Текст книги "Откровение Блаженного"

Облако моей седины

1

Ангелы-хранители не долетают до земли. Никто не защищен…

Время опережает Жизнь.

Время – Творение Бога.

В утробе Времени развивалась, формировалась Вселенная.

Вселенная – зародыш?

Был бы я изначально глубоко верующим человеком… что я ощутил в этот миг? Тайна. О чем подумал? Тайна.

Когда я узнал, что сын погиб… Моя жизнь тотчас оборвалась.

Мое горе не измерить никакими мерками. Оно схватило все и вся. Навечно.

За глухой завесой незатихающей боли прячусь от людских взоров. От самого себя.

Раньше я засыпал с мыслью о скорой встрече с новым днем. Сейчас засыпаю… чтобы как можно дольше пребывать в стороне от реальной жизни.

Многоцветность, многозвучность бытия для меня исчезли. Только – серость. И – мрак.

Тяжесть обыденной жизни.

Утрачен смысл. Естество растворилось в «непогоде тоски».

Дни мои… до истечения будут напряженно-угрюмыми.

Над чужим миром безмолвно плывет непогожее облако моей седины.

От моей седины остужен небосвод.

Стою у окна. Стою у двери. Стою у могилы. Как памятник… памятник несчастному отцу.

Душа взывает: сынок, явись хотя бы призраком!

• • •

Уже не вернуться… искомое убито…

Не на лице, а где-то внутри «возникает» подобие улыбки. Стихийно.

Не по моей воле… Зачем? Зов?.. Чей?.. Симптом помешательства?..

Молчание позволяет мне услышать дыхание земли… дыхание тела моего сына…

По приглашению был на свадьбе. Заболел… душевно. Нет, не здесь мне находиться, а в клетке сидеть!

Мне говорят:

– Алексеич, Господь дал, Господь и взял…

– Мой сын наркоман. Я и жена замучились с ним… А твой… благодари Всевышнего…

– А если бы он стал инвалидом? С ложечки кормил бы…

– Бог умножил твой талант…

2

За окном часто стучит дождик… Сынок бежит домой?

Убили его тело, а душа еще живее стала.

В открытую форточку струей воздуха втянуло калиновый лепесток. Он легонько скользнул по моей щеке… будто Алешин пальчик.

Стопа калины окольцована полоской плотной бумаги, на ней: «Утоли моя печали». Откуда?..

Под калиной – его подснежник.

Им сделанная скворечня. Скворец поет. Замолкает. Глядит в мою сторону… Жалеет?

• • •

Молчит трава. Молчат деревья. Жалкий, иду… В душе – слезы: сегодня ему… двадцать… …Улетел…

Живые цветы на его могилке… он сам хотел жить…

«Алеше от Натальи Нечаевой: с великой нежностью и памятью в Святое Воскресение».

Пучок ивовых веточек… За утро распустились сережки. Летает пчела. …Поднимаюсь в небеса…тишина… он близко…

Откликнись!

1

Я не думаю, что живу.

Я не думаю, что умру.

По жесткой земле волочу свое захлебывающееся кровью сердце.

В горле постоянный клекот рыдания. Слезы.

У меня не было отца. И вот не стало сына. Круговая осада безжалостной судьбы.

Раньше, когда я был счастлив, то все остальные люди казались мне несчастными. Сейчас, когда я несчастлив, то все остальные люди мне кажутся счастливыми.

Дома – мне плохо.

Выйду из дома – еще хуже.

Как быть? Жить?

Не вглядываюсь в лица – их словно нет.

Все явления природы – за пределами моей жизни. Себя ощущаю стихией, не имеющей названия, примет и предназначений. Стихия, блуждающая во тьме.

Мои сны:

Младенец смеется на моих руках…

Иду. Ночь. Я думаю: а если сорвусь с обрыва? С неба – свет!..

Алеша нарисовал портрет незнакомого мужчины. Я вгляделся: мое лицо…

• • •

За два дня до своей смерти из больницы мне позвонил мой друг писатель Ю. М. Щербаков. Разговаривать он почти не мог, что-то бормотал невнятное… натужно, настырно, долго… Не пытался ли он тем самым оградить, предупредить меня?.. Ибо сын мой погиб менее чем через неделю.

Покупаю цветы. Бабка:

– Тебе как? Четное число ромашек аль нечетное?

Я не понимаю. Она поясняет:

– Живому? Аль для мертвого?

С надрывом вдыхаю воздух:

– Сыну…

– Алексеич, глянь, какая красивая радуга!

Глянул… но посверх радуги…

Когда я один, то я – с сыном.

Мою старость венчает трагедия… Мне уготован Рай?

– Алеша – твой ангел-хранитель.

2

Каков же был знак твоего явления на белый свет? В это майское утро падали дождинки… слезинки…

Сразу удалился немыслимо далеко. На недосягаемое…

Когда он собирался уезжать из дома, из ржаного батона насушил себе сухарей… на дальнюю (невозвратную!) дорогу. …Мед ел ложками. Неужели там, где он сейчас, ему несладко?

Ты еще не успел позабыть, как мать пела над твоей колыбелью… Сейчас над твоей могилой поет вьюга.

В зале на линолеуме застывшие восковые капли, упавшие с горящих свечей во время отпевания Алеши…

Ветрено. В окне суматошно мечутся тени от веток калины… Ты ли, сынок, в поздний час что-то хочешь мне сказать… тревожное?..

Я назвал тебя сыном тысячу раз! А ты хоть бы один раз откликнулся!

Я обнимаю подсолнухи – они вздрагивают… Помнят, как я на этой меже кормил Алешу?

Воробьи долго и оживленно щебечут на калине: сегодня день рожденья Алеши.

• • •

Тело сына срослось с плотью Великой Матери Земли. Стопами я прикасаюсь к ним… осторожно… …каждый шаг, как толчок крови в сердце…

Свет его жизни во мне и во всем мире.

Он и я обнимаем Вселенную. Он протягивает руки с Небес, а я – с Земли… …Иди домой… тут хорошо…

Незабудки глаз

Слезам любви и скорби не исчерпаться, не иссякнуть до донца. В воспаленной памяти моей всплывают все новые и новые картинки, эпизоды, штрихи. Несколько подборок из «Записок…» опубликованы в еженедельнике «Литературная Россия». Из разных городов и весей я получил письма. Они – не отклики. А большее…

«Как обухом по голове: твои «Записки несчастного отца»! Читал их и плакал, не пряча слез. Виктор, не обессудь за мой лепет-совет: пиши о сыне, вспоминай, беседуй с ним. И душа его не будет сиротской». В. Паршин, журналист.

«Самое высокое страдание – мужество. Не торопись выплакать всю боль сразу. Жизнь и есть боль». Т. Брыксина, поэтесса.

«Прошу Бога, чтобы помог Вам выдержать, пережить беду. Надо жить. Творить. Предостерегать людей, напоминать о хрупкости, нежности, сиюминутности человеческой жизни». Г. Мазина, директор школы.

«Вы поведали о великом горе, которое испытывают в России все большее число людей. Как бы хотелось, чтобы плач Вашей души услышали те, кто «у руля страны». Е. Шуваева, студентка.

«Пять лет назад я так же потеряла своего сыночка. Поэтому Ваша беда – моя беда.

 
Я снова боль переживаю.
Чужую боль. А как свою.
Чужого сына я теряю,
Как своего. И вновь скорблю.
…Уснул навек в холодной тайне
И дум последних не узнать…»
 

«Попался мне номер «Литературной России» с твоими «Записками…» Там твое фото. С глазами, опущенными ниц, а вернее, в свою душу, в свою беду. Не печалься сильно. Душа твоего Алеши жива. Молись. Это единственная связь с ним.

 
Скорбь испытав, я приняла
Твою беду со скорбью, Виктор,
И ветер слез твоих не вытер,
Он сам, что много перевидел,
В свои рыдал колокола!
Ладонь на сердце положи
И сыну своему скажи,
Чтоб мужу моему отвесил
Земной поклон в небесных весях,
В краю не плоти, а души…
Нам всем, нам всем идти туда,
Смерть, как и жизнь, нет, не случайна.
Где тело гнет к земле беда,
Там душу поднимает Тайна.
Знать, посетил Господь и нас,
К себе страданьем призывая,
Сухие незабудки глаз
 

«…В Вашу чистую душу положена необыкновенная любовь ко всей Вселенной. И веет от нее солнцем, нежностью, красой». Ольга Горьковая.

«Источник света, несите Свет! Учите Любви, указывайте единственно верный Путь! Созданный по образу и подобию Бога, будьте олицетворением Его долгие годы…» Елена Макухина.

Эти строки из последних посланий моих духовных детей: их чувственный отклик на мою беду. Отец Небесный, будь снисходителен к ним за чрезмерно пылкий восторг. Ты же знаешь, что все мы стоим пред очами Твоими в застенчиво-любящем коленопреклонении. Вровень с Тобой – только Вечность.

Всем низко кланяюсь, кто с глубоким состраданием и участием принял Печаль моей души. Мир поднебесный, жизнь людская сложны и нередко непредсказуемы. Тем не менее мы должны пытаться вникнуть разумом во все их многообразие и ответвления, изыскивая крупицы Истины в подчас невеселых раздумьях и воззрениях. Между Добром и злом. Между Пресветлым и нечистым.

 
Будь здоров душой и телом,
Жизнь горька, но ты крепись
И к неведомым пределам
Уходить не торопись…
 

Снег… снег…

1

Жизнь моя сузилась до острия лезвия ножа.

При встрече с добрыми людьми ощущаю свою человеческую неполноценность и душевную ущербность.

Иду. А за моей спиной земля обрушивается… обрушивается…

«Сойду с ума, забуду сына… буду смеяться…»

Женщина, как и я, рано потерявшая сына, узрела мою окаменелую опечаленность, строго сказала:

– Не греши!..

Скучаю по жизни!

Жена: «Какая ценность – живой человек!» …После похорон леденящая метель утихла. Начался снегопад. Я заблудился в нем. Потерял дорогу, жилье. Снег… снег… Нет белого света. Нет тела и души. Я забыл, что такое жизнь.

•

Человек вычитал из моего стихотворения: «Плачет солнце…»

Недоверчиво хмыкнул:

– Не могу представить, чтобы солнце плакало.

– И не приведи Господь!

•

– Эй, человече, – окликнула меня улыбчивая цыганка, – погадать на счастье?

– Раньше бы…

•

Что означает для меня число «10»? Я ранее говорил. Повторю и сейчас. Этим числом обозначены день моего рождения и день гибели моего сына. Хотя в последнее время стал замечать, что в иные дни с этим числом в моей жизни свершается что-то хорошее, доброе. …Попались на глаза: «10 января 1775 г. казнен в Москве Пугачев», «10 февраля 1837 г. на дуэли погиб Пушкин…»

И еще… Когда из множества вариантов окончательно определилось название этой книги, то я с удивлением обнаружил, что в словах «Откровение Блаженного» по десять букв…

Люди: «Алексеич, живи назло своим врагам»

«Лучше бы ты погиб. Тогда бы сын жил».

•

Повздорив с моей женой из-за мелочи, женщина обиженно бросила:

– Пусть в твоей семье случится еще такая же беда!

Она – культработник, из числа духовников.

•

Встречаться на кладбище с посторонними людьми всегда нежелательно. Вдвойне, если это цыган. Он, по-видимому, здесь обжился, добывая «хлеб насущный». При похоронах, поминках, посещения усопших родных люди не поскупятся на стакан водки, пряник. Вот и ко мне «прибился». Будто проявляя сочувствие, нагнулся через оградку, прочитал…

– Твой сын?

Я кивнул головой. И вопросил его удалиться:

– Хочу один постоять…

Цыган не ушел. Надеясь чем-то поживиться, взялся рьяно за «обработку» (дело привычное): начал плести околесицу, сумбурно выкрикивая с ритмичным приседанием: «Небо – на Земле! Земля – на Небе! Бог сошедши из Вечности! В зенки сатане плюнь! плюнь!» «Гипноз» его на меня не подействовал… поскольку дать ему мне было нечего.

За крестами запели панихиду. И бедолага тотчас подался туда.

О, Русь!

2

Мои сны:

Скачу на лошади. Лошадь иногда поворачивает ко мне голову – у нее человеческие глаза. Глажу ее. Радость. И вот – дом. Палисадник. Лошадь вдруг превращается в Алешу.

Алеша стоит со мной рядом. Радостный! Оттого, что жив!

В телефонной трубке голос дочери… приглушенный: «Па…»

Алеша: «Я порвал фотокарточки друзей…»

Слышу в телефонной трубке дыхание сына. Кричу! Молчит.

В высокой траве ищу детей…

Умываюсь песком…

Зеркало в крови…

Кресты… кресты…

Крытая машина въехала во двор. Похоронная музыка.

Сквозь городьбу пропихивается огромный паук. Поблизости Алеша – маленький. Я пытаюсь раздавить паука. Он запрыгивает мне на голову.

Брат кинул в меня нож. В воздухе нож вспарил, как гусиное перо. Исчез. …Головы моих братьев катятся за мной…

Алеша-подросток облизывает горлышко винной бутылки.

Алеша замахнулся на свое отражение в зеркале.

Он попросил полотенце. Мы даем. Развернул – оно грязное.

Сын в горнице моей бабушки Маши. Лежит на кровати. Говорит: «Папа, мне холодно».

Он болен. Ему отняли кисти рук. Одну пришили. Ею утирает слезы. Я боюсь, что она оторвется.

Снежный столб до неба. Дотрагиваюсь до него. Обрушивается. Осколки летят в лицо.

Иду по зимнику. Цепляюсь лбом за оледенелые края. Кровь.

Река. Лед. Срываюсь в полынью… Сильное ощущение: скоро умру.

Я и жена на плоту. Волны. Плот переворачивается. Пытаемся доплыть до берега. Но течение уносит дальше…

Я дома. Толстая красная змея набрасывается на меня.

Старуха качает колыбель – в ней мертвые младенцы.

Карлик пристально глядит на меня. Я отворачиваюсь. Если потеряю сознание, он меня задушит.

Окно. Солнце. Свет угасает… Чернота. Я бегу по черному коридору…

3

Он часто видел страшные сны.

•

…По телефону он пригласил родственников из Саратова приехать к нам в гости на Рождество Христово.

На свои похороны пригласил.

•

…Не благословил, не перекрестил сына в дорогу…

До истечения дней с нечеловеческой скорбью будут помниться холодные губы сына.

•

Из сугроба торчит распятье креста. Его глаза… они все отчужденнее.

•

– Ты не пошел по моим стопам. Я последую за тобой.

•

…Я и сейчас за него боюсь. Вот когда лягу в могиле… рядом…

•

Был на кладбище – все спят.

•

Что за бес меня попутал? Наверно, когда счастье плещется через край… Было ему не больше годика. Я легонько оттолкнул его от себя, промолвил:

– А ведь я не твой папа…

Безумие! Кощунство! Тягчайшая оплошность! До сих пор вижу его испуганные, вмиг наполнившиеся слезами глаза!

Я взял его на руки, не обронив ни слова. Что тут скажешь в оправдание?! Мы обнялись. Как самые счастливые люди на белом свете!

•

Одежда, в которой погиб Алеша… Он отдал ей последнее тепло. Иногда, оставаясь один дома, я надеваю водолазку, пуловер. И моя остуженная кровь на какое-то время согревается.

•

В День Алексея, Божьего человека (30 марта), посетил землю снег с морозом. К полудню потеплело. Алешин подснежник под калиной выжил.

•

У подножия креста я посадил два калиновых отростка. Поливал их. Принялся один. Так и надо?..

Росток расцвел махоньким зонтиком.

•

О многом приходится сожалеть, терзаться: не те слова ему сказал, не так поступил с ним, не проявил должного внимания, не обласкал.

•

Повзрослел он быстро. Многое понимал и знал. Я не стеснялся в тех или иных создавшихся житейских ситуациях советоваться с ним, прислушиваться к его мнению.

Какие были бы у него дети? Сколько? Он бы их любил. …На верхнем уголке экрана телевизора им нарисованное и приклеенное красное сердечко.

•

…На окраине поселка (уже наступила ночь) горела колхозная мастерская. Вместе с другими людьми и мы с Алешей (ему было два годика) побежали туда. В темноте и суматохе он потерялся.

Отблески пожара. Крики.

Страшные минуты.

•

Я носил короткую бородку. Когда брал его на руки, он осторожно дергал за нее и повторял:

– Папа, правда, что ты не дедушка?

•

Впереди меня шла девушка – ровесница Алеши. Я всегда носил в кармане несколько экземпляров книжки о нем. «Подарю ей..»

Девушка просветленно улыбнулась.

Не она ли могла быть невестой Алеши?

•

Алеша – капелька Вечности.

Сколько раз до сегодняшнего дня он осчастливил бы меня светоносной, любящей улыбкой!

Всеми зримыми и незримыми приметами, явлениями сын желает, чтобы я продолжал жить так же, как и при нем, живом, – неуемно, с любовью ко всем.

День моего рождения. Уже сутёмки. В квартире запел сверчок.

Душа Алеши?!

«Папа, ты будешь мною гордиться…»

Христос, яви к нему благоволение!

•

Поэтесса Мария Сухорукова:

– Молись, Виктор… И благодари сына: он ведет твой разум к Богу и мудрости.

•

10 января 2004 года. Природа любит моего сына: заря прозрачной розовостью охватила белый свет; утренние звезды так близки, так ласковы, что слезы ослепляют…

Солнце и молитвенная тишина. День протяжный, белоснежный и печальный. Небо глядит по-матерински… Земля удерживает мое равновесие – не дает мне упасть. На пять лет я стал к нему ближе. Когда мы встретимся, боль моя умрет. Мы будем струиться сквозь Вечность, не ведая о том, что слезы могут превращаться в звезды.

Листки из роддома

…Воды отошли раньше времени. По срокам рожать примерно через неделю. Врач сказала, что при сложившейся ситуации они не отвечают ни за мою жизнь, ни за жизнь ребенка. Плод очень крупный. Может, как-то самолет вызвать из Волгограда? Или на машине – в Камышин?.. Иначе, наверное, не выкарабкаться. Ну теперь что будет, то и будет.

•

Дорогой, родила нашего парня! Вес – 4,2 кг, длина – 64 см. Сказали, что не будут его приносить ко мне на кормление трое суток.

Врач говорит: ребенок здоровый.

•

Было первое кормление. Грудь берет хорошо. Насытился – и сразу заснул.

Похож на твою мать.

Всех младенцев по двое носит сестричка, а его одного – тяжелый. Лежит, как хомячок. Он тут самый большой.

•

Нас переводят в другое помещение, а в этом будет ремонт. В какое окно тебе можно посмотреть, потом сообщу.

•

Как назовем сыночка? В старину – по святцам…

•

Из имен, что ты подобрал, ничего подходящего. Алексей, может, и неплохо. Но все подряд Алешки, а в жизни будут звать Лёшка. Предлагаю назвать по-церковному – Михаил… Миша. Если не подходит, тогда: Серёжа, Виталий – Виталька, Александр – Саша.

Надо зарегистрировать ребёнка в ЗАГСе, выписать свидетельство о рождении.

•

Молодец, что купил кроватку. Ты, как пчелка, все добываешь, что необходимо.

•

Если ничего не изменится, то в понедельник меня с ребенком должны выписать. Приходите с Леной. Купите цветы и конфеты.

Когда мои дети были маленькими

Сынишка тянет меня в универмаг, в отдел игрушек. Я не поддаюсь, иду в гастроном, покупаю вермишель, маргарин.

По дороге домой Алеша протяжно вздыхает:

– Эх ты, папа! Только зря деньги прокупил!

•

Веду дочку Лену к зубному врачу. У двери кабинета она остановилась, пытливо глядит мне в глаза, робко мямлит:

– Папа, мне один зубик надо удалить?

– Да.

Она переспрашивает:

– Всего-навсего один?

– Да, – повторяю я.

Лена воодушевляется:

– Малюсенький, вот такусенький? Ну тогда и нечего было из-за пустяка сюда приходить! Пошли домой, папа!

•

Алеша упал с дивана, и на лбу у него появилась шишка. Сестренке Лене жалко братика, и она, пытаясь как-то помочь, ему сказала:

– Давай я ее молотком забью!

•

– Доедай кашу, не оставляй силу! – говорю сыну за обедом. После моих слов он охотно доел кашу. Не вставая со стула, до плеча поднял рукав рубашки, упруго согнул руку, бодро выпалил:

– Папа, погляди, какие у меня большие мускулы стали!

•

Долго стоим на остановке. Алеша обиженно вздыхает: – Когда же автобус пообедает?

•

Алеша, поднявшись на цыпочки, заглядывает в сруб колодца. Я предупреждаю:

– Смотри не упади!

Он обернулся ко мне и приложил к губам пальчик:

– Папа, тише. А то облака распугаешь…

•

Алеша простудился, и у него заболело правое ухо.

– Папа, – говорит он, – а ко мне в ушко сверчок забрался!

•

Лену укусила пчела, и у нее распух глаз. Сидит дома. Скучает. Мама ее спрашивает:

– А где же твоя подружка Женя?

Голос у Лены плаксивый:

– Она не хочет со мной играть, потому что я страшная стала!

•

Алеша с опаской кивает на солнечные блики в луже: – Чтоб я в воду не лез, кто-то стеклышки набросал.

•

Лена делает домашнее задание. Младший братик сидит рядом с карандашом. Вглядываясь в листок, задумчиво бубнит:

– К трем прибавить нуль будет тридцать.

•

– Мама, – спрашивает Алеша, – ты сказала, что испекла пирожки воздушные. А почему же они не летают?

•

Алеша увидел на улице пьяного и, указывая на него пальцем, крикнул:

– Какой большой, а еще ходить не научился!

•

Гуляю с Алешей по улице. Он спрашивает:

– Папа, а почему у собак нет крыльев?

Пока я думал, что сказать, сын ответил на вопрос сам:

– Если бы у собак были крылья, то они бы тогда всех птиц слопали!

•

Купаю Лену в ванне, строго прикрикиваю:

– Да брось ты свою куклу!

Лена прижимает куклу к груди, машет головой:

– Не брошу! Она плавать не умеет! Утонет!

•

– Папа, – спрашивает меня Алеша, – а кто ест колючки?

Я сказал, что верблюд.

– Вот и не знаешь. Колючки ест ежик! Видел, какой он колючий?

•

– Лена! Лена! – зовет Алеша сестренку, – иди послушай, как у меня в животике трещит!

•

– Вот наказание! – всплеснула руками мама. – Не углядела и – молоко убежало!

Алеша тотчас прильнул лбом к стеклу окна, решительно бросил:

– В какую сторону оно убежало? Я догоню мигом!

•

Алеша:

– Папа, когда ты состаришься, то тогда ты станешь моим дедушкой?

•

Братишка и сестренка ведут спор на улице у двора.

Слышу только: допрыгну… не допрыгнешь… Затем – резкий всплеск! Гляжу, Алеша барахтается в луже. Поднимается. Выходит. С него ручьями стекает вода. А на лице победная улыбка:

– Ура! Я до солнышка допрыгнул!

Рассказы и очерки

Монолог автора

…Я сидел у окошка час, второй… Бабушка рукой остановила вращающееся колесо прялки, жалеючи меня, ласково сказала:

– Ступай, чадунюшка, во дворе поиграй. Чё ж в избе маешься?

Я только передвинулся к другому глазку окна. Наконец повозка показалась за ериком. На плешинах солончака клубилась белесая пыль. Я побежал к мосту. Дядя Коля, заранее вытащив из сумки газету, на ходу передал ее мне.

Вернувшись с почты из станицы Ярыженской, он тотчас стал развозить по дворам корреспонденцию, бандероли, посылки, денежные переводы. Остаток раздавал, когда хуторяне собрались у гати встречать с пастбища скотину. А я с заветной «районкой» уединился на палисаднике. Она пахла луговыми ромашками, светилась жар-птицей… потому что в ней были напечатаны мои первые «пробы пера».

С того давнего времени и до сей поры это счастливое, волнующее чувство ожидания выхода в свет своих очередных публикаций не улетучилось, не иссякло, не охладело. Диапазон печатных изданий, в которых укоренялось, находило признание мое авторство, расширялся. Это различные журналы, еженедельник «Литературная Россия». С младых лет я считал, что труд писателя тяжелейший, и помимо таланта он должен обладать полнокровным физическим здоровьем. Я усиленно занимался гирями, в любую стужу во дворе обливался по пояс колодезной водой. Зимой ходил по улице в вязаном пиджаке (толстое пальто мне казалось ватным одеялом). Спиртное не употреблял.

Как такового письменного стола я не имел, а творил в разных концах околицы в потаенных, насиженных мною местах – в терновнике, прибрежных зарослях, просеке, где в душлах, под валежиной лежали припасенные мною тетради и карандаши.

Заготовки, материал для большинства рассказов накапливался, собирался годами. Исподволь я присматривался к «облюбованному герою», его жизни. Вносил в черновик добавления. Таким образом складывалось некое «творческое досье» на него. Прояснялся, выплывал наружу, органически определялся стержень сюжета. И только потом я вплотную подступался к основной работе и окончательному ее завершению.

Содержание данной книги я определил как «откровение блаженного». Почему «блаженного»? Да потому, что время нынче такое… когда молчать грешно, а говорить – больно. Остается скорбеть вместе с Богом?..