Текст книги "Совпадение"

Утром прием таблеток. Медсестра сидела за столом в коридоре. К ней очередь. Взял пилюли – распишись напротив фамилии в списке. То есть контроль. Тут же принято глотать лекарства. На столе кувшин с розовым и сладким киселем. Горькие таблетки чем-либо другим не запьешь. Того жди, стошнит. Вите пока давали антибиотики и витамины. Скоро обещалась ВИЧ-терапия. Проблема, что на рентгеновском снимке было неизвестное пятно. Возможно, туберкулез. Обследование неспроста. Два последних месяца беспокоил кашель и температура. Вряд ли простуда.

В полдень, по воспоминаниям, приходила докторша. Лицо закрыто маской. Осмотр больных. Пациенты расселись по койкам. – ВИЧ-империя в опасности! – Воскликнул Гриша.

Докторша называла Витю по фамилии «Гусев», а не имени, как всех. Ей справедливо не нравилось, что убегал из больницы. Дневники, впрочем, раскрывают, как там, вне этих стен, было… Докторша угрожала милицией. Еще обещала: скоро выяснится, чем заражен. Пневмония или туберкулез? Тут употребляла баррикаду мед терминов. Разве что понятно: речь о безошибочном рентгене. Другими словами – компьютерная томография. – И сколько ждать? – Спрашивал Витя. – Скоро. Вы не один.

Докторша отошла к Грише. Он снял майку: оголенный до пояса. Слушала его легкие прибором, названия которого в дневнике не записано.

– Дышите. – Она слушала дыхание пациента в наушниках. – Не дышите.

После спросила нового пациента о самочувствие.

– Уже лучше. – Он встал с кровати. – Это какая-то ошибка, что меня перевели сюда из инфекционной больницы. Я там лежал с пневмонией.

– Я знаю.

– Я не имею туберкулез.

– Кашель прошел, потому что лечили тубозитом.

Серега не смирялся: к СПИДу прибавляется туберкулез. Двойной удар. В медицине известен как турбоВИЧ. Мой доверитель тоже грелся надеждой: простудился?

Докторша осмотрела Лёху. Опять выпивший: мутные глаза, перегар, красное лицо. – Знаете, сколько тут пациентов пьянствовало?.. Их анализы были, как Ваши. – Сказала ему. – Знаете, что с ними потом стало?.. Их не стало!

После ее ухода Гриша добавил: – Я тоже убегал из больницы. Лекарства не пил во время. Так появилась резистенция. – Ты про что? – Это, когда ВИЧ-терапия не в силах помочь. Таблетки надо пить по расписанию. Я не успел… Вмажешься – и не до лекарств. Так пропустил несколько видов таблеток. А новые еле подобрали. И неизвестно: надолго ли помогут? А жить хочется.

Я, хранитель памяти, знаю сюжет вперед. У Вити случится потеря лекарств. Сам виноват. Но это далее и через страницы. Я, биограф, соблюдаю хронологию.

Продукты были в раздаточной еды. Там два холодильника: пакеты с записями фамилий и номеров палат. И все-таки кто-нибудь сопрет. Ночью Витя проголодался. С ним так часто бывает – поест и уснет. В раздаточной еды темно. Лампочка на днях сгорела. Витя достал из холодильника пакет с припасами. К нему сразу подошли двое: – Чего ты взял? – Свое. А что? – «Крысу» ловим. Потому интересуемся.

Витя вынул из пакета лист, где написано его имя и номер палаты. Они осмотрели: – Ну не обессудь. Сам понимаешь.

Витя согласно кивнул. «Не понимаю», – Думал, но молчал. Ребята вернулись в укрытие за маленькой пальмой в плошке. Прямо-таки игры в охотников. Чуть ли не сафари. Витя догадался, что у них сломался телевизор. Иначе бы не караулили. Он поел и сразу уснул. Согласно дневнику сновидений, очутился на солнечном пляже и один. Теплое море. Настолько заплавался и крепко уснул, что пропустил утренний завтрак. Даже не услышал, как пациенты уходили и возвращались с полными кружками чая и хлебом на тарелках. И когда во сне плывал брассом и кролем от акулы, то ему бросила спасательный круг и разбудила медсестра, по прозвищу Гюльчатай. Всегда закрытое лицо. По слухам, «красивая». Она прикатила капельницу на колесиках. Всем по игле. – Какие, Витя, вены! – Гриша за ним наблюдал. – Мне бы такие! Давай, Витя, поменяемся.

Гришины вены еле видно. Сжег димедролом.

Дневник также неопровержимо утверждает, что они, вичевые, искали женскую инфекционную палату. Докторша беспомощно разводила руками: закон о конфиденциальности. Даже у словооохотливой Гюльчатай номер палаты не вытянешь. В собеседование с пациентами их этажа они забрасывали информационную удочку: – А ты не стоишь на учете по адресу?.. Нет… Жаль… То есть хорошо, что еще там не стоишь… А что за адрес – мы тоже не имеем понятия.

Я, сундуковед, тем не менее, знаю, что однажды они встретили вичевую и женскую палату!.. А что, спрашивается, случилось после того? Я, очевидец, имею представление, но подробности не раскрываю. Пусть остается в печатной версии.

Шелест листов – я, хранитель, вижу, как его сопалатник то и дело думал о наркотиках. Гадал вслух: опасно ли уколоться? Ведь прием лекарств от СПИДа: ежедневные таблетки. Потому и выжил. Прибавился весом. Улыбнулся. Окреп. Его сюда трижды эвакуировали бледным, худым, гнойным, с кашлем. Но это в прошлом. Теперь задумался о наркотиках. И вот вопрос. Мак плюс антиспидозная терапия равняется неизвестности? Докторшу не спрашивал о последствиях. Ясно: отругает. Еще жди, что запретит домой на выходные. Гриша ограничился разговором с медсестрой Гюльчатай:

– Как думаешь, что будет, если я?.. А вообще… Если человек принимает ВИЧ-терапию и вдруг… случайно уколется маком… Ну так, чтобы разок, а не «заторчать» надолго.

– Умрешь. – Гюльчатай ставила всем капельницы.

– Серьезно?

– Не знаю. Но хорошее точно не будет. Лучше дождись выписку. А то вас, кольщиков, отсюда уже немало вынесли в морг. А врачам потом объясняйся перед мамами и папами… В палате не вздумайте варить. Есть на вахте медсестры… Пронюхают и звонят в милицию. Эта палата не случайно около вахты.

Гюльчита ушла. Гриша рассказал новейшую историю этих стен:

– Раньше здесь варили. Меня впервые завезли, когда пациенты грели на плитке раствор. Хата не успевала проветриться.

– Зачем они вообще лечились, если охота колоться?

– Черт их знает… Может, депрессия… Мусора часто сюда заглядывали нежданчиком. Надо же план выполнять. Несколько пацанят при мне забрали. Теперь, возможно, кантуются в других больничках… Тюремных. Сто пудов, и там варят.

– А почему тебя не «закрыли»?

Гриша таинствено улыбнулся и обратил взор на потолок:

– Было видно, что при смерти. Разве такому до кайфа? Алиби. Понял?

А Витя сразу недоверчиво записал в дневнике: «Алиби, говорит. Ага. Как бы сам всех не сдал…»

Утром Грише стало не по себе. Пот на лице. Кажется, температура. Покрылся багровыми пятнами. Докторша все это заметила во время обхода: – Реакция от наркотиков! Я таких уже видела после дозы! Жить, смотрю, надоело.

Вряд ли Гриша кололся. Как, если не выходил из палаты со вчера? Впрочем, я, читатель, допускаю, что Витя мог проспать на сказочных пляжах далеких планет. А следовательно не заметить и не указать в дневниках отсутствие пациента!

Докторша не верила Грише. Поэтому привела подкрепление – наркологша с другого этажа. Осмотр подозреваемого: ноги, руки, шея. Поиски следов укола.

– А это что?

– Капельница. – Ответил Гриша.

Наркологша взглянула на докторшу, которая кивнула в знак согласия.

– Да, не кололся, смотрю. Хм… Странно. – Сказала наркологша. – Не знаю, что с тобой, Василий.

– Григорий. – Поправил обвиняемый.

Вскоре он все-таки сбежит из больницы. О чем, впрочем, я, свидетель, не раскрываю. Некогда, негде и не касается приключений моего заказчика. Листаю дальше. Больничные, серые, как шторки, будни. Дневниковый Витя знакомит с пациентами. Иван скрывал, что заражен. Гриша, любопытный нос, дотошно спрашивал:

– Не стоишь на учете в больнице Юго-Западного района? Инфекционное отделение.

– Не знаю, о чем ты.

Через минуту Гриша спросил в лоб:

– А ты давно со СПИДом?

– Нет, я не такой. Вы, молодой человек, ошиблись. – Он вдруг огородился обращением на «Вы».

– Здесь вообще-то все такие.

– Я сюда попал случайно.

– Мы все тут случайно.

– У меня другая история. В больнице не было мест.

– Это невозможно. Палаты кругом полупустые.

– Гриша, зачем тянешь человека за язык? – Вступился Серега. – Не хочет говорить – не надо.

Ивана затем перевели в палату по соседству. Там один среди шести коек. По непроверенным данным, то есть утечка в бухгалтерии, оплатил ремонт в больнице. Койку Ивана занял другой пациент. Он работал волонтером в организации для зараженных. О СПИДофобии не беспокоился. Он гулял по больнице в майке с надписью крупными (очки не нужно) буквами «AIDS». Сопалатники требовали, чтобы отложил майку в чуланчик. Иначе все узнают, какая тут палата. А вот переодел майку или нет – я, биограф, утаиваю. Некогда вдаваться в подробности.

Я, душеприказчик, спешу к завершению больничной истории. В опубликованной версии повести мой доверитель утверждал, будто его «выписали по-добру, по-здорову». Словно выяснилось, как всего-навсего пневмония. А я, детектив, наводил справки. Я звонил в ту больницу. Вынужденно представился от серьезных людей. Иначе со мной, просто литератором, с иностранным акцентом, не заведут разговор? Неужели так? Возможно, заговорят. Но я подстраховался. Опрос врачей – и снова не состыковка. Витя, оказывается, о, ужас, обманул? В лабиринте дневников обманул? Говорят, сбежал из больницы! Это, конечно, случилось после просмотра фильма (Дневникино утверждает!) накануне побега. Там пациенты сбежали со словами: «Думаешь, мы, действительно, будем сидеть на облаке и говорить о море? – Да, я твердо в это верю». Докторша сказала мне по телефону (связь международная), что Витя без спроса покинул больницу. Хм… Странное дело. Ибо в сундуке хранятся мед справки того времени. Дескать, здоров.

На том рукописный сборник рассказов «Пульс» завершается. Ох, уж намучился с расшифровкой! Полный текст еще не опубликован. Ибо осталось напечатать рукопись и найти издателя.

Витя, в итоге, покинул больницу. И куда, спрашивается, держал путь? Я, памятевед, не располагаю точными сведениями. В черновике запись: «Еще чуть-чуть терплю и граблю!» И следующие тринадцать страниц замазаны краской. Неужели не дотерпел? А дальше я, читатель, вижу после темных и загадочных листов, как его провожают на вокзале друзья. Молодые ребята смеялись и надрывали в беседах голосовые связки. Тем самым привлекали внимание правоохранительных органов. И вот осмотр документов. Милиция законопослушно открыла Витин паспорт. Внутри – билет (компания «Aeroflot») до Европы. В дневниках непонятно, какая именно страна. Ибо на бумаге разлито кофе. Буквы, стало быть, исчезли. Хм… А что, если мой доверитель умышленно заливал следы?

– Ха-ха! Попался! Сейчас мы тебе поездочку испортим!

Из дневника: «Милиция терла руки без линий жизни». Витин приятель чуть было не позвонил родственнику в правоохранительные органы. Русские не даром придумали поговорку: «klin vishibaut klinom». То есть обезвредить какие-либо действия аналогичными. Витя просил это не делать. Безопаснее откупиться и не привлекать внимание. Хотя не за что платить. Правонарушений не было. Но после загадочных и черных страниц Вите не до лишнего внимания к себе. Хм… Неужели кофе разлилось неслучайно? Ну да ладно. Витя откупился. Лишь бы скорее, о, высь, о, небеса, улететь!

Милиция взяла из его карманов «евро». Кошелька не имел. И не приобретет. Заранее обменял рубли. Оказалось, что зря.

– Ничего-ничего. Ты там еще и много заработаешь. – Напутствовали они.

Из дневника: «Черным платочком только не взмахнули на прощание вслед».

Я, душеприказчик, впрочем, не считаю, что все в милиции наглы и коррумпированы. Просто неудачно совпало местонахождение моего доверителя в определенную минуту. Подобное в каждой стране допускается.

7

На том российские рукописи завершаются. Я, биограф, добавил бы. Я, путешественник, посещал Москву. О, впечатления! Но пусть сам высказывается. Я, архивариус, обнаружил в сундуке письмо зарубежному товарищу N. Витя рассказывает о русских. Письмо не цитирую целиком. Нельзя ведь. Ограничен замыслом книги. Всего лишь одной. Разве что, как обычно, короткий пересказ. Витя, к примеру, указывал, что русские празднуют Новый Год три дня, а кто-то и месяц январь. Улыбка без причины, пишет, сердит. Русские, согласно письму, пьют чай, где на дне сантиметра три сахара. Еще утверждается, что страна богата красавицами. К женщине особое отношение. Если несет сумки по лестнице, то прохожие-мужчины помогут. Ей уступают место в транспорте. Не принято, чтобы платила в ресторане. Зимой женщины предпочитают шубы. Страна известна морозами и обилием пушнины. Крепкие морозы! Наполеон, увы, узнал! Витя рассказал товарищу N о зиме. После бани прыгают в сугробы. Дети катаются на санках с гор и кидаются снежками. Русские, еще пишет, молчаливы. Но порой пьют алкоголь. Ведь и холодно, и давняя традиция. Обычное явление, когда пьяный русский вывернет душу наизнанку первому встречному. Незачем ходить, как европейцы, к психиатру. Нормальный русский не пьет антидепрессанты. Для чего, когда в продаже медикамент-водка? Тогда как Франция лидирует по употреблению антидепрессантов. Каждому, значит, свое. Еще русский мужчина, если верить письму, не всегда пьет дома и в семье. Ибо придумана рыбалка. Что еще? Русские любят шикарные автомобили. Скорее купят его, нежели жилье. И тут странное обстоятельство. Одна и та же машина, но гражданская и военная, различаются. Первая всегда ломается. Вторая – гораздо позже. А качество – нужно. Россия столь велика, что не успеешь с дорожным ремонтом. И тут, в письме, я, читатель, нашел очередную автомобильную странность. Российский номер подчас дороже средства передвижения. Востребованы такие, где все, три, цифры одинаковые. Так называемый, «blatnoy», то есть престижный номер. Это, разумеется, капиталистическое и грустное явление. При коммунистах того не было. Витя пишет, что русские часто дерутся. Не потому ли на летних пляжах и праздниках становятся ринги? Участвует любой и в перчатках. У русских, указывается в письме, существует народный суд. Добровольцы, преимущественно из молодежи, ловят педофилов и наркоторговцев. Под присмотром, конечно, полиции. Русские, написано, отличаются взаимовыручкой. Если встречный автомобиль моргает фарами – на пути полиция. Того жди, штраф. Русские, рассказывается, часто действуют по сердцу и вопреки логике. Русские много спорят. И не всегда чтобы найти истину. А для разминки головного мозга спорят. Русские не отличаются дисциплиной. За исключением, конечно, при строгом начальстве. В письме зарубежному товарищу N также рассказывается о других особых приметах. Но обо всем некогда. Русские, цитирую напоследок, любят застолье. Даже известна поговорка, что «put k serdcu muzcini lezhit cherez ego zheludok». Это означает, что женщина не заинтересует мужчину, если не опытна в кухне. Мой лит заказчик завещал, чтобы я попробовал русские блюда. В первую очередь – «pelmeni». Внутри теста – мясная (допускается говядина, свинина, рыба, олень и даже медведь) начинка, чеснок, лук, специи. Хранение в замороженном виде. Еще суп с названием «uha». В рыбный бульон добавляется картофель, лук, зелень. А также летний суп – «okroshka». Потребуются холодный квас (напиток из солода и хлеба), свежие огурцы, укроп, крутые яйца, сметана. Самое то в жаркое лето. Витя советовал пробу черной и красной икры. И сладости: «pastila» и «prynyk». Ах да, особая выпечка: «blin». В круглое жареное тесто заворачиваются разные начинки: сыр, икра, шоколад, творог, мясо и другие. Что ж, однажды попробую.

8

А дальше? Я, летописец, признаюсь, озадачен. Далее трудно вести биографию. В сундуке отсутствует автобиографичная книга под названием «Полет со сломанными крыльями. Легенды грабителей стран». Мой доверитель сошел с ума и глупо подписал авторство как «чернокнижник Витя Акула». Текст, выяснилось, случайно, как бы эксперимент, печатался в центральном и плодородном издательстве. Я видел в интернете книжную обложку. Там паренек, словно террорист, в черной маске с дырочками и папироской в зубах. Странно. Ведь, кажется, на тот момент бросил курение? Неужели снова начал? Антигерой на фоне разбитых окон! Еще на обложке рисунок самолета: нос разукрашен акульей пастью. Вот какая, черт побери, затерялась книга! В сундуке я, наследник, обнаружил комментарий исчезновения. Трагедия: мой доверитель и самокритик прочитал текст после печати! Будто в зеркало, наконец-то, посмотрел! Серьезно разочаровался в творчестве. Сам себе не приятен. Завещание повести: «Друзья! Да, каждый человек – это друг! И в своем начале и фундаменте чист и прекрасен. И никогда не поздно расчистить свою жизнь до фундамента. Друзья! Лишь семь процентов мне по душе». Но какой толк? Из книги эту долю не вырежешь, людям не покажешь. «Значит, решил и записал, как решил, книга не удалась». Я, биограф, отправился на поиски забракованной книги. Дабы убедиться: неудача. Я нашел аннотацию текста в интернете: «Новое произведение известного воронежского прозаика, пожелавшего скрыться под псевдонимом, повествует о реальной истории жизни молодых людей, оказавшихся в Голландии на дне общества без средств к существованию. Книга ни в коей мере не является пособием в борьбе за выживание в чужих «городских джунглях». Личный опыт автора, оказавшегося в непростой жизненной ситуации, является скорее свидетельством обвинения современного капиталистического общества. Захватывающие события представлены обыденной сюжетной линией – это обусловлено тем, что они не являются художественным вымыслом, а взяты из реальной жизни. Книга имеет возрастные ограничения и не рекомендуется к прочтению лицам моложе 18 лет». В ходе независимого расследования я списался с издателем той книги. Я рассказал масштаб и замысел моего романа. Следом произошла техническая неисправность в структурах почтовой и глобальной жизнедеятельности. Наша связь, соответственно, оборвалась. Итого, найти, а, значит, корректировать злополучную книгу не получилось. Но я, оптимист, конечно, руки не опустил. Мою идею спас прогресс. Интернет спас. Я разыскал обладателей затерянной книги. Они, очевидцы, поведали, о чем текст. Я, собеседник, записывал допросы на диктофон. Рассказы совпали в мой, один, краткий (больше – некогда!) пересказ. Ну и вот. Молодой подонок из провинции (паренек, впрочем, безапелляционно убежден, что Воронеж – центр страны) скрывается от российского правосудия в Амстердаме. Витя спрятал отечественный паспорт. Как именно спрятал – у читателей провалы в памяти. Витя в дневниках о том сожалеет, что так глупо поступил с важным документом. Зато читатели помнят, как вскоре арест. Он утаил имя и родину. Это здесь, выяснилось, незаконно. Полиция (милиция – отныне в прошлом) угрожала за мистификацию годом лишения свободы. Они говорили правду. Но задержанный не верил: «Ха-ха-ха! Через год я вспомню на чистом голландском, что я – Ван дер Такой-то». Витю привезли в тюрьму нелегалов города Zaandam. Тут, к слову сказать, памятник царю Петру (Пьеру) Первому. Тот самый, что строил Витин Воронеж. Я, любитель истории, узнал, как государь под видом простолюдина учился кораблестроению в Зандаме. И теперь, если верить читателям «Полета», Витя попал в депортационное человекохранилище. Кругом чернокожие и арабы. И тоже против возврата на родину. Потому, как правило, скрывают имена и отчизну. Среднее лишение свободы – от года до двух. Тюрьма была на водном канале. В Голландии много каналов. Царь Петр именно здесь вдохновился на строительство новой столицы России – Санкт-Петербург. Здание тюрьмы на сваях. Туда Витю, в наручниках, вели через железный мост. Что еще об архитектуре? Прогулочный двор огорожен решеткой – и сверху, и вдоль воды. Утки около решетки: рукой подать. Их не убивали, чтобы съесть. Еды и сигарет (обеспечение тюрьмы) хватало. Заключенные, стало быть, обычно добрые и улыбаются. Мимо прогулочного двора плавали байдарки и лодки. Случалось, веселые и пьяные люди, далеко не подписчики журнала «Трезвость и культура». В таких компаниях ветреные девушки поднимали вверх свои майки и юбки… перед заключенными. Те свистели и кричали. Витя не свистел. Ибо не умел. И, ну да, конечно, арестанты потом не дремали спокойно. А то ведь катер слишком красивый. Иногда на другом берегу происходили демонстрации с плакатами и криками. Дабы на вершине гуманизма и либерализма освободили нелегалов. А еще читатели вспоминают, как двое заключенных сделали в стене дыру. Один скрылся. Второй остался. Ведь не научился плаванию в песках Сахары. После чего тюрьма заменила железные вилки и ложки на пластиковые. Арестованный Витя в спортивных штанах Adidas (made in China) встретился с иммиграционым агентом. Витя представился революционером из России. Беженская служба ему не верила, но помиловала. И зря – доверие не оправдал. На свободе Витя связался с наркотиками и попал в антисоциальные компании. По опросу читателей, в закрытых комнатах на замки и шторы, он мастерил сумки из фольги. Это чтобы отчаянно воровать парфюмы и зубные пасты по магазинам. Иначе, без спец сумки, сигнал на воротах. В крупных делах, говорят, не решался. Ибо ломал голову, куда тратить деньги. Порой магазинные охранники бегут за ним и рвут голосовые связки! На улицах эпохи Возрождения бегут и шумят. Стрелять не решаются: хищение парфюмов и зубных паст, кажется, не предусматривает столь радикальные меры. Витя бежал. Часто прохожие (люди не то, что он, добрые люди) ставили подножки и тянули руки, чтобы его законопослушно схватить и обезвредить. Витя, словно регбист (взамен мяча – краденое), уворачивался от активных прохожих. Однажды, говорят, не убежал. Ведь сбила машина… Читатели также свидетельствуют: Витя обитал в заброшенных домах Амстердама. Так ему интереснее. Иногда, вспоминают, грабит и берет на испуг слабых и маленьких наркоторговцев по ночам. Часто обкуривает свою собаку афганским (в кофешопе так и написано – «Afhanistan») гашишем, чтобы с ней беседовать. Пес, которого, в действительности, не было. А вечерами, в силу графомании, записывал происходящее в черновики. Ничего добротного, разумеется, не получалось. Ругается, говорят, на каждой странице. Еще говорят… Чего только не говорят! Эмоцианальные, получается, читатели. Витя порой ошибался в самоуспокоение: большим грехом не виновен. Безумное оправдание. Словно мало выпачкался в грязи.

Затерянная книга – глупая и неудачная. И обрывается, о, ужас, на том, что… Хотя окончание уже и неважно. Спасибо читателям – рассказали. В завещание текста, по прошествию лет, Витя извиняется. Не стоило, мол, беспокоить Нидерланды. А также завещает, чтобы я, душеприказчик, нашел интересные и добрые факты об этой стране. Ну, что ж, рассказываю. Большая часть территории, известно, ниже уровня моря. Велосипед – самое популярное средство передвижения. В Амстердаме их количество превышает число горожан. Часто замок стоит дороже велосипеда. Много, увы, воровства. Голландцы хорошо владеют английским, немецким и французским. Полиглоты. Фильмы по телеканалам и кинотеатрам показывают на оригинальных языках, но субтитры. Вопреки распространенному мнению, голландцы – не любители наркотиков. Это сумасшествие туристов. Голландцы – спортивная нация. Страна экспортирует две трети мирового объема живых растений, цветов и корней. День рождения королевы, тридцатое апреля – главный здешний праздник. Жители облекаются в оранжевое и гуляют. Улицы тоже украшены апельсиновым цветом: фонари, ленты, флаги, даже лица. Это цвет Голландии. Ибо имя королевской семьи звучит как «дом оранжевых». В Голландии дождливая, ветреная погода. Разговоры, как ни странно, часто о ней. Голландцы прямолинейны и говорят, как есть на душе. Живут по правилам. Автобус на остановке, но двери уже закрыты. Стучись, не стучись – вряд ли откроют. Ведь не положено. Голландцы считаются высокой нацией. Средний рост сто восемьдесят два см. Голландцы обычно не осуждают людей, которые ведут себя не то, что они. Вежливы, обходительны, любезны. Не выясняют отношений на улице. Развито феминистское движение. Женщины хотят равенства с мужчинами.

Витя завещал, чтобы я дегустировал местную пищу. Всемирно известен сыр. Ассортимента хватает. Обилие морепродуктов. А также блюдо «биттербален» – мясные крокеты из говяжьего фарша с добавкой мускатного ореха. Последнее я не пробовал. Витя завещал с любовью написать о Голландии. Ибо, как гласит здешняя поговорка, «благое дело стоит золота».