С другой стороны, народ, привыкший уже к деталям каменной церковной архитектуры, естественно хотел видеть их повторение и на гражданских сооружениях. Да и самое искусство все еще как-то боязливо теснилось к церковной ограде, все еще не решалось смело спуститься с небесных высот и войти в мирскую жизнь.

Первые шаги каменной гражданской архитектуры всего интереснее наблюдать именно в постройках полуцерковного характера: монастырских трапезных, палатах духовных лиц и т. п.

Московские патриаршие палаты считались в XVII веке одною из красивейших построек столицы. Даже заезжие иностранные гости восхищались их великолепием. К сожалению, эти палаты (ныне Синодальный дом с церковью Двенадцати апостолов) подверглись значительным переделкам.

А. А. Потапову удалось, однако, по старым гравюрам восстановить тот наружный вид палат, какой они имели в XVIII веке. Здание, в общем, носит еще совершенно церковный характер; сохранились даже типичные для церквей арочные пояски, идущие по линии окон во втором и третьем этажах.

В святых воротах Горицкого монастыря (в Переяславле Залесском), построенных в XVII веке, церковный характер сказывается уже менее ярко. Эти ворота принадлежат к числу выдающихся памятников гражданской архитектуры, главным образом, по богатству обработки фасадов, сближающему их с ярославскими храмами. На рисунке А. А. Потапова (с обозначением ныне уничтоженных или перестроенных частей) виден этот широкий, весь усеянный узорами из кирпича пояс, который идет от самой кровли и до окон, занимая чуть не половину всей высоты здания. Точно концы громадного шитого полотенца, раскидываются эти узоры, красиво обрамленные по бокам пузатыми колоннами…

Посещение императрицей Елизаветой Петровной Новоиерусалимского монастыря. Вид Воскресенского собора с юга. Гравюра XVIII века. Художник изобразил шатёр ротонды, к тому времени разрушенный, вероятно, руководствуясь имевшимися в его распоряжении ранними изображениями собора

Построенная в 1658 году «Отходная пустынь» (скит) патриарха Никона близ Воскресенского монастыря могла бы служить типичною постройкой для жилья светского человека, если бы не пристроенная к ней церковь со звонницей, потребовавшая алтарной абсиды. Здание скита состоит из трех этажей: подклеть и два жилых этажа, каждый по четыре комнатки, и красивого теремка в одну комнату на крыше. Фасад здания обработан очень просто, но кое-где вставлены изразцы, дающие красивые красочные пятна, оживляющие однообразную гладь стен.

Ворота Горицкого монастыря

Горицкий монастырь

Воскресенский собор в XIX веке

Храм Гроба Господня в Иерусалиме. Вид с юга. Офорт XVII век

Храм Гроба Господня в Иерусалиме. Вид с юга. Офорт XVII век

Трапезная палата московского Симонова монастыря носит уже совершенно гражданский характер, хотя и связана со зданием церкви. Здесь красуется уже высокий, прорезанный круглыми окнами, фронтон над крышей – так называемый «щипец» – почти единственный уцелевший в Москве образец этой широко распространенной в XVII в. архитектурной формы. Сохранились и две террасы – «гульбища»: над крыльцом и над башней, заменяющие крыши.

От былого подворья сарских и подонских митрополитов (в Крутицах, в Москве) уцелели только каменные ворота с палатой над ними, служившей переходом из митрополичьих палат к галерее, ведущей в церковь.

Крутицкий терем. Начало XXI века

Крутицкий терем. Начало XX века

Эти ворота («Крутицкий терем»), относящиеся ко второй половине XVII века, во втором их этаже сплошь облицованы узорными изразцами зеленоватых и желтоватых тонов. В былое время эта «эмалированная» стена производила, вероятно чарующее впечатление богатством узоров, сверкавших на солнце, как стекло. Даже теперь эти попорченные временем изразцы, оконные наличники и фронтоны, обвитые виноградом колонны, умелою рукой приведенные в общую гармонию; способны вызывать чувство зависти к богатому декоративному вкусу строителей XVII века.

Из жилых зданий XV в. уцелела часть угличского дворца Димитрия царевича – каменная палата, построенная новгородскими зодчими в 1462–1492 гг., в особенности интересная по богатой отделке фронтонов. Строившие палату новгородцы, – при помощи обычных впадинок, чередующихся между собою прихотливыми дорожками, поставленных на ребро кирпичей, изразцовых поясков с колонками в нишах, – создали какое-то каменное кружево или вязанье.

От царского кремлевского дворца в Москве XVI–XVII веков уцелели лишь немногие части: так называемый «Теремной дворец» с Боярской площадкой и Грановитой палатами.

Наиболее интересен Теремной дворец (Постельные палаты), наружный вид которого реставрирован в 1838 году, насколько это оказалось возможным. На прилагаемом рисунке виден, прежде всего увенчанный крышею-палаткой небольшой пятый этаж – «золотой теремок», – стоящий посреди крыши-террасы или как ее называли в старину – «верхнего каменного двора». Здесь обыкновенно гуляли и резвились царские дети. Более обширный четвертый этаж занимали жилые комнаты царя и его опочивальня. В третьем этаже были жилые комнаты царицы с выходом на террасу – плоскую крышу второго этажа (ныне заменена обыкновенной крышей). В совершенно перестроенных теперь втором и первом (подклетном) этажах помещались мастерские изготовлявшие царские одежды. Особое, поныне сохранившееся крыльцо вело на террасу-крышу первого этажа – так называемую Боярскую площадку.

Вид на Теремной дворец. Риунок. 1797 г.

Три верхних этажа Теремного дворца сохранились очень хорошо и по ним можно судить, как богато украшались в старину фасадные части жилых зданий. Особенно интересны здесь окна, обрамленные наличниками с тонкой резьбой и узорчатый поясок на карнизе четвертого этажа. Хотя строили Теремный дворец русские «каменных дел подмастерья», но в тонкости обработки окон чувствуется подчас сильное влияние итальянской орнаментики. Фронтоны над окнами, разорванные в середине в типе барокко, своеобразно гармонируют с чисто-русской формою окна в виде арки с подвеской («гирькой») в центре.

По пышности и великолепию отделки Теремной дворец и построенная еще в 1491 г. итальянцами Марком Руфом и Петром Антонием, но впоследствии значительно переделанная Грановитая палата являлись конечно, исключениями Боярская знать и богачи строились проще, хотя общий тип построек все же хранил известные родственные черты.

Восстановленные в древнем виде палаты князей Юсуповых в Москве, могут служить типичным образцом богатых боярских палат XVII века.

Менее замысловаты по общим очертаниям палаты московского Печатного двора, построенные около 1679 г. и реставрированные в XIX веке, с их типичным для русских зданий XVII века крыльцом на пузатых колоннах.

Относящиеся к тому же XVII веку дома Коробова в Калуге и Зелейщикова в Чебоксарах являются до известной степени повторением палат Печатного двора, но в более скромных размерах.

Несколько особняком стоять превосходно сохранившиеся псковские Поганкины палаты, построенные в середине XVII в. богатыми псковскими купцами. Это суровое здание лишено всяких украшений и носит какой-то деловой, пожалуй, даже «казарменный» вид. Любовь псковичей к белым гладким стенам и полной простоте отразилась и здесь.

Посольский дом в московском Китай-городе, известный по рисунку Мейерберга и описаниям иностранцев, также заслуживает упоминания по оригинальности общего своего вида, ярко обличающего стремление древнего русского зодчего свободно распоряжаться местом для постройки, можно сказать, разбрасывать постройку по громадному двору, являющемуся неотъемлемою принадлежностью всякого древнерусского жилого здания.

Двор Поганкиных палат

В общем типе этих жилых построек замечается довольно сильное влияние деревянного зодчества. Уступавшему духу времени и создававшему себе каменные палаты, русскому человеку XVII века как будто трудно расстаться с привычками, сложившимися еще в эпоху господства деревянной архитектуры. Он строит любимые древнею Русью крыльца на тех же пузатых колонках, на каких он привык их строить, и кроет эти крыльца опять-таки привычною шатровою крышей. Этажи он старается разделить узорными поясами, потому что на деревянных постройках исстари существовало это деление. При первой же возможности, ему любо устроить террасы-«гульбища», поставить где-нибудь «теремок».

«Мастера каменного дела» постоянно мечтают о деревянных формах, комбинируют их с каменными и создают новые типы каменных зданий.

Стоит только сравнить приведенные рисунки каменных жилых зданий с видом знаменитого в свое время деревянного Коломенского дворца, чтобы увидать, как велико было у русских зодчих это стремление к воспроизведению старых привычных форм из нового материала.

Подмосковный Коломенский Дворец царя Алексея Михайловича был его любимою загородною дачей и строился с особою заботливостью, о которой подробно рассказывает И. Е. Забелин, воскресивший общий вид этой замечательной русской постройки.

С осени 1666 г. стали заготовлять строевые материалы для Коломенского дворца, в мае 1667 г. была произведена закладка, а к осени того же года зодчие Сенька Петров и Ивашка Михайлов выстроили здание вчерне. Начались работы по отделке. Старец Арсений из южнорусских земель руководил резьбой орнаментов, Григорий Павлов управлял изготовлением металлических украшений, первые царские иконописцы с Симоном Ушаковым во главе смотрели за малярными и позолотными работами. К 1671 г. дворец был завершен.

Из рук русских мастеров вышло, если и не «осьмое диво» света, как писал Симеон Полоцкий, то какой-то сказочный «терем-теремок», один из совершеннейших памятников русского народного стиля[9]9
  В Московской Оружейной палате хранится деревянная модель этого дворца, за ветхостью разобранного в 1767 году.


[Закрыть].

По красоте и гармоничности сочетания разнородных архитектурных форм в прихотливое, лишенное симметрии, но высокохудожественное целое – это был такой же единственный образец в своем роде, как собор Василия Блаженного среди шатровых храмов. Как в этом соборе национальные эстетические взгляды эпохи вылились в художественно-законченной и полной оригинальности форме, так и Коломенский дворец явился апофеозом многовекового развития народного деревянного гражданского зодчества, можно сказать – его лебединою песнью.

Эпоха замкнутой теремной жизни приходила, однако, к концу. Широким потоком лилась струя иноземной культуры, еще многих пугавшая, еще искусственно сдерживаемая, но все-таки одерживающая победу за победой.

«Русское барокко», с такой полнотой и законченностью вылившееся в храме села Фили, проникало и в гражданскую архитектуру. В самом Коломенском дворце некоторые окна несут наверху характерные разорванные фронтоны.

Таковы же были окна и в древнем каменном здании у московских Воскресенских ворот, на месте которого построена городская дума. Это здание было создано, вероятно, в конце XVII века и, как предполагает А. А. Потапов, могло служить образцом для известной Сухаревой башни. Этот трехэтажный дом с колоннами и восьмиугольной башней на первый взгляд не похож русский. Но при более внимательном осмотре русские элементы становятся заметнее. На третьем этаже первоначально была терраса – «гульбище» с теремом, увенчанным характерною восьмигранною башенкой с кубовастою крышей. Главный вход, по обычаю, устроен под башней, так что все здание кажется дальнейшим развитием типа ворот с палатою. Колонки у окон завершаются тоже типичными для русского стиля кронштейнами. Колонны двух нижних этажей были когда-то перехвачены поясками.

Сухарева башня. 1884 г. Фотография из альбома Н. А. Найдёнова

Внешняя обработка фасада по общему виду будто и не совсем русская, но план, конструкция и детали – русские.

Палата Московского теремного дворца. «Сретенскя ворота с палатами» или Сухарева башня построены в 1695 году. По общим очертаниям это здание тоже приближается к типичным для Руси XVII века воротам с палатой над ними, но в обработке наружных частей уже довольно сильно заметно западное влияние. Когда-то бывшее открытым крыльцо чисто русского типа, шатровые крыши, «гульбища», – все эти коренные русские конструкции обработаны по-новому, с особою вычурностью иноземного происхождения, которую древние русские зодчие умели объединять с самобытною конструкцией постройки и тем придавали этой вычурности какой-то русский отпечаток.

К числу гражданских построек надо отнести и древние крепостные (кремлевские) стены, уцелевшие еще во многих городах. Наиболее совершенным их типом являются, конечно, стены и башни московского кремля, строенные итальянскими мастерами, но впоследствии обработанные в русском духе – с шатровыми кровлями, вышками на пузатых колоннах и т. п.

Сухарева башня. Открытка конца XIX – начала XX века

Наиболее известная Спасская башня московского кремля, построенная в 1491 году Петром Антонием Медолианским не дошла до нас в первоначальном виде в 1626 году она была перестроена английским архитектором Христофором «Головеем» (Голидеем?), при чем наружные части здания получили достаточно ясно выраженную обработку в готическом вкусе.

Эта выстроенная иноземцами башня стоит на Красной площади рядом с таким ультра национальным творением, как собор Василия Блаженного. И у обеих этих построек, несмотря на все их коренное различие с первого взгляда, при более внимательном обзоре начинают появляться какие-то родственные черты.

Иноземцы, строившие башню, как будто не могли устоять перед мощью русской архитектуры и, оставаясь в сущности иноземцами, подпали под русское влияние…

* * *

Развитие русской народной архитектуры, окончательно завершившееся в обозреваемую эпоху, шло с изумительною быстротой. Но, достигнув апогея в XVI–XVII вв., русское народное зодчество с такой же быстротой стало и угасать. Образованное общество, вступив в тесные сношения с Западною Европой, было надолго покорено западным искусством. «Русский барокко» XVII века, в котором еще живо чувствовались элементы народного творчества, уступил место сначала подражаниям западноевропейскому барокко и, позднее, классицизму, а затем наступило время самостоятельного русского творчества в новом европейском вкусе.

Завершающуюся в начале XVII века эпоху развития русского зодчества смело можно назвать «народною». Основы строительного искусства создаются безвестными плотниками и развиваются под влиянием иноземной техники, упорно сохраняя, однако, свои первозданные основы. Зодчество так же неразрывно связано с землею, как связан с нею и весь государственный строй.

Художественные идеалы верхов и низов Московской Руси мало отличаются друг от друга и, во всяком случае, всем понятны, всем одинаково дороги. Зодчие, создавая храмы и хоромы, только формулируют эти носящиеся в воздухе, рождаемые самою землею эстетические воззрения. Они еще безвестны, они не стремятся увековечить свои имена, сливаются со всем народом.

Эпической, былинною мощью и самобытностью дышит это зодчество, памятники которого мы почти разучились понимать за два века новой русской архитектуры, приучившей наш глаз к иным линиям и очертаниям. Лишь за последние годы пробудился, наконец, интерес к этому эпосу русского зодчества и стал намечаться поворот в развитии современной русской архитектуры.