Текст книги "Записки Черного охотника"

Но там, где можно было найти несколько подряд отпечатков, расстояние между ними оставалось неизменным – десять футов, плюс-минус семь дюймов. Тварь казалась неутомимой. Неслась минувшей ночью, никак не желая сбавлять темпа…

– По-моему, хватит нам работать ногами, – сказал Кеннеди. – Давай сядем и поработаем головой.

Здравая мысль. Пройдя еще сотню шагов, мы обнаружили ствол упавшей сосны. Уселись рядом. Кеннеди закурил. Я бросила в рот мятную пастилку. Посидели молча.

– Ты что молчишь? – подозрительно спросил Кеннеди.

Привык, что я всегда сразу начинаю делиться с ним выводами, – хотя бы предварительными. Но выводов не было…

– Начинай ты первым, – отпасовала я мяч напарнику.

Посидели еще, помолчали. Я искоса поглядывала на Кеннеди. На фоне заснеженного леса в своей «аляске» с поднятым капюшоном он был немного похож на Санта-Клауса – помолодевшего, побрившегося и подстриженного. Только вместо мешка и посоха держал в руках «ремингтон» двенадцатого калибра…

Молчание начало затягиваться. Давить на нервы.

– Послушай, Элис, – начал наконец Кеннеди, – по-моему, нам надо сначала определиться. Что мы ищем? Следы фальсификаторов, мешающих бизнесу Скруджа? Или доказательства существования реального бигфута?

– Мы, как всегда, ищем истину, – вздохнула я. – Но она где-то далеко. Я, между прочим, уже натерла мозоль на левой ноге. Снег тает, скоро след будет совсем не виден… По-моему, достаточно бродить по лесам. Пойдем обратно.

– Пойдем, пойдем… Но все-таки: может, ты поделишься предварительными выводами?

– Нет их. НЕТ! Это не животное – ни один из существующих или существовавших приматов не способен на такие фокусы.

– Значит – человек? Значит – мистификация?

– Человек тоже примат, Кеннеди… Попробуй, для интереса, пару раз прыгнуть на такое расстояние. На десять футов. Потом представь, что у тебя на ногах сапоги с во-о-от такими подошвами. Потом еще раз напряги воображение и постарайся представить, что тебе придется так скакать несколько миль…

Кеннеди не стал прыгать по сырому, тающему снегу. И напрягать воображение не стал. Сказал неуверенно:

– Тогда, ночью, мне показалось, что это мохнатый парень очень высокий. Очень. Футов десять, а то и выше.

– И мне показалось. Но что из этого? Твой рост шесть футов. Пошагай-ка шестифутовыми шагами…

Кеннеди помолчал. Потом его осенило:

– Ходули!

– У меня тоже мелькнула эта мысль. Поначалу, еще ночью. Но на ходулях не бегают. Тем более в темноте. Тем более по пересеченной местности… Я подумала было, что след на просеке оставили на ходулях загодя, не торопясь. А потом уже устроили весь шум и рев. Но четыре мили по лесу… Нереально.

– Все ясно. Мы столкнулись непонятно с кем, оставившим невозможные с точки зрения физики и биологии следы неизвестным науке способом. Можно писать отчет Скруджу… Ладно, пошли обратно. Есть хочется…

* * *

– Значит, ты был хорошим бойскаутом… – процедила я спустя два часа. Хотела, чтобы это прозвучало зловеще, но получилось устало и тоскливо. – А где тогда остались плохие бойскауты, Кеннеди? Их косточки до сих пор белеют в лесах Массачусетса?!

– Испанский мох должен расти на деревьях с северной стороны, – понуро сказал Кеннеди. – А муравейники должны стоять с южной… И вообще, это ты предложила срезать петлю…

– Не вали с больной головы на здоровую! Снег так и так растаял – по своим следам нам было уже не вернуться!

Испанский мох нам не попадался. Обычный на деревьях рос, но совершенно бессистемно и хаотично… Глупое неграмотное растение, в жизни не раскрывавшее «Справочник юного сурка». Муравейник мы нашли лишь один. Вполне возможно, что муравьи, заведомо превосходящие мхи интеллектом, и в самом деле разместили свое жилище с южной стороны дерева. Беда была в том, что муравейник стоял под тремя елками, выстроившимися почти равносторонним треугольником. И какую из елей приняли за точку отсчета муравьи при составлении плана строительства, мы понятия не имели. Более того, мы не имели даже единого мнения, в каком направлении от нас находится лагерь лесорубов… Я утверждала, что на юго-западе. Кеннеди – что на юго-юго-востоке…

Короче говоря, мы банально заблудились.

– Залезть бы на дерево, посмотреть, где расположена «Улыбка Моники»… – сказал Кеннеди без особого энтузиазма.

– Залезь, залезь… Тебя подсадить?

– Попробуй лучше… Стой!

Я замерла, повинуясь не столько резко поднятой вверх руке Кеннеди, сколько его изменившемуся голосу – напряженному, звенящему.

– Тропа. Натоптанная тропа, – констатировал Кеннеди несколько секунд спустя, выйдя на небольшую поляну. – Только ходили тут не люди…

Так оно и было. Мха, травы и прочей мелкой лесной растительности на широченной – более полутора ярдов в ширину – тропе не было. Лишь влажная истоптанная земля. И на этой земле можно было разглядеть фрагменты тех самых отпечатков, что привели нас в лес из «Улыбки Моники». Кое-где громадная ступня отпечаталась целиком, ясно и четко.

Мы двинулись вдоль лесного проспекта – на удивление прямого, словно проложили его вдоль натянутой нити. Путь наш оказался недолог. На краю поляны тропа завершилась почти круглым натоптанным пятачком футов пятнадцати в диаметре. Дальше никакой, даже малозаметной тропиночки не было.

Заинтригованные, мы повернули обратно – и на другом конце поляны натолкнулись на точно такой же пятачок, завершавший тропу. Или начинавший. Было в ней полсотни ярдов, не больше.

– Ну и как тебе это видится, Элис? – спросил Кеннеди. – Я имею в виду, как ты представляешь себе процесс возникновения этой авеню?

Процесс я представляла однозначно: отделение бигфутов марширует колонной по одному; дойдя до конца поляны, выполняет команду бигфута-сержанта: «кру-у-у-гом!» – и шлепает обратно. И так весь день, туда-обратно, до бесконечности… Бред какой-то.

Озвучивать идею о строевой подготовке бигфутов я не стала. Вместо этого сказала:

– Надо бы поработать со здешними следами…

– Через полтора часа начнет смеркаться, – намекнул Кеннеди. – Может, заглянем сюда в другой раз, когда у нас будут с собой спальники и палатка?

Я намек проигнорировала. Всё равно Кеннеди понятия не имел, куда нам идти. Кружить впустую по буеракам надоело. Ночевка в лесу становилась реальностью. Надеюсь, этот бойскаут еще помнит, как разводить костры из насквозь сырых веток…

Но долго проработать со следами нам не довелось. Я измеряла рулеткой наиболее сохранившиеся из них, диктуя Кеннеди цифры, когда он перестал записывать и удовлетворенно констатировал:

– Ну вот, и голодные галлюцинации начались. Слуховые…

Я прислушалась. Где-то очень далеко, за тридевять земель, звучала песня. Слов не разобрать, но мелодия была та самая – заворожившая нас лунной и звездной калифорнийской ночью…

* * *

– Когда ребята, оставшиеся кашеварить, сказали, что вы так и не возвратились из леса, я сразу понял: заплутали с непривычки. И включил трансляцию на полную мощность.

Глэдстон показал на сосновый ствол. В наступающей темноте мы с трудом, но разглядели там громадный динамик.

– Мы часто используем эту штуку, если кто-то задерживается в лесу… Как ваши успехи? Обнаружили Мистера Большую Ногу?

Кеннеди покачал головой. Потом спросил:

– А у вас есть новости? Экологи больше ничего не предпринимали?

Теперь покачал головой Глэдстон.

– А где живет Оруэлл? – спросила я.

– Не знаю… Где-то там у него бревенчатый домик, впрочем, вполне благоустроенный… – Глэдстон сделал широкий жест в сторону леса.

– Лихо с ним сегодня обошелся Панасенко… – сказал Кеннеди. – Скажите, если экологи все же добьются своего, дорога пойдет в обход леса и услуги лесорубов не станут нужны, – вы и ваши товарищи сильно пострадаете?

Глэдстон ответил, не задумываясь:

– Если планы поменяются именно сейчас, не позже, – то не пострадаем. Именно в конце осени можно очень удачно завербоваться на лесные промыслы Орегона. Там есть районы, где рубить и вывозить лес можно лишь зимой… Но если Скруджерс вдруг откажется от наших услуг спустя пару месяцев – ребята до следующего сезона будут сидеть без работы. И без денег.

– Кстати… Вы не боитесь, что сегодняшние пикетчики ночью что-нибудь сотворят с техникой? – спросила я. – Будете выставлять охрану?

– Незачем, – сказал Глэдстон. – Панасенко подумал об этом заранее. Каждую ночь мы выпускаем на площадку собак – до утра.

Собаки здесь были внушительные – четыре здоровенные, не совсем чистокровные алеутские лайки. Длинная густая шерсть позволяла им проводить на улице и гораздо более холодные ночи…

Кеннеди спрашивал что-то еще, но я уже не слушала. Валилась с ног от голода и усталости.

* * *

…Наступающую ночь мы вновь собирались провести в засаде. Но не сложилось. После обильного ужина – на этот раз не сопровождавшегося потреблением этилового спирта – в сон потянуло со страшной силой.

И мы с Кеннеди улеглись спать, решив, что проснемся, если ночной визитер вновь заявится в гости столь же шумно.

Проснуться нам не довелось. Бигфут, если даже и побывал вблизи «Улыбки Моники», вел себя тихо. Снег в эту ночь не выпал, и никаких подозрительных следов поутру не обнаружилось.

На рассвете орлы Панасенко засобирались в лес, – пикетчиков в окрестностях лагеря не наблюдалось. Мы же с Кеннеди поехали в Чиллатогу. Глэдстон тоже собрался было с нами, но мы заверили, что на наезженной грунтовке не заблудимся, даже если возвращаться придется ночью. Он с неохотой вручил нам ключи от «Лендровера» и попросил привезти фильмы с русским переводом, которые должны были прислать в поселок. Невеликую видеотеку «Улыбки Моники» лесорубы уже пересмотрели по несколько раз.

– Ты обратила внимание на одну характерную деталь? – спросил у меня Кеннеди перед самым отъездом. – На поведение собак в ночь визита бигфута?

– Но они же никак себя не вели! Куда-то забились от страха и сидели молча!

– Вот именно. Это и странно…

* * *

Мистер Фрумкин был настроен более чем решительно.

– Все и так ясно! – вещал он. – Что тут еще выяснять? Все эти ночные штучки – дело рук чокнутого Оруэлла! Натравить на него полицию – и дело с концом! Посидит недельку-другую и сам все расскажет!

– Не так все просто, – холодно ответил Кеннеди. – Во-первых, нет ни федерального закона, ни закона штата, запрещающего ночные прогулки в образе неизвестного науке существа. Во-вторых, если вы попытаетесь подвести дело под статью о мошенничестве, наносящем ущерб деловым интересам мистера Скруджерса, то любой адвокат попросит вас продемонстрировать или хотя бы объяснить способ, коим это мошенничество совершалось… Все наши с доктором Блэкмор поиски доказательств того, что следы псевдо-бигфута были имитированы человеком, успеха не принесли.

– Так ищите дальше! – взвился Фрумкин. – Ищите! Ясно же, что не могло такое совпасть случайно: ночной визит твари – и утренний придурков-экологов! Между прочим, я выяснил: в их компании была корреспондентка какого-то идиотского экологического еженедельника! Очень скоро она раструбит про Чиллатогу на всю страну – и тут будет не продохнуть от защитничков этого якобы бигфута! Им все равно, кого и что защищать – лишь бы драть глотку и мешать людям работать! А лесорубам надо обязательно до Рождества выйти к Кройдон-Ривер, иначе… В общем, я предложил хозяину свой план: перекинуть с других участков трассы сюда людей и технику. Немедленно начать засыпку, нивелировку, дренажные работы – и укладывать асфальт! Чтобы дорожники шли по пятам за лесорубами. Когда в Чиллатогу будут вбиты миллионы и миллионы бюджетных денег, никто не даст воли этим горластым придуркам с их плакатиками!

Он сделал паузу и спросил:

– Короче: что вам нужно, чтобы ухватить Оруэлла за хвост?

Кеннеди ответил коротко:

– Вертолет.

Фрумкин кивнул.

– Может сработать… Если я вас правильно понял, то у Оруэлла где-то спрятано что-то весьма здоровое и шагающее? Типа того робота, что изображал в кино Кинг-Конга? Будет вам вертолет. За полдня управитесь?

* * *

…С воздуха и горы, и льнущий к ним Чиллатогский лес выглядели еще красивее. Следы людской деятельности казались ничтожными, незначительными: кучка спичечных коробков – Чиллатога; вторая, меньшая кучка, – «Улыбка Моники»; узенькая, как след от укола рапирой, просека – и копошащиеся на конце ее крохотные машинки и еще более крохотные людишки. Но этот рапирный укол мог стать для леса смертельным…

Жилище Фарли Оруэлла, кстати, при взгляде сверху обнаружилось совсем неподалеку от «Улыбки Моники». Не далее чем в миле, – но с другой стороны, не там, куда мы с Кеннеди устремились по следам бигфута. При желании в гости к журналисту-экологу было нетрудно добраться – к его приземистому бревенчатому дому вела слабо наезженная, но вполне различимая даже с воздуха лесная дорожка. Вот только сомнительно, что Фарли будет рад гостям, работающим на Скруджа.

А больше ничего интересного мы с вертолета не обнаружили – лес, лес, лес… Некоторое оживление в пейзаж вносила Кройдон-Ривер – небольшая, но с достаточно широкой долиной река, текущая от Кордильер. Согласно имевшейся у Кеннеди карте, планируемая дорога должна была на протяжении нескольких миль идти по этой безлесой долине – лесорубам Панасенко здесь работы не предвиделось. Затем проложенная пока лишь на бумаге трасса вновь ныряла в лесные дебри…

…Мы пролетели над лесным массивом, повторяя маршрут начавшейся стройки. Но обратно возвращались довольно бессистемным зигзагом – от предгорий до западных окраин леса. Напоследок еще раз покружили над «Улыбкой Моники» и жилищем Фарли. Шагающей конструкции, наличие которой заподозрил у эколога Фрумкин, не обнаружили. Единственным уловом стала замеченная в отдалении массивная тень, торопливо нырнувшая при приближении вертолета под прикрытие деревьев. Кто это был, мнения разошлись. Пилот утверждал, что лось. Кеннеди показалось, что неведомый зверь больше напоминает медведя. Мне отчего-то хотелось, чтобы нечто оказалось бигфутом. Должна ведь у каждого леса быть своя тайна, своя загадка, – и совсем ни к чему наше упорное стремление до всего докопаться, всё изучить и классифицировать…

Но увы – размеры неопознанного обитателя Чиллатогского леса никак не позволяли допустить, что он передвигается десятифутовыми шагами.

* * *

У нас оставалось еще два часа отпущенного от щедрот мистера Фрумкина полетного времени – и после дозаправки мы отправились в Бьюлит, надеясь успеть к ежедневному рейсу на Сакраменто.

– Бессистемно болтаться по лесу или над лесом нет смысла, – сказал Кеннеди пытавшемуся возражать Фрумкину. – Вы ведь считаете, что за всеми происшествиями стоит не загадочное животное, а конкуренты мистера Скруджерса? Среди сосен и елей мы их следов не нашли. Попробуем поискать среди людей…

В Сакраменто мы прибыли под вечер – и поисками смогли заняться лишь с утра. Причем Кеннеди, как всегда, ускакал куда-то, засадив меня работать в отеле с базами данных. Вечно самая скучная часть работы достается мне. Хорошо хоть в моем ноутбуке обитал бесценный помощник – «Икс-скаут»…

К обеду Кеннеди вернулся и мы обменялись достижениями.

Я сообщила:

– Никаких связей между Фарли Оруэллом и компанией «Пасифик-Авто-Трейдинг», которая, теоретически, наиболее пострадает от проекта Скруджа, нащупать не удалось. К тому же, у меня есть впечатление, что Фрумкин несколько преувеличил. Транзитные и попутные перевозки между орегонским округом Дубатон и Калифорнией составляют довольно внушительную цифру лишь в абсолютном своем значении… На общем фоне оборота «ПАТа» цифры невелики. Прямые же грузы они всегда смогут доставлять по шоссе, построенному Скруджем. А железнодорожный транспорт и после появления трассы останется более дешевым, чем автомобильный, – и не слишком спешащие грузоотправители будут по-прежнему им пользоваться. Железнодорожники убытковне понесут.

– Я тоже не раскопал ничего, свидетельствующего, что «ПАТ» имеет смысл устраивать такую аферу… Единственная точка их пересечения с Фарли Оруэллом – начавшаяся здесь две недели назад промышленно-сельскохозяйственная выставка, одно из крупнейших мероприятий подобного рода. «Пасифик-Авто-Трейдинг» тоже принимал в ней участие, а Оруэлл в день открытия собрал брифинг для многочисленных аккредитованных при выставке журналистов и попытался привлечь их внимание к проблемам Чиллатоги и бигфута. Особого успеха, впрочем, не снискал. И нет никаких свидетельств того, что «ПАТ» финансировал эту акцию. Похоже, версия мистера Фрумкина ползет по всем швам…

– Кстати, Кеннеди… Ты знаешь, что Фрумкин должен сейчас сидеть в Прейтаунской тюрьме? Сидеть еще три года за махинации с деньгами одного неправительственного пенсионного фонда, пущенными им на земельные спекуляции?

– Сбежал? В розыске? – оживился Кеннеди.

– Освобожден условно-досрочно. Без права в течение десяти лет заниматься хоть чем-либо, связанным с финансами.

– Интересно, Скрудж об этом знает?

– Наверное, раз Фрумкин номинально числится у него всего лишь секретарем… Непонятно лишь, отчего наш долгоносик со своими талантами совсем недавно прозябал на лесосеке.

– Это как раз объяснимо, – сказал Кеннеди. – У ограбленных старушек вполне могли найтись внуки с увесистыми кулаками – и на первые несколько месяцев после освобождения мистер аферист забился в лесную глушь… Но и там не смог удержаться от финансовых прожектов… На этот раз, правда, в интересах Скруджа… Однако информация более чем интересная. Ты не могла бы скачать для меня все подробности судебного дела Фрумкина? Есть у меня один знакомый, большой дока во всяких земельных махинациях…

Пообедав, Кеннеди вновь исчез. Я выполнила его просьбу, составив исчерпывающее резюме о процессе Фрумкина. Потом – из чистого любопытства – посмотрела, что сможет накопать «Икс-скаут» о лесорубе-социологе Глэдстоне и о мистере Панасенко. Потом отправилась в постоянно действующий «Калифорнийский выставочный центр». В его обширных павильонах сейчас проходило сразу несколько выставок. Меня особенно заинтересовала одна: «Микропроцессоры в медицине»…

* * *

– Что значит – закрывать дело? – недобро удивился мистер Дрегри Скруджерс. – Вы получили аванс? Получили. Где подстреленная тварь? Или где пойманный шутник? Где результаты?

Разговор происходил на следующий день в Чиллатоге, причем для его начала Кеннеди выбрал момент, когда рядом со Скруджем не было его верного оруженосца Фрумкина. Тот развил кипучую деятельность по исполнению изложенного нам позавчера плана действий: в Чиллатогу уже начали пребывать бригады дорожников со своей техникой – и их надо было принять, разместить и накормить…

– Результат есть, – успокоил Кеннеди. – Правда, не совсем тот, на который вы рассчитывали… А именно: работы по прокладыванию трассы через Чиллатогский лес необходимо свернуть. Чем раньше вы это сделаете, тем меньшие понесете убытки.

– Чего ради? – спросил Скрудж. – Плевать мне на экологов. Пусть надрываются. Пусть вносят законопроект о заповеднике. Пока раскачаются – дорога будет.

– Дороги не будет. А если она все-таки появится – обойдется вам в раза в два дороже, чем трасса, пущенная в обход леса.

– Ерунда. В обход дороже. Хоть лес рубить и не надо. Два моста, несколько насыпей. Лишних сорок миль покрытия. Дороже. Все просчитано.

– Вы не учли одну малость – принадлежащие частным гражданам участки земли на вашем пути!

– Не говорите ерунды! Земля – федеральная. Несколько частных кусков скуплены. Мною. Загодя. Когда никто не знал.

– Сейчас посмотрим, – сказал Кеннеди. И достал свернутую в рулон карту.

На ней был все тот же Чиллатогский лес. Разные участки его были раскрашены в разные цвета.

– Смотрите, – сказал Кеннеди. – Вот трасса. Вот территории, находящиеся в федеральной собственности. Вот земли, которые купили вы – по бросовым ценам, никто не стал торговаться за участки леса, не пригодные для разработки. А вот эти вы не скупили… И вот эти. И эти тоже.

– Зачем? Дорога пройдет стороной.

– Не пройдет. Почему – объясню чуть позже. А пока – маленький вопрос: вы знаете, кто сейчас истинный владелец большинства земель по левому и правому берегам Кройдон-Ривер?

Скрудж медленно покачал головой, настороженно глядя на Кеннеди.

– Мистер Эбрахам Фрумкин, – просветил его Кеннеди, извлекая из портфеля пачку документов.

Селектор сексапильным голоском секретарши сообщил, что мистер Фрумкин легок на помине – желает увидеться с шефом.

– Подождет! – гаркнул Скрудж. И склонился вместе с Кеннеди над документами. Через несколько минут констатировал:

– Так и есть… Но в чем его профит?

Портфель Кеннеди казался бездонным. Он запустил туда руку, как фокусник в свой цилиндр, – но вместо кролика достал пачку ксерокопированных листов.

– Это копия результатов изыскательских работ вдоль намеченной трассы, проведенных год назад. Получена мной в департаменте землепользования штата.

– Ну и что? – пожал плечами Скрудж. – У меня есть такая же.

– Такая, да не совсем. Ваша чуть-чуть короче. Всего лишь на один абзац… Вот на этот… – Кеннеди нашел нужный листок, показал выделенный абзац Скруджу.

Тот вчитался, дальнозорко отодвинув лист от себя.

– Ну сука-а-а-а… – протянул он задумчиво и певуче.

Пресловутый абзац содержал настойчивую рекомендацию провести еще одни изыскания, но уже весной, – на предмет возможности схода по долине Кройдон-Ривер селевых потоков. Ибо летом многие замеченные геодезистами следы навели на подозрения в том, что по весне подобные катаклизмы в Чиллатогском лесу – самое обычное дело.

– Вы не сможете проложить дорогу вдоль реки, – прокомментировал Кеннеди. И показал на карте:

– Придется огибать прибрежный участок – или вот так, или вот так. В любом случае по земле, фактическим владельцем которой является Фрумкин. Впрочем, скорее всего вы бы и не узнали, кому вам пришлось бы выплатить огромные отступные…

Снаружи раздался какой-то странный треск, – несколько напоминающий звук мотоциклетного двигателя, работающего без глушителя. Но Скруджерс, юность которого прошла на лесосеке, сразу понял, что к чему:

– Молли! – крикнул он в селектор. – Выгони того идиота, который вздумал тут испытывать бензопилу! Пусть идет в другое место! – И добавил, обращаясь к нам:

– Значит, он специально хотел, чтобы я до весны как можно глубже увяз в Чиллатогском лесу? Чтобы назад дороги уже не было? Чтобы пришлось выкладывать ему денежки? – от волнения Скрудж говорил фразами, уже не напоминающими куски рубленой топором проволоки. – Значит, и затея с лже-бигфутом его рук дело…

– Доказательств у нас нет, – начал Кеннеди, – но я думаю, именно…

Он не закончил. Дверь распахнулось. В кабинет ворвался Фрумкин. Он что-то кричал – слов было не разобрать, всё заглушал вой и треск бензопилы в его руках. Лицо у долгоносика было перекошено. Он обвел нас троих безумным взглядом – и шагнул к Кеннеди. Взмахнул бензопилой. Кеннеди отпрыгнул к стене. Слившаяся от бешеного движения зубчатая цепь рассекла воздух – в полудюйме от груди Кеннеди. Фрумкин замахнулся снова…

Я тащила из кармана «Зауэр» – медленно, слишком медленно! – и не успевала. Отступать Кеннеди было некуда…

Все произошло быстро. Звук пилы изменился – стал басовитым, натужным – и вдруг смолк. Двигатель заглох. В наступившей тишине стал слышен стон Кеннеди. Фрумкин, выпустивший из рук пилу, медленно оплыл на пол.

– Живой?! – бросилась я к Кеннеди.

– Живо-о-й… – простонал он. – Нога-а-а-а…

Тяжеленный агрегат рухнул ему прямо на ступню. Ладно, хоть цепь не задела – в ту секунду или две, пока не заглох двигатель.

Лицо Фрумкина было в крови, сочившейся из раны на лбу. Именно туда угодило брошенное Скруджем массивное пресс-папье.

– По-моему, вы убили его, мистер Скрудж… – пробормотала я.

– В таком случае ему повезло, – с хищным выражением лица сказал Дрегри Скруджерс.

* * *

Кеннеди легко отделался. У него, судя по всему, лишь треснула вторая фаланга на большом пальце левой ноги. Обычно столкновение человека с работающей бензопилой ведет к более тяжелым травмам.

Фрумкину – если верить мистеру Скруджерсу – не повезло. Он остался жив. Ущерб ограничился рассеченной кожей на лбу и подозрением на легкое сотрясение мозга.

Я подумала, что долгоносик, очевидно, вложил аферу все свои деньги. Возможно, не только свои. Иначе попытку расчленить Кеннеди объяснить трудно.

– Эта гнусь еще меня и подслушивала, – констатировал Скрудж.

– А по-моему, вы просто забыли выключить селектор, – заметила я.

– Не важно, – сказал Кеннеди. – Зато теперь есть возможность зацепить его за покушение на убийство. Поскольку скупка земельных участков уголовным преступлением не является.

– Если вас устроит денежная компенсация за сломанный палец, – сказал Скрудж, – то я бы предпочел не выносить в суд имевший сейчас место эксцесс.

Ну, златоуст… А прикидывался, что пяти слов связать не может.

– Я просто-напросто отправлю его на лесосеку, – продолжил Скрудж. – Снова нормировщиком. Нет, помощником нормировщика.

– Не поедет, – хором заявили мы с Кеннеди.

– Поедет как миленький. Или вернется досиживать в Прейтаун, откуда я вытащил его на поруки. Вернуть в камеру условно освобожденного – пара пустяков. Пусть сидит и ждет, когда найдется дурак, готовый выкупить у него никому не нужные участки леса, к которым не подъедешь на машине, и даже вертолету сесть некуда…

– Я не понял одного, – сказал Кеннеди. – Вы собираетесь и дальше тянуть просеку?

И тут Скрудж доказал, что проделал путь от простого лесоруба до президента компании не единственно благодаря счастливому стечению обстоятельств.

– В эту просеку слишком много вложено, – кивнул головой он. – А раз теперь нет смысла бороться против движения в защиту бигфута – стоит встать во главе его. Протолкнуть через Конгресс штата – а то и на федеральном уровне – законопроект о национальном парке Чиллатога, с моими связями это получится куда быстрее, чем у экологов-недоучек. И взять подряд на создание туристской инфраструктуры Чиллатоги – не затрагивающей, естественно, девственную центральную часть леса. Ну а если приезжающие туристы не увидят бигфута… не беда, и другого зверья хватает, свежий воздух и шикарные ландшафты обеспечены… В общем, пригодится и та просека, что есть, и потребуются новые. Ребята без работы не останутся. И мистер Эбрахам Фрумкин… – Он улыбнулся, как кот, держащий в лапах жирную и вкусную мышь. – Кстати, у меня есть на примете и подходящий директор национального парка. Хватит ему сиднем сидеть в лесу…

– Фарли Оруэлл? – догадались мы с Кеннеди.

– Он самый. С его энергией и связями среди «зеленых» вполне можно будет добиться пары грантов для «СЗДК» – в качестве компенсации за добровольное – лишь бы не потревожить дорогих бигфутов – удлинение трассы.

У меня не было слов. Когда мы с Кеннеди готовились к этому разговору, думали, что долго придется убеждать Скруджа примириться с неизбежными убытками. А он вот как все повернул…

– Если хотите, я могу поговорить об этом назначении с Фарли, – сказала я.

Они посмотрели на меня с немым вопросом.

– Хочу съездить в «Улыбку Моники», забыла там свой диктофон с записью воплей «бигфута», – слукавила я. – Я понимаю, мистер Скруджерс, вам с точки зрения бизнеса раньше было все равно, существует ли бигфут на самом деле, – и сейчас все равно. Но мне хочется разобраться, с чем мы столкнулись той ночью. Профессиональная гордость, знаете ли. Заодно поговорю с Оруэллом. Порадую его, что битва за Чиллатогу закончена.

* * *

В «Улыбку Моники» я выбралась только на следующий день, ближе к вечеру. Выбралась одна – у Кеннеди разболелась поврежденная нога, и его увезли вертолетом в Бьюлит – сделать рентген и наложить гипс.

Ночью вновь выпал снег, покрыв землю слоем не менее семи дюймов. И таять не собирался – зима вступала в свои права. Я поехала на снегоходе – ощущение бесподобное: двигатель ревет, тугой ветер бьет в лицо, снег сверкает под солнцем… Никакого сравнения с машиной.

Лесорубы опять не работали. Не «бузили» – просто новый фронт работ был пока не определен. Я поискала в лагере Глэдстона – и не нашла. Куда он отправился, выяснить мне не удалось – судя по жестам рабочих, куда-то в лес. Зато в конторе я обнаружила сидевшего за столом мистера Фрумкина с забинтованной головой. Рядом сидел Панасенко и улыбался блаженно-блаженно – словно Братец Лис, получивший из мешка Санта-Клауса вожделенный рождественский подарок: связанного по передним и задним лапкам Братца Кролика…

Пришлось мне самой отнести заказанные Глэдстоном видеодиски в клуб – он же служил и кинозалом. Снести и положить в шкафчик вдобавок к уже лежавшим там ранее. До этого пополнения выбор фильмов с русским переводом был действительно не велик. Я взяла верхний диск из имевшихся ранее. «Парк Юрского периода». И тут у меня мелькнула интересная мысль…

…К хижине Фарли Оруэлла я пошла пешком – последний раз прогуляться по Чиллатогскому лесу. Снег скрипел под ногами, легкий морозец пощипывал за щеки… А над головой, в разрывах деревьев, вновь висели яркие-яркие звезды. И я тихонько затянула старую шотландскую колыбельную, что когда-то пела мне мать – на мотив русской песни.

В окнах журналиста-эколога горел свет. Я поднялась на крыльцо, осторожно потянула за ручку двери, надеясь, что запираться тут не от кого. Так оно и оказалось. Я скользнула внутрь, стараясь, чтобы пол не скрипнул под ногой. Из-за внутренней двери звучали голоса. Я распахнула ее, шагнула через порог.

– Рада вас видеть, господа! Никак я угодила на ежегодную встречу выпускников Ванкуверского университета? Позвольте присоединиться, господа бакалавры? Или можно называть вас проще: реликтовые гоминиды?

* * *

– Что вам тут надо, мисс ищейка? – недружелюбно спросил Глэдстон. От его былой приветливости не осталось и следа. Фарли молчал, насупившись.

– Мне нужна истина. И ничего более. Хотя я и так знаю почти все, за исключением кое-каких мелких деталей. Дело в том, Глэдстон, что вы у меня были подозреваемым номер один с первого же дня нашего знакомства. Вы тогда переиграли, изображая полнейшее равнодушие к проблеме существования бигфута. Ладно бы еще лесорубы, люди простые и необразованные. Но человек, закончивший университет, – и совершенно не интересующийся, что за существо наносит по ночам визиты в лагерь? Неубедительно…

– Не вижу криминала в отсутствии такого интереса! – немедленно ощетинился Глэдстон.

– Помилуйте, а кто тут говорит о криминале? Скруджерс сейчас уже решил для себя, что бигфута изображал Фрумкин – и успокоился, хотя наш махинатор никак не был заинтересован в поднявшейся шумихе… Только кто же ему теперь хоть в чем-то поверит… Вам же в любом случае ни с какой стороны преследования не грозят. В том, что вы учились в одном университете и в одно время с мистером Оруэллом, ни один суд состава преступления не усмотрит. Я вам скажу больше: если даже удастся доказать, что именно вы, и никто иной, дважды запускали через уличный динамик «Улыбки Моники» фрагмент саунд-трека «Парка Юрского периода» – и то самый придирчивый мировой судья не наложит на вас больше сотни долларов штрафа. За нарушение ночного отдыха мирно спящих граждан. А уж такой поступок, как запереть и затем вновь выпустить собак – вообще не попадает под юрисдикцию даже мирового судьи.