Текст книги "#ЯЗемля"

Но что если этот мажор-выпивоха – та самая часть цепи, что ведет к ее основанию?

О чем блог?

Уточняет Демо.

Философия.

Неосторожно усложняет Фан, либо рассчитывая на отсев Демо, забыв, что алкоголь – главный философ, либо задает новую тему вслед за китом и пивом. Серафим лихорадочно соображает.

Что если это география? Чистые, Чехия, Бельгия. Посольства? Послы? Что за Посольство на Чистых? Казахстан. Тоже ориентир. Но может… Может, все это мимо, дурь, вдруг пришедшая в голову. И эти двое действительно незнакомы и никак не связаны?

Удивили. И много последователей?

Около полумиллиона.

Нууу?

Без малого.

Здесь Фан не врет. Даже не преувеличивает, как это обычно бывает. Без малого, а не +500.

Но вдруг это гонорар? Требуемый гонорар. За что? И в чем?

Наши? Буржуи?

Наши. Преимущественно.

Валюта? Банки?

Вопрошает себя Серафим на минуту, забывая первую версию, столь заманчиво-головокружительной выглядит вторая.

А я поклонник дзен.

Заметно.

Просто живи. Делай что хочешь.

Это Рабле.

В каждом Будда. Нужно только извлечь. Я…

Демо прерывает официант, принесший пом-фри и вторую кружку. Очень вовремя. Меж фразами Демо не забывал делать весомые глотки. Фан снова прячется в планшете. И то, как он это делает, заставляет Серафима серьезно сомневаться в возникшей по ходу дела второй версии. Последний кусок диалога не дает сходу удобоваримых версий к расшифровке. Есть над чем задуматься.

Из этой задумчивости Серафима выводит Демо, вдруг поймавший его взгляд и направивший одним-единственным вопросом в следующую.

Извините, вот я смотрю… А вы не пи… р часом? А?

Несмотря на затянувшийся завтрак, Земля с сыном выходят из дома вовремя. Одна станция до Спортивной. Потом на МЦК до Ботанического. Немного дольше, чем просто на метро, но зато, как говорил Лун, «меньше метро». Нелюбовь к нему – семейное.

Уже выйдя на тротуар, Земля натыкается на незамеченные с утра многочисленные «отсылающие» надписи на заборе военного училища напротив дома. Испанский стыд высшей категории, хотя Иван не подает вида, что замечает пять букв, и ничего не спрашивает. Возможно, уже сосредоточен на контрольных тестах. Сегодня любимые им упражнения на скорость. Возможно, думает о девочке, партнере по сборной, с которой его связывает уже нечто большее, чем спорт. О тестах Земля знает наверняка, сам рассказал, о девочке догадывается. Видела как-то их общение на соревнованиях, находясь на трибуне. Не надо много опыта, дабы понять, что между ними. Леся на голову ниже сына, худенькая, остроносая, с забавными кудряшками. Как удерживает боевой пистолет при стрельбе – загадка. Спросила с утра, кто будет на тренировке. Упомянул и ее. Последней по очереди. Как можно нейтральнее. Не вышло. Как ни старался.

Ладно, пусть верит, что мама ничего не знает и даже не догадывается. Земля уже и сама думает пригласить ее домой. Не решается. Вдруг захочет остаться. А она пока не готова к четвертому в доме. Лун никуда пока не ушел, хоть и навсегда исчез по документам. Ему Леся тоже нравится. Спрашивала, знает. Земля до сих пор всегда его обо всем спрашивает.

Воскресенье. Но рабочий день. Сбитый от обычного самозанято-репетиторский график. Всего одно занятие-выезд на ВДНХ вместо обычных двух-трех. Почти выходной. Но почти. С сыном увязалась по пути. Он соглашается, не сильно протестуя, зная, что она не пойдет провожать до дверей клуба. Протесты против такого рода сопровождения начались задолго до Леси. Сейчас они, понятное дело, связаны прежде всего с ней, но и «я уже большой» никто не отменял. Ссора по этой теме – редкое дело. Графики не совпадают, и в большинстве случаев приходится отпускать Ивана одного. Но в эти полгода по воскресеньям у Земля появился «законный» способ настоять на своем. Ей действительно было пусть и отчасти, но по пути. Сослаться на работу вслух, про себя на схрон в Ботаническом саду. Перевалочный пункт для вооружений из наследства Луна. Свести все в горку под домом невозможно. Места под двумя камнями-хранителями у дома мало, да и незачем все тащить в центр города. Ботаничка примыкает к Ярославке и местами еще, несмотря на благоустройство, дичь дичью. Удобно хранить секреты.

У метро пробка. Не из желающих войти. Гранита и плитки вокруг МДМ вдоволь. И в обычные дни полно самокатов и досок, но сегодня что-то особенное. Спрашивать у сына, что случилось, без толку. Самокат у него, конечно, есть, и вокруг в основном ровесники, но тема не его. Да и тренер запретил. Лишние травмы. В основном слушается. Выезжает изредка. Но чисто для перемещения, без рамп и перил. По крайней мере, так говорит. Скорее всего, не врет. Дисциплина в связи со спортом – это то, на что Земля не может пожаловаться. Здесь он копия Луна. Правда, у мужа на месте спорта была война, которой он служил прилежно и до последнего дня, передав по наследству сыну пунктуальность и усердие.

Протискиваются в метро. Надписи и здесь. Их умудряются разместить даже на стенах вдоль эскалаторов. Коллективно. Разбивают надписи на черты и пишут в десять-пятнадцать рук. Одно и то же. Ничего другого. Отсыл непонятно для Земля в сторону кого, но в весьма точном для русского человека направлении. Уже здесь надписи привлекают внимание Ивана. Впрочем, судя по лицу и отсутствию комментариев вслух, заинтересовывает его скорее сам процесс, а не результат. Хотя надежды, что он не понимает смысл высказывания, нет никакой. И возраст, и спортсмен. Наверняка, слышал на соревнованиях и сборах что и похлеще этой бессмертной классики.

На платформе, несмотря на давку снаружи, по воскресному пусто. То же на Спортивной. Но на выходе еще одна бесконечная плитка вплоть до Лужи и вокруг нее. Полиции немного. Пока без ОМОНа и чего-то подобного. Кроме надписей, ничего экстремального. Просто много людей на колесах и все. Очень много. Щелчки от досок перемежаются каким-то отечественным и зарубежным рэпом, несущимся из портативных колонок.

В мцкашной «Ласточке» Иван уходит в переписку.

Леся?

Земля не спрашивает, но можно догадаться по подчеркнуто закрытому от нее экрану. Не беда. И это рано или поздно станет явным.

Выйдя на Ботаническом, идут через Сад будущего к клубу. У моста через Яузу в районе Леоновского пруда Земля как обычно не идет дальше. Берет взамен обещание не задерживаться и просит сообщить о результатах тестов сразу, а не вечером по приезду. Фактически сегодня отбор в основной состав, хотя и прямо об этом не говорят. Иван и сам все понимает. Обещает написать и едва не бегом переходит мост.

Обычно для себя проводив сына взглядом, пока он не пропадает из вида, Земля вдоль Яузы выходит к мосту на Вильгельма Пика. Здесь один из ее немногих переходов улицы в неположенном месте. Легко, без нажима расправившись с мелькнувшим было по этому поводу призраком совести, Земля углубляется в Леоновскую рощу.

Схрон вдали от нахоженных троп и обычных для этой местности закладок по 228-й. Пень, несколько плоских камней. Яма объемом не более тридцати литров. Для перевалочного пункта достаточно. Городские схроны наполняются мелкими партиями. Затратно по времени и такси. Но максимально безопасно.

Земля забирает партию тротила (два финальных брикета) и зажигательную трубку. Теперь можно. Оставшиеся перемещения сегодня пешком и на такси.

Обратно идет вдоль пока еще не благоустроенного, почти дикого берега Яузы. Замечает старого знакомого. Бобра. Непуганого, предельно спокойного. Плывет неспешно. Как старушка в бассейне пансионата. Земля уверяет себя, что каждый раз видит одного и того же и что он даже помнит ее, впрочем, понимая, что и то, и другое вряд ли.

Покинув Ботсад, Земля движется по Вильгельма Пика в сторону Ярославки. Сегодня урок в доме на сваях напротив Рабочего и колхозницы. Скульптура «на троих» у главного входа ВГИКА навевает воспоминания. В студенчестве до Луна был парень отсюда. С режиссерского. Смазливый, тупой и капризный донельзя. Как водится, тщеславный. И разумеется, с Питера. Родителям он понравился, а вот Земля не понимает сейчас, как с ним вдруг закрутилось. Романтика кино, наверное, которая быстро сошла. Осталась брезгливость и нечистота от воспоминания об этом человеке. Ощущение мерзкой слизи. Земноводного…

Тьфу… Зачем тратить нервы на воспоминания откровенных человеческих пустяков?

Раздосадованно спрашивает себя Земля. Надо сосредоточиться, а не вспоминать это киношно-питерское Оно. Сегодня Восьмой и Девятый. Ровно год назад был Третий. Поняла это утром, перед посещением горки, взглянув на календарь. Третий от начала и до конца уже ее. Лун его не разрабатывал. Заказ получила уже Земля. Впрочем, разрабатывал, конечно, он.

Что она без него? Кто она без него? Зачем она без него?

Þriðja (Третий)

После Второго, как бы сказал Лун, наступает оперативная пауза. Земля получает оплату. Эта часть заказов организована до смешного просто, напоминая в финальной стадии наркоманские закладки. С весомым отличием. Никакого обмана. Рубль в рубль по договоренностям. Что делать с вдруг объявившейся массой наличности, вопросов не возникает. Самозанятый режим позволяет легко сделать часть гонорара законным. Прочее уходит в схроны. Используется при мелких покупках по мере необходимости.

Не зная точно, как выставляются заказы, Земля не может гарантировать, будут ли они вообще. Между тем она то и дело ловит себя на мысли, что очень хочет продолжения этой работы, хотя обязательства перед Луном вроде бы исполнены. Не зная его мотивы, Земля пытается их понять. Но все это только для того, чтобы определиться со своим.

Мотив денег можно было понять до перехода к Музыкантам. Но последние три года Лун весьма хорошо зарабатывал. Деньги если и играли роль, то побочную. Основной мотив явно другой. Какая-то психология. Или философия. Но в копании в себе Лун не был замечен. Что до философии, то это почти исключительно философия войны, для которой частные заказные убийства – детский лепет. Не те масштабы и средства. Почти в каждую свою командировку Лун, будучи комбатантом, законно становился частью массовых убийств. Правда, в большинстве случаев будучи сапером, косвенно.

Может, здесь разгадка? Убивали мины, но не Лун. И он захотел наконец убить сам?

Несмотря на относительную складность этого рассуждения (Первый был устранен как раз миной), поиски Земля продолжаются. В любом случае этот мотив не подходит ей и получив Третий заказ спустя две недели после исполнения Второго, она по полной использует данные сутки на размышление, не придя по истечении времени к однозначному решению. Разумных доводов «за» нет. Прямые обязательства Луна исполнены, и никакие деньги не окупают риск оказаться за решеткой, возможно, навсегда. Но разум – это не то, что связывало и связывает Землю с мужем. Сержант-контрактник из нищей подмосковной семьи и профессорская дочка, мажорка с Фрунзенской.

Где здесь разум? Хотя бы его толика?

Было непреодолимое взаимное притяжение, возникшее с первого взгляда и слова, не прекратившееся со смертью одного. Возможно, Земля просто держится за единственную оставшуюся между ними нить, с упорством обреченного отрицая смерть Луна, убивая других.

Как бы то ни было, она отвечает «да» за десять минут до истечения установленного срока, в тот же день начав изучать Третьего. В отсутствие разработок Луна ей впервые приходится пройти весь путь от начала до конца. И надо признать, что Третий как своим характером, так и образом жизни значительно помог ей. От «да» до исполнения заказа не прошло и трех недель.

Третий жил без охраны, вел клубный образ жизни и обладал до крайности вспыльчивым характером, часто проходя в полицейских сводках по бытовым конфликтам, почти всегда по незначительному поводу. Сопутствовали этому почти ежедневные штрафы за превышение скорости, езду по обочине и периодические лишения прав за встречку и пьяное вождение. Набор обстоятельств был на стороне Земли. Третий сделал все для того, чтобы его как можно быстрее убили.

Изучив основной маршрут следования Третьего как лично, так и по светским хроникам (его загородный дом был местом притяжения столичных тусовщиков), Земля понимает, что на все про все у нее есть пара минут и короткий участок местной трассы перед выездом на федеральное шоссе. Приютившийся неподалеку от остановки сельского автобуса пешеходный переход она находит удобным местом для задуманной ей провокации.

Выбор оружия ввиду заданных обстоятельств не сложен. Требуется предельная мощность при незначительной дальности. Помповое ружье двенадцатого калибра – идеальный вариант. За него и габариты. В пределах полуметра. Легко спрятать в обычной спортивной сумке. Что до мощности, то Лун особо позаботился о ней. Его самокруты включали картечь 8.5 мм. Окопный вариант. Еще с Первой мировой. Не оставляющий шансов остаться в живых в пределах десяти-пятнадцати метров. С учетом того, что Земля планирует стрелять в пределах пяти, запас прочности основательный. Но не обходится без сложностей. При первых тренировочных выстрелах речь идет не о быстрой перезарядке, а лишь о возвращении в исходное положение. Землю сносит назад, а ружье едва не выпадает из рук. Так что большую часть времени при разработке Третьего она тратит на освоение ружья в трех разных клубах и на самостоятельные тренировки, добившись в итоге уверенного баланса и контроля оружия. Дело было за малым: вывести Третьего из себя…

В то утро Земля выезжает до рассвета. Иван на сборах. Ничего не надо объяснять. Консьержка не мыслит дальше альпийской горки и лишь сочувственно смотрит вслед. Ружье в спортивной сумке, купленной по случаю. Там же патроны, восемь штук, сменная одежда, бутылка воды. Основная часть пути на такси. Последние три километра пешком по полям озимых. Не то пшеница, не то рожь. Зеленое колышущееся море до горизонта.

У выхода на точку Земля переодевается в ближайшей посадке. Черная толстовка с огромным капюшоном, спортивные штаны и простенькие повседневные кроссовки. Заряжает ружье. Три патрона в магазине, один в стволе. Одежду оставляет на траве. Ружье кладет в сумку, не застегивая молнию. Контрольно прокручивает в голове выстроенную комбинацию и выходит к пешеходному переходу.

Ближайший автобус через два часа. Третий должен уложиться. Работа диджеем в элитном ночном клубе – единственное, что почти всегда по часам в его пьяно-наркоманской жизни. Потом дорога домой на немецком кабриолете с очередной группис. Доведение себя и ее до кондиции чем бог послал, секс, лишенный имен, и сон до позднего вечера. Настало время нарушить режим.

Земля занимает место напротив остановки. Хороший обзор трассы. Трафик в такое время даже на федералке минимален. Третий издалека будет заметен. Лишь бы он не сорвался сегодня во что-либо тяжкое. Это 50/50. Тогда будет другое утро. И другое оружие, если потребуется. Но Третий не разочаровывает и появляется через час.

Земля выжидает, пока он не свернет и не наберет скорость. Вступает на пешеходный, надеясь, что он обратит на нее и на зебру внимание. Основание к этому есть. При всем сложном отношении Третьего к ПДД ни один пешеход за все время не пострадал. Надежда есть, что не пострадает и сейчас.

Земля идет медленно, едва перемещая ноги, краем глаза контролируя приближающееся авто.

Eyjafjallajökull.

Третий сбрасывает скорость. Сбрасывает и Земля. Музыка ревет на весь район. Конечно, его. Успела изучить. Редкое дерьмо, но много народу слушает.

Eyjafjallajökull.

Для верности Земля присаживается, ставит сумку на асфальт и берется за шнурки. Срабатывает. Музыка приглушается.

Э-э, слышь? Нашел место!

Eyjafjallajökull.

Земля отнимает правую руку от шнурков и, не поднимая головы, показывает средний палец. Момент истины. Он должен выйти из машины. Должен. На заднем сиденье бейсбольная бита. Или что-то подобное. Звук открываемой двери. Женское несвязанное бормотание. Сегодняшняя подружка пьянее обычного. Третий захлопывает дверь. Пауза. Берет что-то с заднего сиденья. Да, да с голыми руками он не воюет. Шаг к Земле.

Слышь, ты?!

Eyjafjallajökull.

Земля рывком поднимается, одновременно выдергивая ружье из сумки. До Третьего необходимые пять-шесть метров. Прикладка в плечо бессмысленна. Только ноги пошире для контроля и выстрел.

Eyjafjallajökull

Земля передергивает затвор. Бита катится по асфальту. Звук ее накрывает женский визг.

Земля переводит взгляд на пассажирское сиденье. В Третьего пока не всматривается. Нет смысла. Обездвижен наверняка. Пока важны эти накладные ресницы и накачанные в клинике губы. Только бы не побежала. Земля прикладывается и держит ее на мушке. Нет. Все-таки открывает дверь и выскакивает на дорогу. Пытается убежать.

Наивная.

Eyjafjallajökull.

Земля стреляет в спину, укладывая девушку на обочину. Передергивает затвор. Подходит. Развороченная в мясо спина. Уже летально. Но всякое бывает. Читала, смотрела. Прикладывает ствол к затылку и отворачивается.

Eyjafjallajökull.

Земля жмет на спусковой крючок и, не глядя на очевидный результат, на ходу передернув затвор, возвращается к Третьему, которому выстрелом разорвало живот и вывернуло внутренности. Еще хрипит. Есть последний патрон.

Стоит ли?

Стоит.

Решает Земля и приставляет ствол ко лбу Третьего.

Eyjafjallajökull…

Дальше – бег.

Земля собирает гильзы и бросает в сумку к неиспользованным патронам. Туда же отправляет ружье. Переодевается в посадке, не жалея влажных салфеток, вытирает руки, лицо и тело. Не должно остаться никаких видимых следов крови и пороха. Загрузив «рабочую одежду» в сумку, Земля бежит через поле в село, на конечную остановку автобуса, по пути захоранивая сумку в пруде-отстойнике свиноводческого комплекса. Приехавшее на удивление быстро такси отвозит Землю на ближайшую станцию МЦД в другую сторону от уже накрытого сиренами полиции и скорой шоссе. Вернувшись домой, Земля спокойно моется, завтракает, печет выставленный в ночь хлеб и около полудня выходит на работу. Третий третьим, а ее борьбу с неграмотностью в тот день никто не отменял.

IV

Мне надо тебе что-то сказать…

Здесь лежал нож.

Канцелярский?

Где?

Там. Лун, я беременна.

В прихожей?

На обувнице. Третья неделя…

Меня не будет до среды.

Лун, у нас будет ребенок.

Иван.

А если…

Маша.

Нет.

Давай в среду?

Только не Маша.

Катя. Надя. Света.

Нельзя так с именем. Имя – судьба.

Земля. Луна.

Это не имена.

Это судьба.

В сквере у студии Горького Земля заряжает в уши книгу об Исландии. Не из подборки Луна. Из новых, что накопала за истекшее время. Книги Луна давно прочитаны. Новых мало. Понятно. Исландия не центр Вселенной.

В этой автор-исландец пыжится всеми силами поднять значение в мировой истории затерянного в океане острова. Выходит плохо. Чем больше он старается, тем больше Земля не верит и тем меньше Исландии остается в памяти. Запоминается только Бобби Фишер, тресковые войны да феминизм. Но Фишер, как ни крути, не исландец, тресковые войны – войны в огромных кавычках, а феминизм не исландцы придумали. Остаются вулканы, селедка да тупики. Природа, одним словом.

Что сделали люди?

Приспособились. И стоит признать, весьма неплохо приспособились. Но мировая история, увольте. Нет Исландии в мировой истории. Но может, и хорошо, что нет. Для них, по крайней мере. Чем больше страны в мировой истории, тем больше жертв как у нее, так и от нее. Так что если и есть значение Исландии в мировой истории, то оно исключительно в том, что никому и никогда от этой страны не было по-настоящему плохо.

Интерес Луна к Исландии поэтому абсолютно не понятен. Ну нет там ничего, что могло его хоть как-то заинтересовать. Ни мин, ни армии. Полиция и та в обычное время без оружия. Индекс миролюбия на пределе, дальше некуда.

А может, именно поэтому?

Приходит однажды в голову крамольная мысль.

Может, Лун все-таки устал от войны?

И нашел место, где ее нет и по разумным основаниям быть не может. Мечтал о нем, боясь признаться Земле, ни разу даже боком не упомянув Исландию в разговоре.

Мысль крамольная еще и потому, что Земля никак не может представить Луна эмигрантом. Его частые в последние годы командировки в дальнее зарубежье он, как Земле казалось, переносил плохо. И вовсе не по причине сложной минной обстановки или тяжелого климата. Эти издержки профессии он выдерживал без видимых сложностей. Жалобы на жару, пауков, змей и неадекватных местных были, но произносились они односложно. Констатация факта, не более. Непереносимость заграницы была чисто психологической, экзистенциальной. «Не мое», «не наше», говаривал он патриотично, включая в машине по кругу «Небо славян», нигде не находя поводов для восторга. Рассказы Земли о многочисленных до встречи с ним поездках по Европам и Америкам Лун слушал в пол-уха, в споры, где лучше и хуже, не вступал, лишь однажды остановив отца, поливавшего на чем свет стоит «Рашку» и ее порядки в связи с принятием какого-то очередного сумасшедшего, по его ученому мнению, закона.

Не надо.

Сказал тогда Лун со сталью в голосе. Сталью, в долю секунды остановившей монолог декана факультета.

Это же мать. Нельзя так.

Пояснил Лун и вышел из-за стола.

Отец попытался возразить, мол, все равно, мать или не мать, но нельзя любить Родину с закрытыми глазами. Истинная любовь к отечеству (он так и сказал) – это любовь с широко открытыми глазами, замечающая и критикующая все ее недостатки, но услышал уже из коридора сумрачное и безапелляционное.

Это не любовь.

Тему закрыли. К ней больше не возвращались. И без того натянутые отношения с родителями ушли с того дня в взаимное подчеркнутое молчание. В последнюю поездку к ним мама вспомнила этот разговор, выдав с сохранившейся и спустя столько лет обидой.

Будто бы он знал, что такое любовь. Тоже мне специалист. Только в этих минах своих и разбирался. Они его и забрали. Вот и вся его любовь…

Сказала и испугалась. Взволнованно уставилась на дочь, но Земля не обиделась и, глядя на слышавшее и видевшее все Тирренское море, ничего не ответила. Смысл?

Она-то знает, что Лун прав. И тогда, и сейчас, закрыв глаза, она следует за ним, как и он следовал за той, кому присягнул однажды. Она, как может, продолжает его дело. Пусть и не то первое, главное, но другое, скрытое ото всех, выбранное им по какой-то неведомой ей причине. Не важно, какой. Она закрывает на нее глаза. Она – это он.

На дублере Проспекта мира столпотворение. Велосипедисты и самокатеры контролируют дорогу из области, заполняя промежутки между авто и тротуары. Относительно свободны лишь трамвайные пути да полосы из центра. Светофоры на Галушкина работают, хотя порядка от них мало. Полиции не видно.

Может, все на ВДНХ?

Поток движется в том направлении. Там есть где разгуляться.

Откуда все? Зачем?

Не понятно. Ничего не понятно.

На светофоре Земля пытается вслушаться в разговор. Без толку. Что-то про велики. Техническое. Ничего по сути происходящего. Надписей из пяти букв не видно. И на том спасибо.

Земля переходит на Галушкина где по правилам, где без и поднимается в квартиру дома на сваях. Открывает Сашка. Полный, добродушный двоечник. Пересдача. На первый раз готовила не Земля. Никто не готовил. Теперь наскребет баллы. Сдаст. Не глуп. Но ленив и не собран. Мир за пределами компьютерных игр и соцсетей узок. Догадывается по редким выходам на улицу, что он есть, и только. Книг не читает. О войне слышал: это типа танки и стрелялка в реалити. Одним словом, Сашка, а не Александр.

Земля берется за таких меньше из-за денег, больше из профессионального интереса. Вытянуть «такое» на свет божий, читай – на аттестат, это не «хорошо» превратить в «отлично», здесь работать надо, сходя порой с ума от примитивности происходящего.

Земля спрашивает у Сашки, может, он что знает про улицу. Не, не знает. Только проснулся. Даже не успел в окно посмотреть.

Занятие час. Не обычные 90 минут. Больше такие не выдерживают. Экзамен длится три.

Кто это выдумал?

Земля выдает краткую, на 5—10 минут лекцию и уводит подопечного в тесты. Практика, практика. То, что ему нужно. Теория таких губит. Читает задания медленно, вслух. Про себя понимает, но хуже. Словарный запас минимален. Приходится мучительно упрощать речь. Переползая с термина на термин, там, где в обычной ситуации можно идти. Нотки понимания – восторг. Недолгий. Забывает быстро. Земля напоминает. Так два-три круга. Через полчаса в который раз Земля называет про себя учителей начальных классов героями. Она бы ни дня не выдержала этого непрерывного упрощения, а они – годами.

Последние десять минут как в тумане. Дается план текста. Максимально без вмешательства Земли. Сашке надо пробовать, а ей не сойти с ума. Делает. Нормально делает. Всеобщая надежда на лучшее – на десерт.

Земля покидает квартиру. Выдыхает в лифте. Набирает сообщение Ивану.

Как?

Ответ приходит уже на улице.

Все до 4. Учись.

Значит, не более четырех секунд на шесть тарелок Бьянчи в разных вариациях задания. Скорость – его конек.

Куда мне?

Отвечает Земля и добавляет.

Еду за пиццей.

Садится в такси. Не к случаю, конечно, учитывая ситуацию на дрогах, но в рюкзаке то, с чем в метро нельзя. Потеря времени, но по-другому никак. Хорошо, есть серьезный запас по отношению к назначенной на сегодня точке. Приходит ответ Ивана.

Задержали на тренировке. Разборы.

Земля улыбается. Леся, кто же еще. Включается в игру.

Понятно. Возвращайся по МЦК.

Осматривается. Все тот же перекресток Галушкина. Почти не двинулись. Пфф. Ответ Ивана.

Ага.

С добавочным издевательским вопросом.

Сколько там у тебя на Бьянчи?

Снова улыбка.

Как и у тебя, дорогой, как и у тебя.

Думает Земля про себя, ничего не отсылая в ответ.

Fjórða (Четвертый)

Walther PP, найденный в схроне Луна, немецкой сборки. Предположительно, снят с убитого наемника с достаточным запасом патронов для освоения оружия, но не тренировки. В клубе сына, а потом и в других за неимением немца (он вдруг оказывается диковинной редкостью) Земля берет максимально на него похожее. Им оказывается презираемый сыном ПМ. В открываемую почти каждым инструктором дискуссию о том, что ПМ – плагиат Walther, Земля не вмешивается. Поняла, ознакомившись с несколькими статьями по теме, что это прежде всего политика, а потом уже техника. Из виновника перебранки Земля стреляет в лесу за сотым километром. В наличии 46 патронов. Использует две трети. На ПМ набирает по подсчетам Ивана 900, по ее (в трех прочих клубах) – около 3000. Дальше пятнадцати метров Земля нигде не уходит, зная наверняка, что сможет приблизиться к Четвертому практически в упор.

Четвертый уже при беглом изучении кажется легкой целью. Охраны никакой. Личного оружия нет. Семьдесят с копейками лет. Частые, еще и по расписанию, одинокие прогулки в лесопарке без камер и контролируемого хотя бы сторожем въезда-выезда. Клиент-мечта.

Пистолет выбран по совокупности обстоятельств, важнейшим из которых остается необходимость поддерживать «отсутствие почерка». Мины по-прежнему исключаются. Земля не отказывается от них совсем. Но для их использования должно пройти по ее расчету не менее пары лет от Первого. Лучше – больше. Автоматы могут пригодиться для более сложной цели. Здесь сработало бы и ружье. Но оно фактически уничтожено, а о почерке и говорить не приходится. Он вылезет сам собой, будь в схроне Луна еще одно ружье. Так что Walther в какой-то степени не имеет альтернативы, но освоение его потребовало сил и средств. На то расстояние, на которое Земля рассчитывает, есть явная перестраховка по настрелу. Она словно чувствует, что все пойдет не так, и готовится к гораздо большему, чем просто выстрел в упор в старого, одинокого прохожего.

Месяц наблюдения за Четвертым уточняет режим прогулок, отступления от которого не превышают десяти минут. С учетом места сбой несущественный. Утро и вечер. И там, и там около семи часов выход из дома. Идеальная для наблюдения и исполнения аллея в пятнадцати минутах ходьбы. Достаточно далеко от дома, чтобы выстрел не всполошил жену Четвертого, и достаточно глухо, чтобы не заиметь случайного свидетеля. Недалеко и от трассы с рейсовыми автобусами. Как вариант железка, но туда пришлось бы гораздо дольше, до сорока пяти минут идти. И там, и там имеются идеальные для сброса оружия и сжигания одежды места. Лесная речка, пруд, официальные и самопальные мангальные зоны, одинаково пустующие в будни.

По мере приближения назначенного дня усугубляется проблема, ранее не возникавшая. В отличие от первых трех, по Четвертому Земля упорно не может понять, кому может потребоваться его жизнь. Сотрудник какого-то НИИ, не рядовой, но и не звезда. Старая дача, такой же древности автомобиль. Не нищий, конечно. Айфон, недешевые английские плащи, но здесь, как ни крути, нет денег, за которые нужно убить. Но ставка по Четвертому обычна. Причина, по которой этот заслуженный пенсионер не должен спокойно умереть своей смертью, так и остается неясной, а вмешавшиеся в дело случайные обстоятельства делают Четвертого, точнее, воспоминания о нем, едва ли не самыми мучительными из всех…

Земля отрабатывает обычный день: два занятия и знакомство с новым учеником – и выезжает на место. Такси плюс автобус. Выходит на точку в половине седьмого. Проверяет оружие. Идеально. Накануне немец контрольно отстрелян и почищен. Сборка-разборка – кошмар для нее, но немцы при всем своем совершенстве капризны – известный факт. Земля заряжает полный магазин. Хотя расчет на один-два выстрела, подстраховка не помешает.

Земля занимает место на слепом повороте у выхода на аллею, рассчитывая увидеть Четвертого издалека, едва он появится на выходе с лесной тропинки от дома. Ожидание.

Семь часов.

Семь десять.

Семь пятнадцать.

Сбой графика. Незначительный, но сбой. Земля уже думает о завтра, как вдруг Четвертый появляется из леса. Земля, расстегнув куртку, делает шаг ему навстречу. Пистолет в поясной кобуре для практической стрельбы. Снят с предохранителя и надежно, если держать руки в карманах, прикрыт от взгляда полами куртки. Между Землей и Четвертым около ста метров. Секунд десять на сближение, но вдруг из леса за Четвертым показывается его жена, а следом – две пары помоложе. Как потом оказывается, сын с женой и внук с невестой.

Земля сбавляет шаг.

Отбой.

Просто пройти мимо и прийти завтра. Или послезавтра. Времени ставить ствол на предохранитель нет. Да и не нужно. Решает так и пройти мимо.

Встретимся завтра.

Думает Земля, слыша щебет приближающихся голосов, не разбирая подробностей. Почти проходит мимо и вдруг слышит отчетливое.

Извините, вы не поможете?

Останавливается. Оборачивается. Четвертый.

Одно семейное фото. Будьте добры.

Протягивает айфон. Земля замирает. Нет причин отказать. Выдавливает улыбку и кивает. Принимает айфон левой рукой, правой контролируя полу куртки. С ужасом вдруг осознает, что для фото айфон (на нем еще и отпечатки останутся) придется взять двумя руками. Не то чтобы кобура вылезет целиком наружу, но наверняка станет заметной. Четвертый отходит в сторону родных и вскоре Земля слышит его довольное.