Текст книги "Дорога к Мертвой горе, или Снова о группе Дятлова"

Еще один нюанс: соединения хрома для здоровья совсем не полезны. Причем осознали этот факт медики не сразу: ядовитая хромовая химия мгновенно человека не травит, потихоньку-полегоньку накапливается в организме, вызывая затем хронические болезни, по видимости не связанные с работой на данном конкретном производстве.

Разумеется, главный механик «Хромпика» контактировал с ядовитыми веществами меньше, чем рядовые работяги, но… Но на пенсию Дятлов-старший так и не вышел. Гибель сына его не сломила – прожил и проработал еще одиннадцать лет и скончался в должности все того же главмеха.

Такая вот трудовая биография. Можно ли считать Игоря Дятлова выходцем из советской элиты? Сложный вопрос… Наверное, ответ зависит от того, кем сам Игорь себя считал. Как сам себя позиционировал.

Так вот, есть все основания полагать, что элитарием Игорь себя не считал. Более того, относился к представителям и представительницам советской «золотой молодежи» с неприязнью, скорее всего неосознанной, но вполне конкретно проявляющейся.

Доказательства? Не вопрос, сейчас представим.

Илл. 29. Родители Игоря Дятлова. Внешность бывает очень обманчива, но на «советских аристократов» они не походят…

* * *

Тот факт, что Игорь Дятлов хранил в своей записной книжке фотографию «плебейки» Зины Колмогоровой, а не «аристократки» Люды Дубининой, ни о чем не говорит (кроме того, что между молодыми людьми существовали некие платонические отношения, односторонние либо двусторонние) и ничего не доказывает. Любовь, как известно, зла. И одной левой крушит любые сословные и классовые перегородки. А вот история о том, как Дятлов загнал Дубинину под шконку, говорит очень о многом.

Вот как это случилось. (Отрывок из общего дневника группы, запись от 24.01.59 за авторством Юрия Юдина, относящаяся к железнодорожному путешествию Серов – Ивдель.)

«Диспут-беседа о любви по провокации З. Колмогоровой. Песни, Ревизия, Дубинина под сиденьем, Чеснок с хлебом без воды, и мы около 12–00 прибыли в Ивдель».

Чтобы лучше понять мизансцену, надо разобраться с ее историческим контекстом.

В наши дни железная дорога между городами Ивдель и Серов электрифицирована, раз в сутки туда и обратно ходит электричка. В 1959 году электричка не ходила, вместо нее курсировал т. н. «подкидыш». Что он из себя представлял? Надо думать, ничем принципиально не отличался от многих других «подкидышей», на которых автору этих строк довелось поездить по отдаленным уголкам СССР. Вместо электровоза – тепловоз (а в дятловские времена вполне был вероятен даже паровоз). Вагоны – «жесткие плацкартные», причём старые, изношенные, уже отслужившие свой срок на более «приличных» маршрутах. Планировкой те вагоны мало отличались от современных плацкартных, но полки были другой конструкции: без контейнеров для вещей под нижними, без дерматиновой обивки и слоя мягкого наполнителя под ней, поверхность – голая жесткая фанера. Билеты на «подкидыши» продавались без указания мест – так же, как сейчас на электричку, – и тем, кто подсаживался на промежуточных станциях в переполненный вагон, зачастую приходилось ехать стоя или забираться на третий ярус, на багажные полки. Белье, разумеется, не выдавалось, а проводники ехали отнюдь не в каждом вагоне – их было один или два на весь состав. Вот что такое «подкидыш».

Наличие билетов при посадке в «подкидыш» никто не проверял. Некоторые несознательные граждане этим пользовались, пытались ездить «зайцами» – и для борьбы с их несознательностью по вагонам курсировали контролеры-ревизоры.

А Игорь Дятлов, надо признать, определенную склонность к жульничеству в характере имел. Его коллега по турсекции УПИ студент Аксельрод, впоследствии активный участник поисков дятловцев, вспоминал на допросе в прокуратуре, как Дятлов пытался обмануть его во время турпохода по Саянам: преувеличил вес радиоаппаратуры, которую нёс, – для того, чтобы тащить в своем рюкзаке меньшую долю общего груза. Был изобличен, и вроде бы повинился и раскаялся, но на самом деле привычкам своим не изменил – в последнем походе склонность Дятлова к мелким жульническим махинациям проявилась в полной мере.

Например, в плане похода, что представил Дятлов своему туристическому начальству, получив от того одобряющие резолюции, было указано: отрезок пути между поселками Вижай и 2-й Северный (около 55 километров) дятловцы пройдут своим ходом, на лыжах.

На деле же они воспользовались двумя видами транспорта: сначала грузовиком, затем подводой (согласно документам УД, в реальности вместо подводы были сани).

А туризм – это не махновская вольница: хочу – иду пешком, хочу – еду на попутке, а не захочу, так вообще никуда не двинусь, засяду в палатке и буду две недели водку пьянствовать!

Нет, братцы, туризм – это все-таки спорт, хоть и своеобразный. И, как любой вид спорта, подчиняется строгим правилам. А правила те не приветствуют использование на маршруте попутного транспорта. По итогам прохождения маршрута участникам похода присваиваются следующие спортивные разряды и звания, им дают право самим руководить группами туристов и т. д. – никакое жульничество с попутками не допустимо. Но Игорь Дятлов посчитал иначе.

С билетами на «подкидыш» он (а кто же еще?) решил провернуть маленький гешефт: купить на десятерых туристов девять билетов. При удаче можно было сэкономить пару десятков рублей. Немного, но курочка по зернышку клюет…

Неожиданные штрихи к каноническому портрету Игоря Дятлова, правда? Но что поделаешь, даже на солнце бывают пятна – вот и на главной иконе дятловедения отыскались.

Итак, студенты едут в Ивдель, веселятся, поют песни – и вдруг по составу идут ревизоры. Игорь Дятлов их замечает и немедленно командует Дубининой: «Лезь под сиденье, живо!»

Конечно же, именно он отдал такой приказ. Больше некому. Никого иного Дубинина не послушалась бы. Мы уже видели, как однажды Тибо-Бриньоль попытался ею командовать и что из этого в итоге получилось.

Коллеги Дятлова по турсекции УПИ (те, кто не отправился с ним в последний поход, разумеется) позже вспоминали, что своими группами Дятлов руководил в весьма авторитарном стиле.

Вот что дословно рассказывал Пётр Бартоломей: «Я больше всего связан с ним, я прошел несколько походов и у меня впечатление о нем двойственное. <…> Это замечательный друг, это замечательный товарищ, с которым готов идти на любые трудности, потому что он не оставит в беде. Человек с большим юмором, чувствуется что он с большой эрудицией и с ним было просто интересно. Но когда он шел руководителем, он почему-то ломался в характере, становился очень жестким и такой командный стиль взаимоотношений с участниками, вообще говоря, нарушал микроклимат в группе».

Известно и другое: перед большими походами (перед последним тоже) Дятлов проводил тренировочные – однодневные, воскресные – в ближайших окрестностях Свердловска. Причем в них он не только совершенствовал туристические навыки будущих спутников по походу, но и добивался от них безусловного послушания. Например, нарочито утяжелял гантелями рюкзаки подопечных, чтобы тем походная жизнь не казалась медом, – и никто не смел Дятлову возразить.

Короче говоря, у Игоря Дятлова, и только у него, было достаточно авторитета, чтобы своенравная Дубинина быстро и без пререканий полезла под вагонное сиденье. И она полезла. Легла на грязный пол, рядом с окурками, объедками и плевками (кто ездил «подкидышами» давних лет, тот знает, что ни малейшего преувеличения тут нет: курили прямо в вагонах, не выходя в тамбур, там же без стеснения выпивали и закусывали).

Но почему Дятлов отправил туда, к плевкам и окуркам, Люду? Почему именно ее он «загнал под шконку», как выражались многие жители тех мест, где странствовала группа дятловцев?

Может быть, Дубинина была самой миниатюрной из туристов, и ей удобнее всех было разместиться под лавкой?

Нет. Люда была для девушки достаточно крупной – примерно одного роста и габаритов с Кривонищенко, хотя для мужчины тот внушительными размерами не отличался. Зина Колмогорова, например, была на пять сантиметров ниже Дубининой и разместиться под сиденьем могла бы с большим удобством, если бы речь шла только о физических параметрах.

Но речь о них не шла. Дятлов вообще не задумывался, кого выбрать. Не было у него времени на раздумья. Ткнул пальцем и сам не знал, почему ткнул именно в Люду. Как нам представляется, псевдослучайный подсознательный выбор был определен тем и только тем, что Люда Дубинина принадлежала к «аристократической» фракции тургруппы Дятлова.

Нам могут возразить: глупо, дескать, и непродуктивно делать столь глубокие выводы из одного эпизода и одного случайного выбора.

Возражение резонное. Но разобранный эпизод был не единичный, а лишь первый в цепочке ему подобных.

Последующие разбирать столь же подробно не будем, просто перечислим. Подспудные причины действий персонажей, в первую очередь Дятлова, ровно те же: вроде бы случайный выбор руководителя группы, но отчего-то каждый раз падающий на одного из «аристократов».

* * *

Эпизод номер два. Поселок Вижай, туристы ночуют в комнате т. н. «гостиницы» (на самом деле это рабочее общежитие, но не важно). Кроватей не хватает, двое вынуждены спать на холодном полу. И кто же эти двое бедолаг? А это Колеватов и Кривонищенко, вновь «аристократы». Опять случайность? Вторая подряд? Пусть так, посмотрим, что будет дальше.

Надо отметить, что к Колеватову у руководителя группы особо «теплое» отношение, выделяющее Александра из прочих «аристократов». В чем причина? Может, в происхождении Александра, которое мы до сих пор не разобрали? Сейчас исправим упущение.

Разумеется, Александр Колеватов происходит не из рабочих, не из крестьян и не из гулаговских зеков, иначе спал бы в ту ночь на кровати, как белый человек. Его отец служил главным бухгалтером на крупных предприятиях Свердловского совнархоза. Наверняка имел неплохие связи в верхах, коли уж его сына после окончания техникума в Свердловске распределили аж в Москву (в УПИ Александр перевелся позже). Обычно транзит молодых выпускников совершался в обратном направлении: из столицы в провинцию. Старшие сестры Колеватова тоже землю не пахали и у станка не стояли, устроились в жизни вполне комфортно: одна – домохозяйка, другая – завуч в школе, третья вообще пробилась в профессуру, заведовала кафедрой химии в машиностроительном институте.

Таким образом, перед нами очередной представитель «советской аристократии»? И снова не все так просто…

Дело в том, что Александр – поздний ребенок. И его родители еще до революции уже были состоявшимися людьми. Отец служил все тем же бухгалтером, но обслуживал, разумеется, интересы не рабоче-крестьянского государства, а кровопийц-эксплуататоров. И жил по меркам тех давних дней вполне зажиточно, даже богато.

Если наши догадки о подспудном социальном расслоении в группе Дятлова верны, то подсознательная неприязнь руководителя к Колеватову должна быть сильнее, чем к его сотоварищам по фракции «аристократов»: вдобавок ко всему, ещё и родители Александра из «бывших»! Должна, но так ли это на самом деле? Смотрим.

* * *

Третий эпизод случается уже в автономном походе и описывается в общем дневнике группы (автор записи не подписался, предположительно Дубинина). Первая ночевка в полевых условиях, на Лозьве, в ночь с 28 на 29 января. В палатке тепло, печку хорошенько протопили – и оттого лежать непосредственно под печкой дискомфортнее всего: слишком жарко. И кого же поместили в это самое неудобное для ночлега место? Вполне закономерно там оказались те, кто две ночи тому назад спали на холодном полу гостиницы: Колеватов и Кривонищенко! Пускай, дескать, отогреются в качестве компенсации. Кто-то еще настаивает на версии о случайностях, с завидной регулярностью происходящих именно с этой парочкой?

Автор записи на редкость тактичен и пишет во множественном числе: «решили», мол, уложить ребят именно там, под самой печкой. Но мы-то помним, какие принципы руководства практиковал Дятлов: единоначалие со своей стороны и безропотное подчинение со стороны всех прочих. До поры до времени решал все он и только он.

А еще – в качестве вишенки на торте – мы узнаем, что на завтрашний день Колеватов назначен дежурить. Это первое полноценное дежурство – до того группа двигалась населенными местами, и дятловцы дежурили номинально, почти не имея обязанностей. Теперь же дежурному Колеватову предстояло вкалывать по-взрослому.

Казалось бы, если заступать на трудовую вахту все равно предстоит всем по очереди, то какая разница, первым ты будешь или вторым? Но есть тут одна маленькая хитрость, Дятлов ее прекрасно знал и понимал, что делает. Дело в том, что равное число раз туристы отдежурят лишь в том случае, если число дней в походе будет кратно четырем (дятловцы дежурили парами, а себя от этой почетной обязанности руководитель освободил). Но если число дней похода на четыре ровно не делится, то кто-то отдежурит меньше других: может быть, одна пара, или даже две или три. Фокус в том, что дежуривший первым в число этих счастливцев ни при каких раскладах не попадет: либо у него дежурств наберется столько же, сколько у остальных, либо больше.

Интересно, на какой день Саша Колеватов пожалел, что напросился к Дятлову в поход к Мертвой горе?

* * *

Эпизод номер четыре. Прошли сутки с лишним, наступило утро после ночевки с 29 на 30 января, описанное в дневнике «Колмогоровой». По лагерю туристов дежурит… догадаетесь, кто? – да, именно он, наш старый добрый друг Александр Колеватов. Дежурит второй день подряд. Наказан (не один, на пару с Тибо) за то, что слишком медленно все делал вчера.

Надо полагать, Тибо попал под раздачу случайно, за компанию с Колеватовым. Дежурил бы потомок французскоподданного с кем-то другим, мог бы отделаться менее суровым наказанием. Устным выговором, например.

Игорь Дятлов в армии никогда не служил. Но выражение «сгноить в нарядах» явно от кого-то слышал. И осознанно гноил Колеватова. Ни о какой подсознательной неприязни речь уже не идет. С нее все началось, но затем Колеватов, очевидно, совершил ошибку – например, отозвал Дятлова в сторону и попытался выяснить, что происходит.

Дятлов не привык ни к возражениям, ни к подобным вопросам. Чем могла закончиться такая попытка выяснить отношения?

Любопытно вот что: Рустем Слободин – единственный из четверки «аристократов», чье участие в конфликтах – ни с фракцией «плебеев», ни с Игорем Дятловым – походные дневники не фиксируют. Почему? Возможных ответов два, причем диаметрально противоположных.

Рустем мог быть бесконфликтным человеком. Не в том смысле, что он был бесхребетным и со всеми соглашался, – просто умел сглаживать острые углы в разговорах, разряжать шуткой ситуации, потенциально способные обернуться ссорой и т. д.

Либо, наоборот, нрав он имел крутой и руку тяжелую, и попусту задевать его опасались все, даже Дятлов. Речь не об агрессивности – склонный к агрессии человек не задержался бы в турсекции, вылетел бы оттуда после первого или второго похода, – о способности постоять за себя в случае несправедливого «наезда», дать жесткий ответ. В любом случае «профессорский сынок» был самым спортивным и физически сильным среди дятловцев старого состава (Золотарева, как «темную лошадку», в этом контексте пока не рассматриваем).

Подведем промежуточные итоги.

Ростки напряженности на социальной почве в группе Дятлова имелись. Слабенькие, практически незаметные, даже толком не осознаваемые их носителями. Стать основанием для смертоубийственого конфликта они никак не могли – при обычных условиях похода.

Внешними проявлениями напряженности стали конфликты между Тибо-Бриньолем и Дубининой, а также между Дятловым и Колеватовым. И первый, и второй были конфликтами бытовыми и не особенно глубокими и едва ли были способны перерасти в нечто криминальное.

Рассмотренная линия разлома не могла сама по себе стать главной причиной трагедии. Но в условиях экстраординарной ситуации, разрушения сложившихся между туристами связей и, мягко выражаясь, утраты частью дятловцев адекватности – уровень напряженности мог вырасти резко и спонтанно и стать одной из многих причин (лишь одной из многих), заставивших события происходить именно так, как они происходили.

А ведь по итогам событий найденные тела дятловцев с учетом деления на две «фракции» распределились весьма характерным образом.

Четверка, найденная в овраге: два «аристократа» и два «плебея».

Пара, найденная под кедром: один «аристократ» и один «плебей».

Тройка, найденная между палаткой и кедром: один «аристократ» (зато самый физически сильный) и два «плебея».

Любопытно, правда?

Глава 7. Линия разлома-2, или Отчего старушки 80-х были такие сварливые

Если дятловеды-конспирологи практически не обращают внимания на различия в социальном происхождении туристов группы Дятлова и все проистекавшие из этого факта коллизии либо игнорируют, либо объясняют иными причинами, то другая линия разлома ими обмусолена весьма дотошно. Обсосана до косточек, потом косточки расколоты, костный мозг извлечен и съеден. Поживиться здесь, казалось бы, нечем. Но все-таки тему надлежит отработать. Потому что практически все измышления дятловедов родились на свет без привязки к историческому контексту, так что ценность их чуть меньше, чем ноль. Отрицательная.

Итак, отрабатываем потенциальный источник конфликта под условным названием «шерше ля фамм».

Вторая линия разлома: конфликт из-за женщин

Не стоит, наверное, подробно разбирать все любовные «треугольники», трудолюбиво начерченные дятловедами, – например, Золотарев-Колмогорова-Дятлов или тот, где место Колгоморовой среди тех же мужчин занимает Дубинина. Реальный интерес представляет лишь один: Дорошенко-Колмогорова-Дятлов.

Дело в том, что всем этим геометрическим изыскам присуща одна общая беда: они отражают жизненный опыт тех, кто их чертил. А он, опыт, подсказывал: семь парней, две девушки – значит, из-за девушек непременно возникло соперничество, а потом…

Можно не продолжать. Никакого «потом» не было. Потому что соперничество не возникло. Не могло возникнуть.

Жизненный опыт людей, живших и живущих в последующие десятилетия, никак не применим к 50-м годам двадцатого века: слишком уж уникальная демографическая ситуация сложилась в те годы, никогда больше она в нашей стране не повторялась.

В 50-е в СССР существовал громадный переизбыток сексуально неудовлетворенных женщин. Тех, чьих потенциальных и уже состоявшихся женихов, мужей, любовников поглотила страшная четырехлетняя мясорубка Великой Отечественной войны.

Конечно, затронула она и женщин – гибли они и на фронтах, и в тылу, от бомбежек и обстрелов, умирали от голода и т. д. Но все же нельзя отрицать, что подавляющее большинство среди погибших миллионов составляли мужчины. Не стоит забывать и о войнах и вооруженных конфликтах, предшествовавших «большой войне» и последовавших сразу за ней, – в них женщины почти не погибали, бомбежки и обстрелы наших городов не случались. Например, Зимняя война с Финляндией. Безвозвратные потери СССР в ней оценивают в 125–130 тыс. погибших и умерших от ран. Вроде бы немного в сравнении с Великой Отечественной, но это – еще плюс сотня с лишним тысяч женщин, оставшихся без пары. Война 1945 года с Японией тоже не зацепила женщин в тылу, а счет погибших мужчин шел на десятки тысяч.

Так что оснований для соперничества из-за женщин у выживших мужчин не было. Перед ними вставала обратная проблема: кого же выбрать в спутницы жизни из бесконечного множества согласных кандидаток?

Может показаться, что из всей группы Дятлова изложенные соображения актуальны лишь для Семена-Александра Золотарева. Это по его поколению страшным катком прошлась война, а ровесники Дятлова, Дубининой, Колмогоровой на фронтах уже не погибали, число юношей и девушек было примерно равным.

Но так лишь кажется. По личной жизни девушек, родившихся в 30-х, война тоже ударила, хоть и косвенно. Потому что рядом были многие миллионы женщин на десять, на двенадцать, на пятнадцать лет старше – женщин в самом соку, которые хотели выходить замуж, рожать и растить детей. Сексуальной жизнью, наконец, жить хотели! А возможностей для этого у большинства из них было исчезающе мало.

Инвалиды, вернувшиеся с фронта без руки или ноги, становились завидными женихами. Уголовники заводили из зоны переписку сразу с десятком кандидаток – и, выйдя на свободу, придирчиво выбирали себе пару среди умниц и красавиц, которые в иных условиях и не взглянули бы на плюгавенького, щербатого, покрытого зоновскими наколками женишка.

А мужчины не торопились связывать себя узами брака (например, в группе Дятлова – семь мужчин в возрасте от 21 до 38 лет, и ни один из них не женат), а когда все-таки женились, браки зачастую длились не долго: потенциальных «разлучниц» вокруг хватало в преизбытке, и даже близких подруг они не жалели – своя рубашка ближе к телу. Ни в какой иной период истории страны не было столько «брошенок» и столько многократно женатых мужчин. Бывало, хоть и реже, другое: мужчины не разводились, а жили на два дома – официальная жена и «официальная» любовница знали друг о друге, но терпели такое положение дел, понимая, что, раздув конфликт, можно вообще остаться ни с чем.

Но, даже с учетом инвалидов, заключенных и уведенных чужих мужей, женщинам 20-х годов рождения катастрофически не хватало мужчин-ровесников. И они волей-неволей обращали взор на старшие поколения: увести от жены мужчину на 20–30 лет себя старше не было экстраординарным событием. По той же причине не осталось без внимания изголодавшихся женщин и младшее поколение – парни 1930-х годов рождения. (Те, кто родился позже, все-таки были слишком юны…)

Порывшись в фамильных архивах и откровенно потолковав с пожилыми родственниками, почти любой сможет найти в истории своей семьи подтверждение этим выкладкам. Объективности ради отметим и другое: примеры, подтверждающие обратную точку зрения, тоже без труда отыщутся в чьих-то семейных хрониках. Кто-нибудь наверняка расскажет, как его дедушка женился в 57-м году на ровеснице, будучи двадцати трех лет от роду, и полвека прожил в счастливом браке, ни на каких «разлучниц» даже не взглянув, и вырастил вдвоём с женой пятерых детей, и нянчил двенадцать внуков. Или как за бабушкой, умницей и красавицей, в 50-е годы табунами бегали кавалеры, а она придирчиво выбирала среди них будущего дедушку.

Такие примеры найдутся, факт. Среди мужчин случаются однолюбы, остающиеся однолюбами, сколько бы доступных женщин ни было вокруг. А девушки умные, красивые, богатые (в советском понимании богатые) даже при общей унылой для женского пола ситуации могли быть объектами мужского соперничества. И даже вполне заурядные могли, если дело происходило в местах, где по тем или иным причинам наблюдался локальный дефицит женщин и девушек. Кстати, на пути дятловцев в их последнем походе таких мест оказалось как минимум два: поселок Вижай и поселок 41-го лесного квартала – замечание важное, и мы к нему непременно вернемся.

Короче говоря, все возможные контрпримеры не отменяют закономерности: в 50-х годах у мужчин не было особой нужды соперничать из-за девушек, гораздо больше шансов было у них самих превратиться в объекты женского соперничества.

Но, может быть, Люда Дубинина и Зина Колмогорова принадлежали как раз к исключениям? Почему бы и нет?

Нет, не принадлежали. И доказывается этот факт достаточно просто.

* * *

Бродил среди студентов в 80-е годы двадцатого столетия такой анекдот:

Группа студентов собирается в турпоход. Одна из участниц по каким-то причинам в последний момент пойти не смогла. Ее товарищи ловят в коридоре института первую попавшуюся студентку: «Девушка, не хотите ли пойти с нами в поход?»

Она отвечает: «Какая я вам девушка, я уже три раза в походы ходила!»

Анекдот, если честно, глуповатый, но отлично иллюстрирует два любопытных штриха к портрету времени.

Во-первых, мы видим, насколько изменилось за последние 35–40 лет значение слова «девушка». В 80-е девушками называли либо незамужних, либо не начавших половую жизнь, а ныне никого не удивляет, когда «девушкой» позиционируют тридцатисемилетнюю замужнюю даму, мать четверых детей, – не выглядит речевой ошибкой такое словоупотребление.

Во-вторых, мы видим, что секс в СССР 80-х годов все-таки был, вопреки одному знаменитому перлу, изреченному на телешоу перестроечных лет. Быть-то был, но для представителей младшего поколения доступ к нему все же был затруднён, и турпоход – вдали и от родителей, и от комитета комсомола, и от прочих граждан и организаций, надзирающих за моралью, – становился идеальным местом для реализации юношеских и девичьих потребностей.

В 50-е годы все было иначе.

И Люда Дубинина, и Зина Колмогорова ходили в походы неоднократно. И не только в зимние, когда окружающая обстановка (мороз в первую очередь) не способствует реализации тех самых потребностей, – в летних походах обе девушки тоже побывали, не говоря уже о том, что Зина жила вдали от родительского пригляда, в студенческом общежитии. При этом обе на третьем десятке оставались девушками в изначальном смысле слова – судебно-медицинская экспертиза констатировала: половую жизнь покойные студентки не вели, даже не начинали.

Вот только не надо пересказывать мифы о высокодуховном поколении 50-х: дескать, юноши и девушки увлеченно строили коммунизм, на ерунду не отвлекаясь, а секс комсомольцы позволяли себе только после свадьбы, только при погашенном свете и исключительно с целью зачатия новых строителей коммунизма.

Природу не обманешь. Гормоны – это гормоны, они «Моральный кодекс строителя коммунизма» не читали.

Разумеется, среда, воспитание, комсомольская идеология свою роль играли. И трансформировались закономерные потребности девичьих организмов в полном соответствии с реалиями той эпохи, весьма идеологизированной.

Можно предположить, что занятия туризмом сами по себе стали сублимацией для Зины и Люды. Но это еще не все. В походах ведь девушки разговаривают с парнями. Дискутируют. Темы диспутов (в последнем походе, изученном лучше прочих): «любовь», «любовь и дружба», «поцелуи», снова «любовь», «что позволено мальчикам, а что девочкам» и т. д.

Это, конечно, очень по-комсомольски: дискутировать и дискутировать о любви, вместо того, чтобы уединиться с избранником, когда остальная тургруппа отправилась в поселковый клуб аж на три киносеанса подряд.

Однако – хоть бы раз, интереса ради, наши комсомолки обсудили в ходе диспутов международное положение и происки мирового империализма. Нет, серьезно, могли бы обсудить, не обязательно же обсасывать скучные передовицы советских газет – например, на Кубе недавно – месяца не прошло – победила затеянная Фиделем Кастро революция, отряды «барбудос» вступили в Гавану – отчего бы не поговорить хоть разок об этом? Не говорят. Только любовь, только хардкор. Прочее девушек (именно они выступают инициаторами диспутов, особенно Зина), похоже, не интересует.

Любовные диспуты неоднократно отражаются в общем дневнике группы, приобщенном к уголовному делу. В личных дневниках, не заинтересовавших прокуратуру, эти дискуссии тоже не раз упомянуты. Еще в одном рукописном документе дятловцев, «Боевом листке», любовная тема стала объектом пародии и насмешки – надо полагать, парни под конец были готовы волками взвыть от бесконечной говорильни об одном и том же. Они-то, в отличие от двух девиц, не нуждались в сублимации своих потребностей. Они могли (см. выше) до похода удовлетворять их без особого труда. А за недолгие дни похода оголодать по сексу не успели.

Вот краткий дайджест на эту тему из записей дятловцев.

«Диспут-беседа о любви по провокации З. Колмогоровой», – общий дневник, запись Юдина от 24.01.

«А мы чего-то пели, пели, а потом вдруг, как-то незаметно перешли на тему о любви, в частности о поцелуях», – дневник Дубининой, запись от 24.01.

«Целый вечер говорили, был диспут о любви, о дружбе, о танцах и прочем, прочем. Я говорила много того, что совершенно несвойственно мне и лишь иногда старалась, даже не старалась, а прорывалось искреннее», – дневник Колмогоровой, запись от 25.01.

«Во время еды опять возникла дискуссия о правах мальчишек и девчонок, свободе и т. д. По моему, такие дискуссии ни к чему не приводят. Так просто, для отвода души», – дневник Дубининой, запись от 25.01.

«Пока ехали, пели песни, дискуссировали на разные темы от темы об любви и дружбе, до проблем раковых заболеваний и их излечении», – общий дневник, запись Кривонищенко от 26.01. Причем ехали дятловцы в открытом кузове грузовика – для дискуссий не самая подходящая обстановка.

Илл. 30. Отрывок из дневника Зины Колмогоровой, запись от 25.01. Описан очередной разговор о любви, не первый и не последний.

«Затем снова и снова возобновляется дискуссия, причем все наши дискуссии, которые были за это время, преимущественно про любовь. Кому-то приходит в голову стенографировать все наши высказывания или завести на этот счет особую тетрадь», – общий дневник, не подписанная запись от 28.01. Это уже автономный поход и задушевные разговоры у лесного костра.

Каждый день – разговоры все о том же. Лишь 27 января краткая передышка, да и то не факт, запись Тибо от этого числа в общем дневнике крайне лаконичная, о каких-либо разговорах в ней вообще не упоминается.

Любопытно, что после 28 января все диспуты о любви прекратились. Как отрезало. Туристы не молчат, активно общаются – но главная тема разговоров иная: манси.

«Идем как и вчера по мансийской тропе. Иногда появляются на деревьях вырубки – мансийская письменность. Вообще очень много всяких непонятных таинственных знаков. Возникает идея нашего похода «В стране таинственных знаков». Знать бы эту грамоту, можно было бы безо всяких сомнений идти по тропе, не сомневаясь, что она уведет нас не туда, куда нужно», – дневник «Колмогоровой», запись от 30.01.

«В средине пути встретили стоянку Манси. Да, Манси, Манси, Манси. Это слово встречается в нашем разговоре все больше и больше. Манси – народ севера. Малонациональный Ханты-Мансийский н-р. с центром Салихарда – 8 тысяч человек. Очень интересный и своеобразный народ…» – общий дневник группы, запись Дятлова (?) от 30.01.

Манси, манси… О любви больше ни слова. Почему дятловцы говорят о манси, понятно: идут по мансийской тропе, постоянно видят затеси на деревьях с загадочными для туристов пиктограммами. Но что же произошло с Зиной Колмогоровой? Отчего она слезла с любимого конька? Почему больше не провоцирует разговоры о любви, поцелуях и прочем?

Да, кое-что с Зиной 29-го января произошло, и весьма важное (лично для нее, не для всей группы).