Текст книги "Повелители Тьмы"

Часть вторая

I

В конце июля, утром, Мартин Шварценберг, мультимиллиардер, владелец группы компаний в сфере IT, приехал в свою усадьбу, расположенную в Вудсайде, недалеко от Сан-Франциско. У Шварценберга было несколько резиденций в континентальной части Америки, во Флориде, на Гавайях, а также в Европе. Обстоятельство, по которому один из богатейших людей мира решил посетить свой роскошный дом с парком в Вудсайде, заключалось в том, что за неделю перед этим он договорился с Элфордом о встрече здесь. Элфорд отдыхал вместе со своей женой на островах Французской Полинезии и возвращался бизнес-джетом в Бостон на Восточном побережье, где располагалась штаб-квартира «Ultimate Solution». Шварценберг же, наоборот, возвращался в свою основную резиденцию на Гавайях с Восточного побережья, где у него только что состоялась серия важных переговоров с влиятельными персонами в обеих партиях. Таким образом, было решено пересечься в Вудсайде. Кортеж из трех машин, в одной из которых находился Элфорд с женой, в двух других – охрана и слуги, заехал во двор поместья мультимиллиардера в четыре часа пополудни.

Рыжеволосый, спортивного вида Шварценберг вышел встречать своих гостей к парадному входу. Обнявшись с Элфордом и похлопав его по спине, улыбаясь обратился к жене своего приятеля, Маргарет:

– Рад приветствовать Вас с Крисом. Как прошел ваш отдых?

– Ах, Мартин, мне так надоели эти пляжи, бассейны, солнце… Хочется чего-то нового, необычного. Что Вы мне посоветуете? – ответила жена Элфорда, тощая дама средних лет со строгим выраженим лица. Она была старше Элфорда на два года. Поженились они еще в студенческие годы. Хотя Элфорд и сам происходил из богатой семьи, владевшей крупным химическим концерном и предприятиями в смежных отраслях, семья Маргарет была намного богаче, владела контрольными пакетами акций нескольких больших банков. В какой-то степени это был «династический» брак, скрепивший союз двух бизнес-групп. Элфорд имел любовницу-секретаршу. Жена знала об этом, но делала вид, что не знает. Сама Маргарет имела многочисленные мимолетные связи с молодыми мужчинами из сферы элитного эскорта. Муж был об этом осведомлен, но делал вид, что ничего не знает.

– Если Вам надоели пляжи, дорогая Маргарет, поезжайте в Исландию или Гренландию. Рекомендую также сафари в Африке, – смеясь ответил Шварценберг.

– Нет, нет, сафари ей не подойдет. Это слишком экстремально для нее, – с долей иронии сказал Элфорд и добавил, обращаясь к жене, – Дорогая, займись чем-нибудь, пока мы будем обсуждать дела с Мартином.

– Чем же мне заняться? – с наигранной капризностью в голосе ответила жена.

– О, у меня тут много чем можно заняться. Хотите поиграйте в гольф, теннис или бильярд с управляющим или кем-либо из слуг. Есть фитнес зал. Бассейн не предлагаю, учитывая, как вы устали от них на отдыхе. Или посмотрите коллекцию картин, управляющий Вам покажет. Некоторые стоят многие миллионы долларов, – предложил хозяин дома.

– Я, пожалуй, поиграю в бильярд.

– Отлично. Густав, – повернулся Шварценберг к стоявшему в отдалении управляющему усадьбой, – проводи нашу гостью в бильярдную… Пойдемте, Крис, дружище, нам надо многое обсудить.

По мраморной парадной лестнице они поднялись на второй этаж и прошли в рабочий кабинет.

– Я хотел бы сообщить Вам о ходе проекта, Мартин, – сказал Элфорд, – Дело идет успешно. Нейросеть начала обучаться от человеческого мозга. Имплантация чипов никак не повлияла на самочувствие Фрэнка.

– Бедный Фрэнк… Впрочем, он послужил великому делу, Орден будет его чтить, когда он покинет нас… Расскажите мне, пожалуйста, подробности.

Элфорд посвятил мультимиллиардера в детали работы, особенно подчеркнув роль Лопатина.

– Хм, из Ваших слов, Крис, у меня создается впечатление, что техническая часть проекта целиком завязана на этом русском таланте. Я не очень-то доверяю русским. Вы уверены, что он надежен?

– Он уже довольно много времени работает у нас. Мы плотно отслеживаем все его контакты и разговоры. Мы его проверяли. Лопатин умный, но не сведущий в глобальных вопросах молодой человек. Я думаю, что, если дозированно подавать ему наши идеи, он их воспримет как свои и будет служить нам. А такой человек нам нужен.

– Хорошо, если так. Как Вы думаете, когда нейросеть будет готова к полноценной работе?

– Точные сроки спрогнозировать трудно, Мартин. Никто этого не делал до сих пор. Но я надеюсь, что через три-четыре месяца мы получим полный функционал системы.

– Нам очень необходим результат и поскорее. Китайцы не хотят играть по нашим правилам и с каждым днем наглеют все больше и больше. Они отнимают у нас рынки и создают свою «мягкую силу» в зоне мировой периферии. А кстати, Вы не задумывались над тем, что они могут разрабатывать проект, аналогичный нашему?

– Я не имею такой информации.

– Я тоже не имею, за их Великой Китайской стеной трудно получить какую-либо информацию. Но исключать этого нельзя, поэтому мы и должны торопиться. Я только что общался с нашими политиками в Вашингтоне. Они отстали от жизни лет на пятьдесят или сто. Кретины, балаганные шуты. Когда нейросеть будет готова, сразу же поставим перед ней задачу, как без потрясений свернуть этот балаган… Но что же делать с китайцами? А вот что… На очередном заседании Совета Ордена я поставлю вопрос о выделении из нашего общего Фонда суммы, достаточной для подкупа агентов во всех китайских компаниях, которые могут заниматься проблемами нейросетей.

– Крупные могут поручить мелким или вообще создать новые фирмы специально под это дело, – с сомнением проговорил Элфорд, – А кроме того, ведь этим может заняться и государство.

– Вы правы… Тогда я сформулирую задачу таким образом – мы будем охотится за специалистами высокого класса, которых не так уж и много. А они нам расскажут, где, как и что. Вы будете присутствовать на ближайшем заседании Совета?

– Конечно, если не случится чего-нибудь экстраординарного, буду.

– Отлично. Я уже предвкушаю, какой эффект произведут известия о том, что проект «Геката» полным ходом идет к успеху, на наших скептиков, как они будут посрамлены, ха-ха… Наш с Вами авторитет в Совете неизмеримо возрастет, Крис… Вы можете скинуть мне на почту досье на этого вашего Лопатина? Хочу посмотреть и понять что за человек.

– Да, разумеется, Мартин. Я сегодня же Вам пришлю.

II

Во время очередного отчета Ботрайту по работе, Ярослав поделился с шефом своей неудовлетворенностью:

– В целом все идет по плану, но меня все больше и больше смущает один момент. А именно то, что пока что нейросеть не приблизилась к органичной многомерности и не шаблонности человеческого мышления.

– Иногда Вы употребляете такие выражения, Ярослав, что можно подумать, что Вы философ, а не специалист IT. Выражайтесь яснее, что Вы имеете в виду?

– Ну смотрите, я проиллюстрирую. Есть такая русская загадка-пословица: «Буквы А и Б сидели на трубе, А-упала, Б-пропала, кто остался на трубе?» Как по Вашему? Только не торопитесь, задачка с подвохом.

– Хм, с подвохом…? А, ясно. Осталось «И». Но если «И» в этом предложении рассматривать как союз, то также верно сказать, что на трубе ничего не осталось.

– Правильно, – улыбнулся Ярослав, – Но даже такую детскую задачку на сообразительность наша нейросеть пока что не может решить. Она все время выдает только один ответ – ничего не осталось. Теперь понимаете?

– Да… Это на самом деле серьезно. У Вас есть какие-либо предложения как решать проблему?

– Я постоянно думаю над этим, но пока у меня только одно предложение – мы могли бы нарастить вычислительную мощность процессоров.

– Что ж, это вполне возможно, мы изначально закладывали в проект возможность масштабирования мощности. Можем разместить новые процессоры в подвальных помещениях Центра. Подготовьте пожалуйста, конкретные расчеты по требуемым мощностям. Сколько времени на это Вам нужно?

– Хорошо, шеф. Завтра к шести вечера расчет будет у Вас.

III

Крис Элфорд только что приехал из штаб-квартиры «Ultimate Solution» в свой коттедж в Адамсвилле, пригороде Бостона, когда раздался видеозвонок от Мартина Шварценберга:

– Приветствую, Крис. Я изучил досье на этого Лопатина. Очевидно, что человек он весьма талантливый, а может даже и гениальный. Это настоящая находка для нас. Ты знаешь о чем я подумал? Когда мы успешно реализуем проект «Геката», нам нужен будет человек, который станет непосредственно курировать техническую систему того мира, который мы создадим. Посмотри, кто у нас сейчас. У нас нет людей из мира науки и техники. Взять, например, нас с тобой. Согласись, мы, конечно, разбираемся в технологиях, но довольно поверхностно. Прежде всего мы – бизнесмены и организаторы. Кому мы доверим нейросеть? Кто будет принимать решения именно в техническом аспекте? Кто будет выдвигать новые идеи и предложения исходя из видения глобальных задач? Нам нужен человек, на которого будут завязаны тысячи техников-исполнителей, который будет направлять их работу, контролировать и руководить ими.

– Я понял тебя, Мартин. Ты видишь в этой роли Лопатина?

– Именно. Но, с другой стороны, мы не можем предоставить ему эту роль, пока он «непосвященный». Человек на такой позиции должен разделять нашу веру и наши ценности. Иначе мы рискуем получить очень большие, катастрофические проблемы.

– Хм, так, что же, ты предлагаешь «посвятить» его?

– Не сразу. Сперва он должен пройти через период первоначальной индоктринации. Тогда мы увидим, насколько он понимает и принимает наши идеи. Я предлагаю для начала познакомить с ним Достопочтенного Брата Лорана…

– Понял тебя Мартин. Ты прав. Я займусь этим вопросом.

Закончив разговор с Элфордом, Шварценберг подошел к окну своего рабочего кабинета на вилле в Уэйманало-Бич на острове Гавайи, потянулся, заложив руки за голову, смотря в бескрайнюю синеву Тихого океана. Причина, по которой он сделал сегодняшнее предложение насчет русского была не только в том, что он сказал Элфорду. Долгосрочный план Шварценберга состоял также и в том, чтобы перетянуть Лопатина к себе, сделать так, чтобы он слушал его, Шварценберга, больше, чем Элфорда или кого-нибудь еще. Несмотря на то, что члены тайного «Ордена Могущества» были связаны одной идеологией и, в целом, делали одно дело, соперничество за власть и влияние никогда не исчезали в их среде.

IV

В знойный день, в начале августа, Войцех Радзишевский, троюродный брат Кшиштофа Шепиги, коллеги Ярослава по работе над проектом «Геката», прогуливался по парку в Вильде, южном районе Познани. Он приходил сюда очень часто, почти каждый день. Его толкали сюда воспоминания. Здесь он гулял с Алисой Киндзмараули. Здесь он признался ей в любви… Прошло уже почти два года с той поры. Войцех сидел на той самой скамейке в парке, где открыл Алисе свои чувства. Не обращая внимания на происходящее вокруг, он перебирал в памяти моменты прошлого. Вот она, просто и скромно одетая, с собранными сзади в косичку черными, как смоль, волосами идет ему навстречу, здесь, в парке. Пан Вукач, воспитатель приюта, разрешил ей выйти на час погулять. Она идет навстречу ему, Войцеху, быстрыми шагами, почти бежит, и подойдя обнимает, прижавшись всем своим телом. В приют ее поместили после того, как она убежала от своего отца, Виссариона Киндзмараули, владельца коллекции картин, которые он выставлял на показ за деньги здесь, в Старом Городе Познани. Семья эмигрировала в Польшу из Грузии в поисках «хорошей жизни». Мать умерла. Отец частенько бил дочь за непослушание. Она сбежала из дома. Пошла в полицию, пожаловалась на отца в суде, ее поместили в приют. А вот она, с перекошенным от злости лицом, кричит на него на остановке трамвая рядом с Лицеем, где она училась: «Когда же ты наконец от… бешься от меня!? У нас нет с тобой ничего общего! Пошел на х…!».

И опять, в тысячный раз, вслед за воспоминаниями в голову Войцеха лезла одна и та же мысль: «Как же это могло случится? Почему? Ведь она столько раз говорила, что любит меня. А жаркие моменты близости? Неужели это могло быть без любви? А может быть, дело в том, что я просто не понимаю, что такое любовь и как ее отличить от подделки?»

Войцех безучастно посмотрел на проходившую мимо него смеющуюся молодую пару с маленькой собачкой-терьером, полез в карман, достал оттуда блистер с таблетками, запил таблетку кока-колой, которую купил в магазинчике перед парком. Успокоительные таблетки прописал ему психотерапевт. Он принимал их уже больше полугода. Они помогали справится с бессонницей и двигательным возбуждением, но не избавляли от мрачных мыслей.

«Минимович…”, – продолжал он свой внутренний монолог, – «Я же видел его, я говорил с ним. И я понял, что он за человек… Как же она могла пойти с таким… С этим старым, нелепым и бездарным, пьяным уродцем… Неужели только из-за того, что он материально обеспечен? Она любила показывать себя как «жертву» обстоятельств, семейной трагедии, воспитателей приюта, которые ее притесняли… Она все время жаловалась на жизнь и показывала себя невзрослой, нуждающейся в опеке и заботе… Это было отчасти реальное ее самоощущение, но также и интуитивно найденная ею стратегия, игра. Да, женская и человеческая игра, для того чтобы вызвать к себе мужскую и человеческую симпатию. А потом я увидел, что она совсем не такая беспомощная. Даже наоборот, она всегда знала, чего хочет в данное время. У нее просто не получалось… Может поэтому ее так часто одолевали приступы депрессии? А чего же она хотела? Ясно, что одной моей любви ей было недостаточно. А что я мог ей дать? У меня ни работы, ни денег, только планы. А ей хотелось готового благополучия. Все и сразу… И она нашла это в Минимовиче. Такая банальная, пошлая история, может показаться на первый взгляд… Но нет… Я почему-то чувствую, меня все время свербит мысль, что это поверхностные причины… Все равно, невозможно объяснить одними этими причинами тот дикий абсурд, что она, молодая и привлекательная девушка – с козлом Минимовичем. Тут что-то более глубокое, тут должна быть какая-то духовная причина. То, что она хотела стать художницей и Минимович, используя свои связи, помог ей поступить в Художественный Университет в Познани? Да, это для нее было важно. Но разве это гарантия того, что она станет художницей, что ее работы будут кому-либо интересны? Сколько тысяч таких «художников» выпускают Университеты Искусств, которые есть у нас в каждом центре воеводства? Сколько из этих «художников» занимаются совсем не тем, чему их учили? Но о чем я вообще думаю? Благополучная, сытая жизнь, стабильность – допустимо ли заплатить за это ценой моральной низости, ценой отказа от призвания человека и от любви? Если бы я видел только одно, что Алиса примитивна и сугубо материальна – все было бы для меня ясно и я не задавал бы себе этот вопрос. Он даже мог бы возникнуть, ибо, если бы я видел только лишь это – я не смог бы ее полюбить. Но она не казалась мне такой… Или я был ослеплен и видел только внешнее? Но не мог же я быть ослеплен настолько? Ведь замечал же я в ней этот материализм с самого начала. Но кроме него видел и иное… А может дело тут вовсе не в материальном, а как раз в духовном? Или, точнее, анти-духовном. Может я не замечал именно это? Но что же именно я не видел в ней, что? Нет, нет, я чувствую, что если пойму, то пойму не только о ней, но и что-то очень важное о жизни…»

Он достал из кармана смартфон, чтобы узнать сколько времени. Заодно бегло просмотрел новости в соцсетях. Войцех старался как можно реже смотреть ее страницу в Инстаграм (* организация запрещена на территории РФ), чтобы не причинять себе боль. Однако, сейчас он открыл ее. Все то же самое – нарциссические фоточки себя любимой, натюрморты, технически грамотно исполненные, но абсолютно безжизненные, анонсы каких-то акций польских «зеленых». Она стала симпатизанткой экологического движения как раз тогда, как переключилась на рисование натюрмортов, очевидно, рассчитывая на то, что экоактивизм поможет ей в пиаре ее творчества. Пролистав страницу, Войцех обратил внимание на несколько фотографий, сделанных в Шреме, маленьком городке под Познанью. На фотографиях был Минимович, расписывающий статую Иисуса Христа, установленную на невысокую стелу. Иисус был странный, улыбающийся, по-крестьянски простецкий и комедийный. Но на одном из фото Минимович и Алиса были запечатлены стоящие вместе под колонной. Оба довольно улыбались, и улыбающийся во всю ширину своей физиономии Минимович, с его нелепыми седеющими бакенбардами, был очень похож на улыбающегося Иисуса с окладистой бородкой.

Острая боль, как ножом, полоснула Войцеху по сердцу. Он спрятал смартфон в карман, но через минуту снова достал его и набрал Кшиштофа:

– Кшишек, привет, можно я приду к тебе сегодня вечером?

– Привет. Ок, давай, приходи, я дома. А что у тебя, опять хандра?

– Да…

V

На электронную почту Ярослава пришло письмо от Элфорда. Он писал:

«Дорогой Ярослав, я хотел бы сообщить Вам, что в Берлин приезжает на время мой давний друг Лоран Башелье, философ и футурист, специализирующийся на осмыслении достижений современной науки и технологии. Я рассказывал ему о Вас, и он изъявил желание встретится с Вами. Просто хочу Вас заранее предуведомить, поскольку он намеревается Вам позвонить по прибытии. Ботрайт очень доволен Вашей работой, и я также. Надеюсь, Вам будет приятно узнать, что Совет Директоров нашей компании принял решение увеличить размер Вашего оклада в два раза – до 400 тысяч долларов в год.

Искренне Ваш,

Крис Элфорд»

Башелье, занимавший в «Ордене Могущества» позицию своего рода идеолога, стройно и логично оформлявшего мысли членов тайной организации, позвонил Лопатину через несколько дней:

– Здравствуйте, Ярослав, разрешите представится, я – Лоран Башелье, надеюсь, Крис Элфорд, предупредил Вас о моем звонке? Я хотел бы встретится с Вами и побеседовать. Когда Вам будет удобно?

– Приветствую Вас, месье Башелье. Да, Крис уведомил меня, – ответил Ярослав, в памяти которого ожил Петербург и звонок от Фрэнка Фитцджеральда, – Я мог бы прямо сегодня встретится, в районе девяти часов вечера.

– Хорошо. Тогда у меня есть предложение встретится в кафе «Эйнштейн» на Курфюрстенштрассе.

Кафе «Эйнштейн», куда француз пригласил Ярослава, располагалось в здании, имевшем долгую историю. Во времена Веймарской Республики здесь было казино и элитный клуб, в котором собирались сливки общества, аристократы, интеллектуалы, богачи, политики. Когда к власти пришли нацисты, дом был конфискован у хозяев – евреев. При нацистах здесь действовало полулегальное казино для высших чинов вермахта. А после войны было открыто интеллектуальное кафе под названием «Эйнштейн».

Войдя в зал, Ярослав огляделся. Обшитые дубовыми панелями стены, интерьер в венском стиле, с удобными стульями и кожаными диванами, мягкий приглушенный свет, строгие официанты в черных смокингах. Посетителей было совсем немного. Ярослав спросил у подошедшего к нему официанта, не пришел ли господин Башелье, с которым у него назначена встреча. Тот провел его в отгороженный от общего зала бархатной занавеской кабинет.

Лоран Башелье выглядел сообразно своему имиджу интеллектуала – строгий костюм с галстуком бабочкой, очки, короткие, начинающие седеть темные волосы, продолговатое лицо с выражением серьезности и значительности. После обмена приветствиями он начал беседу:

– Я полагаю, месье Лопатин, что Крис уже в общих чертах рассказал Вам о том, чем я занимаюсь. У меня опубликованы несколько книг на разных языках, посвященных тематике современных технологий и их социальных аспектов. Благодаря Крису я имею счастливую возможность беседовать с Вами. Мне крайне интересно то, чем Вы занимаетесь.

– Я постараюсь удовлетворить Ваше любопытство, но прошу понять, что ничего конкретного о технологии проекта рассказать Вам не смогу, так как пока проект не реализован, я связан определенными обязательствами о неразглашении.

– О, насчет этого не волнуйтесь. Мне хотелось бы поговорить с Вами не о технической стороне, а о будущем нашего общества, каким оно станет, когда проект состоится. Этот проект может вызвать переворот во всех сферах жизни. Мало того, он откроет путь для новых, не менее захватывающих проектов – редактирование генома человека, коррекция поведения всевозможных асоциальных элементов для блага общества, радикальное продление жизни и еще много чего, что вполне уже по силам современной науке. Вопрос только в том, чтобы реализация всех этих проектов не вызвала недовольство и хаос. Будет ли современная наука и технология служить интересам ответственных, умных людей, в чьих руках рычаги управления, или она инициирует разрушительные для нашего общества тенденции? В этом все дело. Значение Вашего проекта в том, что он призван предотвратить хаос.

– Очень интересно. Как я понимаю, речь идет ни больше, ни меньше, как о переустройстве мира?

– Совершенно верно! – воскликнул Башелье, – Мир еще не совсем готов к таким изменениям, но, когда нейросеть будет готова, все станет значительно проще и легче. Я хочу, Ярослав, чтобы Вы прониклись сверхзадачей проекта, чтобы Вы поняли Вашу миссию. Тысячи лет истории вели к этому поворотному пункту. Ныне мы наконец разрешим этот вопрос – что значит быть человеком? Гуманизм… Старый гуманизм, зародившийся еще в период Ренессанса, обанкротился. Наша задача – сформулировать новый гуманизм…

– А в чем разница между новым и старым гуманизмом?

– Разница в том, что в новом гуманизме у человека будет изъято то, что непродуктивно, вредно и мешает порядку. Как ни крути, но это необходимо ради блага самого же человека. Наша Западная цивилизация создала анклав относительного благоденствия для самой себя. Посмотрите, многие хотят жить в благополучной Европе, многие считают Америку образцом, «Сияющим градом на холме». Многие, но не все. В бедных странах немало людей рассматривают западную цивилизацию как порочную и хотят бороться с ней. Это угроза порядку. Но даже для тех, кто в бедных странах принимает ценности нашей цивилизации за образец, мы не можем обеспечить такую же благополучную жизнь как в Европе и Америке. И не можем принять всех желающих перебраться к нам. Это тоже угроза порядку. Кроме того, тут, в первом мире, есть немало недовольных, хотя их становится все меньше и меньше, и они все более и более управляемы. За последние десятилетия в наше общество эволюционировало в том направлении, чтобы на корню извести все угрозы порядку и стабильности. Мы дали людям относительное благополучие, мы дали им социальные гарантии, мы заполнили все их свободное время продукцией индустрии развлечений, мы разъединили людей, теперь каждый погружен в свой атомарный экзистенциальный кокон, в котором переживает свои маленькие личные удовольствия и неудачи. Вы думаете, наши медиа – телевидение, интернет, радио и газеты отражают реальность? Вовсе нет. Они отражают несуществующую, сфабрикованную, выдуманную реальность. Мы канализируем недовольство, культивируя на уровне индивида ложное жизненное целеполагание, ложные искусственные потребности и фальшивые идеалы. Все это хорошо, все это служит укреплению порядка. Но… Возникает проблема обратной связи. Одинокие толпы сытых потребителей, погруженных в мир иллюзий, становятся черной дырой. Элиты вынуждены заниматься главным образом тем, чтобы угождать этой массе, дабы не дать ей выйти из-под их контроля. Мне это напоминает то, как римский плебс, требовал от императоров «хлеба и зрелищ». Иными словами, элиты зависят от стад потребителей, вместо того чтобы быть пастухами и настоящими властителями. И такое положение дел чревато большими опасностями. Известно, что, в итоге, стало с римской элитой и императорами. Наша цивилизация работает на то, чтобы ублажать потребителя, эгоистичного, беспомощного и жалкого, но в тоже время мнящего конкретно себя центром мироздания. До сей поры, это работало на устойчивость системы и порядок, но сейчас все больше и больше начинает работать на нестабильность. Так что угроза есть и внутри нашего, казалось бы, благополучного европейского мира. Нашей системе нужна идеологическая перезагрузка. Понятия старого гуманизма стали помехой для нее. Поэтому и необходимо от него избавится. Согласны ли Вы со мной, Ярослав?

– Я абсолютно согласен с Вами, месье Башелье, – уверенным голосом произнес Ярослав, поражаясь органической мизантропии своего собеседника и тех, кто за ним стоит, – Позвольте мне высказать догадку… Наша нейросеть должна открыть старт этом проекте переустройстве мира?

– Да. Совершенно верно. Без нее невозможно начать этот великий процесс мировой трансофрмации.

– Потрясающе. Я никогда не думал, что буду участвовать в деле такого исторического масштаба.

– Вот именно поэтому я и должен был с Вами переговорить, Ярослав. Вы знаете, я намерен пробыть в Берлине довольно долго, около месяца. И у нас еще будет достаточно времени, чтобы обсудить многие важные темы.