Текст книги "Мгновение истины. В августе четырнадцатого"

ГЛАВА VI Белгородский уезд. Имение Баташовых. Июнь – июль 1914 г

1

Денис, сын Афанасия – управляющего имением Генерального штаба полковника Баташова, рос не по годам рослым, крепким, любознательным и настойчивым парнем и потому окончил первый курс Белгородского уездного училища с похвальной грамотой. Глянув на гербовую благодарственную бумагу, отец, ласково потрепав сына по голове, задумчиво произнес:

– Помощник мне надобен грамотный, не управляюсь я один с хозяйством-то.

– Я готов помочь, чем смогу, – предложил Денис.

– Мне не временный работник нужен, а постоянный, – строго сказал Афанасий.

– Но, батя, ведь ты же видишь, что выпала мне стезя учиться. Дается мне учение-то. Интересно читать ученые книги, которые дают мне учителя. Да и пользы от дальнейшей учебы будет больше…

– Ладно, там видно будет, – сказал неопределенно отец и больше ни о чем не заговаривал с сыном за всю дальнюю дорогу.

У крыльца Кульневых встретил дворецкий, названный еще отцом барина Евгения Евграфовича в честь бога Аполлона Аполлинарием. С причудами был барин, называя своих крепостных именами главных греческих богов. Выйдя из армии в отставку, он, уподобясь великому Зевсу, управлял своим имением с помощью громов и молний. Эту его манеру в обращении с дворовыми людьми перенял и Афанасий, прислуживавший «громовержцу» в юности.

– Я тут маненько за хозяйством в ваше отсутствие присматривал, – поклонился в пояс дворецкий.

– Небось мужиков-бездельников привечал, вместо того чтобы работы работать. Только и знают, дармоеды, как поменьше потрудиться, да побольше поспать. Да еще к тому же норовят объесть барина-то. Никакой от тебя помощи, – заключил управляющий. Заметив, что явно обиженный Аполлинарий вот-вот рухнет ему в ноги, прося прощения, Афанасий милостливо произнес:

– Ладно уж, прощаю твою нерадивость. Занимайся домом, а хозяйством я сам распоряжусь.

– Вишь, помощничек у меня подрастает. Похвальную грамотку от инспектора народных училищ получил, – с гордостью добавил он, глядя на явно засмущавшегося сына.

– Я хочу поручить твоей заботе контору, – сказал отец, когда они остались одни. – Будешь вести список рабочих да отмечать их рабочие дни, иногда выполнять поручения на почте. Сможешь?

– Да как не смочь! Знамо дело. Я по поручению самого попечителя заполнял классный журнал! Ничего, справился. Однажды он похвалил меня даже.

Потекли длинные, ничем не примечательные дни. Свободного времени у Дениски было много, и он временами скучал по училищной вольнице. Чтобы не терять время даром, ночи напролет запоем читал книги из хозяйской библиотеки. Читал все, что попадалось под руку. О далеких путешествиях, о великих открытиях и, конечно же, о божественной, овеянной сладострастной тайной любви. После встречи с прекрасным, сказочным миром литературы ему особенно трудно было привыкать к обыденной, зачастую жестокой действительности. Особенно тяжелые впечатления производили на него частенько происходящие в конторе сцены. Отец его был человек не злой, но вспыльчивый, гневливый и часто выходил из себя иногда из-за пустяков или из-за неудачного ответа работника. Тогда он, как истинный громовержец, гремел на весь дом, и всё притихало. Денис мало понимал причины его вспышек. Иногда ему казалось, что рано или поздно и он может попасть под его горячую руку за какой-нибудь пустяк. А этого бы он уже перенести не смог. Хотя еще год назад он мужественно, без звука переносил все отцовские «ременные» наставления. Но если бы тот поднял на него руку сейчас, то еще неизвестно, чем бы все это кончилось. Парень не знал, что бы он в этом случае сделал, но прекрасно понимал, что и морально, и физически он готов дать отцу достойный отпор. Афанасий, в свою очередь, явно чувствуя, что сын его уже не тот мальчишка для битья, на котором можно было сорвать плохое настроение или очередную неудачу, уже не покрикивал на него, как бывало раньше, и тем более не поднимал на него руку.

Однажды отец поручил Денису ответственное, как он сказал, задание – привести в порядок густо заросший травой и осокой сад.

– Со старостой сам договоришься насчет работников, – сказал он в заключение, – скажи, что заплачу каждому по гривеннику в день. Я думаю, что при хорошей работе сад за два-три дня можно в полный ажур привести. Если, конечно, спуску работникам давать не будешь…

Староста направил на работы молодок. Девки, поступившие под командование Дениса, вооружившись тяпками и серпами, перебрасываясь шутками и прибаутками, без всякого понукания принялись за знакомую работу. Видя, что молодухи управляются и без его распоряжений, он сбегал за косой и начал обкашивать центральную дорожку, ведущую к дому. Дело явно спорилось. К вечерне, о которой оповестил колокол на ближайшей церквушке, большая часть сада была очищена от густых зарослей осоки и прилипчивых репейников. А на главной аллее остался лишь невысокий травяной ворс, нежно облегающий задубевшие подошвы босых ног.

– А что, приказной, не пора ли нам до хаты? Темно на двори уже, – подошла к Денису полнотелая девка, оттирая на ходу пот со лба. За ней несмело выходили из сада товарки.

– Скажи-ка, красавица, как звать-то тебя, да подруг своих назови. Мне для ведомости надобно.

– Кличут Хвеклой. Тильки кажу я тэбэ, что у нас билше по вуличному кличат. Вин Катька – курчатка, з ней Варвара – танцорка, а там Стешка – гарбуз, та Галка – хохлушка. Вит и вси мийи товарки.

– Вы неплохо поработали, – похвалил он работниц. – Теперь можно и отдохнуть.

– Неча нам отдыхать-то, в хлевах коровы недойяные, – полоснула парня насмешливым взглядом дебелая, – мы, чать, не дворовы девки.

– А когда же вы отдыхаете?

– В страдну пору неколи отдыхать. Бураки поспевают та картохи. Се год урожа на йаблука. Аграфена-Купальница прийдет, вид тогда трошки и погуляйимо!

– Аграфена-Купальница? – удивленно произнес Денис. – Что-то я о такой слыхом не слыхивал.

– У нас это заместо Ивана-Купалы. Прийиходи к берегу Оскола обривисти, девку там тоби красиву та ладну сосватаем.

 
Да Иваны, да Купалы,
Пот горамы да скакалы,
Да он девок шукалы,
Да и кашу варилы,
Да и девок скликалы, —
 

пропела она приятным бархатистым голосом и искренне, зазывно рассмеялась.

– Прийиходи, приказной, уж больно гарны та голосисты у нас в деревне девки. Глядишь, и прийсмотришь себе какую. Мы и на роаботи и на гулайунки, падки! Все молоди, та гладки – шукай любую. – Она широким жестом указала на подошедших к ним краснощеких девок, которые с интересом прислушивались к разговору, то и дело бросая смущенные взгляды на рослого, ладного парня, одетого по-городскому.

– А что, и вправду, вот возьму да и приду! – подмигнул он молодкам, чем ввел их в еще больший конфуз.

– А хлопцев наших не забоишься? – игриво стрельнула взглядом в глаза молодца, разбитная бабенка.

– Волков бояться – в лес не ходить, – смело парировал Денис, пытаясь обхватить необъятную талию игривой толстушки. Та для порядка испуганно ойкнула и бегом припустила к деревне. За ней табунком испуганных пташек упорхнули остальные. Только пятки засверкали.

Через неделю, когда Денис обратился к отцу с просьбой отпустить его в деревню на празднование Ивана-Купалы, тот удивленно на него взглянул:

– Самая страда наступила, сенокос на носу, а ты на языческие игрища собрался…

– Насколько я знаю, это древний народный обычай, который перешел к нам от пращуров. В нем нет ничего противного нашей вере…

– Грамотей какой нашелся. Вот мой сказ – неча по гулянкам шастать! – твердо сказал отец. – Займись лучше «лобогрейками», с прошлой жатвы без присмотра стоят. А любая механизма требует ласки, чистоты и смазки…

– Я все ко времени сделаю, батя! Отпусти только. – В хриплом от волнения голосе сына Афанасий почувствовал незнакомый ему ранее металл.

«Возмужал сынок за этот год, ох как возмужал!» – подумал он, окинув удивленным взглядом его упрямый, широкий лоб, немигающие угольки глаз, играющие под кожей желваки и плотно сжатые губы, готовые в случае отказа выплеснуть ему в лицо горячечные, скоропалительные и обидные слова.

– Хорошо! – сдался Афанасий. – Как управишься с косилками, скажи. Я проверю!

– Спаси Христос, батя! – обрадованно воскликнул Денис, сделав невольное движение, чтобы, как это было раньше, по-детски прижаться к груди родного человека.

– Будя! Будя! Не люблю телячьих нежностей, – сделал шаг назад отец, – только смотри, чтобы тебе там деревенские не накостыляли.

Управившись по хозяйству, Денис, смыв в ручье пот и усталость, надел алую атласную рубаху, новые брюки и мягкие сафьяновые сапожки. Подпоясавшись широким ремнем с медной, надраенной до блеска бляхой, которая в нужный момент могла стать довольно увесистым аргументом в любом, самом нетерпимом деревенском споре, он, весело посвистывая, вышел из ворот имения. До деревни петляла неширокая пыльная дорога, и, чтобы не запачкать свои вычищенные до блеска сапоги, Денис пошел напрямки, через лес. Тропинка, вытоптанная ногами мальчишек, облюбовавшими пологий, усеянный мелкой галькой и песком берег Оскола для купания, вела к броду и далее к околице села.

Немного не доходя до деревенского пляжа, Денис вдруг услышал звонкие девичьи голоса, задорно выводящие:

 
На нашей горке калына,
На нашей горке калына.
Да там девчонка ходила,
Да там девчонка ходила.
Да цвет малину сбирала,
Да цвет малину ломала…
 

Он прибавил шагу, и вскоре впереди, сквозь заросли сосняка, заметил проблески огня.

Вскоре в ярком зареве костра Денис увидел необычное дерево, возвышающееся посреди поляны, сплошь разукрашенное гирляндами полевых цветов, разноцветными лоскутками и ленточками, вокруг которого водили хороводы парни и молодки. Девичий смех и визг слышались вокруг, волнуя мужские сердца, наполняя их сладострастной истомой, ожиданием чего-то сказочного, неведомо прекрасного, которое обязательно должно произойти в эту таинственную, колдовскую ночь.

– Калына-малына, где найти мне милова! – кричали девки.

– Калына-малына, кого спымаю, то и она! – отвечали парубки, и хоровод распался. Молодки припустили в лес, хлопцы за ними.

Денис только выступил из лесной тени на поляну, как на него кто-то неожиданно налетел.

– Ой! – воскликнул высокий женский голос. – Царица небесна, кто это здесь шалит?

– Я, Дениска, – ошарашенно произнес парень, не сразу поняв, что невольно стал участником праздничного действа.

– Хто енто там к тоби пристает? – неожиданно раздался ломающийся мужской басок.

– Так ось, приблудився, хто тут, – весело ответила девушка, прячась за спину своего ухажера.

– Ты пошто наших девок хапаешь? – набычившись двинулся вперед парень, но узнав при свете костра в незнакомце сына управляющего имением, нерешительно остановился.

– А я к вам с миром пришел, – нашелся Денис, – меня ваши девки на праздник пригласили.

– А-а-а, ну раз с миром, то смотри и радуйися вместе со всеми, – миролюбиво пробасил паренек, – тильки к нашим зазнобушкам не приставай.

– А що це ти за мене говориш? – неожиданно огрызнулась молодка, – а мобыть «калына-малына» мне другую судьбинушку заказала, – добавила она внимательней разглядывая незнакомца. Девушка повернулась к нему вполоборота, и Денис сразу же узнал в ней Дуняшу – дочь сельского кузнеца, которую когда-то, во время репетиций в церковном хоре, дергал за косички. С тех пор прошло лишь несколько лет. За это время она из худой, голенастой девчонки вдруг превратилась в стройную, круглолицую чаровницу, которая, стрельнув в него угольками светящихся в пламени костра колдовских глазищ, насмешливо бросила:

– Хто мене першим дотроне, того и приголублю, – и тут же исчезла под покровом непроглядной лесной темени.

Денис, краем уха уловив движение беглянки сквозь кусты и густые заросли папоротника и, не разбирая дороги, кинулся следом. Несколько минут он, словно гончая по горячему следу, несся вперед, интуитивно угадывая в темноте каждое движение Дуняши. Казалось, что вот-вот и схватит он молодуху в охапку, прижмет ее к себе насколько хватит сил, но нет, руки хватали воздух, а желанная чаровница, словно тень, вновь и вновь исчезала в колдовском лесу. И только ее звонкий, будоражащий кровь смех раздавался где-то далеко впереди.

Не раздумывая, Денис снова и снова кидался на звук ее голоса, раздирая о сучья атласную рубаху и брюки. От быстрого бега казалось, что сердце вот-вот готово было выскочить из груди, но он, не обращая ни на что внимания, одержимый единственной целью – во что бы то ни стало догнать неуловимую беглянку, летел сломя голову на ее зов. Вскоре перекликающиеся голоса парней и девчат, которые он периодически слышал то справа, то слева от себя, растворились в лесной глуши, и ощущался ему лишь заразительный смех Дуняши.

Сквозь густую крону деревьев внезапно проглянула полнотелая луна, залив млечным светом небольшую прогалину, сплошь заросшую папоротником. Еще колыхались многолистные стебли колдовской травы, указывая путь беглянки. Вскинув взгляд, Денис наконец-то увидел девушку, которая замерла, спрятавшись за развесистой березой, белолицей красавицей, возвышающейся почти на середине поляны.

– Дуня! Дуняша! – позвал он.

В ответ – тишина.

Делая вид, что осматривает в полчеловеческого роста вытянувшиеся к ночному светилу заросли папоротника, Денис все ближе и ближе подходил к заветному месту, где спряталась девушка.

– Огнецвет кабыть шукаешь? – неожиданно вышла из тени Дуняша.

– Уже нашел!

– Багатим стати хочеш? – спросила она.

– Ты мой огнецвет! Ты мой жар-цветок! – несколько выспренно, но искренне воскликнул Денис, приближаясь к ней.

– Много балакаешь ти, як я подивлюся! – охладила пыл его молодка, но, увидев, что парень в нерешительности остановился, топнула ножкой, воскликнув:

– Бери обийцяне, раз догнав!

Приблизившись к девушке вплотную, он почувствовал жар и аромат разгоряченного бегом женского тела, увидел раскрывшийся бутон алых губ. Денис, словно путник, прошедший через безводную пустыню, приник к ее губам, как к неиссякаемому источнику, ощущая свою неимоверную силу и трепет ее ладного женского тела.

– Пусти, охальник, – уперлась она кулачками в его грудь, – получил, что обийцяне, и поди прочь!

– Нежели ты меня не узнала? – отступил на шаг ошарашенный Денис.

– А що ж не дизнатися, дизналася! Дениско ти, управлящего панським маєтком, синку. Доси помятую, як ти мене за коси на церковних хорах тягав…

– Так это же так давно было, – сконфузился Денис.

Девушка звонко рассмеялась.

– Бабы кажут, что косицы с детства привораживают. Мабуть правду кажуть, не брешут, – примирительно сказала она, но, заметив, что Денис пытается ее обнять, строго добавила:

– Тильки ти особливо руки-то не розпускай!

– Нравишься ты мне, Дуняша. С тех пор еще. Ведь не зря же я тебя за косы тягал. Еще тогда хотел, чтобы ты обратила на меня внимание…

– Пийшли до вогнища, скаженный. Мабуть, зачекалися нас там.

Но прежде чем направиться к костру, откуда в глубь леса изредка долетали слова хороводных песен, девушка принялась под млечным лунным светом собирать цветы, рясно усыпавшие поляну. Через несколько минут она сплела венок и ловко накинула его на голову Дениса.

– Здается мэни, что тепер все по правилам, – задумчиво сказала она и уверенно направилась в сторону доносящихся издалека голосов.

 
Як пишли девочки в лес по ягодочки.
Калына моя, малына моя ягода червон.
Як у тому дворе, дай волки завыли.
Калына моя, малына моя ягода червон.
Як купався Иван, дай у воду упав.
Калына моя, малына моя ягода червон…
 

Услышав эту песню, Дуняша заволновалась.

– Пийшли швидче. Сичас станут «калыну-малыну» топити на ричке, а потим стрибати через огнище.

Когда Денис да Дуня вышли на луг, там уже во всю шла потеха. Разобравшись по парам, парни и девчата очищались огнем. Слышался мужской смех и повизгивание девок, которые, задрав юбки, смело преодолевали пламя, тем отгоняя от себя нечистую силу.

Кто-то из мужиков пытался перепрыгнуть костер с зазнобой на руках. Редко у кого это получалось, и потому большинство парней от этой затеи скоро отказались.

– Що ж ви, хлопци, зовсим знесилили, – подперев руки в бока, задорно прокричала Фекла, молодка, пригласившая Дениса на игрища, – невже не знайдеться смиливця мене через вогонь перенесть.

– На твою стать, Хвекла, еще мужик не народился, – крикнул кто-то из парней, вызвав среди участников забавы безудержный смех.

– Ось так завжди, як робити, так Марфа – в перших, а як на руках пронести, та приголубити, так серед останних. Мало того, виявляється, за мойими статями мужик ще не родився, – беззлобно рассмеялась Фекла.

– А что, – сказал решительно Денис, – попытка не пытка!

Подхватив на руки Дуняшу, он стремглав бросился к костру и, резко оттолкнувшись ногами от земли, взмыл вверх, оставив пламя костра далеко внизу.

Все и ахнуть не успели, как смельчак со своей прекрасной ношей в руках приземлился почти у самой кромки воды, почти по щиколотки войдя в песок своими сапожками.

– Ой, – только и успела пискнуть Дуняша, крепко-накрепко прижавшись к груди своего избранника…

ГЛАВА VII Киль – Берлин. Июль 1914 г

1

Бело-золотая яхта кайзера Вильгельма II «Гогенцоллерн» водоизмещением 4000 тонн величаво качалась на волнах, поднятых свежим нордом, у входа в Кильскую бухту. От того что плуг форштевня яхты выступал вперед, а две ее трубы и мачты были чуть склоненные назад, казалось, что она, даже стоя на якоре, несется по волнам, наперегонки с многочисленными яхтами, прибывшими со всех концов света для участия в международных гонках парусников, посвященных традиционному празднику германских мореходов – Кильской неделе. За последние несколько лет кайзер не пропустил еще ни одного состязания, во время которых не только удовлетворял свой спортивный интерес, но и запросто встречался с иностранными государственными и политическими деятелями. Вот и на этот раз его приглашения были направлены французскому премьеру Бриану и британскому лорду адмиралтейства Черчиллю. Накануне император узнал, что Бриана среди почетных гостей Кильской недели нет. Это испортило ему настроение, и теперь он искал, на ком бы сорвать свое недовольство. Под руку подвернулся подполковник Николаи, который только что прибыл на паровом катере к утреннему докладу.

– Ваше величество, в Сербии уже в ближайшее время может произойти непоправимое… – с ходу огорошил кайзера шеф германской разведки.

– Что вы имеете в виду? – недовольно проворчал кайзер. – Что такое могло произойти в Европе, пока я путешествую?

– Ваше величество, Балканы вновь сотрясают Европу, – невозмутимо продолжал Николаи, – аннексия Боснии и Герцеговины провоцирует резкий рост радикально-националистических настроений среди местных сербов и части мусульман, которые создали националистическую организацию «Млада Босна», стоящую на радикальных националистических позициях. Боснийских радикалов поддерживали и поддерживают ультранационалистические круги в самом Белграде. Центром и движущей силой этих кругов являлась тайная организация сербских офицеров «Черная рука» во главе с руководителем сербских спецслужб полковником Драгутином Дмитриевичем. Главной целью этой организации является объединение всех сербов в рамках единого государства и создание Великой Сербии. «Черная рука», или другое ее название – «Объединение или смерть», является тайным обществом и очень хорошо законспирирована. Ее члены придерживаются террора по отношению к «противникам сербской идеи», к которым они относят высокопоставленных представителей австро-венгерской монархии. С момента создания этой организации по сегодняшний день руководителями «Черной руки» было организовано шесть покушений на видных сановников Австро-Венгрии…

– Но почему же Франц-Иосиф бездействует? – удивленно воскликнул император. – У меня они уже давно в назидание другим болтались бы на виселице!

– Насколько мне известно от моего коллеги, шефа австро-венгерской разведки полковника Урбанского, они прекрасно осведомлены о террористических делах и планах «Черной руки» и ведают немало «секретов» сербских националистов. Урбанский только мне лично по секрету сообщил, что против эрцгерцога замышляется покушение. В июне австро-венгерским Генеральным штабом запланированы крупномасштабные учения двух армейских корпусов в Боснии, на которых обязательно будет присутствовать наследник. Зная об этом, националисты из «Млада Босны», не без основания решив, что эти маневры явятся подготовкой к нападению на Сербию, вынесли эрцгерцогу Францу-Фердинанду смертный приговор как главному врагу славянства…

– Опять эти славяне жаждут крови, – негодующе произнес кайзер, – и что же Вена на это ответила?

– Когда об этом сообщили императору Францу-Иосифу, он просто не поверил в возможность покушения на наследника престола. Приказал истерии не раздувать и не лезть в «это славянское осиное гнездо» до его особого распоряжения. Единственное, что предпринял император в ответ на это предупреждение, – перенес учения на июль…

– Вы считаете, что покушение на Франца-Фердинанда при попустительстве сербского правительства возможно? – спросил озабоченно Вильгельм.

– Вполне! Вы же знаете, как сербы в 1903 году жестоко расправились со своим собственным монархом – король Александр Обренович и королева были выброшены из окна своего дворца. По имеющимся у меня сведениям, сербские власти прекрасно знают о решении националистов и не одобряют их действий. Сербский посланник в Вене предупредил австрийского министра Билинского, в ведении которого находились территории Боснии и Герцеговины, о готовящемся заговоре, но и это предостережение было оставлено без внимания.

– Значит, вполне возможно, что casus belli мы будем иметь уже в ближайшее время, – задумчиво произнес кайзер.

– Повод к войне? – ошарашенный неожиданным предвидением императора, воскликнул Николаи. – Теперь я понимаю, почему император не стал реагировать на предупреждения о возможном покушении на Франца-Фердинанда…

– Если покушение произойдет, то престарелый император убивает сразу двух зайцев, – хитро улыбнулся кайзер, – устраняет единственного наследника, назначение которого было ему навязано, и получает повод для нападения на Сербию!

– Но, насколько я знаю, ваше величество, – сказал Николаи, – австрийский канцлер Берхтольд против конфронтации с Сербией, больше того, он выступает за союз с Россией…

– Да, я знаю об этом, – отозвался император, – недавно на охоте в поместье Франца-Фердинанда, Конопиште, у нас зашел разговор об этом. Берхтольд сказал, что он за возрождение Тройственного союза Германии, Австрии и России и считает разумным привлечь к нему англичан. В ответ на это я был вынужден признать, что после смерти Александра III перед ними уже другая Россия, ею правят совсем другие люди, а окружение моего друга Ники спит и видит, как бы напасть на Германию и нанести нам поражение. Поэтому меня ныне не столь уж волнует проблема, что станется с монархическими принципами, которые мне всегда были дороги. И мне все равно, что случится с Россией, раз она отдалилась от Германии. Эти мои слова поддержали Мольтке и даже мой новый канцлер Бетман, ревниво оберегающий европейский мир. Мне кажется, что Франц-Иосиф рекомендовал своему главе правительства узнать мою позицию по Балканам и России, в частности. Я прямо сказал Бертхольду, что Австрия просто потеряет свой престиж мировой державы, если не предпримет жесткую акцию против выходящих из повиновения сербов. Если обстановка ухудшится и мирным путем Сербию утихомирить не удастся, то надо применить свою силу. Конечно, я не призывал наших союзников к войне, но всему есть предел. В конце концов, может возникнуть такая ситуация, при которой великая держава не может ограничиться ролью наблюдателя, а должна взяться за меч. Думаю, что Бертхольд довел мою мысль до Франца-Иосифа.

– Но если Вена направит свои войска на Белград, тогда за своих славянских братьев, обязательно заступится Россия, – воскликнул Николаи, – не останутся в стороне Франция и Англия!

– Англии и Франции только того и надо, чтобы любым путем ослабить Россию, втянуть ее в локальную или общеевропейскую войну! – уверенно промолвил кайзер. – Я уже раскусил большой политес этого Тройственного союза. И прекрасно знаю, что если мы в случае нападения русских на Австро-Венгрию заступимся за нашего союзника, то европейское общественное мнение, конечно же, будет на нашей стороне.

– Но, ваше величество, это же полное отступление от плана Шлиффена, – удивленно промолвил Николаи…

– Я уже заранее дал указание Мольтке разработать план на случай войны только с Россией, – многозначительно взглянув на разведчика, как уже о решенном деле промолвил император.

Только теперь Николаи понял, для чего начальнику Большого Генерального штаба месяц назад так срочно понадобились все последние разведывательные данные по России.

– Пока мы не нападем на Францию, британский лев будет сидеть на своем острове и ждать, пока мы вместе с Австро-Венгрией не загоним русского медведя в его сибирскую берлогу. Потом, пополнив за счет русских свои ресурсы, мы поочередно разделаемся сначала с Францией, а затем и с Англией, и тогда на всем континенте наконец-то восторжествует наш прусский орел. Так что, господин подполковник, для вас наступают особенно напряженные дни…

– И ночи, – добавил Николаи и возбужденно взмахнул головой, словно застоявшийся в яслях кавалерийский конь, заслышав тревожный сигнал горниста. – В течение месяца я подготовлю план широкой политической операции на Восточном фронте. Чтобы не только немцы, но и вся Европа знала о том, что больше всех в будущей войне заинтересованы русские, а мы всего лишь намерены выполнять союзнические соглашения…

– Но обладает ли Россия ресурсами, необходимыми для нападения на Австро-Венгрию в нынешнем году? – неожиданно спросил император. – На недавнем совещании Мольтке доложил мне, что русские не только готовы к войне, но и планируют на нас напасть!

– Нет! – уверенно заявил Николаи, почувствовав в голосе кайзера сомнение, которое навело его на мысль сделать последнюю попытку и хотя бы оттянуть начало неминуемой войны. – Российская программа вооружения и железнодорожного строительства рассчитана до 1916 года и не выполнена даже наполовину…

– Да-а, у нас тоже слишком мало железных дорог на Западном фронте, у границ с Францией, – сделал свой неожиданный вывод кайзер и, немного подумав, категорически заявил: – Как солдат, я придерживаюсь того взгляда, который находит подтверждение у всех моих военных советников, сходящихся в одном, что не может быть ни малейшего сомнения в том, что Россия ведет систематическую подготовку к войне против нас. С этого момента с российско-прусской дружбой покончено раз и навсегда! Мы стали врагами. И теперь, чем ждать нападения русских, не лучше ли ударить первыми?

Зациклившись на мысли, что рейху грозит упадок и гибель, если он не одержит победу в тотальной войне, кайзер и его Большой Генеральный штаб фанатично вели Германию к войне. Николаи не оставалось ничего, кроме как с сожалением согласиться с его воинственными словами. И потому выходил он из кабинета императора с низко опущенной головой, ничего не замечая вокруг. Не обращая внимания на легкие суденышки, которые, распустив свои белоснежные паруса, бесшумно скользили по взволнованной нордом глади залива, Николаи поспешил к дожидавшемуся его у выстрела[11]11
  Выстрел – рангоутное дерево или металлическая балка, прикрепленные к борту судна шарнирным соединением. В отведенном от борта положении служит для постановки и крепления шлюпок и катеров во время якорной стоянки судна, а также для посадки людей в шлюпку.


[Закрыть] императорской яхты катеру. Он уже хотел перешагнуть через борт, когда его остановил вахтенный офицер.

– Господин подполковник, его величество император приглашает вас на обед, – торжественно объявил он.

Несмотря на всю напряженность внешнеполитической обстановки, которую шеф германской разведки ощущал, можно сказать, физически (у него с утра в предчувствии чего-то страшного, непоправимого щемило сердце), и огромного потока информации, которую необходимо было срочно проанализировать, он не мог отказаться от приглашения кайзера.

Небольшая облачность предвещала жаркий и солнечный день, и потому экипаж судна заранее растянул над креслом, больше похожим на трон, парусиновый полог. И вовремя, потому что вскоре на палубу в сопровождении флаг-офицера вышел сам император. Черный адмиральский мундир плотно облегал его полное тело, правая, здоровая, рука в белоснежной лайковой перчатке твердо сжимала цейсовский бинокль, левая, сухая, была заложена за спину. Удобно устроившись в кресле, Вильгельм с явным удовольствием стал наблюдать за гонками. Флаг-офицер, стоя рядом, со знанием дела что-то объяснял ему, указывая на вырвавшиеся вперед яхты.

Заметив стоявшего на самом солнцепеке Николаи, кайзер жестом указал ему место около себя. Флаг-офицер, предвидя интерес подполковника к регате, протянул ему бинокль. Но к его удивлению, тот, вместо того чтобы любоваться легкими и быстроходными судами, спешащими к финишу, начал тщательно и скрупулезно осматривать окрестности, словно там могли затаиться потенциальные враги кайзера и империи. И вскоре нашел их. В виде двух британских дредноутов, которые грозно чернели мористее, в северной части залива. Николаи знал, что среди почетных гостей кайзера на регате присутствовал Первый лорд британского Адмиралтейства Уинстон Черчилль, и потому, не задерживаясь на военных кораблях, перевел бинокль поближе к берегу. Ему на глаза сразу же попали десятки парусных судов и суденышек, которые летели по волнам наперегонки. Напротив Фридрихсортенского маяка яхты делали поворот и устремлялись к финишу, обозначенному оранжевым буем, болтавшимся на волнах между «Гогенцоллерном» и причалом у входа в канал.

Впереди на всех парусах неслись две британские яхты. Это вызвало у кайзера явное недовольство.

– Ферфлюхте хуре! – проворчал он. – Вновь эти несносные англичане хотят отобрать у нас главный приз! – и, негодуя, добавил: – Проклятый лорд, сначала выражал желание быть приглашенным на Кильскую неделю, а теперь хочет увильнуть от встречи со мной. Но, ничего я достану его и на дредноутах, – грозно промолвил он.

Склянки отбили три часа пополудни. Николаи, не обращая внимания на ворчание императора, оторвав взгляд от регаты, продолжал осматривать прибрежную акваторию. Его сразу же заинтересовал паровой катер, который бесстрашно пересек курс приближающихся к финишу яхт и вскоре подошел к выстрелу «Гогенцоллерна». Какой-то офицер, явно генштабист, чтобы привлечь к себе внимание и получить разрешение на швартовку, отчаянно махал над головой руками.

Флаг-офицер сразу же доложил об этом кайзеру и увидел, как тот недовольно шевельнул левой рукой, давая знать, чтобы его оставили в покое.

Но настойчивый офицер, несмотря на полученный отказ в швартовке, начал махать над головой какой-то бумажкой, но видя, что и это не вызывает у приближенных императора особого интереса, он вложил бумагу в свой портсигар и метнул его на палубу прямо к ногам кайзера. Император запоздало дернулся, словно это был фугас. Но флаг-офицер успел закрыть портсигар своим телом.