Текст книги "«Салют-7». Записки с «мертвой» станции"

В погоне за «Салютом». Первый этап четвертой экспедиции

Начались и наши, если можно так назвать, обычные космические будни. Джанибеков коротко докладывал: «Пошли, пошли! Идет нормально, машина идет устойчиво. Идет очень жестко. Небольшие колебания, поперечные… Есть отделение первой ступени, вторая работает мягче, небольшое покачивание… Есть отделение второй ступени… Двигатель работает устойчиво, мягко. На борту порядок! Работает третья ступень, очень устойчиво… Объект отделился от носителя, вышли на орбиту». В наушники мы услышали голос Генерального конструктора: «Ну что же, дорогие мои. Поздравляю вас. Искренне выражаю уверенность, что вы выполните программу полета успешно. Счастливого полета, дорогие «Памиры».

Одно из удивительных свойств памяти – воскрешать из далекого прошлого давно забытые события. Вот и сейчас память возвращает к одному из них, и я снова и снова переживаю связанные с ним обстоятельства так, как будто это было вчера.

За несколько минут до старта мы услышали в наушники: ««Памиры», говорит 20-й» (позывной Генерального конструктора со времен старта Ю. Гагарина).

Памир-1. 20-й, слышим вас отлично. На борту порядок. Затянули привязные ремни. Скафандры герметичны. К старту готовы.

20-й. Ну что же. Здесь на командном пункте тоже все готовятся, чтобы осуществить этот старт в штатном порядке. Желаю вам успеха, дорогие мои, успешного выхода на орбиту. Как говорится, до встречи на орбите.

Памир-1, 2. Спасибо, 20-й.

В 09.39.51.932 ракета начала движение.

Начались и наши, если можно так назвать, обычные космические будни. Джанибеков коротко докладывал: «Пошли, пошли! Идет нормально, машина идет устойчиво. Идет очень жестко. Небольшие колебания, поперечные… Есть отделение первой ступени, вторая работает мягче, небольшое покачивание… Есть отделение второй ступени… Двигатель работает устойчиво, мягко. На борту порядок! Работает третья ступень, очень устойчиво… Объект отделился от носителя, вышли на орбиту».

В наушники мы услышали голос Генерального конструктора: «Ну, что же, дорогие мои. Поздравляю вас. Искренне выражаю уверенность, что вы выполните программу полета успешно. Счастливого полета, дорогие «Памиры».

Памир-1, 2. Спасибо, 20-й. Сделаем все, что сможем.

Земля. Первая смена поздравляет вас с выходом на орбиту и начинает с вами работу. Готовы принять от вас доклад о состоянии систем корабля.

Памир-2. Давление в СА – 840 мм рт. ст., в бытовом отсеке (БО) – 810 мм рт. ст., температура 20 °C.

Земля. Принято. Как самочувствие, «Памиры»?

Памир-1. Нормальное, а у вас?

Земля. Принято. У нас тоже хорошее. У нас по телеметрии все нормально. Выведение прошло штатно. Предварительные параметры орбиты 200×243 км.

Не скрою, из всех последовавших затем переговоров со специалистами, которые по ходу доклада делали соответствующие выводы и давали рекомендации, наиболее приятным было для нас сообщение о том, что, по данным телеметрии, отсеки корабля герметичны, нам разрешено снять скафандры и перейти в бытовой отсек. После этого мы радостно сообщили на Землю, что самочувствие отличное, настроение бодрое, хочется успешно выполнить всю программу. Герметичность отсеков корабля – дело нешуточное!

Затем на протяжении двух витков мы провели тест системы управления кораблем и двигательной установки. Несколько последующих часов разговор неизменно велся вокруг атмосферного давления в отсеках космического корабля. На втором витке мы обратили внимание Земли на рост давления в корабле. Из-за ошибки на Земле с подключением блока, вырабатывающего кислород, вместо блока очистки атмосферы парциальное давление в корабле возросло и достигло критической отметки 870 мм рт. ст. Обнаружив ошибку и устранив ее, мы начали сброс давления. По командам с Земли мы постепенно сбрасывали давление – 870, 820, 808, 750, 738, 739 миллиметров ртутного столба. Наконец, около 18 часов после восьми часов полета последовала команда: «Закрывайте, больше не надо…».

И уже после этого команды стали прозаичнее: ««Памиры», у вас на завтра по программе подъем в 3 часа, и мы вам разрешаем поспать и побольше, но встать не позже 6 часов. Мы довольны сегодняшним днем. Все прошло хорошо, и замечаний у нас нет. Спасибо вам за работу». Джанибеков ответил за нас двоих: «Ну слава богу, спасибо».

Первый день работы на орбите закончился. Впечатлений, конечно, было много, но взяться за дневник, как я дал себе слово еще на Земле, сразу же, как только появится свободная минута, мне не хотелось. Надо было войти в ритм новой жизни и начать описывать все события, связанные с космической работой, тогда, когда появится такое желание. Чтобы вести дневник, нужна не только дисциплинированность, но и, как сказали бы поэты, вдохновение. А оно приходит далеко не сразу. Да и возможности были весьма ограниченными.

Согласно записям в журнале, второй рабочий день на орбите мы начали в 05 часов 45 минут. Провели тестовую закладку специальной программы сближения со станцией «Салют-7», проверили работу двигателя ориентации корабля. К 11 часам и мы, и в Центре управления полетом очень устали и на время изменили тему переговоров.

Джанибеков. Как у вас с погодой?

Земля. Ребята! Вы ничего не потеряли, что улетели. Мы сами в такую погоду куда угодно улетели бы. Облачность, дождь. А как вы себя чувствуете?

Джанибеков. Чувствуем себя хорошо. В свитерах и брюках. Куртки даже сняли.

Савиных. (Чтобы усилить впечатление о комфорте нашего существования.) Доедаем черемшу.

8 июня, в субботу, на третий день полета, мы рано приступили к работе. Уже в 02 часа 40 минут начали подготовку оборудования и приборов для проведения сближения и стыковки с космическим кораблем. В 7 часов 30 минут надели скафандры и закрыли люк между спускаемым аппаратом и бытовым отсеком. Я прикрепил к ворсовой молнии на правой ноге свою «вычислительную машину» – калькулятор для вычисления параметров сближения.

После выведения на орбиту космический корабль «Союз Т-13» в течение двух суток совершал автономный полет. Было проведено несколько коррекций траектории движения, в результате которых утром 8 июня корабль «Союз Т-13» приблизился к станции на расстояние около 10 км.

Внимательно слушаем последние рекомендации Земли, связанные с проведением работ по сближению и стыковке. «Все у вас идет штатно. Мы идем по тем расчетам, которые дали баллистики. Идем по номинальной траектории. Нам желательно, чтобы вы зафиксировали угол отклонения цели от центра визира, когда увидите станцию. Это нужно для того, чтобы оценить, как вы идете, с перелетом или недолетом. В момент выхода из тени дальность ожидается 14,3 километра. Это в 11.08.38». Рекомендации закончились словами: «С самого начала работы мы будем стараться не мешать вам, но по вашим переговорам будем все понимать и не вмешиваться без крайней нужды в ваши действия».

В 11 часов мы наконец увидели станцию, в которой нам предстояло прожить довольно долго. Мы увидели ее сразу после выхода из тени. Она заблестела в лучах Солнца, пробившегося сквозь атмосферу. Точка не точка, но намного ярче всех звезд, она росла по мере сближения.

Запись в журнале так описывает эту встречу.

Джанибеков. Станция очень яркая. Сначала ее было видно плохо, но потом она начала разгораться. Красная-красная, в десяток раз ярче, чем Юпитер. Она отходит в сторону, дальность 7,2 км, скорость 12,8 м/с… Дальность 4,4 км, скорость 7,8 м/с… Расхождение 1,5 км.

Савиных. Мы идем не в графике… Станция уже в стороне, далеко… Нам надо переходить в ручной режим…

В Центре управления полетами согласились с нашим предложением. Отключили программу сближения, выполнявшуюся компьютером, перевели ее в ручной режим.

Замер дальности, второй замер через фиксированное время – вычислял скорость. Володя непрерывно гасил боковую скорость и непрерывно докладывал о дальности.

Внешне спокойнее, чем на тренировках, Володя действовал ручками управления корабля. Наша задача заключалась в том, чтобы идти в графике движения, который позволил бы догнать станцию и не врезаться в нее. Командир каждые 30 секунд по дальномеру должен был замерять расстояние до станции, а я делал расчет скорости, сравнивая его с графиком. В руке – секундомер, перед глазами – панель управления, контроль расхода топлива. Очень хотелось посмотреть на станцию, но ее заслоняло в иллюминаторе плечо Володи. Станция была ориентирована на нас боком и очень ярко высвечена, как будто высечена из алюминия с желтой добавкой. «Панели крутятся?» – вопрос из ЦУПа. Решили подойти поближе, посмотреть. Дальность 3,170 километра, скорость 4,5 метра в секунду. Сближение шло устойчиво. Солнце все время сбоку. Расстояние 2240 метров, скорость 6 метров в секунду. «Идем в графике. Какая же она яркая!» Расстояние 1865 метров, 1640 метров. Цвет станции до сих пор оставался серебряным. 1280 метров. Пока трудно было сказать по панелям, вращаются они или нет, потому что Солнце все время подсвечивало с нашей стороны. Мы продолжали идти на сближение – 980 метров, скорость 5 метров в секунду. В этот момент я не выдержал: «Начинай, гаси скорость».

Джанибеков (спокойно). Гашу скорость.

(Нетерпение нарастает.)

Савиных. Гаси, гаси скорость.

Слаженность в действиях была отработана до такой степени, что мы понимали друг друга с полуслова. Земля не мешала, и мы, шаг за шагом, включая двигатели на торможение, приближались к станции. На расстоянии 200 метров выполнили «зависание», сократив скорость сближения до нуля. Вот так и летели мы рядом со станцией, но немного выше. Она была видна на фоне Земли. Сейчас нужно было подойти к нужному стыковочному узлу, выравнять скорости и причалить. Земля несколько раз напомнила нам о времени, оставшемся до начала тени, но не настаивала на немедленном начале стыковки. При штатной стыковке станция застабилизирована в пространстве, подойти к стыковочному узлу относительно легко. Сейчас это было не так. Станция произвольно «гуляла», надо было поймать ее движение и причалить к стыковочному узлу.

Присмотрелись к станции. Станция имела два стыковочных узла. Володя повел корабль в облет к стыковочному узлу со стороны переходного отсека; контролируя дальность по визиру и чувствуя скорость сближения «кончиками пальцев», он выдавал импульсы на включение двигателей.

Джанибеков. Расстояние 200 метров, включаем двигатели на разгон. Сближение идет с небольшой скоростью, в пределах 1,5 метра в секунду. Скорость вращения станции в пределах нормы, она практически застабилизировалась. Вот мы зависаем над ней, разворачиваемся… Ну вот, сейчас мы будем немножко мучиться, потому что по солнышку у нас не все хорошо… Вот изображение улучшилось. Кресты совмещены. Рассогласование корабля и станции в допуске… Нормально идет управление, гашу скорость… Ждем касания…

Савиных. Есть касание. Есть мехзахват.

Земля. Молодцы, ребята. Все вас поздравляют… Работайте по своей документации… После стягивания проверьте давление…

Мы переглянулись. Не радовались, потому что этому чувству в наших сердцах уже не было места. Напряжение, усталость, боязнь сделать что-то не так, когда уже ничего нельзя исправить, – все смешалось. Мы молча сидели в креслах, а соленый пот стекал по разгоряченным лицам.

Это была победа! Пусть еще не полная, но уже победа. Мы вручную состыковались с молчащей станцией.

И экипаж, и все, кто участвовал в подготовке и проведении этого полета, были счастливы. На балконе Центра управления полетами присутствовали почти все космонавты и руководители отрасли. Начались обычные поздравления, рукопожатия, как нам потом рассказывали.

Но на фоне ясного неба безоговорочной победы появилось облачко. Нас не зря спрашивали о вращении батарей станции. Этого в пылу подхода к станции и стыковки вначале почти никто и не заметил. Только несколько человек обратили внимание.

В ЦУПе видели на телевизионном изображении, передаваемом с борта корабля, что две соосные панели солнечных батарей не параллельны, а развернуты относительно друг друга примерно на 70–90 градусов. Это означает, что как минимум не работает система ориентации солнечных батарей, а может, это признак отсутствия напряжения в системе питания станции.

После стыковки электрических разъемов станции и корабля нужно было проверить несколько параметров станции, контроль за которыми необходим в процессе проверки герметичности стыка и перехода из корабля в станцию.

Подключение этих датчиков станции к системе отображения на корабле осуществляется через состыкованные электрические разъемы. Убедились: датчики не подключились к схеме корабля. Это тоже признак того, что не работает система электропитания станции (СЭП).

Тучи начали сгущаться. И это сразу же породило множество проблем. Если не работает СЭП, то станция и все в ней должно замерзнуть – вода, пища, приборы, электроника, агрегаты, механизмы. Когда создавалась станция, то все было рассчитано на работу при положительной температуре, значит, не работает система обеспечения и контроля газового состава, а следовательно, неясно, можно ли находиться внутри станции экипажу.

А какой газовый состав атмосферы в станции? Ведь неисправность в радиосредствах могла объясняться и пожаром. Предусмотрительные проектанты уложили в корабль противогазы, чтобы мы могли ими воспользоваться.

Сообщение ТАСС звучало четко, бесстрастно, но убедительно: «В ходе трехсуточного автономного полета корабля «Союз Т-13» было проведено несколько коррекций траектории движения, в результате которых корабль приблизился к станции «Салют-7» на заданное расстояние. Дальнейшее сближение выполнялось экипажем вручную с использованием аппаратуры определения дальности и бортового вычислительного комплекса. На этапе причаливания они выполнили необходимые маневры, а затем осуществили стыковку».

А ведь именно этот день вошел в историю развития космонавтики как крупное техническое достижение. Именно высокий профессионализм экипажа, столь необходимый в космических экспедициях, позволил выполнить операцию по сближению и стыковке со станцией «Салют-7». Это достижение имело огромное значение для развития пилотируемой космонавтики. Появилась возможность осуществлять подход к спутникам для проведения осмотра или необходимых ремонтно-профилактических работ. Еще более значимым это достижение становится в случае спасения экипажа пилотируемого корабля или станции, когда вернуться на Землю невозможно по техническим причинам.

Позволю себе привести полностью запись из журнала, которая весьма образно отражает ответственность наступившего момента, так как из-за отсутствия информации на нашем дисплее о давлении внутри станции Земля опасалась возможной ее разгерметизации.

Земля. Открывайте люк корабля.

Савиных. Люк отодрали.

Земля. Тяжело было? Какую температуру имеет люк?

Джанибеков. Люк потный. Другого ничего тут не видим.

Земля. Принято. Аккуратно отворачивайте пробку на один-два оборота и быстро уходите в бытовой отсек. Приготовьте все к закрытию люка корабля. Володя (Джанибекову), ты на один оборот открой и послушай, шипит или не шипит.

Джанибеков. Стронул я. Немножко шипит. Но не так бурно.

Земля. Ну, чуть-чуть еще отверни.

Джанибеков. Ну, отвернул. Зашипело. Выравнивается давление.

Земля. Закрывайте люк.

Савиных. Люк закрыт.

Земля. Давайте мы еще минуты три посмотрим, а потом будем двигаться дальше.

Джанибеков. Давление без изменений… Начинает выравниваться. Очень уж медленно.

Земля. Что делать! Вам еще летать и летать. Поэтому спешить некуда.

Джанибеков. Давление 700 мм рт. ст. Перепад образовался в 20–25 мм. Сейчас открываем люк. Открыли.

Земля. Пошевелите пробку.

Джанибеков. Сейчас.

Земля. Шипит пробка? Пробку пошевелите. Может быть, она еще будет травить, и выравнивайте тем самым.

Джанибеков. Побыстрее, да?

Земля. Конечно.

Джанибеков. Этот вопрос мы решим быстро. Этот знакомый, родной запах… Так, открываю я немножко дырку. Вот, теперь повеселее дело пошло.

Земля. Шипит?

Джанибеков. Да. Давление 714.

Земля. Идет перетечка?

Джанибеков. Идет.

Земля. Если вы готовы к открытию люка станции, можно приступать.

Джанибеков. Готовы. Открываю люк. Оп-па, открыл.

Земля. Что ты видишь?

Джанибеков. Нет. Я имею в виду – замок открыл. Сейчас пытаюсь открыть люк. Заходим.

Земля. Первое ощущение? Температура какая?

Джанибеков. Колотун, братцы! (Эта фраза была вычеркнута из информационных сообщений.)

Еще при подходе «Союза Т-13» к станции в ЦУПе заметили, что две панели солнечных батарей были не параллельны, а развернуты относительно друг друга примерно на 80 градусов. Стало быть, не работала система ориентации солнечных батарей, а это влекло за собой отключение системы энергопитания станции. Если это так, то замерзли не только вода и пища, но и приборы, агрегаты, механизмы, рассчитанные на работу при положительных температурах.

Можно ли находиться экипажу внутри станции, не знал никто. И нам, и тем, кто сидел за пультами на Земле, стало понятно, что раз не работала система энергопитания, то станция должна была замерзнуть.

Земля. Очень холодно?

Джанибеков. Да.

Земля. Вы тогда люк в бытовой отсек прикройте.

Джанибеков. Запахов никаких, но холодно.

Земля. Вы сейчас с иллюминаторов снимите заглушки.

Джанибеков. Иллюминаторы открываем с ходу.

Земля. На люке, который вы только что открыли, надо завернуть пробку.

Джанибеков. Сделаем немедленно.

Земля. Володя, по ощущению, это все же минус или плюс?

Джанибеков. Плюс, такой небольшой, плюс пять, может быть, есть.

Земля. Попробуйте свет включить.

Савиных. Сейчас попробуем свет. Выдали команду. Никакой реакции, хотя бы один светодиодик, что-нибудь загорелось бы…

Земля. Если холодно, оденьтесь… Осмотритесь и не спеша начинайте работать. И всем надо перекусить. С переходом вас!

Джанибеков. Ну, спасибо.

В тот день в 17 часов 36 минут мы вновь вышли на связь с Землей, и первый вопрос, обращенный к нам, был о температуре в помещении станции. Земля, как и мы, понимала, что отсутствие электроэнергии создавало для нас при низкой температуре весьма сложные условия. Кроме того, необходимо было как можно быстрее провести анализ атмосферы внутри рабочего отсека станции для обнаружения вредных газов, которые могли появиться, если бы на станции был пожар. Стало ясно, что система терморегулирования не работала, не работала система контроля газового состава, и, как следствие, неясно было, можно ли нам находиться внутри станции, а если можно, то как долго.

Земля. Как температура?

Савиных. Градусов три-четыре тепла. Прохладненько.

Земля. Как давление в отсеке?

Савиных. Давление 693 мм рт. ст. Приступаем к анализу атмосферы рабочего отсека.

Земля. Просьба: при проведении анализа индикаторные трубки держите в руках для повышения их температуры. Это даст повышение точности замеров… Вы работаете с фонариком?

Савиных. Нет, мы открыли все иллюминаторы, здесь светло. А в ночи с фонариком работаем.

Земля. На следующем витке планируем открытие люка. И, наверное, на сегодня на этом закончим. Вы уже достаточно устали. Завтра с утра будем продолжать.

Савиных. Понятно.

Через клапан выравнивания давления между рабочим отсеком станции и переходным отсеком, где мы разместились, начали прокачивать воздух через индикаторные трубки на предмет наличия в станции аммиака, углекислого газа, угарного газа и других вредных компонентов. Анализ показал, что атмосфера в норме, и было разрешено, выравняв давление, открыть люк.

В. Рюмин, который был на связи, дал нам указание надеть противогазы и разрешил переход.

Мы открыли люк и вплыли в рабочий отсек станции. Земля непрерывно спрашивала, где мы, что видим, какова обстановка.

Темно, да еще мы были в противогазах. Стащили их с лица, запаха дыма вроде бы нет. Оглядели отсек, освещая фонариками стенки станции. Все находилось на месте, следов пожара нет. Нырнув к полу, я открыл шторку иллюминатора. Мы летели на дневной стороне орбиты – и полоска яркого света легла зайчиком на потолке. Стало светлее. Начали обследовать помещения станции. Везде было чисто, сухо, аккуратно закреплены книги бортовой документации, инструменты. В этот момент мне казалось, что я в старом заброшенном доме.

Жуткая тишина давила на уши. Я подплыл к главному посту управления, включил тумблер на пульте освещения, хотя уже понимал, что света не будет: не работали вентиляторы, которые остались включенными после ухода со станции Л. Кизима, В. Соловьева и О. Атькова. Потом подплыл к столу, где нас ждали приклеенные липкой лентой сухарики в пакете и таблетки с солевыми добавками. Это был хлеб-соль от предыдущих хозяев. Согреваясь резкими движениями, мы стали изучать обстановку.

В. Рюмин, выслушав наши сообщения, сказал: «Сеанс связи подходит к концу. Перейти в корабль, закрыть люки и спать. Никаких команд не выдавать. Мы здесь будем думать».

Ночью вместе со специалистами конструкторских организаций и ЦУПа разрабатывали программу реанимации станции.

Оправдались самые худшие предположения. Пробовали еще раз в рабочем отсеке выдавать команды с пультов – не проходят. Что же произошло? В каком состоянии станция? Проверили тестером основные батареи – ноль, и в резервной батарее – тоже ноль. Как работать? Ведь без очистки атмосферы (а систему регенерации включить невозможно, нет напряжения) при пребывании экипажа внутри станции примерно за сутки концентрация углекислого газа возрастет до опасного для жизни уровня.

А работать нужно. Иначе не понять, что произошло и что делать дальше. Значит, необходимо напрямую из корабля по изготовленному на борту кабелю подавать питание на один из регенераторов станции. А запустится ли он из-за низкой температуры, тоже вопрос. Вопросы множились и перед экипажем, и перед инженерами на Земле.

Грустные, поплыли в корабль, размышляя о завтрашнем дне. Земля всю ночь будет искать варианты выхода из создавшейся ситуации. В этот день мы работали без перерыва то на корабле, то на станции 16 часов, совершенно потеряв счет времени.

Весь этот день с его переживаниями и трудностями вместился в короткое сообщение ТАСС:

«Сегодня, 8 июня 1985 года, в 12 часов 50 минут московского времени осуществлена стыковка космического корабля «Союз Т-13» с орбитальной станцией «Салют-7». После проверки герметичности стыковочного узла космонавты Владимир Джанибеков и Виктор Савиных перешли в помещение станции.

В соответствии с программой полета экипаж проводит проверку состояния бортовых систем и оборудования станции.

Самочувствие Джанибекова и Савиных хорошее».

На другой день, 9 июня, в воскресенье, мы занимались проверкой системы «Родник», чтобы выяснить возможность получения питьевой воды, а также искали причину отсутствия электроэнергии. С Земли нас поддерживали: «Мы понимаем, что в рабочем отсеке холодно, работать тяжело, и не хотелось бы перегружать вас».

Земля. «Памиры», доброе утро! Как самочувствие?

Памир-2. Самочувствие нормальное.

Земля. Мы хотим ознакомить вас кратко с планом работ предстоящего дня и сказать о трудностях, которые у нас есть, а также об ограничениях в вашей работе. Мы запланировали первую работу с «Родником», чтобы выяснить, есть у вас вода или нет. От этого зависит дальнейшая наша программа. Дальше мы планируем как-то подключить регенератор и поглотитель в рабочем отсеке. Мы смотрим, как пробросить кабель в бытовой отсек корабля, организовать там подключение и вентиляцию внутри рабочего отсека. Это вторая задача. Мы понимаем, что в рабочем отсеке холодно, работать тяжело, поэтому мы эту программу будем корректировать по вашим предложениям. Нам совершенно не нужно вас загонять, и хотелось бы, чтобы вы не перегружались при этих работах, то есть работали нормально с учетом того, что вам еще придется летать.

Памир-2. Понятно.

Памир-1. Мы здесь обосновались хорошо. Обжились уже. Хотелось бы, чтобы продумали, как бы подключить «Весну». (Магнитофон.)

Земля. (С удивлением.) Что, «Весну»? Это тоже хорошая мысль. Давайте мы посмотрим, чтобы жизнь была веселее… Мы подумаем о «Весне» и о том, как бы нам обогреватель подключить… Ребята, еще одна просьба. Когда вы будете в рабочем отсеке, посмотрите на счетчик резервной батареи, сохранились ли там показатели, нет ли изменений. Это первое. И ничего не включать по электронике до особых указаний. Ни одного тумблера. Договорились? В рабочем отсеке должен быть только один, второй следит.

Памир-1. Ну, я уже оделся. Пошел туда.

Мы знали, что контроля по углекислому газу нет, мы сами должны контролировать друг друга, и Земля предлагает оставаться одному. Это нельзя было делать ни в коем случае, но спорить с Землей мы не стали.

Джанибеков. Самый хороший анализатор – это своя собственная голова…

Земля. Витя, следи за Володей. Сам не ходи туда.

Савиных. Не пойду, не пойду… Но как можно следить, находясь в другом отсеке в темноте и без связи…

Земля. Вот что нам рекомендуют врачи: при такой температуре человек должен работать не больше 8 часов в сутки, причем через каждые два часа делать перерыв на час.

Савиных. Мы делаем перерывы.

Земля. Вы, когда на темной стороне, уходите сюда?

Савиных. Да, в бытовой отсек.

Земля, очевидно, понимала по нашим сообщениям, что мы работаем вместе, но не настаивала на своем.

Джанибеков. С фонариком невозможно работать одному… Холод здесь, конечно… Такое сравнение: «в Арктике», «в погребе»…

Земля. Володя, а вот если плюнуть, замерзнет или нет?

Джанибеков. Немедленно делаю. Плюнул. И замерзло. В течение трех секунд.

Земля. Это ты прямо на иллюминатор или куда?

Джанибеков. Нет, на термоплату. Вот тут резина замерзла. Она стала, как камень, твердая.

Земля. Это нас не воодушевляет.

Джанибеков. А нас тем более…

Земля. Володя, у вас на станции есть два бака «Родника»: в одном много воды и маленькая воздушная подушка, в другом баке мало воды и большая подушка. Там всего 20 литров. Если у вас с первым ничего не получится, есть другой вариант. Но там надо долго качать, то есть много заниматься физической работой.

Джанибеков. Да она сейчас как раз ничего, эта физическая работа…

Савиных. Клапан пока не открывается. Может быть, отогреем.

Джанибеков. Мы поняли, что температура ниже нуля.

Земля. Вы можете оценить, сколько вы пьете в день воды?

Савиных. Литра по полтора. Можем перейти на соки.

Джанибеков. С водой мы потихонечку продолжаем работать.

Земля. Хорошо. Вам надо бы сейчас пообедать.

Джанибеков. Пока в рабочем отсеке светло и есть связь, то надо поработать еще.

Савиных. Схему «Родника» собрали. Насос подстыковали. А клапаны не открываются. Там, где «воздух», из клапана торчит сосулька.

Земля. Понятно, с «Родником» временно работу прекращаем. Бежим в другую сторону. Нам надо понять, сколько «живых» блоков аккумуляторов, которые можно реанимировать… Мы готовим предложение, как от солнечной батареи станции выйти напрямую на эти блоки. В свободное время посмотрите, пожалуйста, как батареи станции ориентированы на Солнце.

Джанибеков. Хорошо, мы посмотрим.

Савиных. Они в исходном положении.

Джанибеков. Ориентированы для стыковки.

Земля. Как назло, все наоборот… Мы немножечко вот что не поняли: когда вчера мы смотрели на стыковку, солнечные батареи не так стояли, как вы сейчас сказали. Они сдвинулись, что ли?

Джанибеков. Да нет, они не двигаются.

Земля. Тогда почему?

Джанибеков. Одна была чуть-чуть развернута по третьей плоскости.

Земля. То есть сейчас вторая и четвертая плоскости от Солнца отвернуты.

Джанибеков. Я не уверен.

Савиных. Сейчас я посмотрю.

Земля. Вы обедали или нет?

Джанибеков. Да, было.

Савиных. Пообедали.

Земля. Не убедительно вы говорите.

Савиных. Очень хорошо пообедали.

Джанибеков. Как же без обеда можно работать… В общем, у той панели, которая находится по правому борту, солнечные батареи направлены вниз. Это четвертая плоскость.

Земля. А по второй плоскости?

Савиных. Сейчас скажем.

Джанибеков. И по этой плоскости тоже вниз.

Земля. Значит, и вторая плоскость отвернута от Солнца. Остается только одна, третья плоскость.

Джанибеков. Может быть, вручную повернуть?

Земля. Мы посмотрим, потом, может быть, организуем какую-нибудь закрутку кораблем. Надо подумать.

Савиных. Может, наоборот, на 180° развернуться?

Земля. Да, на 180°. Нам пока надо все подготовить для этого… У нас есть три хороших аккумуляторных блока. Надо теперь «тащить минус» от солнечных батарей до этих блоков… Завтра утром надо поставить один блок на подзарядку. Но возможно ли это в принципе? Еще до старта «Союза Т-13» специалисты СЭП категорически утверждали: если система энергопитания вышла из строя и батареи разряжены, восстановить ее работоспособность невозможно.

Это генеральная линия… Мы боимся, что накапливается углекислый газ. Надо организовать вентиляцию… Мы вам к утру организуем методику. А может быть, даже сегодня все это подключим… У нас в плане есть две работы: во-первых, бортовые розетки в бытовом отсеке от системы энергопитания корабля, тогда вы сможете подключить и «Весну», и регенератор, то есть все, что угодно; во-вторых, собрать автономную схему подзарядки блоков.

Джанибеков. Понятно.

Земля. Есть какие-нибудь проблемы?

Джанибеков. Проблемы? Ну как сказать? (Пауза.) Проблемы есть.

Земля. Какие проблемы, Володя?

Джанибеков. Это же ничем не изменить.

Земля. С точки зрения простудных явлений?

Джанибеков. Да нет. Все нормально. Все у нас идет планово. Отдых, работа, принятие пищи. В общем, все нормально. Состояние организмов наших хорошее. У обоих.

Земля. Продолжайте принимать аскорбиновую кислоту и ноотропил.

10 ИЮНЯ

Четвертый день полета. В этот день я заполнил первую страницу своего космического дневника. Сейчас, через десятилетие, переживая все вновь, вижу себя сидящим в тесном бытовом отсеке после напряженного трудового дня, записывающим короткими строчками при тусклом свете светильника впечатления первых дней полета в космосе. Сколько информации отражено в записях переговоров с Центром управления полетами и как, к сожалению, немногословен дневник. Как эмоциональны наши сообщения на Землю и как бесстрастны строки официальных сообщений ТАСС.

Наиболее важные, сложные моменты полета я постараюсь воспроизвести не только по скупым записям своего дневника, а используя всю имеющуюся информацию о полете.

Именно этот день стал первой радостью, искоркой надежды в той массе проблем, неизвестностей, трудностей, которые нам с Володей предстояло разрешить.

Для восстановления батарей надо было подключить солнечные батареи к шинам системы энергопитания. Для этого требовалось подать напряжение, а напряжения не было. Замкнутый круг. Можно было бы подать напряжение от корабля, но в случае неисправности в электрических цепях станции, выводящей из строя систему электропитания корабля, его спуск и возвращение на Землю стали бы невозможными.