Текст книги "Твари, в воде живущие"

ВЕРСИЯ 2. ВЕШБОУ

Небольшой человечек с лисьим лицом, поджидавший их в офисе шерифа, представился Кеннеди и Элис как Вешбоу и назвался детективом, работающим на страховую компанию. В совещании, проходившем в кабинете шерифа, именно он играл первую скрипку:

– Вы, господа, смотрели на озеро в поисках убийцы-монстра, а убийцы, поверьте моему опыту, ходят по земле. По земле, коллеги, по земле! Ножками!

– И многих убийц вы разоблачили, коллега? – неприязненно спросил Кеннеди. Самоуверенный тон лисообразного сыщика ему не нравился.

– Девятнадцать, агент Кеннеди, девятнадцать! Наш друг господин Корнелиус будет двадцатым, своего рода юбилей, ха-ха.

– И как же Корнелиус убил Берковича и Косовски? – еще неприязненнее спросил Кеннеди. – Зачем? И, самое главное, каким способом?

– Зачем? – переспросил Вешбоу. – Из-за денег, коллега, из-за денег. Все убивают из-за денег, поверьте моему опыту. Ревность, месть и прочие роковые страсти составляют лишь процент-другой от общего числа умышленных убийств – и то, если копнуть поглубже, обязательно всплывет финансовый интерес. Деньги! Они правят миром, и из-за них убивают людей!

Элис, в операции на лесной дорожке не участвовавшая, теперь что-то чиркала на странице блокнота. Хэммет просьбу шерифа проигнорировал, не появившись и не перезвонив после последнего разговора с Кеннеди.

– И сильно он разбогател на убийстве Берковича? – скептически спросил Кеннеди. – Я слышал, покойный едва сводил концы с концами.

Вешбоу просто расцвел от вопроса:

– Ошибаетесь, коллега, ошибаетесь. Беркович имел страховку – и немаленькую. Я думаю, теперь можно назвать страховую сумму: двести шестьдесят тысяч долларов! Неплохо, а? Совсем неплохо для сидящего без цента в кармане Корнелиуса! Большие страховки слишком часто подвигают людей на всякие глупости – они просто не предполагают, как тщательно роют землю страховые компании, прежде чем выложить свои денежки.

– Подождите… – не понял Кеннеди. – У Дейва водились деньги – вырученные от продажи унаследованного от родителей дома. Он что, всё промотал за два неполных года? И едва ли Корнелиус был оформлен получателем страховки…

– Денег у него нет, – вмешался Кайзерманн. – И не было. Я навел справки – никакого бума вокруг недвижимости в его родном Гэрусе не наблюдается. А Корнелиус уносил ноги со всей возможной скоростью, и поджидать покупателя никак не мог. Дом выкупило местное риэлторское агентство – но заплатило Дэвиду лишь аванс в сумме четырех тысяч – обязавшись перевести остальные деньги после реализации. Так вот, дом до сих пор не продан и деньги не переведены. Чтобы не протянуть ноги с голоду, парень иногда подрабатывал перевозкой тех самых пакетов с порошком – но редко и осторожно. И в самом деле: человека, тащащегося куда-то с трейлером на прицепе, в самую последнюю очередь заподозрят в том, что он наркокурьер…

– Отчего же он так резко сорвался сегодня в бега? Если был вне подозрений?

– Об этом лучше спросить мистера Вешбоу. Он пообещал выкурить дичь из норы – и выкурил.

– Ловкость рук – и никакого мошенничества! – расплылся в улыбке представитель семейства лисьих. – Маленький звонок с предупреждением от доброжелателя – и наш дружок бежит со всех ног, любезно прихватив с собой вещественные доказательства. А что касается получателя страховки, агент Кеннеди, то это, конечно, не Корнелиус. Это миссис Беркович, его любовница. Шерше ля фамм, как говорят французы.

– Откуда у небогатых Берковичей такая большая страховка? – спросил Кеннеди. Версия Вешбоу по-прежнему казалась ему нелепой, но в этой нелепости начинала брезжить некая внутренняя логика.

– Все очень просто. Несколько лет назад Беркович работал на фармацевтическую компанию – состоял в группе добровольцев, на которых испытывали новые лекарства. Страховка была одним из пунктов контракта.

– Хорошо. Согласен, у любовника миссис Беркович имелся мотив для убийства её мужа. Но сегодняшнее убийство Косовски? В чем тут выгода?

– Элементарно, агент Кеннеди, элементарно. В трех из девятнадцати распутанных мной случаев все именно так и обстояло – убийца на одной жертве не останавливался, убивал и совершенно посторонних людей – чтобы отвлечь внимание от своего мотива. В данном случае – на мифического озерного монстра. А Косовски, кроме всего прочего, мог что-то видеть. Или убийца считал, что мог. Что-то на вид незначительное, не показавшееся тогда важным – но отложившееся в памяти и способное всплыть оттуда в любой момент.

– Допустим, перед присяжными такой мотив пройдет… Но способ убийства?

На этот вопрос ответил Кайзерманн:

– Инструмент, которым Корнелиус наносил раны, он с собой не прихватил, когда ударился в бега. Вывод: эта железка лежит в надежном месте. Или закопана, или утоплена в озере – но так, чтобы легко можно было извлечь. Потому что, сдается мне, Корнелиус на двух убийствах не остановился бы. Пополнил бы серию еще одним случаем, как минимум… Случай в Гэрусе показал, что убивает он легко, не задумываясь и не терзаясь… Наша задача: прижать его доказательствами и заставить показать тайник с орудием убийства – в расчете, что на суде это ему зачтется.

Кеннеди вопросительно посмотрел на Элис, ожидая, что она повторит свои утренние выкладки о том, что раны никак не могли быть имитированы. Однако спецагент Блэкмор или не желала выступать в роли не облеченного никакими полномочиями эксперта, или тому были иные причины, – но она упорно молчала. Неужели, закончив свою модель и программу, пришла к выводу, что такой вариант всё же возможен?

Элис в ответ на его немой вопрос пододвинула блокнот. Кеннеди взглянул с любопытством. Там были карикатурно изображены два лиса – один важный, в деловом костюме, украшенном табличкой «FBI» на груди. А в роскошный его хвост вцепился зубами тощий рахитичный лисенок, в чертах мордочки которого явственно угадывался мистер Вешбоу.

Кеннеди даже не улыбнулся.

– Боюсь, что с доказательствами у вас туго, шериф, – сказал он. – На одном мотиве обвинение не построить. Незаконное владение оружием да перевозка не поражающего воображения количества наркотиков – вот и всё, что можно предъявить Корнелиусу. Четыре года тюрьмы, максимум. Если учесть возможность досрочного освобождения – вообще говорить не о чем. Зачем ему при таком раскладе брать на себя два убийства первой степени и идти на пожизненное?

– Ошибаетесь, агент Кеннеди. Кое-какие доказательства есть. Во-первых, никто не видел ни Корнелиуса, ни его любовницу в момент убийства Берковича. Никто и нигде. Вариант напрашивается самый простой: они выбрали укромное, укрытое кустами от взглядов с суши местечко там, на усыпанном камнями берегу. («Скажите уж прямо, шериф,– подумал Кеннеди, – на бывшем пляже для черных!») Корнелиус замаскировался – очевидно, в воде, с аквалангом, – а миссис Беркович позвала мужа и сына, когда они проплывали мимо. Беркович повернул к берегу, подплыл поближе, – и тут в дело вступил Корнелиус.

– Зачем убили ребенка? Не проще ли было выбрать момент, когда муж будет один? – Кеннеди почувствовал, что версия начинает его увлекать. Затягивать.

В разговор вновь вступил Вешбоу:

– Хороший вопрос, агент Кеннеди, очень хороший. Но кто сказал, что Сол Беркович мертв? Никто не видел его тела. А с психологической точки зрения все разыграно более чем грамотно. Ну кто же заподозрит мать в убийстве единственного ребенка? Бывает, конечно, и такое – но крайне редко, куда реже, чем попытки избавиться от опостылевших мужей. Не исключаю, что когда – и если – миссис Беркович получит деньги, последует чудесное воскрешение мальчика. Скорее всего не здесь, а на другом конце страны. С юридической точки зрения это нетрудно – погибшим Соломон Беркович отнюдь не признан. Нашелся – и всё.

В кабинет вошла Ширли Мейсон – ради операции века шериф вернул ее из отгула. Принесла кофе участникам совещания и блюдо с круассанами, поставила на стол, вышла. Вешбоу проводил ее завистливым взглядом и подмигнул Кайзерманну.

Через несколько минут, когда с кофе и круассанами было покончено, Элис наконец нарушила свое молчание:

– Не хотела портить вам аппетит, но теперь, пожалуйста, взгляните… – она достала свернутую в рулончик компьютерную распечатку. – Именно так выглядит челюстно-ротовой аппарат твари, убившей Берковича. И, я уверена, – убившей Косовски. И пока вы не обнаружите подобную дрессированную зверюшку у Корнелиуса, ваше обвинение останется просто подарком судьбы для жаждущего рекламы адвоката.

Изображение впечатляло. Чем-то оно напоминало улыбку Чеширского кота – на редкость неприятного и зубастого кота. Остальные части тела твари на распечатке отсутствовали.

– Да-а-а… – протянул шериф. – Сколько же тут зубов?

– На теле остались следы от ста двадцати девяти. Но поскольку в подобных челюстях число зубов всегда кратно четырем – я думаю, сто тридцать два, как минимум. Еще три сломаны, или выпали, или по каким-то причинам не отпечатались.

Вешбоу выложенный на стол козырь не смутил ни в малейшей степени:

– Интересная штучка, агент Блэкмор, очень интересная… Между прочим, в Гэрусе наш друг Корнелиус работал в небольшой мастерской, занимавшейся литьем – причем не серийным, а по спецзаказам. Наверняка у него остались знакомства, мог запросто заказать подобную игрушку.

Элис парировала:

– Кроме знакомств среди литейщиков, вам заодно стоит разыскать и знакомых археологов Корнелиуса. Я провела поиск в Сети – пробный, ввиду нехватки времени, – и почти сразу натолкнулась на изображение челюстей тримаглодона. С вероятностью девяносто процентов они совпадают с этими.

– Что это за зверь – тримаглодон? – удивился шериф. – Никогда не слышал.

– Ископаемая акула из рода Pleuracanthus, ныне вымершая. Жила здесь сто двадцать миллионов лет назад. Останки тримагладонов до сих пор встречаются в осадочных породах.

– Жила здесь? В озере? – еще больше удивился Кайзерманн.

– Нет, миллионы лет назад здесь плескалось море, – объяснила Элис. —Тримаглодоны были не такими кошмарными созданиями, как их вымерший родственник, тридцатиметровый Мегалодон кархародон, в пасть которого могла въехать малолитражка… Но тоже вполне внушительные твари: несколько метров длины, пара тонн веса.

– Ну пусть Корнелиус и расскажет, откуда у него эти ископаемые зубы, – вмешался Вешбоу. – Заодно пусть объяснит, зачем и куда он исчезал в ночь перед убийством Косовски. Исчезал до утра. Исчезал, создавая у окружающих впечатление, что остается на месте.

Кеннеди вопросительно посмотрел на Кайзерманна. Тот поморщился и коротко пересказал историю промашки Хэмфри Батлера. Потом тяжело поднялся и сказал:

– Ладно, пора идти колоть подозреваемых. А насчет доказательств не беспокойтесь. У меня есть свидетель. Как говорили раньше – коронный свидетель.

Трэйк-Бич, офис шерифа Кайзерманна

25 июля 2002 года, 19:49

По лицу миссис Беркович текли ручейки из смеси слез и остатков косметики. Но признавать свою вину вдова не желала категорически.

Да, она встретила и полюбила молодого человека. Да, встречалась с ним тайком от мужа. С каких пор по законам США это стало преступлением? К смерти мужа и исчезновению сына никакого отношения она не имеет, провела те два часа в объятиях Дэви… Да, никто, кроме него, подтвердить это не может.

Слезы катились. Диктофон крутился, записывая перемежаемые всхлипываниями показания. Стенли Кохер, помощник окружного прокурора, вежливо задавал вопросы. Кайзерманн и Кеннеди слушали. Допрос шел по кругу.

Вдруг шериф поднялся, оперся кулаками о стол и рявкнул:

– А теперь отвечайте мне! О чем вы говорили с Дэвидом Корнелиусом утром десятого июля в помещении бывшей прачечной трейлервилля?!

– К-к-какой прачечной? Я не знаю никакой прачечной… У нас есть стиральная машина, и…

– Не отпираться! – Шериф с размаху впечатал в стол какую-то бумагу. – Это ваше заявление о краже! О краже кулона – золотой цепочки с сапфиром! Вы два часа изводили меня, вопя, какие жулики ваши соседи! И требовали найти похищенное!

Он сделал паузу и заговорил по другому – тихо, вкрадчиво:

– Ваш кулон нашли. Нашли на полу в бывшей прачечной, о которой вы якобы ничего не знаете. Нашли через несколько минут после вашего разговора с Корнелиусом… Разговора, в котором вы обсуждали убийство мужа!!! – Последние слова шериф прокричал.

– Никто не мог слышать наш… Я вообще не знаю никакой прачечной! – Миссис Беркович тоже сорвалась на крик.

– Вы были не наедине, – сказал Кайзерманн устало. – Там находился еще один человек, вы его не видели, но он видел и слышал вас. Вам напомнить детали разговора? Как вы называли мужа «рогатеньким козликом»? Как говорили, что акваланг лучше не брать напрокат, а купить милях в сорока отсюда, а потом выбросить? Как…

В этот момент миссис Беркович прорвало. Предыдущие рыдания казались слабым дождичком на фоне последовавшего тайфуна. Из истеричных выкриков, которые порой можно было разобрать, следовало: она ничего не делала, это все Дэви, она просто поговорила с ним в сослагательном наклонении – что будет, если муж вдруг утонет при купании, но если Дэви что-то и предпринял в этом направлении, то она ничего не знает, не знает, не знает…

Уставший от её воплей шериф вышел из кабинета, сделав знак Кеннеди. В коридоре сказал:

– Отлично. С этими ее показаниями можно браться всерьез за Корнелиуса. Плюс рассказ моей свидетельницы…

– Простите, шериф, но что это за таинственная свидетельница, возникающая в самый нужный момент в заброшенных прачечных?

– Вешбоу раскопал, этот парень, когда надо, умеет-таки рыть землю… Интересно, какой ему идет процент от невыплаченных страховок? Свидетельница – соседка Берковичей по трейлервиллю. Девчонка пятнадцати лет. Прятала от родителей в примыкающей к прачечной комнатушке пакет с тра… хм-м.. с личными гигиеническими принадлежностями. Услышала, как входят люди. Испугалась, подумала, что родители, затаилась. А потом постеснялась выйти – «милый Дэви» тут же со всем прилежанием приступил к делу. Удовлетворил подругу по полной программе. В результате девчонка услышала и последовавший разговор. А потом подобрала свалившийся в пылу страсти кулон. Ладно, Кеннеди, пошли посмотрим, что там с Корнелиусом…

– Вы успели порадовать мистера Вайсгера реабилитацией Биг-Трэйка?

– Пока нет. Успеется. Позвоню, когда получим полное признание…

…Левый глаз Дэвида Корнелиуса заплывал огромным синяком. Кровь сочилась из разбитых губ и стекала по подбородку.

– Молчит? – спросил шериф.

– Молчит, – подтвердил Нордуик, сокрушенно разглядывая две свежих ссадины на костяшках своих пальцев.

– Что это с ним? – поинтересовался Кеннеди, показывая на лицо арестованного.

– Как что? – удивился скромно сидевший в углу Вешбоу. – Он же оказал бешеное сопротивление там, в лесу, просто бешеное… Разве вы не помните, Кеннеди?

Кеннеди вспомнил – не лес, не сопротивление, а семнадцатилетнего мальчишку, которого Корнелиус буквально разнес на куски крупнокалиберными пулями… Вспомнил и подтвердил:

– Да, конечно… Мне там, в лесу, даже показалось, что у него сломана пара ребер…

Нордуик понимающе улыбнулся и хотел что-то добавить, но тут в кабинет вошел новый персонаж. Хэмфри Батлер. Судя по его лучезарному, сияющему виду (от болотной грязи Хэмфри успел отчиститься) – произошло нечто неординарное, но приятное.

– Шериф… Шериф… – Не в силах что-либо еще произнести, он жестом Санта-Клауса водрузил на стол увесистый сверток. Торопливо разорвал бумагу.

Все, даже Корнелиус своим единственным работоспособным глазом, уставились на добычу Хэмфри. На столе тускло поблескивая металлом, лежали челюсти. Огромные стальные челюсти с длинными ручками-рычагами сзади.

– Трейлер старый… Тот оторванный лист, помните… Я подумал… – Хэмфри сбивчиво объяснял, как он нашел тайник под полом трейлера Корнелиуса, как изъял, с протоколом и свидетелями, сие устройство…

Почти никто не слушал Батлера. Кеннеди попробовал сосчитать бесчисленные стальные зубы – и сбился. Но и без того было ясно, что лежащая на столе вещь идентична челюстям с распечатки Элис. Челюстям тримаглодона, ископаемой акулы.

Часть вторая
СЕМЕЙНОЕ ДЕЛО

ЭПИЗОД 3

Хэммет, поселок неподалеку от истока Трэйк-Ривер

26 июля 2002 года, 23:07

Небольшое кафе. Интерьер не блещет изысками. Тесно, накурено, шумно. Посетители – курортные рабочие-сезонники, все чернокожие. Расслабляются после трудового дня. Хэммет – в рабочей синей блузе – выглядит среди них своим. Как и другие, он пьет, смеется, шутит… Но больше всего – слушает.

Время идет, посетители постепенно расходятся. Завтра – опять на работу. Наконец в зальчике остается один Хэммет. Подходит к стойке.

Над стойкой висит портрет какого-то здоровенного и мордатого афро-американца – а то даже и афро-африканца – в роскошно-аляповатом мундире, увешанном орденами. По поводу портрета здесь иногда возникают споры: изображает ли он известного в прошлом певца Поля Робсона в роли адмирала Отелло или же еще более известного императора-людоеда Бокассу? Бармен, он же владелец заведения, в таких случаях от комментариев воздерживается.

Хэммет смотрит на портрет, затем на бармена – это пожилой негр, в волосах сквозит седина. Внушительной фигурой он чем-то напоминает изображение над головой.

– Зачем ты пришел, Сэмми? – спрашивает хозяин. – Конечно, твой отец был мне другом, но… Я слышал, ты работаешь в полиции. А сюда ходят разные люди, и некоторые очень не любят полицейских…

– Эти люди меня не интересуют, – жестко говорит Хэммет. – Меня интересуют лишь два человека: Вайсгеры. И я хочу кое-что о них узнать.

Хозяин понимающе кивает. На его лице желание помочь.

– Спрашивай, – говорит он коротко.

– Рыбзавод. Что там происходит? Многие нити ведут туда, я слышал обрывки нескольких интересных разговоров, но главного так и не понял: Вайсгеры решили его вновь запустить? Или…

– Непонятно, – вздыхает хозяин. – Весной, перед началом сезона, наметилось там какое-то оживление. Люди приезжали, не здешние, что-то там делали… Наши – те, кто помнил про неплохие заработки на заводе, – ходили, спрашивали: не будет ли работы. Нет, говорят, завод закрыт и открываться не собирается… Чем там занимались эти люди – не знаю. Но охранные системы подновили и забор подлатали.

– И что потом?

– Тишина, Сэмми. Но пару-тройку раз, уже летом, я видел, как там горит свет.

– Видел – и?…

– Сэмми, все живущие здесь знают – не стоит без нужды совать нос в дела Вайсгеров. Хорошо, если лишишься только носа…

Хэммет ненадолго задумывается, потом спрашивает:

– В каких именно корпусах завода горел свет? Летом, по ночам?

– В морозильном, и в рыборазводном – знаешь, где большие такие бассейны?

Хэммет кивает, после утренней беседы с профессором Лу он раздобыл и внимательнейшим образом изучил план завода.

– Как я понимаю, – говорит детектив, – теперь на территорию свободно не попасть?

Хозяин внимательно и печально смотрит на него. Ему совсем не хочется отвечать. Но именно он, один из четверых, остался в тот далекий день на берегу – стеречь одежду друзей, зашедших в воду на пляже для белых. И он говорит:

– Ну, это смотря кому… Разные есть тропинки…

Десять минут спустя

Прежде чем уйти, Хэммет кивает на портрет над стойкой:

– И все-таки, кто это? Робсон или Бокасса? – Он слышал обрывок очередного спора завсегдатаев на эту тему.

Губы хозяина кривит неприятная усмешка.

– Бокасса, Сэмми, император Бокасса. Он любил говорить, что белые лучше черных в одном-единственном случае – когда их подают к столу тушеными со спаржей и бататами…

Три часа спустя

Рыбзавод. Нигде ни огонька. Корпуса безмолвно сереют во мраке. Тишину нарушает лишь плеск воды, скатывающейся по водосбросу плотины.

Канал, соединяющий рыборазводный цех с Трэйк-Ривер. У самой поверхности скользит черная тень – бесшумно. Ее движения не видны, лишь угадываются. Впереди преграда – частая сетка, перекрывшая канал. Тень исчезает, ныряет. Через короткое время появляется снова – позади преграды. Очевидно, под поверхностью в сетке есть разрыв. Бетонный парапет у самого цеха. Тень подтягивается и оказывается на нем. Это человек в черном гидрокостюме и с аквалангом.

Человек стягивает акваланг, маску, ласты, отстегивает грузовой пояс. Теперь видно, что это Хэммет. Он прячет снаряжение в невысоких, редких кустиках – неважное укрытие, но по ночному времени сойдет. Движется вперед, в руке – большой фонарь, похожий на дубинку, пока не включенный.

Рыборазводный цех. Мощный луч фонаря раздвигает тьму. Белое световое пятно скользит по полу, по стенам. Вид у помещения заброшенный – пыльно, грязно. Хэммет внимательно исследует бассейны для разведения рыбы – они идут уступами, уровень каждого следующего ниже предыдущего.

Бассейны тоже давно не используются – в них ни капли воды, на дне валяются кучи старого мусора. Лишь последний, самый нижний, заполнен водой до краев. Дальний его конец перекрыт воротами-шлюзом, за ними – выход в канал, соединяющий завод с рекой и озером. Когда-то здесь, в самом большом и глубоком искусственном водоеме цеха, обитали самые крупные рыбы, прежде чем быть выпущенными в Трэйклейн.

А теперь?

Луч фонаря пытается пробиться сквозь толщу воды, достигнуть дна – безуспешно. Освещенная белесым мертвенным светом глубина выглядит загадочной и мрачной. Хэммету кажется, что по поверхности бассейна пробежала рябь – хотя ветра в цеху быть не может. Хэммет отступает от воды, осматривается. Здесь, возле последнего бассейна, явно что-то делали – и недавно. В углу груда пустых распакованных ящиков разного размера – новых, чистых. Хэммет осматривает их – ничего, ни надписей, ни какой-либо маркировки.

Луч света неожиданно выхватывает кучу какого-то тряпья на полу – и она кажется одеждой. Окровавленной.

Хэммет подходит – настороженный, напружиненный, рука тянется к бедру – там видна рукоять ножа. Облегченно вздыхает. Ветошь, обычная промасленная ветошь… Но – свежая. Среди тряпок что-то поблескивает. Хэммет нагибается, поднимает небольшую металлическую деталь, недоуменно вертит в руках. Затем оттягивает плотно прилегающий к телу ворот гидрокостюма – и бросает деталь внутрь.

Чуть позже

Рефрижераторный цех. Хэммет стоит у дверей огромной холодильной камеры. Камера включена. Видно, как влага из теплого воздуха цеха конденсируется на двери, собирается мелкими капельками – они соединяются в более крупные и скатываются по черному холодному металлу двери – словно чьи-то слезы.

На секунду перед мысленным взором Хэммета встает видение: чернокожая женщина, одетая по моде шестидесятых годов. Он видит только ее лицо, очень крупно, – и по нему сбегают слезы. Женщина не рыдает, вообще не издает ни звука, лицо застыло неподвижной маской, – но слезы бегут и бегут.

Хэммет проводит рукой по лицу – видение исчезает. Он несколько секунд стоит, тяжело дыша, потом приступает к делу – медленно и осторожно пытается вскрыть камеру.

Наконец электронный замок уступает небольшому приборчику, извлеченному Хэмметом из водонепроницаемого футляра. Через секунду огромные двухстворчатые двери распахиваются. Одновременно внутри включается яркий свет. Он режет глаза, и единственное, что успевает увидеть Хэммет – огромная оскаленная пасть, прямо перед ним. Больше он не успевает ничего.

Шесть часов спустя

Утро. Палаточный лагерь неподалеку от берега – еще не до конца проснувшийся. К воде идет девушка в бикини и с полотенцем – ей лет пятнадцать, не больше. Лицо заспанное, движения медлительные – девушке явно хочется разогнать остатки сна утренним купанием. Наклоняется, пробует рукой воду – не остыла ли за ночь? Похоже, вода достаточно теплая, – девушка аккуратно кладет полотенце на песок, поправляет чашечки и бретельки бикини… Затем черпает воду ладонью, ополаскивает лицо, и только потом смотрит на озеро перед собой. Рот девушки раскрывается – беззвучно. В десяти шагах от нее видно тело в черном гидрокостюме. Топорщатся клочья рваной резины… и розоватой плоти. Через секунду девушка кричит – долго, пронзительно.