Текст книги "Урочище смерти"

Глава 4. Кладбище лесных животных

Обещанный мерин и в самом деле был «Мерседесом», причем G-класса, проще говоря – внедорожником. Модель Аня не знала, а спросить постеснялась, однако ясно, что сделан ветеран дорог и бездорожья еще в прошлом тысячелетии. Черный с ржавыми пятнами, помятый, исцарапанный, видавший разные виды, с резкими контурами, словно вытесан размашистыми ударами топора… Но внедорожник. Немецкий. И приехал в обещанный срок, к девяти утра, без опозданий.

Водитель – мужчина лет тридцати или тридцати пяти – ни приветливостью, ни банальной вежливостью не отличался. Буркнул, представившись: «Валера», – и распахнул для девушек заднюю дверцу, словно не желал сидеть рядом ни с одной из них. Но потом смилостивился и все же пустил Варю вперед, пробурчав что-то невразумительное, – она вызвалась быть штурманом.

Ну и ладно… Как говорится, вам шашечки или ехать?

Усаживаясь в машину и бросив прощальный взгляд на обвешанную игрушками черемуху, Аня решила: что о «дяде Толе» ни думай (а думала она, что живет старик как законченная свинья), но выполнил он обещанное в лучшем виде, обеспечил самую подходящую машину для странствий по лесным проселкам. Свои деньги он честно заработал, а как поделится ими с Валерой, – их дело.

Возможно, ее лестные для старика мысли изменились бы, если Аня смогла бы увидеть, чем он занялся после их отъезда. А он шаркающей походкой вышел из подъезда, держа в руках не то большую миску, не то маленький тазик, – эмалированный, с оббитыми краями.

В миске-тазике лежал любопытный набор предметов: ножницы, моток бечевки и две детские игрушки, две куклы. Одна, детище советской легкой промышленности, была блондинкой, – пухлой, изначально лишенной вторичных женских признаков и утратившей левую ногу к жизненных передрягах. Вторая, типичная Барби, конечности сохранила и вообще выглядела поновее, вот только с волосами у нее произошло неладное, – некогда золотистые, сейчас они почернели и слиплись, совсем недавно окрашенные не то тушью, не то чернилами, – высохнуть толком не успели, пятнали дно тазика.

Старик дважды щелкнул ножницами, отстриг два куска бечевки нужной длины. Плохо гнущимися пальцами привязал к ним кукол и повесил на черемуху. Причем когда крепил петлю на шею Барби-брюнетки, затянул ее с такой силой, словно и вправду хотел удавить безвинный кусок пластика…

Он отступил на пару шагов, оглядел дело своих рук. Что-то не понравилось и старик перевесил одноногую блондинку поближе к серому одноухому псу, удовлетворенно кивнул головой.

Что при этом беззвучно шептали губы «дяди Толи», не смог бы расслышать случайный свидетель этой сцены, даже обладай он самым чутким слухом.

Но свидетелей у повешения не оказалось.

* * *

– Кенотаф, – негромко произнесла Аня, увидев, как мелькнул и пропал памятник на месте давнишней аварии: руль, приколоченный к древесному стволу и венок под ним.

– Чего? – Валера зло посмотрел на ее отражение в зеркале заднего вида.

– Ничего.

Аня отвернулась к окну, снаружи заляпанному брызгами грязи.

В салоне пахло въевшимся в обивку табачным дымом, грязными носками и старостью, прелый запах лез в нос, но спасения от него не было. Откроешь окно и внутрь занесет промозглый холод.

– Валер, здесь направо. – Варя, сидя на переднем сиденье, указывала дорогу, сверяясь с навигатором. – Потом прямо километров пять. Если получится прямо, конечно…

«Мерседес» свернул с шоссе на дорогу, уходящую в темный враждебный лес, хотя назвать дорогой две едва заметные колеи можно было весьма условно.

Еловые ветки заскребли по стеклам и крыше, заставляя думать о вещах, о которых среди глуши думать совсем не хочется. Например, о маньяках не из лощенных голливудских хорроров, а о своих, родных. В детстве Аня нашла пожелтевшую от времени, пахнущую мышами газетку, посвященную убийствам Чикатило. Про девушку, которую он пытал и убил в лесу, где-то под Ростовом, кажется. Про отрезанные и съеденные соски и язык. Родители бы уши надрали, узнай, что она не только сама ее прочитала от первой строчки и до последней, но еще и Илье дала, заставив поклясться жизнью родителей, что он никому ее не покажет. Может Илья не сдержал слова и показал? Поэтому и…

Аня провела ладонью по лицу, прогоняя дурные мысли. Но стоит кому-то сказать: «слон», как мозг услужливо рисует ушастую махину с хоботом.

По сути, что они знают об этом Валере, кроме того, что он знакомый «дяди Толи»? И водит старый мерс, на котором, наверное, в девяностые под «Владимирский централ» и «Метель метет» возил братков с мобилами и в черных кожанках. Возил, возможно, вот в эти самые леса, с трупами в багажнике.

Девяностые у Ани ассоциировались с нехорошим в основном за счет сериалов, посвященных тем годам (коричневые сапоги на обгоревшем трупе жены главного героя «Рекета», бр-р-р…), а собственная детская память особых ужасов не сохранила.

Валера выглядел так, будто для него девяностые все еще длились, растянувшись в бесконечный трип «Бумера» по глухим деревням и облезлым райцентрам.

Корвет уходит в небеса, здесь так красиво и опасно…

Хотя едва ли Валера поклонник «Агаты Кристи»… И вообще она напрасно накручивает сама себя: в девяностые Валера был сущим сопляком и никакие трупы в багажниках, конечно же, возить не мог, а свой древний внедорожник приобрел значительно позже, либо унаследовал от отца или старшего брата.

Будто подслушав ее мысли о своей особе, Валера заерзал за рулем и выдал:

– Девчонки, а чё мы без музыки?

Потыкал кнопки в магнитоле и из динамиков полился голос Ирины Круг. До сих пор молчание в машине его вполне устраивали. Но угрюмый лес, сомкнувшийся вокруг машины, очевидно, заставлял нервничать не только Аню, потомственную горожанку.

Варя наградила водителя презрительным взглядом и уставилась в окно.

Дорога круто свернула влево. Деревья вокруг стали гуще и царил под ними вечерний сумрак, а ведь не было и полудня.

Проехали еще минут двадцать, – и все, дорога закончилась. Две колеи привели на небольшую и хорошо накатанную площадку, лишенную какой-либо растительности. На ней можно было без труда развернуться, и только.

Ни шлагбаума, перекрывающего въезд в какой-нибудь заброшенный лет тридцать назад пионерский лагерь. Ни ворот в ограде из колючей проволокой, охраняющей жутко засекреченную военную часть. Ни борделя для извращенных утех под кодовым названием «охотничий домик». Короче, никакого объекта, к какому стоило бы прокладывать лесную дорогу.

– Мы отклонились от курса, – сказала Варя, нахмурившись. – Тут еще с километр в ту сторону, левее. Или он дошел пешком, или туда ведет другая дорога, не эта.

Аня поставила бы десять к одному, что истине соответствует второй вариант. Не почесал бы Илья километр по бездорожью, не тот человек.

– Другую искать не поеду, – отрезал Валера. – Значит так, девчонки, вы идите, а я развернусь и здесь вас подожду, лады?

Валера даже обрадовался, что дальше не проехать. Собственно, с самой встречи Аня поняла, что он не испытывает особого желания везти их в лес. А уж теперь просить Валеру проводить городских цац в прогулке по дебрям, – идея, заведомо обреченная на провал.

Делать нечего, надо идти… Не выходя из машины, Варя достала из рюкзака черный дождевик, стала надевать его поверх куртки.

– Зачем? – удивилась Аня. – Дождь обещали после обеда, столько мы не прошляемся.

– Надевай свой. Сейчас самый вылет клеща.

– Брось, они не летают, только ползают…

– Летают, не летают, какая разница. Так называют издавна: вылет.

– Дело говорит, – подтвердил Валера. – сейчас да в августе – два самых клещевых времени. Словишь энцефалит, мало не будет.

Напоминание об энцефалите мигом изменило скептический настрой Ани. Она достала из сумки свой плащ, ярко-розовый, прихваченный исключительно по настоятельной просьбе подруге, сама Аня считала, что вполне обойдется в путешествии зонтом.

Ее дождевик, ни разу после приобретения не распакованный, был скатан в компактный цилиндрик и занимал в сумке очень мало места. Но на поверку оказался несерьезным, из тонкой полупрозрачной пленки, – и Аня поняла, что в гущу ветвей ей не сунуться, те живо раздерут хилую защиту от клещей в клочья.

– Может, у тебя есть какой репеллент? – спросила она с надеждой.

– Не успела купить, – покачала головой Варя, – слишком быстро собиралась. Ничего, как вернемся, – разденемся и осмотрим друг друга. А ты отвернешься, понял?

Валера хмыкнул: не больно-то, дескать, хотелось. Ане же показалось, что слово «разденемся» прозвучало как-то не так, с намеком прозвучало… Наверное и впрямь показалось, после ночного зрелища.

Прежде чем покинуть «Мерседес», Варя достала из рюкзака свою дубинку, остальные вещи они оставили в машине.

Аня смотрела на подругу, натянувшую черный плащ, накинувшую капюшон и ставшую похожей на призрака из Аокигахары. М-да, Варвара-краса, длинная коса… Только косы ей сейчас и не хватало – не той, что на голове, а которой косят, – чтобы напугать до усрачки грибников, если таковые попадутся по дороге. Хотя откуда в мае грибники… но вид и впрямь слегка демонический, а отсутствие косы отчасти возмещает ментовский «демократизатор».

– Зачем? – кивнула на дубинку Аня. – От клещей отмахиваться?

Шутка прозвучало не смешно… жалко как-то прозвучала.

– Полезная вещь, если докопается кто чужой: для чего она тебе? – я ему между глаз засвечу, – пошутила в ответ Варя, и тоже получилось не смешно. – А у тебя что-то есть? Баллончик, шокер? Бери, лучше иметь и не нуждаться.

Аня печально вздохнула, ничего такого у нее не было… Идея разыскивать Илью среди полчищ клещей и прочих неведомых опасностей казалась все более авантюрной.

– Так вы идете или куда? – подал голос Валера. – Я тут зимовать не нанимался.

Они пошли и Аня лишний раз выдала себе мысленную затрещину за то, что не взяла с собой трекинговые ботинки, купленные год назад, когда Артур хотел вытащить ее в поход в Карелию, – да так и оставшиеся в коробке, ибо идею Артура постигла участь многих его идей. Крякнула и умерла. Теперь ботинки лежали в тепле и сухости в квартире, а перед Аней раскидывалась перспектива – шагать километр в кроссовках по местности, гладкой только на бумажной карте. Но выбора-то нет, правда?

Варя, сверяясь с навигатором, уверенно вела туда, где по всем законам логики и житейского здравого смысла должна была пролегать другая дорога. Она трекинговые ботинки не забыла.

* * *

Ноги скользили по влажному мху, капюшон упрямо сползал на глаза, закрывая обзор, волосы выбились из хвоста и теперь лезли в рот. От ходьбы Ане стало жарко, по лицу ползли капли пота, разъедая глаза. Варя перла вперед, как танк.

– Сучка, – выдохнула Аня, едва удержавшись, чтобы не упасть, поскользнувшись на гнилой ветке.

Она ухватилась за ствол ближайшей елки, больно уколов ладонь обломанным сучком. На коже выступили капельки крови. Она машинально вытерла их о полу дождевика, мысль о столбняке и гангрене попыталась прокрасться в мозг, но додумывать ее было некогда. Варин черный плащ мелькал уже метрах в тридцати впереди.

– Сучка. Сучка-онанистка.

Аня вынула изо рта спутанную прядь и упрямо пошла вперед.

Зато нет худа без добра: о смерти родителей, об Илье и о срывающейся квартирной сделке думать стало некогда, сил едва хватало на ходьбу. Внимание целиком пожирала необходимость следить за тем, куда ступали ноги. Норы, поваленные стволы и ветки, кочки, – все они выныривали из ниоткуда, стараясь сбить с ног.

Одна ветка неожиданно ожила, скользнула в сторону, извиваясь. Гадюка? Или безобидный уж? Только этого не хватало…

Она вспомнила, как несколько лет назад в соцсетях активно обсуждали фото откуда-то из лесов Ленобласти: охотник и подстреленная им гадюка, громадная, метра три, натуральный удав. Фотожаба, разумеется, то была фотожаба… Но где сделан снимок? Не в Сланцевском районе, случайно?

В конце концов Аня так увлеклась высматриванием препятствий у себя под ногами, что чуть не прошла мимо остановившейся Вари, подруге пришлось ее окликнуть.

– Чертовщина какая-то, – Варя водила пальцем по экрану, – мы прошли свой километр, мы на месте с погрешностью тридцать-сорок метров… но что он тут позабыл? Буераки дикие, даже для пикника-шашлыка место не годится. Подожди здесь, я осмотрюсь, о-кей?

Аня подняла руку в знак согласия, дать внятный ответ у нее сил не осталось. Варя скрылась среди деревьев.

Километр? Ане казалось, что они отмахали километра четыре. Точно шли не менее часа. Колени дрожали, в боку кололо, пот пропитал и хлопковую майку, и легкий свитер. Ноги промокли насквозь, кожа ступней горела огнем, наверняка стоит разуться, как носки снимутся вместе с мясом. Хотелось одного – завернуться в теплое одеяло и скулить, лежа в своей кровати дома в Питере.

– Чертов балбес, – процедила Аня сквозь зубы, сдерживая злые слезы.

Она откинула капюшон, наплевав на возможную атаку клещей. Глубоко вдыхала пряный лесной воздух. Пахло грибами, еловой смолой и гнилым мясом. Стоило вычленить этот последний запах среди прочих, как у Ани засосало под ложечкой.

Мобильник выключен, вестей нет. Темные делишки. Мутные друзья. Воображение живо нарисовало Илью, лежащего с пером в горле под поваленным сухим стволом.

Аня шмыгнула носом и пошла на запах падали, стараясь не думать о том, что найдет под мглой разлапистых коварных ветвей. Тщетно пытаясь заткнуть противный голос, нашептывающий, что ничего с ним не случилось, что гниет в лесу сдохший от старости лось, или подавившийся ягненком волк, или кто тут еще водится и подыхает в этой глуши, а Илья просто в очередной раз решил помотать слишком правильной сестре нервы. Правильной до отрыжки, до такой степени, что самой противно. Правильной до того, что на поминках родителей в истерике кричала, что мать и отец погибли из-за него, что если бы им не пришлось ехать в больницу к пострадавшему в пьяной драке непутевому отпрыску, – то не было бы лобового столкновения с фурой, перевозившей коробки с соком «Добрый».

Чертов добрый сок. Почти год прошел, а Аню до сих пор мутило при одном воспоминании об апельсиновом соке. В супермаркете она старалась обходить стороной стеллажи с коробками, на которых яркие фрукты обещали утолить жажду и поднять настроение.

Ноги скользили по опавшей хвое, каждый шаг отзывался болью.

– Есть шанс почувствовать себя долбанной русалочкой, – собственный голос в смолкшем вдруг лесу напугал ее не на шутку.

Аня остановилась. Точно. Вокруг стояла тишина. Она и не отдавала себе отчета, что до этого фоном звучал гомон птиц, ветер шумел в кронах деревьев, шуршало где-то среди зарослей невидимое мелкое зверье. Но теперь в лесу стало тихо, так тихо, что слышно было, как бьется в груди ее собственное сердце, с каждым ударом приближая старость и смерть.

Аня нервно усмехнулась, посмотрела по сторонам. Никого и ничего. Мелькнула глупая мысль, что Варя ее бросила, вернулась в машину трахаться с Валерой, пока подруга, как последняя дура, лазает по чаще. В конце концов, это ведь Анин брат сгинул где-то в этой глухомани.

Захотелось окликнуть Варю, закричать «Ау!», позвать на помощь. Хотя вряд ли кто-нибудь ответит…

Ей ничего не оставалось, как идти дальше на запах падали. Вонь с каждым шагом усиливалась. Аня поднесла правую руку к носу, стараясь дышать через рукав, но не повернула назад.

Ветки лезли в лицо, цеплялись за дождевик, мешали идти. Но она не останавливалась, и так слишком часто сдавалась и поворачивала назад, позволяя другим распоряжаться за нее. Сначала родителям, теперь Артуру.

Дошла. И оказалась рядом с кучей падали.

Аня с трудом подавила рвотный позыв. Среди деревьев лежали трупы животных в разной степени разложения. Дохлые зайцы, лисицы, ежики, какая-то мелочь, смахивающая на хорьков или куниц, птицы, названия которых Аня не знала… Вроде даже щетинистый кабаний бок торчали из-под кучи. В основном лесное зверье, но затесалась пара беспородных собак…

А украшением коллекции стала кошечка, лежавшая наверху, – ухоженная, почти не тронутая разложением, с повязанной на шее розовой ленточкой… Ее-то как сюда занесло?

Это вообще что? Это зачем?

Аня тупо пялилась на небольшой курган из гниющего мяса, расползающихся на лоскуты шкур и копошащихся среди них червей, – а воображение рисовало обходчика дорог, огромного мрачного дядьку в таком же, как у Вари, черном дождевике… Он ходит ночью и собирает по обочинам шоссе лесных тварей, погибших под колесами. И кошечку, выпущенную хозяевами поразмяться из клетки-переноски и сдуру сбежавшую в лес, а позже угодившую под КАМАЗ, – тоже прибрал, негоже падали валяться на дорогах… Бред, бред собачий.

– Охренеть, подруга, кладбище лесных животных… Стивен Кинг, отсоси-ка у Сланцевского лешего.

Аня обернулась. Варя стояла в нескольких шагах позади, наводя камеру смартфона.

Щелчок. Фото на память.

Будто не замечая вони, подруга, улыбаясь, ходила вокруг кургана и делала фотографии. Подошла совсем близко, присела на корточки, приблизив телефон к ощеренной собачьей пасти и сфотографировала. И тотчас же оказалось, что пасть не собачья, потому что Варя прокомментировала:

– Крупная волчица, матерая.

Узнав, что валяется тут не заурядная шавка, пусть и крупная, Аня шагнула поближе и взглянула на волчицу внимательнее. Увидела, что передняя правая лапа у той повреждена, покалечена. Там, где должна быть ступня (или у собак и волков они зовутся иначе?) – шерсть слиплась от почерневшей крови, торчит обломок кости в окружении лохмотьев мышц. Неужели правдивы байки о хищниках, угодивших в капкан и отгрызающих себе лапы? Отгрызла, и ушла, и сдохла от кровопотери, – но свободной?

Варя, не вставая, навела камеру на подругу.

– Улыбочку, взорвем Инстаграм и Морда-книгу!

Аня едва успела отвернуться, чтобы фото увековечило спину вместо ее растерянного лица.

– Эх, такой кадр испортила. – Варя встала, повернулась спиной к звериным трупам и сделала селфи.

Аня нагнулась к земле, стараясь подавить рвотный позыв. Главное она уже узнала – здесь лежал и разлагался не Илья, а об остальном можно подумать в теплой машине, возвращаясь в Сланцы. О том, что брат рано или поздно сам найдется. О том, что выгодно проданная квартира никак не стоит…

– Аня… – новый, какой-то тревожный голос Вари оборвал мысль.

– Что?

Тошнота вроде отступила, Аня выпрямилась, посмотрела на подругу.

– Ты только резких движений не делай и не беги, ладно?

Варя стояла бледная, сжав губы в узкую полоску, – и осторожно, будто боясь потревожить сломанную руку, снимала дождевик.

Аня ничего не поняла, а потом услышала за спиной тихое рычание.

Волк!

От накатившей паники хотелось заорать во все горло, но она только сдавленно пискнула, боясь обернуться. Мочевой пузырь сдавила ледяная рука, по коже побежали мурашки. Она медленно обернулась. Позади стоял огромный пес странной масти, словно поседевший.

От мимолетного облегчения, что это не волк, не осталось и следа, стоило псу ощерить пасть, полную длинных желтых клыков и утробно зарычать.

– Хорошая собачка, – прошептала Аня, как в детстве, когда родители давали разрешение погладить соседскую таксу.

Тогда она еще не знала, что собаки кусаются. Сейчас слишком хорошо, спасибо выпускам новостей, знала, что бродячие псы не только и не просто кусаются, но и раздирают на части и жрут людей.

Она пожалела, что позабыла сунуть в карман шоколадный батончик, как собиралась, – тот остался в сумке. Можно было бы угостить пса, задобрить…

Но батончика нет, и никакая закуска псу не нужна, гора еды лежала позади Ани. Еды, которую пес считал своей, а Аня для него – воровка, посягнувшая на запасы.

Пес зарычал и сделал шаг к ней. Аня никак не могла вспомнить, как надо себя вести при встрече с хищником. Смотреть ему в глаза? Или наоборот, опустить взгляд? Она посмотрела. И как только посмотрела – струйка мочи побежала по бедрам, пропитывая джинсы.

Пес бросился на нее. Аня отпрянула, упала на задницу, услышала, как затрещали под ней чьи-то оголившиеся при гниении кости.

– Пшел вон!!!

Варя кинулась наперерез, врезала по морде пса полицейской дубинкой. Собака взвизгнула, отпрянула. Зарычала и приготовилась к прыжку, а потом Варя выкрикнула какое-то слово, которого Аня не знала, сожранный паникой мозг уловил только окончание:

– …плут!

Пес, уже готовый вцепиться в Варино горло, остановился, заскулил, прижал брюхо к земле. Пополз в сторону, к кустам можжевельника, стараясь не смотреть на подруг и вообще делая вид, что его здесь нет.

– Ты как? – На Варином лице, по-прежнему бледном, лежала тень беспокойства. – Все прошло, его здесь нет, все хорошо. Встать можешь?

Аня, даже не пытаясь подняться, выдавила из себя:

– Глаза, у него в глазах…

А потом заозиралась по сторонам, боясь снова увидеть серую тварь.

– Все хорошо, голодные у него глаза. Сбежал, поди, от какого-нибудь охотника, а теперь бегает по лесу, не зная, как корм раздобыть.

Аня замотала головой, потом всхлипнула.

– Я описалась… – Она даже не пыталась сдержать слезы.

– Не страшно, у меня есть спортивные штаны в рюкзаке, мы тебя переоденем, – Варя присела рядом и обняла подругу, погладила по голове, как маленькую.

– Ну, т-ш-ш-ш, все хорошо. Давай, пойдем, а завтра вернемся, найдем твоего брата-обормота. Прихватим с собой ружьишко, чтоб от волкодавов из рода серых мудаков отбиваться.

С помощью подруги Аня поднялась, стертые ноги немилосердно обожгло, стоило сделать первый шаг.

Обратно шли, как отступающие солдаты с поля боя. Аня еле тащилась, сдерживая стоны. Мокрые джинсы натирали бедра, стопы молили о пощаде. Варя больше не убегала вперед, поддерживала, помогала переступать канавы, норы, убирала настырные ветки, норовившие сорвать капюшон вместе со скальпом.

Путь к месту, где оставили машину, показался впятеро длиннее, а в конце его девушек поджидал сюрприз: ни «Мерседеса», ни Валеры там не было.

– ****ый *****кий урод!!!

Лесное эхо откликнулось на вопль Вари. Аня молча шлепнулась задницей на моховую кочку, ни на что иное сил не осталось. И в этот момент, не раньше и не позже, по ветвям забарабанил дождь, обещанный на вторую половину дня.

Валера, без сомнения, был ****ым *****ким уродом, но грешить мародерством не стал, аккуратно поставил и сумку, и рюкзак на краю поляны. Варя поспешила к вещам, приговаривая, что надо первым делом переодеть Аню, а та безвольно сидела, даже не пытаясь укрыться от дождя под деревом.

– Зачем он это сделал? – недоумевала Варя, роясь в рюкзаке. – Что на него нашло? Дядя Толя какому-нибудь отморозку нас бы не доверил…

Она разогнулась, держа в руках обещанные тренировочные штаны, и крикнула:

– Валера!

И еще раз, громче:

– Валера-а-а!!!

Незачем драть глотку, – ясно, как божий день: их бросили. У черта на рогах, в глухом лесу, наедине с подползавшей ночью. Нет, не совсем наедине… Где-то среди деревьев, Аня готова была поклясться, бродит пес с седой шерстью и с неправильными глазами.

Смотрит этими самыми неправильными глазами на них прямо сейчас, выжидая удобный момент, чтобы напасть.

– Дай закурить, – попросила Аня, собственный голос показался ей хриплым и незнакомым.

– Ты же бросила.

– Дай закурить.

– Да мне не жалко…

Варя задрала дождевик, полезла в карман куртки, но извлекла оттуда отнюдь не сигаретную пачку.

– Ох, совсем забыла… С этой падалью и с этой псиной все из головы вылетело.

В руке у нее было что-то красное, непонятное, – Варя развернула и оказалось, что это кепка-бейсболка.

– Там нашла, невдалеке от дохлятины. Не Илюхина случайно?

Дождевые капли стекали по лицу, попадали в глаза, мешали толком разглядеть Варину находку. Миллионы людей носят такие бейсболки, даже десятки миллионов. Кто угодно мог ее потерять.

– Там ничего не написано? – Аня с огромным трудом разлепила губы. – На козырьке, от руки?

– Написано, – подтвердила Варя. – К английскому kiss my какой-то идиот на русском приписал «в зад», вот ведь чмошник…

Потом сообразила:

– Его? Нашли?!

Аня молча кивнула. Произнести что-либо сил не оставалось, и она ответила мысленно: «Его, Варечка, его… Вот только никого мы не нашли. Сами потерялись».