Текст книги "Дорога к Мертвой горе, или Снова о группе Дятлова"

И он боролся. Так, что серовские чистки показались цветочками. Счет уволенных профессионалов шел уже не на сотни, а на тысячи. Взамен по комсомольским и партийным путевкам в органы приходили люди, понимающие в тайных войнах примерно столько же, сколько сам Шелепин. Причем уволенных было гораздо больше, чем вновь принятых.

В феврале 1960 года Шелепин издал приказ по Комитету, в котором с гордостью констатировал, что его трудами списочная численность ведомства сократилась на 3,5 тысячи человек. И пообещал, что это еще не конец: «Не изжито стремление обеспечить чекистским наблюдением многие объекты, где, по существу, нет серьезных интересов с точки зрения обеспечения государственной безопасности».

Госбезопасность претерпела самый страшный разгром в своей истории. Назывался он благозвучно: «возвращение органов под контроль партии» – но по факту был самым настоящим разгромом.

Партия контролировала работу КГБ от и до, начиная с центрального аппарата в Москве и заканчивая последним отделом на местах. Разумеется, сами партсекретари не сидели, сутками листая папки с делами, заведенными чекистами. Для этого в их распоряжении имелся специальный орган по надзору за законностью действий должностных лиц и учреждений – прокуратура. И вот ее работники изучали документы гэбэшников чуть ли не под микроскопом: а не зреет ли где рецидив «бериевщины»?

Так что в 1959 году вовсе не прокуратура Свердловска стояла, вытянувшись в струнку, перед «всесильным» КГБ. Расклад в отношениях между силовыми ведомствами СССР в хрущевские годы был ровно противоположный. И ракитинскую фразу стоило бы немного подправить: «бессильный тогда КГБ» – так будет точнее.

Позже, в брежневскую эпоху, КГБ под руководством Юрия Андропова начнет «подниматься с колен» и постепенно отвоевывать прежние позиции, выдержит многолетнюю подковерную схватку с МВД, и победит в этой схватке (и сам министр внутренних дел Щелоков вылетит со всех своих постов и закончит жизнь самоубийством, возможно, даже с чьей-то помощью – история мутная), став действительно всесильным и оставаясь таким до нового, еще более страшного разгрома, состоявшегося в начале 90-х. Но это уже совсем другая история.

* * *

За время нашего краткого экскурса в историю органов госбезопасности главный радиолог Свердловска завершил исследование проб грунта, биологических материалов, полученных из тел последней четверки дятловцев, и снятой с них одежды.

Радиоактивность грунта и тел не превышала естественного фона. А вот с одеждой все оказалось сложнее: два свитера и одни брюки оказались загрязнены каким-то радиоактивным изотопом (каким именно, эксперт установить не сумел, не имея надлежащего оборудования). Уровень радиации был слабенький, причиной смерти дятловцев она стать никак не могла и даже их здоровью всерьез не угрожала.

Тем не менее одежда «фонила», и никакими естественными причинами ее радиоактивное загрязнение эксперт объяснить не смог…

* * *

Ситуация с фонящей одеждой точно та же, что и с огненными шарами. Не вызывают сомнения два факта:

– предметы одежды со следами радиоактивного загрязнения действительно обнаружили на месте трагедии, что подтвердила экспертиза, проведенная в Свердловской ГорСЭС;

– никто с тех пор не сумел доказать, что это загрязнение имело хоть малейшее отношение к гибели дятловцев.

Ракитин попытался это сделать, но получилось не очень убедительно.

Штаны и свитер, по его версии, доставил на склон Мертвой горы Кривонищенко по заданию КГБ. Зачем? Чтобы… передать агентам ЦРУ, но при этом лишь изображая изменника Родины, а на самом деле подсовывая супостатам дезинформацию. Прикрытие операции, т. н. «контролируемой поставки», осуществляли Золотарев и Колеватов – внештатные, по мнению Ракитина, сотрудники КГБ. Встречу назначили в глухомани, вдали от жилья, дабы передача гарантированно произошла без свидетелей: Свердловск, дескать, закрытый город, там опасно встречаться и передавать предметы, явно намекающие на шпионаж. Далее вывезенную из СССР одежду исследовали бы заокеанские спецы, но в результате получили бы ложную информацию, уводящую далеко в сторону от того, чем на самом деле занимались в Челябинске-40. Но что-то пошло не так – шпионы заподозрили, что они раскрыты и вся операция затеяна КГБ. И убили всех дятловцев, чтобы замести следы. Такова краткая суть теории Ракитина.

Сомнение вызывает, во-первых, сам тезис о дезинформации. Кривонищенко, по мнению Ракитина, – шпион-неофит, совсем недавно завербованный (вернее, изображающий, что завербован). В таком случае, со стороны ЦРУ логично было бы устроить ему проверку. Запросить у него информацию, уже известную из другого источника. В КГБ должны были понимать этот нюанс, и объектом «контролируемой поставки» вполне могли стать материалы самые настоящие, без подделок. В конце концов, не столь давно в Челябинске-40 случилась крупная авария, сопровождавшаяся радиоактивным заражением громадной территории (знаменитый ВУРС – Восточно-Уральский радиоактивный след), – скорее всего, пробы, взятые оттуда, в Лэнгли уже лежали.

Но замена фальшивых проб настоящими ничего не меняет в теории Ракитина. Действия всех персонажей остаются прежними. Значит ли это, что теория «контролируемой поставки» – устойчивая и, как следствие, правильная?

Вовсе нет. Да, она устойчивая, даже слишком, но следствие у этого факта прямо противоположное. Проведем мысленный эксперимент: попробуем убрать из рассказанной нам Ракитиным истории один важный элемент – КГБ. Пусть никто из фигурантов никак с ним не связан. Колеватов – обычный студент, Золотарев – обычный инструктор по туризму (впоследствии мы убедимся, что смутные места его биографии легко и просто объясняются без привлечения зловещего Комитета).

Кто в таком случае Кривонищенко? Он просто шпион. Не агент-двойник, а самый обычный агент ЦРУ, недавно завербованный. Подловили на чем-то и завербовали враги Отечества – и он идет на встречу со связниками, доставляет именно то, что велели. Никакой дезинформации, никакой «контролируемой поставки». (Только не надо в этом месте возмущаться и защищать светлую память комсомольца-спортсмена-отличника. Никто его ни в чем не обвиняет. Это только эксперимент. Причём мысленный.)

Итак, рассматриваем вариант «Те же минус КГБ».

Изменится ли в результате фабула финальной части ракитинской истории?

Нет. Точно так же пришлые диверсанты могут проколоться на какой-то мелочи, или даже не на одной, как убеждал нас Ракитин. Точно так же «не блещущая умом и простоватая» (характеристика Ю.Блинова) Люда Дубинина может ляпнуть: «Как-то вы говорите не совсем по-нашему… И одежка у вас слишком новенькая, и лыжи в наших краях невиданные… И негр, почему с вами негр? Да вы не шпионы ли случайно американские?»

Ну и дальше все по Ракитину. Шпионы запаникуют и начнут убивать – причем так, чтобы не оставить следов убийства. Но, поскольку они неумехи и двоечники, следы и избиения, и насильственных смертей останутся. Золотарев и Колеватов в роли инструктора и студента точно так же не сумеют защитить товарищей, как не сумели в том изводе версии Ракитина, где они были сотрудниками КГБ. Точно так же все хорошие погибнут, а всех плохих подцепит крюком вражеский аэроплан, пролетев над вершиной Мертвой горы на бреющем полете, – и унесет через полюс в Америку (на лыжах или снегоступах к жилым местам им не уйти, манси заметили бы не заметенные участки длинного следа).

Мы убрали КГБ – не изменилось ничего. Телега ракитинской версии, лишившись пятого колеса, как ехала, так и едет. Мы удалили совершенно не нужный элемент, лишний. И «контролируемая поставка» легко и просто превратилась в «бесконтрольную».

Хуже того, урезанная ракитинская версия стала гораздо убедительнее и логичнее. Теперь можно не ломать голову над вопросом, почему КГБ доверил обеспечение операции безоружным внештатникам, почему не послал пару вооруженных молодых лейтенантов, искушенных в рукопашке и скоротечных огневых контактах. Включить их в состав группы – директивно, как Золотарева, – и все обернулось бы иначе. Нельзя же всерьез предполагать, что парашютисты знали в лицо всех свердловских туристов, держали в памяти описания сотен разных людей!

Ракитин отвечает на вопрос: почему в группу дятловцев не включили для обеспечения «контролируемой поставки» вооруженных штатных сотрудников КГБ? – отвечает в обычной своей манере, веско и убедительно: кроме пограничников, отсутствовавших в Свердловске, в КГБ не было сотрудников, способных вынести тяготы лыжного похода. Другому учили комитетчиков, для другого готовили, и ходили все они на лыжах не лучше пастора Шлага. Все – за исключением Золотарева. Не существовало в училищах, готовивших кадры для КГБ, спортивных кафедр, а при тех кафедрах – лыжных секций, да и вообще – физподготовка будущих офицеров-гэбистов программой не предусматривалась. Их, наверное, вместо того учили в покер играть. И сигары правильно раскуривать.

С таким спорить трудно, особенно тому, кто никогда в рядах КГБ не состоял.

Можно лишь согласиться: так всё и было – Ракитину виднее. В каком управлении КГБ он служил, кстати? Какое профильное училище закончил?

* * *

Продолжим убирать лишние элементы. Замахнемся на святое: уберем из ракитинской истории ЦРУ. В том, что касается судьбы персонажей, история посыплется, конечно: сразу возникнут вопросы, кто же тогда нанес страшные травмы Тибо, Золотареву, Дубининой… Но на этот вопрос у нас найдется ответ в свое время, а пока давайте исследуем появление в овраге одежды, загрязненной радиоактивной пылью.

Пусть с одеждой все остается по-прежнему. Ее к Мертвой горе привез все тот же Кривонищенко. Все оттуда же, из Челябинска-40, где жил и работал.

Зачем? Если встречаться не с кем, для чего он потащил с собой радиоактивные тряпки?

Не для передачи кому-либо. Для использования по прямому назначению – для защиты от холода. Кривонищенко понятия не имел о том, чем его одежда загрязнена.

Да и как бы он узнал? В темноте одежда не светилась, а дозиметры населению не продавали.

* * *

Разумеется, этот самый простой и очевидный ответ приходил Ракитину в голову.

И он включил в свое исследование весьма объемистую главу, называющуюся «Большие секреты маленького городка», в которой доказывал, каким неимоверно засекреченным городом был Челябинск-40.

Начинает ее Ракитин лукавой фразой: «В этом месте имеет смысл сказать несколько слов об истории города Челябинск-40», и пишет эти несколько слов, потом еще несколько слов, потом еще, еще, еще… в итоге слов получается без малого четырнадцать тысяч – опция «статистика» программы Ворд насчитала именно столько.

Это, на минуточку, около сотни книжных страниц среднего формата. Но к проживанию в Челябинске Георгия Кривонищенко – и, весьма опосредованно, к дятловской трагедии – имеет отношение менее десяти процентов страниц, страдающих «водянкой».

Чего только нет в этой главе!

Рассказана история советской ядерной программы, изложенная с самого начала, от истоков, от Адама и Евы. В ней много любопытного, но связи с дятловской трагедией – никакой.

Рассказана биография гэбэшного генерала Ткаченко, отвечавшего за режим сохранения гостайны в Челябинске-40. Она вообще читается как фантастический роман о попаданцах: оказывается, бравый генерал уже в 40-х годах боролся с агентурой УНА-УНСО! Если учесть, что украинская националистическая организация УНА-УНСО была создана (не воссоздана!) полвека спустя, становится ясно: без машины времени дело не обошлось. Интересно, где та машина хранилась? Не в окрестностях Мертвой горы? Нет? А зачем нам тогда подробная биография генерала-попаданца?

Ракитин этим не смущается и продолжает вываливать все, что сумел накопать о генеральском прошлом. В том числе бредовую историю о том, каким способом генерал Ткаченко летом 1941 года уничтожал заключенных, которых не успевали эвакуировать ввиду стремительного немецкого наступления. Гранатами их взрывали, во как! Чтобы не тратить время на расстрелы. Зашвырнут гранату, а то и две-три, в камеру – «Ба-бах! Ба-бах!» – и к следующей камере. Скорее всего, позаимствована история из «Огонька» или аналогичного издания времен Перестройки, и сочинивший ее журналюга гранаты видел лишь на картинках и на экране, не имея понятия об их ТТХ. Но зачем же тиражировать лютый бред?

И вот такими байками нас грузят страница за страницей. В книге, посвященной трагедии дятловцев.

Но у всего на свете бывает конец, и читателей, сумевших продраться сквозь многостраничные дебри фантастических историй, к заявленной теме не относящихся, ждет заслуженная награда – Ракитин наконец-то возвращается в Челябинск-40 времен пребывания в нем Кривонищенко. И живописует, какие строжайшие порядки по части безопасности царили на его градообразующем предприятии – комбинате № 817, том, что позже стал называться ПО «Маяк»: ниточку со следами радиоактивности оттуда не вынесешь, не то что целый свитер.

(В дальнейшем, для краткости, в нашем повествовании будет использоваться именно название «Маяк», не «комбинат № 817», – не стоит пытаться ловить автора на ошибке.)

Очень, очень живописно Ракитин изложил, как тружеников и тружениц оборонного комплекса раздевали догола на выходе с предприятия, как искали припрятанные куски плутония в их влагалищах и задних проходах. Всем и сразу становится понятно: ничто радиоактивное покинуть «Маяк» без ведома и согласия КГБ не могло. А если с согласия – то это же она и есть, «контролируемая поставка»! Бинго!

Завершает изложение Алексей Ракитин следующим выводом:

«Предположение, будто Кривонищенко «случайно» мог прихватить в поход «рабочие» штаны и пару свитеров, звучит просто смехотворно. Вынести их через 3 или 4 периметра охраны, на каждом из которых осуществлялся дозиметрический контроль, было просто невозможно, а вынести, умышленно спрятав, значило совершить преступление. Думается, что после всего вышесказанного этот тезис не требует особого разъяснения».

Позвольте не согласиться, тов. Ракитин. Смехотворно звучат россказни об агентах УНА-УНСО, не пойми как попавших в 1941 год. И о гранатах, которые швыряли в камеры с целью убийства заключенных. А в предположении, что Кривонищенко мог прихватить в поход одежду происхождением из Челябинска-40, ничего смехотворного нет. И мы сейчас это докажем.

* * *

Есть нюанс, портящий Ракитину всю картину.

Зачем нам все эти исписанные им страницы, посвященные «Маяку», его технологиям и мерам по поддержанию на нем секретности, если Кривонищенко там не трудился?

Зачем душераздирающий рассказ о ректальных и вагинальных обысках, если Кривонищенко им не подвергался?

Зачем вспоминать о 3–4 периметрах охраны с дозиметрами, если Кривонищенко и его одежда находились снаружи этих периметров?

Зачем?

Все десятки исписанных Ракитиным о «Маяке» страниц можно свернуть в трубочку и засунуть туда, где они очень удивили бы производящих личный досмотр вертухаев. Там этим страницам было бы самое место.

Кривонищенко на «Маяке» НЕ РАБОТАЛ. Да, он жил неподалеку, в Челябинске-40, ныне Озерске. Но он не был секретным физиком-ядерщиком. И ни на какой другой должности на ядерных объектах не трудился. Он был строителем.

Читайте по губам, тов. Ракитин: СТРО-И-ТЕ-ЛЕМ!

Он мог лишь строить ядерные объекты, то есть бывать на них ДО того, как там появлялись ядерные изотопы. Да и то едва ли. Слишком молодой – едва-едва со студенческой скамьи, – а на важнейшие для страны стройки уж наверное посылали более опытных. Жилье да объекты соцкультбыта в Челябинске-40 – вот где стоит набираться опыта молодому специалисту, а не на строительстве объекта, который может рвануть почище Хиросимы и который, тем более, один раз уже рванул, накрыв радиоактивным следом три области: Свердловскую, Челябинскую и Тюменскую.

Любопытно, что тов. Ракитин вроде бы понимает очевидные вещи, потому что пишет в упомянутой главе:

«Работал он (Георгий Кривонищенко – В. Т.) в «закрытой» организации, именовавшейся «почтовый ящик 404». В миру эту таинственную структуру называли немногим более понятно: Управление строительства № 859 (впоследствии – Южно-Уральское управление строительства). Эта организация не имела непосредственного отношения к производственному циклу получения плутония-235, но работала в интересах комбината № 817, возводя для него необходимую инфраструктуру – дороги, здания, линии электропередач».

Все правильно, все разумно: строитель, никакой не секретный физик, с ядерными изотопами дела не имеет: не нужны ядерные изотопы при строительстве дорог. При установке опор ЛЭП не нужны тоже.

Вот только строитель плохо вписывается в теорию «контролируемой поставки», и Ракитин упрямо лепит из него секретного физика, словно бы забыв о том, что сам же написал на соседних страницах.

«В числе погибших туристов, напомним, был Георгий Кривонищенко, работавший в закрытом уральском городе Озёрске, носившем тогда неблагозвучное название Челябинск-40 («сороковка»). Это был город атомщиков, построенный рядом с т. н. заводом № 817, известном в последующие годы как ПО «Маяк». На шести реакторах этого завода осуществлялась наработка оружейного плутония, т. о. Кривонищенко был из разряда тех людей, кого в те времена называли «секретный физик» и притом произносили слова эти только шёпотом.

<…>

Когда Георгий Кривонищенко, ушедший в турпоход с группой Дятлова, не вышел на работу, его непременно должны были хватиться. Не столько коллеги, сколько сотрудники отдела (службы) режима. Ещё бы – исчезновение секретоносителя, да тем более второй категории допуска (к совсекретным документам) – это ЧП в масштабах предприятия, как минимум!»

Вообще-то Кривонищенко с прежнего места работы уволился, а на новое, в Красноярске, не прибыл, и никаких секретов там не узнал. Из какого цемента замешивают раствор в городе Красноярске, какую арматуру кладут в фундамент при заливке и т. д. и т. п. – ничего из этих крайне важных для ЦРУ гостайн Кривонищенко на новом месте узнать не успел. Но все-таки его хватились, начали запрашивать Челябинск-40: где наш строитель, почему не прибыл? Челябинск-40 отпасовывал вопросы в прокуратуру Свердловска, и эта переписка отражена во втором томе УД дятловцев.

Но тов. Ракитин продолжает нагнетать:

«Первый вопрос, который решается при исчезновении секретоносителя – это установление списка информационных материалов и документации, к которым тот имел допуск, с которыми работал или брал для ознакомления. Изучается формуляр секретной библиотеки, осматривается рабочее место, производится обыск по месту жительства, вскрываются связи…»

Можно предположить, даже не заглядывая в формуляр библиотеки, с какими документами работал «секретоноситель» и «секретный физик» Кривонищенко незадолго до похода. СНиПы он изучал, те их разделы, что касаются техники безопасности. ЧП случилось у Кривонищенко на работе.

Нет, не ядерный реактор забарахлил – работяга-строитель уронил металлическую деталь на ногу – дело закончилось переломом. И начальник пострадавшего, прораб Кривонищенко, получил строгий выговор с предупреждением – что предусматривало внеплановую проверку знаний по охране труда. Сомнений нет: за бесценные эти сведения любая разведка мира выложила бы много-много инвалюты и отправила бы на Северный Урал за ними лучших своих агентов. Но лежали СНиПы, тов. Ракитин, все-таки не в секретном фонде.

* * *

На одежде искали и обнаружили бета-активность, что указывает на ВУРС, на стронций-90, составлявший большую часть выброса радионуклидов при аварии на «Маяке». Альфа– и гамма-излучение у этого изотопа практически отсутствуют, и главный радиолог Свердловска Левашов их не обнаружил. На одежде Кривонищенко искали именно то, что следовало искать, учитывая то, откуда он приехал. А если бы прокуратура позабыла, откуда, – им бы напомнила строительная контора, где трудился Кривонищенко, трижды (!) присылавшая запросы о судьбе своего сотрудника.

Илл. 26. Фрагмент из затянувшейся аж до лета переписки между Свердловской облпрокуратурой и отделом кадров организации, где трудился Георгий Кривонищенко. Почему ответы прокуратуры не попадали в Челябинск-40 – одна из многих неясностей дятловской истории, никак не относящихся к загадке гибели туристов.

Так что и этот факт противоречит версии «контролируемой поставки». Стронций-90 (и ряд других изотопов, в меньшем количестве) – это отходы при производстве оружейного плутония. Именно они хранились в емкости, взорвавшейся во время аварии 1957 года на «Маяке», – аварии, породившей ВУРС, Восточно-Уральский радиоактивный след.

Утверждение Ракитина:

«Происхождение радиоактивных пятен на одежде также невозможно связать и с ВУРСом – в первые годы после аварии 1959 г. там была очень заметна гамма-активность и чистого бета– излучателя просто не могло быть», – показывает либо его некомпетентность, либо сознательное искажение им фактов в угоду своей теории (неправильную дату аварии, так и быть, спишем на опечатку, хотя опечатывается в датах Ракитин на удивление часто).

Большую часть выброса составлял стронций-90, на втором месте – цезий-137. Оба изотопа опасны именно бета-распадом, причем период полураспада у них долгий – десятилетия. Изотопами, порождающими гамма-излучение, «Маяк» тоже «облагодетельствовал» три соседствующие области, хоть и в меньшей степени. Но они – т. н. «короткоживущие», срок полураспада у них – считанные дни, а то и часы. Не дожили бы те изотопы до дятловского похода.

«Изотоп чистый, высокой концентрации, с довольно большим периодом полураспада и «жестким» бета-излучением», – сообщает нам тов. Ракитин, а позже повторяет: «У погибших оказались найдены три разнородных предмета одежды со следами некоего высокоактивного изотопа высокой чистоты», – и это опять-таки образец так называемого вранья.

Откуда у Алексея Ивановича информация о чистоте и концентрации изотопа? Из пальца? С потолка? Рептилоиды с Нибиру шифровкой сообщили? В акте физико-технической экспертизы ничего похожего нет. Наоборот, эксперт Левашов указывает, что определить и назвать изотоп он не может. Дословно:

«Отсутствие соответствующих приборов и условий в лаборатории не позволило провести радиохимический и спектрометрический анализ для определения химической структуры излучателя». (лист № 273 УД)

Таким образом, конкретный изотоп не назван. Что-то фонит, но что именно, определить эксперту нечем. И мы можем лишь предполагать с большой долей вероятности, что загрязнило одежду не чистое вещество, а смесь из стронция-90, цезия-137, церия-144, циркония-95 и др. – та, что загадила почву и воду после выброса на «Маяке».

Поздравляем вас, тов. Ракитин, соврамши.

Самое смешное, что за много-много страниц до того сам же Ракитин написал вот что, пересказывая результаты экспертизы: «Какой именно изотоп (или смесь изотопов) явился источником излучения неизвестно. Лабораторный датчик фиксировал бета-излучение, являвшееся следствием распадов атомов; альфа– и гамма-излучения обнаружены не были».

Написал и забыл о написанном, либо посчитал, что читатели позабудут, и вытащил не пойми откуда «изотоп высокой чистоты».

* * *

Передать ЦРУ одежду, загрязненную радиоактивным стронцием, – все равно что признаться: именно здесь мы клепаем начинку для атомных бомб. Желая дезинформировать врага, стоило бы загрязнить свитер и брюки чем-то иным. Например, соединениями радия-226 – забугорные супостаты, обнаружив высокий уровень не бета-, а альфа-излучения, сообразили бы: э-э-э, да они там делают световую массу постоянного действия для стрелок и циферблатов часов (и заодно – для циферблатов, стрелок и шкал всевозможных военных приборов). Глядишь, и вычеркнули бы Челябинск-40 из списка целей первого удара: СПД штука нужная, но по важности для оборонного потенциала с оружейным плутонием ее не сравнить.

И ракитинцы, и сторонники ракеты с ядерной начинкой любят указывать на странное совпадение дат: 27 мая завершилась физико-техническая экспертиза, а уже 28 мая уголовное дело дятловцев было прекращено и отправлено в архив. Ну неспроста же! Явно торчат уши КГБ, длинные, как у зайца! Или комитетчики волевым решением заставили прикрыть дело, или сами прокурорские испугались, сообразив, что невзначай влетели в чужую зону ответственности.

Ракитин пишет о том, что произошло после экспертизы:

«Теперь вопрос должен был стоять так: найдено объективное подтверждение существующей угрозы государственной безопасности, что делать?

Феерический ответ на него последовал незамедлительно – закрыть дело! 28 мая 1959 г. родилось постановление о прекращении следствия.

<…>

Без комментариев. Читатели настоящего очерка способны сделать выводы самостоятельно».

Небольшая поправка: прежде чем читатели Алексея Ракитина начнут делать самостоятельные выводы, им стоит заглянуть в лист 340 все того же УД, где русским по белому написано: 30 апреля было принято постановление о продлении срока следствия.

Продлили срок как раз до 28.05, что на тот момент было логично: поисковые работы были ещё не закончены, тела последних четырех дятловцев не были найдены – можно было лишь предполагать, что они тоже погибли. Через месяц наблюдалась уже совсем иная картина: последние тела найдены и опознаны, все свидетельства собраны, все экспертизы проведены. Чем еще заняться следствию, чтобы его стоило ради этого еще раз продлить? (На самом деле прокурорским было еще очень много чем заняться, но это вопрос отдельный – по их разумению, никакие следственные действия больше не требовались.) И дело закрыли. В установленный ЗАРАНЕЕ срок.

А насколько слегка фонящие штаны и два свитера угрожали безопасности государства – вопрос, конечно, интересный. Но ответ на него дала сама жизнь: государство выстояло, не рухнуло, серьезных потрясений тоже не было отмечено. Можем допустить, что степень угрозы тов. Ракитин слегка преувеличил. По сравнению с ВУРСом тряпьё с легчайшими следами радиации – мелочь, не стоящая внимания.

* * *

Где и как мог Кривонищенко случайно загрязнить свою одежду радионуклидами? Не по месту жительства во время аварии на «Маяке», хотя такой ответ и напрашивается. Облако радиоактивной дряни миновало Челябинск-40: ветер унес его в сторону от города, повезло. Не повезло деревням и поселкам, оказавшимся с подветренной стороны.

И не во время ликвидации последствий аварии, хотя и такой ответ напрашивается. С чего бы он потащился в поход в одежде ликвидатора? После всех предупреждений и разъяснений, чем это грозит?

Он взял к Мертвой горе свою походную одежду. Ту, в которой совершал туристические вылазки из Челябинска-40.

«Какие еще туристические вылазки из супер-пупер-секретного Челябинска-40? – могут изумиться читатели, запутанные Алексеем Ракитиным. – Ведь там все гайки были закручены так, что ни вправо, ни влево не шагнуть – тут же взвоют сирены и пулеметчики откроют шквальный огонь на поражение!» Однако есть основания считать, что Георгий-Юрий Кривонищенко не сидел целый год отлученным от любимого хобби, от туризма. Например, незадолго до дятловского похода он пишет Тибо из Челябинска-40, что лыжи для него брать в спортклубе УПИ не надо, привезет свои. Хорошие, дескать, лыжи, совсем недавно их просмолил, едут что надо.

Зачем Кривонищенко лыжи в Челябинске-40, если в походы он там не ходил? Просмолил, поставил у печки, поглядывал, вздыхая о недоступных целый год походах? Или катался на них исключительно внутри городка – в магазин за хлебушком, например?

Дело в том, что драконовские меры по сохранению секретности в закрытых городах весьма и весьма обесценивались тем, как их на практике исполняли.

Автор этих строк прожил четыре года в городе секретном и закрытом – Балхаш-9 на карты не был нанесен, был окружен колючей проволокой, въезд и выезд только через КПП, контроль-досмотр, не забалуешь.

На бумаге там запрещалось все, а на практике…

Пример: в Балхаше-9 царил сухой закон. Спиртное не продавали ни в магазинах, ни в общепите, оно было запрещено к ввозу. Но если кто-то думает, что праздники, дни рождения и вечера пятниц отмечали исключительно лимонадом, – он ошибается. Пили как везде.

Еще пример: фототехника также была категорически запрещена к ввозу. И все принадлежности к ней, включая, разумеется, фотопленку. Думаете, в результате ни у кого не осталось ни единого кадра на память? И дембельские альбомы бойцов были скучные, без фоток? Нормальные были у бойцов альбомы, у офицеров и гражданских специалистов тоже осталось предостаточно фотографий – и никого, открыто идущего по улице «Девятки» с фотоаппаратом, не хватали под белы ручки и не волокли обвинять в шпионаже. Потому что инструкции – это инструкции, а жизнь – это жизнь. Вот на том самом секретном объекте, ради которого городок существовал, с фотоаппаратом мелькать было нельзя, последствия не задержались бы, реальные и суровые. Но сейчас мы ищем аналогии с жизнью Кривонищенко в Челябинске-40 – а на объекте, на «Маяке», он не появлялся.

Совершить лыжный турпоход из «Девятки» можно было легко и просто, не утруждаясь сбором разрешающих бумаг и даже через КПП не проходя. Вставали на лыжи – и по льду озера напрямик в город Балхаш – кто за водкой, кто еще за чем. Сходить на охоту было ничуть не сложнее: бери свое ружье (тоже, кстати, запрещенное к ввозу в «Девятку»), проходи через любую из дыр периметра, ходи по степи, высматривай зайцев и куропаток. Только в сторону «объекта» ходить не надо.

Нам могут возразить, что все это происходило в позднем СССР, а в 1959 году дела с дисциплиной и секретностью обстояли совсем иначе, люди еще хорошо помнили суровые сталинские времена.

Хорошо. Вспомним один эпизод, показывающий: «железная сталинская дисциплина» – во многом миф позднейших лет. Меры для ее поддержания применяли драконовские, спору нет. Но в том-то и дело, что слишком часто и слишком ко многим приходилось их применять вполне обоснованно, на законных основаниях, – позже пострадавших гуртом записали в безвинные жертвы репрессий, но далеко не все из них были без вины виноватые…

* * *

Март 1941 года, большая война стоит у порога СССР.

Ядерного оружия пока нет, и ракетного тоже нет (реактивные снаряды для систем залпового огня не в счет) – главной ударной силой в грядущей войне считались на тот момент танки и авиация. То есть эти две отрасли военной промышленности – танковая и авиационная – играли ту же роль, что атомная и ракетостроительная полтора десятилетия спустя. Уж в них-то наверняка дисциплина царила не просто железная, как во всей стране, а из стали высшей марки. И секретность соответствующая.

22 марта 1941 года нарком госконроля тов. Мехлис направил Сталину и Молотову докладную по итогам масштабной комплексной проверки предприятий, производящих танки и комплектующие. Полное название документа – «Об итогах ревизии танковой промышленности и связанных с ней отраслей народного хозяйства» – его без труда можно найти на сайте «Исторические Материалы» (кому лень искать, вот ссылка: http://istmat.info/node/58559).