Текст книги "Третье пришествие. Демоны Рая"

Глава 6
Небо цвета разбитых надежд

Когда-то очень давно – мне кажется, что целую вечность, целую эпоху назад, хотя с тех пор не прошло и месяца, – ублюдок Плащ искушал меня.

«Пойдем со мной, Петр, – говорил он, всегда называвший меня только так, полным именем, без уменьшений-сокращений. – Будь рядом, когда я начну создавать новый мир. Стань моей рукой и моим же мечом в ней. Кто ты сейчас, Петр? Ты всего лишь электрик… Монтер – с аномальными, правда, способностями. Пойдем со мной – и ты станешь «электриком» человеческих душ, ты будешь читать людские тела, сердца и умы, как сейчас читаешь электросхемы, ты будешь чинить их от любых поломок, даже от смерти… А при нужде – разбивать вдребезги мановением мизинца».

В придачу он посулил еще кое-какие плюшки. Например, долголетие – полное отсутствие старения, возможность законсервировать любой интересующий меня возраст.

Естественно, я его послал далеко и надолго. Меня в тот момент интересовало лишь одно: вернуть своих девочек. Но Плащ не угомонился и без спроса, при помощи Безумного Шляпника, всучил-таки мне демоверсию предлагаемых сверхспособностей, и сверхвозможностей, и прочего сверх-всего-на-свете. Такой вот Шляпник уникальный аномал (и талантом уникальный, и придурковатостью) – он не дарит своим «детишкам» новых умений, он как-то стимулирует и развивает то, что есть, – и развивает так уж развивает: до упора, до возможного предела, до крайней степени… А в ходе битвы на Садовой был облагодетельствован Питер Пэн. Усыновлен, так сказать. Присоединяйся, дескать, добро пожаловать в дружную семью!

Демоверсию мне подсунули с ограниченным числом опций и на очень ограниченное время. Чтобы клиент мог восхититься, прельститься и решиться на покупку, а вот навредить чтоб ничем не смог.

Перед искушением я устоял. И под знамена Плаща не встал. Но все-таки восхитился, не буду лукавить, тем, что мог и умел в последовавшие час или полтора.

До того краткого всплеска способностей (и после его завершения) мое аномальное «зрение» видело лишь технику и лишь электрическую, электронную… После «водного крещения», устроенного Шляпником, я начал «видеть» людей, чувствовать издалека все слабенькие токи и поля в их организмах.

Чужой мозг тогда был для моего обострившегося аномального восприятия как включенный компьютер, ведь взаимодействие нейронов в нервных центрах тоже имеет электрическую природу. Но компьютер совершенно незнакомого устройства, работающий на иных принципах: те же токи, импульсы и все прочее, к чему я привык, – но до чего же странные у них оказались носители… Хитросплетения, лабиринты, многоярусные амазонские джунгли не пойми чего.

Наверняка со временем я разобрался бы во всем этом внутричерепном хозяйстве и научился бы на него аккуратно и дозированно воздействовать… Однако времени Питеру Пэну тогда катастрофически не хватало: лежал, придавленный тяжеленным обломком стены. Угодил под него стараниями обезумевшего от ревности Андрея, недавнего соратника, ударившего в спину. И рогоносец прилаживался похоронить меня окончательно. В условиях дикого цейтнота я поработал с его мозгом по принципу «Не можешь понять – ломай!» и спасся от бесславной смерти, а у Андрея начались серьезные проблемы с памятью, навыками и двигательной активностью мышц.

А потом подвешенную у носа морковку забрали. Словно тумблер сработал: щелк! – и перед вами прежний Питер Пэн, специалист по технике и не более того.

Я ожидал такого исхода, Плащ ведь предупредил, расставаясь со мной: кое-что из обещанного дам ненадолго авансом, но предложение и позже останется в силе, все навсегда станет твоим, если сам того захочешь и попросишь…

Просить я не собирался, но почти сразу же попросил, так уж сложилось. Попросил, когда стоял на коленях над изуродованным телом Жужи, приемной моей дочки, – умирающей, страшно изуродованной, но еще дышащей. Я чувствовал, я знал, что с недавно покинувшими меня умениями мог бы помочь ей, спасти, исцелить…

Не знаю, о чем я тогда думал и на что рассчитывал. Присоединяться к Плащу не собирался, но и обмануть его, кинуть, попользовавшись даром, не планировал… Ничего я тогда не думал и не планировал, если честно. Обезумел…

Все мысли из головы вымело единственное желание: пусть Жужа останется жить! – вот тогда-то я завопил, кажется, даже вслух: «Слышишь, Плащ, что ты там говорил про починку людей от любых поломок, даже от смерти?! Давай сюда и бери взамен душу и «попрыгунчики», все бери, но верни мне хоть ненадолго, что забрал…»

Дьявол в домотканом плаще меня не услышал. Или не снизошел… Жужа умерла.

Потом было много чего, долгий путь завершился в хартмонтской клинике – и оказался бегом по кругу.

Потому что я вновь готов обратиться к Плащу с той же просьбой… Я не надеюсь, что буду услышан. Но больше надеяться не на что. Все планы рухнули и все надежды разбиты…

* * *

Восточные окна клиники выходили на Зону. А в хармонтской Зоне странные закаты и рассветы, такая уж атмосфера.

Вот и сейчас рассвет поражает размахом: половина неба на востоке налилась красным, и багряный оттенок становится все гуще, словно кто-то льет и льет в небесный океан обильную струю крови.

Небо цвета крови…

Цвета моих рухнувших надежд… Надежды, когда разбиваются на куски, обильно кровоточат, вы не знали?

Наг мертв.

Зайка-Мура мертва, безжалостно убита у меня на глазах.

Отец и Жукер тоже, наверное, мертвы, на связь не выходят.

Что с Дракулой, я не знаю, но поводов для оптимизма нет – уцелев, проявил бы себя…

Живы мы с Тигренком. Но это ненадолго… Возможно, судьба дает нам шанс разрешить проблему, возникшую между нами в Питере… Не знаю. Мне все равно.

Мне на все наплевать и все по барабану.

Потому что в «голубых апартаментах» Маришки и Ани не оказалось.

* * *

«Голубыми апартаментами» пышно именовалась палата экстра-премиум-люкс-вип-класса – четырехкомнатная, по площади превышавшая мой дом в Надино. Охраняли ее четыре лба, наряженные в здешнюю больничную униформу салатного цвета. Но все повадки выдавали, что к медицине эти организмы отношение имеют косвенное: при оказии могут поставлять клиентов травматологам, хирургам, даже патологоанатомам. Пытались и меня наладить не то в операционную, не то сразу в морг, и это стало их большой и последней ошибкой… Становиться в тот момент на пути Питера Пэна было равносильно суициду.

Дежурили там и настоящие медики: женщина-врач и аж две медсестры, но сбежали, пока я с помощью «попрыгунчика» и штурмовой винтовки разбирался с агрессивной четверкой.

А потом последовал удар судьбы, каких я не испытывал давненько…

Внутри меня встретили не Аня и Маришка – женщина в торопливо накинутом пеньюаре. А в детской кроватке ворочалось мохнатое нечто, разбуженное стрельбой. Больше всего существо напоминало лобастого щенка собаки, но неимоверно крупного, с трехлетнего ребенка размером. Впрочем, я не присматривался…

Добиться толку от женщины не удалось.

Она лишь кричала, причем одну и ту же фразу с одной и той же интонацией:

– Я жена сенатора США!!! Я жена сенатора США!!!

Словно то было волшебное заклинание, призванное спасти и оградить от всех опасностей, но отчего-то не срабатывающее.

– А я сын чернобыльского сталкера, мать твою! – заорал я в ответ. – Где мои дочери?!!

– Я жена сенатора США!

Ударил ее по лицу. Не помогло. Сквозь кровь на разбитых губах наружу рвалась все та же не работающая формулировка. Аккомпанементом к нему завыло существо в кроватке.

Я не сдался… Помчался вниз, к посту охраны, куда мои соратники сгоняли всех найденных в клинике. (Не пытавшихся оказывать сопротивление сгоняли, а пытавшиеся оставались лежать на месте.)

Главврача и директора по раннему времени на работе не оказалось, они обычно подъезжали позже. Возглавлявший дежурную смену врач попытался изображать партизана на допросе… Даже кошмарная для непривычного взгляда пасть Дракулы в опасной близости от его гениталий не помогла. Плененный белохалатник обмочился, но твердил одно: моих девочек здесь нет и не было.

Время уходило… Драгоценные секунды капали… нет, они лились струей, как из простреленной клепсидры!

Я заставил напуганного эскулапа ввести пароль и войти в локалку клиники – прямо оттуда, с компа охранников. Стоял за спиной, проверял: нет ни сестер Пановых, ни сестер Рихтер, ни сестер под какой-либо еще фамилией, ни просто девочек, родственными узами не связанными… Не поступали. По инерции копнул глубже, за год, предшествовавший похищению из Надино. Все равно не поступали.

Стрельба у КПП становилась все интенсивнее. Там разворачивался натуральный штурм. Наг пока держался, не знаю уж как.

– Обыщем верхние этажи, – сказал я Тигренку.

Оставалась последняя надежда: вдруг там есть другие апартаменты, засекреченные даже от персонала? Слабенькая надежда, хилая и нежизнеспособная. Но другой у меня не было.

– Занимайте оборону здесь, внизу, – скомандовал я Зайке и Дракуле, сам понимая, как глупо это звучит: два ствола против целой армии, подкатившей к КПП. Какая уж оборона, сомнут и не заметят…

Попытался подтянуть к ним в помощь третьего бойца, снова связался с Нагом. Но не услышал знакомого шипения, лишь выстрелы, выстрелы, выстрелы… Убит? Ранен? Так с кем же они там воюют?

Камеры внешнего обзора в большинстве стали жертвами плотной стрельбы. Уцелела одна, дававшая вид сбоку: я увидел, что штурмующие на рожон не лезут, напротив, оттянулись подальше, палят из укрытий. Словно выжидают чего-то.

А потом это «что-то» произошло… Вспышка – еще дальше, там, где дорога поднимается на холм. Там стояла какая-то техника, я ее не опознал, что-то военное, массивное, с камуфляжными пятнами на бортах.

Дымный след потянулся к КПП. Я заорал, прекрасно понимая, что все равно не успею предупредить и спасти.

– Наг!!! Уходи!!!

Он был жив. Он откликнулся, начал шипеть что-то:

– Х-х-х-х…

Взрыв из динамика донесся на удивление слабый. И все смолкло. Но долей мгновения спустя от КПП громыхнуло так, что задребезжали стекла.

Осколочно-фугасный снаряд оставил бы возможность спастись, но судя по тому, что происходило с караулкой, шарахнули по ней объемно-детонирующим. Без шансов выжить для Нага.

Всю аппаратуру поста я обесточил, бронекозырек снова опустил, давая пленникам возможность уцелеть в грядущей заварухе. Хотя если и сюда ударят объемно-детонирующим, не поможет. Но это уже не мои проблемы.

Скомандовал звероидам:

– Готовьтесь, скоро здесь будет жарко.

Дракула был сыт, прикончив недавно последний бочоночек икры. И как следствие невозмутим и спокоен, ни следа тревоги на безмятежной физиономии.

– Патронов мало, Пэн, – проскрежетал он деловито.

Мало, сам знаю… А откуда им взяться, если мы умудряемся ввязаться в драку, едва выпутавшись из предыдущей? Трофеи, взятые у вертухаев, слегка поправили дело, но лишь слегка, избыток запасных патронов эта братия с собой не носила… Однако тут может быть какая-нибудь оружейка с более солидными запасами. Так я Дракуле и сказал: оглядись, время, наверное, будет – штурмующие не спешат, осторожничают. Может, что и найдешь.

Он кивнул, и мы с Тигренком отправились осматривать верхние этажи.

Зайка-Мура и Дракула остались умирать.

* * *

Зона под красным утренним небом тоже кажется красной. Залитой кровью…

И я подозреваю, что кровь там сегодня пролилась. Потому что дорога для отступления перекрыта. Там, где нас должны были поджидать отец с Жукером, сейчас рассредоточились люди в камуфляже и держат под прицелом клинику.

С двенадцатого этажа их позиция как на ладони. Да, мы с Тигренком прошли все здание, до самого верха. Никого и ничего… Голые кирпичные стены. Ничем не застеленные бетонные полы. Даже внутренних дверей нет.

Новых противников много, больше двух десятков, но не уверен, что сумел засечь всех. Кроме легкого стрелкового, они притащили и тяжелое вооружение: гранатометы и крупнокалиберный пулемет.

Боевики Лопаты? Наверное, они… Правоохранители в Зону соваться не рискуют. Даже не попытались по самому ее краешку обойти КПП, так и долбились в лоб.

То, что дорога для отступления перекрыта, волнует меня мало. Все потеряло смысл… Последний проблеск интереса сохраняется к единственной проблеме: что с отцом?

Его коротковолновая рация молчит, а ведь здесь, на периферии Зоны, связь стабильная.

Застали врасплох, не дали возможности предупредить меня об опасности, грозящей с тыла? Наверное… Была там перестрелка или нет, неизвестно, все заглушили звуки боя у КПП.

Я ведь недаром оставил отца снаружи – случись что со мной при штурме, только он сумел бы вывести остальных к «Душевой-2». На случай такого развития событий универсальный ключ от нее – «Джон-попрыгунчик» – остался у отца.

И вот чем все обернулось. Хотел обезопасить, а вместо того подставил.

Наша маленькая война еще продолжается, Дракула и Зайка-Мура пока держатся. Надо бы спуститься и умереть рядом с ними…

Едва я так думаю, стрельба внизу смолкает. Тишина кажется непривычной, давит.

– Смотри! – зовет меня Лия-Тигренок. – Она сдается!

Кто «она»? Зайка-Мура?! Ерунда какая… Это существо не умеет сдаваться, не так устроено.

Выхожу к Тигренку в коридор, здесь окна обращены на запад. Смотрю вниз. Снайперов мы не опасаемся – все стекла зеркальные, с односторонней прозрачностью, разглядеть нас не поможет даже оптика с поляризационными фильтрами.

Враги подобрались почти к самой клинике – опять-таки осторожничая, укрываясь от пуль за бронетехникой.

А навстречу им по пандусу медленно спускается фигура в измазанной и изорванной униформе Вивария. Руки подняты над головой.

Она, Зайка-Мура… Ни с кем не спутать горбатое создание. Ее горб – не врожденное уродство, вызванное искривлением позвоночника. Там у нее сконцентрированы клетки, вырабатывающие электроимпульсы, их куда больше и они куда мощнее, чем у электрических угрей и скатов. В былые времена мы проверяли в Виварии: чахлое с виду горбатое существо выдавало напряжение до шести киловольт и силу тока до шестидесяти ампер…

Мура приближается к бронемашине. Это колесный танк… Или бронеавтомобиль с танковой башней, я не сильно разбираюсь в том жабьем железе, что нельзя взять с собой в Зону. Но махина внушительная, с пушкой солидного калибра.

Вижу, как из-за вроде бы танка выскакивают фигуры в камуфляже. Вояки грубо хватают Зайку, швыряют лицом на броню, обыскивают-ощупывают. Она неожиданно валится, обхватывает руками колени, еще больше выпячивает, округляет свой горб – и я понимаю, что сейчас произойдет. А жабы не понимают, иначе драпали бы без оглядки.

Тело Муры конвульсивно содрогается. Мое аномальное нутро ощущает серию мощнейших электрических ударов даже отсюда, с двенадцатого этажа. Люди в камуфляже корчатся в такт импульсам – те, кто ближе всего к Зайке-Муре.

Те, кто подальше, пытаются отбежать… Это они зря. Лучший способ передвижения при таких эксцессах – прыгать на одной ноге, не прикладывать разность потенциалов к собственному телу. Жабы этого не знают и получают свое сполна.

В довершение всего в колесном танке взрывается боекомплект, экипажу не позавидуешь… Трюк мне знаком, сам как-то проделал такой в «Сметанке» с патронами травматического пистолета, но здесь другие масштабы. Рвануло так, что многотонная башня танка отброшена на несколько метров в сторону. С соседней бронемашиной тоже происходит что-то неладное, над ее моторным отсеком начинают подниматься сизые струйки дыма.

И все заканчивается.

Люди перестают дергаться, лежат неподвижно. Мура отпускает колени, вытягивает ноги и сама вытягивается, и даже горб ее словно бы становится значительно меньше.

Я понимаю, что сейчас Зайка побила все свои рекорды, установленные и на тренировках, и в реальных схватках. Никакие «энерджайзеры» не поставят ее на ноги, без серьезного курса лечения не обойтись…

Да только лечением никто не собирается заниматься… После короткой паузы Муру начинают убивать.

Грохочут автоматы и ручные пулеметы, ревет крупнокалиберная спарка бронетранспортера. Десятки, если не сотни пуль в упор.

Она давно мертва, но жабы стреляют и стреляют в кровавое месиво.

Не то тупо мстят, не то действительно опасаются, что воскреснет.

Понимаю, что Дракула убит. Уж он-то бы не остался безучастным к такому зрелищу. Кинулся бы на гадов, даже оставшись без патронов, вооруженный лишь челюстями…

Расправа завершается. Жабы бросаются на финальный штурм. Двумя группами, под прикрытием оставшейся на ходу техники.

Вот и все… Финиш близок. Мы с Тигренком отдали почти все патроны Дракуле и Зайке. Того, что осталось, никак не хватит, чтобы устроить на верхних этажах Брестскую крепость.

Отстыковываю магазин «Штайра», проверяю боезапас. Целых два патрона, третий в стволе… Застрелиться хватит.

Стреляться я не хочу. Стать главным персонажем долгого судебного процесса над Хармонтским Мясником хочу еще меньше.

Говорю Тигренку:

– Ты ведь собиралась меня убить в Хармонте? По-моему, пора нам приступить к этому мероприятию… А то не успеем закончить, помешают.

Откладываю «Штайр», выдергиваю нож… И понимаю, что это фантомные рефлексы… Зачем? Ну, сумею вдруг уложить Тигренка, и что? Снова выбирать между суицидом и пожизненным заключением?

Разжимаю пальцы. Нож звякает о бетон.

Меряемся взглядами. У нее глаза зверя, не человека… А у меня? Никогда не задумывался…

– Если ты решил свести счеты с жизнью, прыгни в шахту лифта, – советует Лия. – Я тебе помогать не стану.

Затем она кричит:

– Ты идиот, Питер! Твои дочери живы, они не здесь, но живы! Так что же ты растекся по полу, как лужа блевотины?! Соберись, и уходим отсюда!

Она кричит еще и еще, она бросает мне в лицо нецензурные обвинения на английском (и как только не забыла за годы?) и на русском (и где только наслушалась?).

Я понимаю, что она права. Уйти нам не дадут, но попытаться мы обязаны.

– Хватит, – говорю я, поднимая нож и автомат. – Я все понял. Пойдем.

Далеко мы не уходим… Здание содрогается, словно от толчка землетрясения, я с трудом удерживаюсь на ногах. Долей секунды спустя доносится звук мощнейшего взрыва. Что-то дико скрежещет – кирпич? бетонные плиты? и то, и другое? Стекла вылетают. В воздухе повисают облака белесой пыли.

Чем же саданули по клинике вояки? И зачем? Их люди уже внутри, наверняка попали под удар…

Толчки и скрежет продолжаются, хотя взрывов больше не слышно. Похоже, серьезно повреждены несущие стены и здание разрушается.

Неподалеку обваливается кирпичная перегородка. А пол под ногами становится не совсем горизонтальным…

Пожалуй, штурмующим сейчас не до нас. Но и мы пробежать двенадцать этажей по лестнице не успеем, раньше все здесь рассыплется и похоронит нас.

И тут мне вспоминается кое-что, сказанное недавно Тигренком.

– К лифтам! – кричу я и тяну ее за собой.

– Сюда не ходят лифты!

– Плевать! Мы по тросам!

Дверей на шахте лифта нет, но металлические тросы на месте. Тигренок прыгает первой, вцепляется лапами в трос, скользит по нему вниз. Прыгаю за ней, не мешкая.

Трос обильно смазан, легко скользит по тактическим перчаткам.

Скорость нарастает, но хочется спускаться еще быстрее, процесс разрушения продолжается, сверху падают какие-то обломки, пролетают мимо.

Усилием воли заставляю себя притормозить, замедлить спуск, все более напоминающий падение. Чересчур разгоняться нельзя, расшибусь в лепешку. Перчатки немедленно начинают нагреваться, припекать кожу. Лие сейчас еще хуже, она перчатки не носит.

Приземление на крышу лифтовой кабины получается жестким, словно прыжок на асфальт со второго этажа. Ладно, ничего не сломал, поживу еще…

Люк, ведущий в кабину, мы срываем без труда, а вот с ее деформированными дверями приходится повозиться. Кое-как, прилагая вдвоем все силы, раздвигаем…

Холл клиники не узнать. Эпицентр взрыва был где-то рядом, и цокольный этаж разворотило на славу. Нападавших нигде не видно, как и их техники. Хотя нет… вон торчит искореженная корма какой-то боевой машины, подъехавшей слишком близко к обрушившейся стене. От души надеюсь, что это бронетранспортер, в упор расстреливавший Зайку-Муру. И что его экипаж не погиб слишком легко и быстро.

Нет, по клинике шарахнули не жабы… И не те, что подошли со стороны Зоны, – тем попросту нечем причинить такие разрушения.

Загадка… Однако решать ее некогда. Торопливо уходим. Внезапно я сбиваюсь с ноги. Потому что слышу из груды обломков знакомый скрежещущий голос:

– Пэн, помоги…

* * *

– Что здесь взорвалось, Дракула?

– Газ… Искал патроны… не нашел… А Мура нашла баллоны…

Дракула слаб, говорит с трудом, и дальнейшие подробности я не выпытываю. Главное и так ясно.

– Жаль… что всех гадов… не похоронил…

Говорю я с ним без отрыва от работы: голыми руками разбрасываю, расшвыриваю в стороны обломки, засыпавшие мутанта. Перчатки, и без того пострадавшие при спуске, превратились в кровавые лохмотья. Лия рядом, помогает как умеет, но ее лапы не очень ловки для таких работ.

Ладно хоть здание перестало разваливаться. Северного крыла не осталось, сложилось в Монблан обломков. Остальное держится на честном слове, но пока держится.

– Помоги мне, Пэн… – возвращается к своей просьбе Дракула.

Помочь в его понимании – это выстрелить ему в голову и отправить в райские кущи. Не уследил… И его Зайка-еретичка распропагандировала… Он настаивает, но я не готов к такой благотворительности.

– Не говори ерунды, Дракула. Сразу не умер, значит, выкарабкаешься. Ты у нас живучий… Кто вчера пулю словил, но сегодня был как огурчик, а? Будешь жить, Питер Пэн сказал!

Он не отвечает, дышит тяжело, сипло… Давно не увлажнял жабры, а легкие у Дракулы слабые… Ладно, вытащим – и найдем для него воду, и придумаем, чем заменить распылитель.

Но чем дальше продвигается работа, тем яснее мне становится: дело плохо. Феноменальная живучесть мутанта не позволила ему умереть… пока не позволила… Но помимо травм от обломков взгляду открылись пулевые ранения, уже три, причем одно от крупнокалиберной пули… Газ он взорвал, будучи смертельно раненным.

После долгой паузы Дракула вновь заговорил, гораздо тише и слабее.

– Не хочу… без Муры… опять один… не хочу…

– Должен! У тебя еще остались дела. Те, кто убивал ее, не все здесь похоронены!

Я понимаю, что в точности копирую недавние интонации Тигренка. А потом понимаю, что обращаюсь к мертвецу. Хриплое дыхание смолкло. Морщинистые веки без ресниц опустились на глаза. Дракулы не стало.

И тогда я мысленно взываю к Плащу: черт с тобой, я согласен, давай попробуем построить твой новый мир, даже если облажаемся по полной, хуже не будет, в крайнем случае получится таким же мерзким и несправедливым, как этот. Но дай мне силу воскресить моих зверят, убитых по моей вине, погибших в погоне за фантомом, за призраком!

Ответа, разумеется, нет. Ни в каком виде. Глупо было бы ожидать.

* * *

Клинику мы покидаем длинным крытым переходом. Он тянется от главного корпуса к одноэтажному приземистому зданию. Не знаю уж, для чего оно предназначено… Дойдем – разберемся.

Другого пути все равно нет. Вояки, ошеломленные взрывом и гибелью штурмовых групп, пришли в себя и вновь выдвинулись к клинике. А те бойцы, что стерегут нас в Зоне, никуда не выдвигались… Терпеливо поджидают, как кошка поджидает мышь у норы.

И мы с Тигренком поневоле двигаемся к югу. Может быть, под прикрытием одноэтажного флигеля удастся отступить еще дальше, выскользнуть из узкой щели между молотом и наковальней.

Не удастся… По крайней мере без боя не удастся.

Коридор заканчивается, впереди раздвижная решетка. Она не заперта, и за ней, в темноте, кто-то есть… И не один, я чувствую их включенные гаджеты.

Лия останавливается без моего сигнала, напряженно принюхивается. И она почувствовала.

Даже будь у нас в достатке патронов, для огневого контакта трудно придумать позицию хуже. За нашими спинами прямой как стрела коридор без единого укрытия. Впереди – темнота и неизвестность. В ней кто-то есть, вот и вся доступная информация. Сколько их, обнаружили нас или нет – поди пойми. Может, уже целятся через инфрооптику…

Затевать перестрелку – идея самоубийственная. Ну что же, выручай, старый добрый «попрыгунчик».

Тянусь к карману, и тут темнота впереди подает голос.

– Ты там заснул, Гоблин? – спрашивает темнота. – Мы ждем тебя, ждем, уже собрались идти отыскивать твой остывший труп… А ты тут застыл, как Буриданов осел между двумя ослицами.

Горгона… Ее голос. И Гоблином меня больше никто не называл и не называет. Вот и встретились…

Сложить два и два я в силах и соображаю, что она заявилась сюда вместе с отрядом, подошедшим со стороны Зоны. И вместе со своим бывшим любовником Лопатой. Или не с бывшим?

Свою догадку я незамедлительно озвучиваю:

– Вы – это кто? Ты вернулась к своему ненаглядному Эрику?

– Какая тебе разница? Ты, я вижу, тоже завел себе новую подружку, симпатичную, мохнатенькую…

– Прекратите! Оба! – раздается сердитый голос Максима Кирилловича Панова. – Нашли место и время!