Текст книги "Разгром"

Все это приходится вновь и вновь повторять и пережевывать для того, что еще раз подчеркнуть: две ключевые фигуры в Наркомате обороны – это сам нарком и начальник Генерального штаба, то есть полководец и глава «мозгового центра». Накануне нападения Германии на СССР это были Тимошенко и Жуков. Но вовсе не Будённый.

В Красной Армии старшинство определялось не воинским званием, а занимаемой должностью. Например, 15-м стрелковым корпусом 5-й армии летом 1941 года командовал полковник И. И. Федюнинский, а его заместители и командиры дивизий были генералами. И ничего. Ходили по струнке, отдавали честь полковнику и покорно выслушивали его матюги.

Так вот, накануне нападения Германии на СССР из пяти заместителей наркома обороны трое были маршалами, но несмотря на это, генерал армии Жуков был самым старшим из них в должностной иерархии.

И вот почему.

Артиллерия – бог войны. Но обязанности заместителя наркома обороны по артиллерии заключалась в том, чтобы планировать пути развития артиллерии, направлять работу конструкторских бюро и испытательных полигонов, размещать заказы на военных заводах, принимать готовую продукцию, распределять ее по войскам и хранилищам, готовить кадры артиллеристов, руководить подбором и расстановкой кадров, готовить резервы личного состава и материальной части на случай войны и так далее. И надо сказать, что со своими обязанностями Маршал Советского Союза Кулик Григорий Иванович справлялся. По крайней мере, ни в Германии, ни в Великобритании, ни в США, ни в Японии равных ему артиллеристов не нашлось, и столь мощной полевой артиллерии, как в СССР, ни в одной стране мира не было ни накануне Второй мировой войны, ни во время нее.

А вот к решению вопроса, выдвигать ли артиллерию большой и особой мощности к границе или отводить ее за Днепр, зам наркома обороны по артиллерии Маршал Советского Союза Кулик отношения не имел. Тут все решал Генеральный штаб: если с самого первого момента войны планируем рывок через границу, то, ясное дело, всю артиллерию к границе выдвигаем.

И в вопросах размещения стратегических запасов боеприпасов решающее слово принадлежало Генеральному штабу. Если Генеральный штаб планирует главный удар из Львовского выступа на Краков и далее на Бреслау, то каждому понятно, что там, у границ, и запасы надо копить. Заместитель наркома по артиллерии при выполнении этой задачи отвечает только за то, чтобы боеприпасы нужных типов и калибров в установленных количествах оказались в установленное время в соответствующих районах.

И так во всем. Если война планируется на чужой территории, если предполагается прорывать полосы железобетонных укреплений, то Генеральный штаб заказывает бетонобойные снаряды. Задача заместителя наркома обороны по артиллерии – разработать такие снаряды, испытать их, обеспечить размещение заказов на их производство, приемку, хранение, доставку, проконтролировать правильность применения, подготовить артиллеристов к использованию таких боеприпасов. Да не забыть о том, что у такого снаряда иная траектория, потому надо разработать для них соответствующие таблицы стрельбы, и сетки в оптических прицелах должны быть иными. Значит, всю оптику надо менять на тысячах орудий…

Если же мы готовимся останавливать танки противника, то нам нужны не бетонобойные, а бронебойные снаряды, и тогда зам наркома обороны по артиллерии делает все то же самое для их появления и использования в войсках.

Интересно, что в мемуарах Жукова есть такой сюжет: война началась, а с бронебойными снарядами проблема – их нет. И тогда великий Жуков принимает смелое решение: стрелять по танкам бетонобойными![8]8
  Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. М.: АПН, 1969. С. 258. – Прим. автора.


[Закрыть] Вот какой хитрый! Вот только не разъяснил мемуарист Жуков своим читателям, кто же перед войной требовал производить бетонобойные снаряды вместо бронебойных. И зачем вообще потребовались бетонобойные снаряды, если на нашей земле нет и быть не может вражеских бетонных фортификационных сооружений.

Итак, Григорий Иванович Кулик был маршалом, однако не определял характер грядущей войны. И если бы он даже и придерживался устаревших взглядов на характер грядущей войны, то ничего страшного в этом не было. От него планирование боевых действий не зависело. Этими вопросами занимался Генеральный штаб.

Действия заместителя наркома обороны по укрепленным районам Маршала Советского Союза Шапошникова тоже полностью зависели от планов Генерального штаба. Если Генеральный штаб не намерен обороняться на своей земле, то укрепления на линии Сталина никому не нужны. Потому никто бы не разрешил заместителю наркома по УР тратить народные средства на содержание в готовности ненужных укреплений. И опять же, если Жуков планировал нанести главный удар из Львовского выступа на Краков, то много укреплений ему в районе Львова не нужно. Потому их тут и строили в минимальном количестве или не строили вовсе.

И боевая подготовка тоже полностью зависела от планов войны, то есть от того, что затевал Генеральный штаб. Если планы были наступательными, то в соответствии с ними зам наркома обороны по боевой подготовке генерал армии Мерецков учил войска форсировать реки, прорывать укрепленные полосы, вводить в прорыв мощные танковые соединения, высаживать морские и воздушные десанты. А обороняться учил только те войска, которые находились на Дальнем Востоке и в Закавказье.

Таким образом, все заместители наркома обороны, включая и первого зама, все вместе взятые, при всех их заслугах, наградах, званиях и титулах, никак не могли повлиять на выбор характера и способов ведения грядущей войны – в отличие от наркома обороны и начальника Генерального штаба.

И вот вопрос: так кого же Жуков относит к числу высших руководителей Наркомата обороны, слишком канонизировавших опыт Первой мировой войны? Кого это он нарекает загадочным термином «они»?

7

Высший командный состав Красной Армии на протяжении всей Второй мировой войны – это кавалеристы. (Бывших кавалеристов, как известно, не бывает. Солдат – всегда солдат. Кавалерист – это на всю жизнь.) Среди них – Маршалы Советского Союза Будённый, Ворошилов, Малиновский, Мерецков, Рокоссовский, Тимошенко, генералы армии Баграмян, Соколовский, Ерёменко, которые после войны стали маршалами. И командующих танковыми армиями назначали из кавалеристов: Рыбалко, Богданов, Катуков, Романенко, Лелюшенко.

После Гражданской войны кавалерия дала импульс развитию советских танковых войск не только в направлении поддержки пехоты, но прежде всего в направлении создания мощных самостоятельных танковых соединений для стремительной маневренной войны.

Само развитие Красной Армии после Гражданской войны опровергает лживые вымыслы Жукова и его продажных соавторов о том, что накануне нападения Германии на Советский Союз кто-то в руководстве Наркомата обороны и Генерального штаба якобы слишком канонизировал опыт Первой мировой войны.

Красная Армия за опыт Первой мировой войны не держалась. Об этом говорит развитие бронетанковых войск. Красная Армия первой в мире начала формировать мощные бронетанковые соединения для самостоятельных стремительных действий, для ведения не позиционной, а маневренной войны, для нанесения глубоких сокрушительных ударов.

Красная Армия еще в 1930 году первой в мире создала воздушно-десантные войска. К началу Второй мировой войны она обладала во много раз большим числом подготовленных парашютистов-десантников, чем все остальные страны мира вместе взятые. Как же можно утверждать, что советские военачальники держались за опыт Первой мировой войны?

Красная Армия единственная в мире имела на вооружении бронированный штурмовик Ил-2. Его назначение – огневая поддержка танковых клиньев, вспарывающих вражеские тылы.

Красная Армия единственная в мире имела на вооружении танки БТ для стремительных бросков по автострадам. Как это можно увязать с опытом Первой мировой войны?

Красная Армия единственная в мире имела на вооружении плавающие танки в достойных упоминания количествах. Это тоже из опыта Первой мировой войны?

Заявления Жукова о полной несостоятельности советской стратегии накануне германского вторжения доказывают только одно: либо Жуков ничего о советской стратегии и об этих достижениях не знал (с чем мы никак не можем согласиться), либо он нагло врал читателям в своих воспоминаниях.

И если сам Жуков опыт Первой мировой войны не канонизировал, а кто-то неведомый, кого никак вычислить не удается, этим грешил, то возникает неудобный вопрос: почему Жуков молчал?

В декабре 1940 года состоялось совещание высшего командного состава Красной Армии. Сталин присутствовал на совещании, но в его работу не вмешивался. Каждый из присутствующих мог говорить то, что хотел. Для того Сталин совещание и собрал, чтобы выслушать своих полководцев, не мешая им, не перебивая. Почему же Жуков не воспользовался удобным моментом? Почему не сказал о том, что некоторые военачальники слишком канонизировали опыт Первой мировой войны, что готовились вести войну по старой схеме? Почему Жуков не призвал смотреть на вещи по-новому?

В январе 1941 года, получив пост начальника Генерального штаба, Жуков обязан был свое понимание ситуации донести до Сталина, до членов Политбюро, до наркома обороны, до своих подчиненных. Ему следовало написать докладную записку Сталину: у нас тут готовят войну по старым схемам Первой мировой. Жукову следовало собрать новое совещание руководящего состава Красной Армии и категорически заявить всем командующим округами, флотами, армиями и флотилиями, что надо готовиться к новой войне, а не к той, которая давно отгремела.

И вот всем защитникам Жукова вопрос: а где документ?

У вас, господа-товарищи, есть доступ ко всем секретным архивам. Вот и разыщите докладную записку Жукова, представьте на всеобщее обозрение его грозные приказы о том, что некоторые советские военачальники вредительским образом готовятся вести войну по старой схеме и что от устаревших схем надо решительно отказываться. Где такие документы?

Нет их.

Их нет потому, что Жуков стал таким умным уже после драки, и причина разгрома Красной Армии в 1941 году была в том, что ее застали врасплох на границах в момент изготовки для нападения на Германию, а вовсе не в подготовке к ведению войны «по старой схеме».

Глава 2
Об окопах и траншеях

Из поля зрения военного руководства фактически выпадало рассмотрение стратегической обороны, так как будущие действия Советской Армии и Военно-Морского Флота представлялись почти исключительно как наступательные.

История Второй мировой войны. 1939–1945. В 12 т. М.: Воениздат, 1973–1982. Т. 3. С. 415

1

Давайте сразу признаем, что Первая мировая война была бестолковой. Грязи много, крови много, толку мало. Самоистребление наций. Самоубийство Европы.

В результате Первой мировой войны рухнула Российская империя. На черепки разлетелась. Со звоном. Прямо как глиняный горшок – с воза да на булыжник.

Вскоре подломились ноги у Германии и Австро-Венгрии.

Завершилась война разрухой, голодом, безобразиями толпы, переворотами и революциями, падением нравов, взрывом преступности и бандитизма, массовой проституцией, эпидемиями тифа, холеры, сифилиса, небывалым размножением крыс и вшей. В трех великих империях был напрочь разрушен механизм государственной власти. Улицы городов кишели безногими инвалидами, наглыми беспризорниками, нищими, дешевыми шлюхами, мелкими ворами, шулерами и аферистами. И не выходи ночью под разбитые фонари.

Былое величие было поругано, оплевано, втоптано в грязь и в кровь.

Кстати, Франция тоже была весьма близка к этому. Ей крупно повезло. Под самый победный финал во Франции высадились американские войска. Они были той самой последней соломинкой, которая переломила хребет германскому верблюду. Вслед за солдатами на Европейский континент ринулись американские бизнесмены. Был бы спрос, будет и предложение. А спрос был колоссальным. Европейский рынок бурлил и засасывал в себя всё, словно водоворот вслед тонущему дредноуту. Американскому бизнесу раздолье: Европа хватает все!

Случилось так, что Францию быстро насытили хлебом, маслом, сахаром и мясом. Нет голода – нет и революции. Кроме того, холопам радость: мы победили! Не было бы американской тушенки – была бы революция. Порезвились бы. Снова на потеху толпе началось бы публичное отсечение голов на площади Согласия.

Но в 1918 году Францию пронесло.

А Британии было и того лучше: и радость победы, и тушенка американская. Главное – войны не было на британской земле. Не было разрухи. Вдобавок ко всему, британские войска возвращались домой без оружия. Перед тем, как солдата посадить на корабль, у него отбирали винтовку и патроны. На всякий случай.

Но даже и в Британии после Первой мировой войны чуть не полыхнуло. Чего стоит одна только Всеобщая стачка 1926 года, крупнейшая забастовка в истории Британии, длившаяся десять дней, когда встал весь транспорт, остановились заводы и шахты, закрылись магазины, лечебницы, школы, когда озверевшая толпа ринулась на улицы.

России не повезло больше всех. Наш солдат, как и миллионы его собратьев, бросив окопы, пошел домой, не забыв винтовку с патронами. Тащить ее неудобно. Длинная. Потому наш находчивый солдат при первой возможности из винтовки делал обрез.

Делалось это так. Приклад отпилить. Это проще всего. Затем надо отпилить кусок ствола. Это труднее. Сталь, из которой делают стволы, особо прочная. После этого на обрубок ствола надо насадить новую мушку. Для этого выплавляли свинец из пули и капельку расплавленного свинца капали на кончик ствола. Если она попадала неправильно, то, как капле и положено, скатывалась. А та, которая капнула правильно, застывала.

Вот и все. Можно начинать Гражданскую войну.

И она полыхнула так, что Первая мировая со всеми ее ужасами показалась прекрасной сказкой.

2

Отчего же такой итог?

Отчего Первая мировая война имела столь странное течение, столь печальный финал и столь жуткие последствия?

Оказалась она совсем не такой, какой ее представляли и планировали в высоких кабинетах. Стратеги всех стран ошиблись. Никто из них такой войны не желал, к такой войне не готовился. Никто не предполагал и не предвидел, что война выльется в многолетнюю тупую бойню. Все готовились к другой войне.

Противника можно сокрушить или измотать. Соответственно этому, существует стратегия сокрушения и стратегия истощения, измора. Это как бой на ринге. Тут два варианта. Либо подцепил левой вражью челюсть, и враг, громыхнув зубами, отлетел в дальний угол под канаты. Либо два огромных потных вонючих мужика в изнеможении наваливаются друг на друга. Ноги у обоих подкашиваются. То один другого в спину перчаткой ткнет, то другой ответит. На большее сил нет. Если один упадет, то и другой не устоит, ибо опоры лишится.

Кроме этих двух вариантов может возникнуть огромное количество самых разнообразных сочетаний и комбинаций, но все они будут лишь вариациями стратегий истощения или сокрушения.

Генералы любят стратегию сокрушения. И не только потому, что это красиво. Дело в том, что война не любит продолжительности. Это изрек мудрый китаец Сунь Цзы пару тысяч лет назад. Затяжная война изматывает армию и население страны, разоряет экономику, истощает казну, ведет к моральной деградации, к разрушению устоев общества. Потому лучше побеждать врагов решительно и быстро. Не затягивая.

Со времен Франко-прусской войны 1870–1871 годов в штабах крупнейших европейских стран готовили планы сокрушения противника, но Первая мировая война в конечном итоге оказалась войной на истощение. Генералы готовились к решительным маневрам, но после короткого периода маневренной войны все армии попали в глухой беспросветный позиционный тупик. Хозяином на поле боя стал пулемет. Он изрыгал столько огня, что мог остановить любые массы наступающей пехоты и кавалерии. Тот, кто не успевал укрыться от его губительного огня, погибал.

Справедливости ради надо добавить, что пулеметам весьма успешно помогали магазинные винтовки. В своем развитии стрелковое оружие перешагнуло тот проклятый рубеж, когда на заряжание уходило больше времени, чем на прицеливание. Теперь стрелок вел точный огонь на сотни метров, при этом на перезаряжание винтовки уходили секунды. Это давало возможность обороняющимся стрелкам даже без пулеметов истреблять и останавливать превосходящие массы наступающих противников.

А еще появились скорострельные полевые пушки, которые своим огнем разбивали и разгоняли любые незащищенные скопления войск.

Спасение можно было найти только в земле. Безо всяких команд и указаний все армии вдруг остановились. Вопреки генеральским планам и замыслам. Наперекор диспозициям и приказам мудрых штабов. Солдаты всех воюющих армий, не дожидаясь приказов, начали зарываться в землю. По обе стороны фронтов происходило одно и то же. Процесс пошел. Окопы соединили траншеями, а траншеи – ходами сообщения. Перед траншеями натягивали колючую проволоку. За первым рядом траншей отрывали второй ряд. За ним – третий. Потом – и четвертый…

Выбить противника из траншей могли только гаубицы. И они свирепствовали. Ответом на их злобный лай было дальнейшее развитие системы окопов и траншей. Армии еще глубже зарывались в землю, наращивали брустверы, укрепляли крутости траншей хворостом, жердями, досками, устраивали водосборные колодцы, перекрывали участки траншей бревнами и засыпали их сверху землей, рыли новые окопы, плели новые колючие сети, усиливали блиндажи и убежища вторым накатом бревен, третьим, седьмым, двенадцатым…

В Первую мировую войну и немцы, и русские, и французы, и австрийцы вошли с радостным предвкушением быстрого сокрушения своих противников. Но Его Величество Пулемет охладил пыл всех любителей быстрых блистательных побед. Пулемет остановил всех наступающих, всех успокоил. Короткий период маневрирования сменился бесконечно долгим, на четыре года, стоянием на месте. На Западном фронте без перемен. И на Восточном тоже.

Великолепные стратегические замыслы не сбывались, сражения распадались на тысячи, десятки и сотни тысяч мелких затяжных боев в разных местах. Стратегия выродилась в бесконечные стычки, в которых гибли миллионы, но никому никакой пользы от этих стычек не было. Грубо говоря, война превратилась в солдатский мордобой. Талантливые стратеги ощутили себя биржевыми воротилами на блошином рынке: их знания, их талант и опыт тут применения не находили. Тут другие масштабы, другие правила и законы.

Все это привело к многолетнему безнадежному жестокому и бессмысленному кровопролитию: кто дольше выдержит.

Первая мировая война велась солдатами, унтерами и младшими офицерами в траншеях, а генералам на той войне никак не находилось работы. Ситуация наподобие той, когда пророк забрался на бочку и зовет человечество объединить усилия для достижения великой цели, а мимо валит равнодушная толпа: у каждого свои заботы. Так было в Первой мировой войне: солдаты рубили, кололи, резали друг друга, не зная, что кто-то где-то в высоком кабинете рисует красивые стрелки прорывов и охватов. Война по существу шла без участия генералов. Все генеральские расчеты и планы тут же увязали в непролазной грязи изрытых воронками полей.

3

Еще в самом начале ХХ века в ходе Русско-японской войны возникло понятие сплошного фронта. Он представлял собой оборонительный рубеж, на всем протяжении занятый войсками, прикрытый огнем и инженерными заграждениями. Первый пример: в 1905 году сплошной фронт 3-й армии (российской) простирался на 155 км.

В ходе Первой мировой войны десятки километров сплошного фронта превратились в тысячи. Колючая проволока ставилась в десять, двадцать, а то и в пятьдесят рядов, а за теми рядами – первая траншея, вторая, за ней третья, и далее до бесконечности.

В ноябре 1915 года по первой траншее Русской армии можно было пройти от Балтийского моря до Чёрного. По первой траншее Германской армии на Западном фронте можно было пройти от побережья Северного моря до границ Швейцарии. И по британско-французской – тоже. Все воюющие армии устраивали в глубоких норах командные пункты и госпитали, склады боеприпасов и церкви, кухни, пекарни, прачечные, электростанции и пункты водоснабжения, туалеты, сапожные мастерские, узлы связи, почтовые отделения, бани, дома (вернее – блиндажи) терпимости и все остальное, без чего не может функционировать здоровый армейский организм.

Однажды мне попался снимок германских позиций времен Первой мировой войны, сделанный с французского аэроплана. Это нечто невообразимое: настоящая паутина траншей от переднего края и на много километров в глубину. Все это изрыто воронками многолетнего артиллерийского разгула. Артиллерия свирепствовала, но проломить такую оборону было невозможно.

И вот вопрос: почему никто не высмеял Жукова после того, как он вписал в свой эпохальный шедевр очевидную глупость о том, что высшее руководство Красной Армии слепо цеплялось за опыт Первой мировой войны и готовилось вести войну по старым рецептам?

Покажите мне, непонятливому, ту несокрушимую советскую оборону 1941 года от моря до моря, с траншеями в десять – пятнадцать рядов, с непролазной колючей проволокой, с блиндажами и убежищами, с подземными командными пунктами и узлами связи, с лазаретами и прачечными, с сортирами под перекрытием в пять накатов и землянками политпросвещения вместо походно-полевых домов терпимости. Покажите мне оборонительный рубеж, который на всем его протяжении занят войсками, прикрыт огнем и инженерными заграждениями. Пусть не от Балтики до Чёрного моря, и пусть даже не в 1000 километров, не в 500, и не в 100. Покажите мне хоть где-нибудь сплошной оборонительный рубеж, ну хотя бы в 10 километров, занятый войсками, которые изготовились к отражению вражеского наступления.

Весной 1941 года Красная Армия свои оборонительные позиции колючей проволокой не оплетала. Да она и не возводила никаких позиций. А все, что возвели ранее, было к лету 1941 года брошено за ненадобностью, засыпано землей и поросло бурьяном. Колючая проволока была только на границе, и была это не армейская проволока, а чекистская. Но пограничники ее борзо снимали и сматывали.

И с траншеями та же картина. Пусть кто-нибудь из историков назовет мне номер хотя бы одной советской стрелковой дивизии, которая накануне нападения Германии отрыла траншеи полного профиля и заняла оборону. Пока никому не удалось отыскать ни одной советской армии, ни одного корпуса, ни одной дивизии, ни одного полка, которые бы накануне войны с Германией сидели в траншеях. Из этого следует, что ни один командующий армией, ни один командир корпуса, дивизии, полка и ниже за опыт Первой мировой войны не цеплялся.

Мало того, Полевой устав (и ПУ-36, и ПУ-39), Боевой устав пехоты (БУП), Наставление по инженерному обеспечению операций и все остальные документы, которыми руководствовались войска и штабы, не только не рекомендовали отрывать траншеи, но и прямо это запрещали. Одиночная или парная стрелковая ячейка – вот основа обороны, но только на короткое время и только на второстепенных направлениях. Теоретически. А на практике в большинстве стрелковых частей у солдат даже и лопат не было. В боевых документах, в генеральских мемуарах и в рассказах ветеранов повторяется один и тот же сюжет: когда припекло, пехота рыла траншеи касками. У саперов лопаты были, а вот у пехоты, которая под огнем окапывается, – не было.

Как все это связать с канонизацией опыта Первой мировой войны и подготовкой к ведению войны по старой схеме?

4

В 1920–1930-х годах выдающейся военный историк и теоретик стратегии Александр Андреевич Свечин предлагал встретить вражеское вторжение обороной, выбить танки противника, перемолоть его дивизии, дать противнику выдохнуться, растратить резервы, топливо, боеприпасы, растянуть коммуникации и только после этого переходить в контрнаступление.

Свечин рассуждал просто. Вот на тебя прет свирепый буйвол, но у тебя – хижина. Запри дверь перед ним! Пусть он рогами в дверь врубится! Пусть увязнет! И вот тогда – твое время! А бежать ему навстречу, даже с вилами или с топором, не стоит. Можно нарваться. Наступать на врага можно, если он слаб. Или спит. Но если силен и наступает сам, то его следует встречать обороной, непроходимой и непробиваемой.

Казалось бы, мудрость-то в чем? Нужно ли быть стратегом, чтобы такие вещи понимать? Достаточно было посмотреть фильм «Чапаев» – вернее, самый зрелищный и самый драматичный его эпизод: могучей поступью под барабанную дробь идет враг, сильный, обученный, дисциплинированный, уверенный в себе и в победе. Над вражьими рядами плещется на ветру черное знамя с серебряным черепом. Стоит ли бросаться на врага в этот момент?

Нет, не стоит. Анка-пулеметчица подпускает врага все ближе и ближе, а потом с предельно короткой дистанции убийственным огнем дробит боевой порядок супостата. И только после того, как враг дрогнул, когда планы его нарушены, а боевые порядки смяты, из-за холма на лихом коне во главе кавалерийской лавины вылетает Чапаев Василий Иванович и творит разгром.

Свечин предлагал именно так действовать в большой войне.

Бездарный лизоблюд и карьерист Тухачевский обвинил Свечина в пораженческих настроениях, в пособничестве врагу. Тухачевский развернул садистскую травлю Свечина и всех, у кого была смелость вспоминать об обороне. Тухачевский возглавил дикую свору таких же, как он сам, безграмотных, узколобых злобствующих клеветников. На мудрого теоретика Свечина, который осмелился смотреть правде в глаза и иметь собственное мнение, обрушился поток оскорблений, наветов и доносов в ОГПУ – НКВД: мол, Свечин намерен отдать инициативу в руки врага, а это стратегическое вредительство!

В результате в 1930 году Свечин был арестован, но отпущен, затем, в 1931 году, арестован повторно, осужден на 5 лет лагерей, в 1932 году снова освобожден (и даже вернулся на военную службу), 30 декабря 1937 года опять арестован, обвинен в участии в контрреволюционной организации и в 1938 году расстрелян на полигоне «Коммунарка».

В 1937 году расстреляли и Тухачевского, но формальным поводом для этого стало сфабрикованное дело об антисоветской троцкистской военной организации, готовившей насильственный захват власти в СССР, а не вредительские теории и действия Тухачевского, прямо подрывающие боеспособность Красной Армии. В результате безумные теории Тухачевского не получили должной критической оценки; у него нашлись подражатели и продолжатели. Главным из них был Жуков: наступать! наступать! наступать!

И только Гитлер, нанеся сокрушительный удар, заставил руководство СССР опомниться. 15 июля 1941 года пал Смоленск. В этом районе Западная Двина и Днепр текут параллельно – грубо говоря, с востока на запад, образуя своеобразный «коридор» на Москву. Потом Двина резко поворачивает на север, Днепр – на юг. Двина и Днепр – мощные водные преграды и естественные оборонительные рубежи, на которых при грамотном руководстве можно было остановить любое вторжение. И только в районе Смоленска остается беспрепятственный с географической точки зрения проход к Москве. В стратегии этот район именуется Смоленскими воротами. Падение Смоленска во все века означало, что противник «вышиб дверь», и путь на Москву открыт.

Именно это случилось летом 1941 года. Не прошло и месяца с момента нападения Германии, а враг уже стоял у ворот столицы, и на его пути не было ни крупной реки, ни канала, ни укрепленного района, пусть даже недостроенного или брошенного. Руководство Красной Армии отреагировало на такое развитие событий правильным решением.

Была издана директива Генерального штаба о переходе к прочной обороне. И если бы в той обстановке эта директива была выполнена и на занимаемых рубежах была создана глубокоэшелонированная оборона, глубокого прорыва противника к Москве не случилось бы. Но от войск постоянно требовали предпринимать частые наступательные действия, которыми они изматывали не столько противника, сколько себя. (Красная звезда. 1 декабря 2006 г.)

Тут у нас целая охапка вопросов.

Отчего же директива о переходе к прочной обороне была издана только 15 июля? Отчего ее не издали 22 июня, сразу после нападения Германии? Отчего такую директиву не издали 21 июня, когда, как уверяет Жуков, у него отпали все сомнения, и ему стало ясно, что нападения не миновать? Отчего такую директиву не издали 1 февраля 1941 года, в день, когда Жуков принял должность начальника Генерального штаба?

И если, в конце концов, ее издали 15 июля, то какой же идиот требовал от войск «предпринимать частые наступательные действия, которыми они изматывали не столько противника, сколько себя»? И как на такие действия реагировал начальник Генерального штаба генерал армии Жуков, если видел, что его директиву кто-то осмелился не выполнять?

Жуков на это никак не реагировал, ибо сам, лично, срывал выполнение собственной директивы. С одной стороны, директива Жукова требовала от армии зарыться в землю. С другой стороны Жуков продолжал слать в войска приказы на контрнаступление: давай-давай! Ура! Вперед!

И даже после того, как Сталин выгнал Жукова из Генштаба (по причине полной профессиональной непригодности для работы в штабах) и отправил под Ельню, сей «великий стратег» занимался тем же – гнал свои дивизии, корпуса и армии в самоубийственные атаки:

Как и в начале войны, все имеющиеся и подходящие резервы использовались не для наращивания глубины обороны, а для усиления соединений первого эшелона и проведения контратак и контрударов, которые в условиях господства противника в воздухе и слабого огневого обеспечения не давали положительных результатов. (Красная звезда. 1 декабря 2006 г.)

5

Если боец с винтовкой или пулеметом идет в атаку, то тело его полностью открыто для пуль и осколков. Он не может нести на себе много боеприпасов, он запыхался и выбился из сил, он ведет огонь с ходу или с короткой остановки (то есть не прицельно). Он ведет огонь по целям, которые видны плохо или вообще не видны. За каждым новым бугорком для него открывается совершенно новая картина, которую нужно охватить взглядом, оценить и принять решение. Под убийственным огнем.

А тот, кто сидит в траншее, имеет боеприпасов в достатке. Его тело укрыто от пуль и в значительной степени – от осколков. Ему не страшен танк: он пройдет над окопом, обвалит стенки в одном месте, и только. Боец, сидящий в траншее, ведет прицельный огонь. У него много сил, дыхание ровное, местность перед ним знакомая, расстояние до местных предметов промерено…

Тот, кто сидит в траншее, может использовать пулеметы. У него неиссякаемый запас патронов, и он косит вражескую пехоту целыми батальонами. А наступающие тащат пулеметы на себе. И запас патронов. А пулеметы страшно тяжелые. Пулемет сначала надо установить. Пока установишь, враг тебя в решето превратит. В немецких архивах во Фрайбурге[9]9
  В городе Фрайбург находится Федеральный военный архив Германии, являющийся отделением Федерального архива Германии. – Прим. ред.


[Закрыть] хранятся жуткие документы о многочисленных случаях помешательства немецких пулеметчиков на Восточном фронте: скосил Ганс сто Иванов, еще сто, и еще, а они все лезут и лезут. Это не война. Это – безумие. От жуковского безумия у немцев мозги набекрень съезжали.