Текст книги "Самая страшная книга. Беспредел"

Валерий Лисицкий

Любви хватит на всех

Все началось с того, что я трахнул искусственное влагалище. По просьбе девушки, на которой собирался жениться буквально через полгода. Это на тот момент, когда я, ну, вы поняли, что сделал. Сейчас до нашей свадьбы осталось бы чуть больше недели. До свадьбы, которая никогда не состоится, потому что Женька – давно уже не Женька, а я – не я.

Все началось на самоизоляции, хотя она с самого начала предпочитала говорить «локдаун». Весна в масках плавно перетекла в такое же масочное лето. Мы целыми днями валялись на диване и сходили с ума от жары. Кондиционером никто из нас так и не озаботился, когда стоило это сделать, а приглашать домой незнакомых мастеров в разгар пандемии желания не было никакого. И сил тоже не было. Мы оживали только к вечеру, принимали душ вместе или по очереди, ели заказанные с доставкой полуфабрикаты, лениво, без особой искры занимались сексом и до поздней ночи таращились в экраны ноутбуков, то играя по сети, то пересматривая старые фильмы. Женька предпочитала ужасы, я – криминальные драмы. Мы соглашались друг с другом, что подавляющее большинство фильмов, снятых после девяносто пятого года – лютое говно. В середине июня меня выпнули с работы, но из-за жары и отупения у нас даже не было особенных эмоций по этому поводу. Выгнали и выгнали. Денег, которые Женька ухитрялась нашабашить копирайтингом, хватало. Тем более что и я стал ей помогать по мере сил. Без шуток, это было лучшее время в моей жизни.

Когда лето перевалило через экватор, мы, кажется, стали сходить с ума от скуки. С Женькиной подачи в нашей жизни появился какой-то нездоровый, болезненный эротизм. Сходить голыми выкинуть мусор – легко. В три часа ночи, когда все уже спят, но все же. Мы играли в игры на раздевание и на желания. Вообще на все, что могло прийти в голову. На вещи, на которые вообще играть не стоило.

И да, трахнуть искусственное влагалище было одним из желаний, проигранных мной Женьке. Не настоящую секс-игрушку, тогда еще – нет. Обязательно самодельное. Потому что в тот момент Женька все еще считала, что мы шутим. Что может быть веселее, чем немного унизить партнера? Унизить тет-а-тет, подарить друг другу лишний повод отпускать непонятные окружающим фразы, вгоняющие в краску.

Особый шарм она находила в том, что я должен был изготовить вагину сам, из подручных материалов. Хорошо хоть, что разрешила пользоваться инструкциями из Интернета. Чипсы в цилиндрической банке мы заказали с доставкой, а уж в полотенцах и перчатках недостатка и так не было. Игрушка вышла кривая, но сделанная с душой и старательно. В тот момент все это и правда казалось просто шуткой. Мы хихикали, как подростки, давясь высыпанными в тарелку чипсами со вкусом курицы карри и рассуждая, что будет нехорошо, если специи попадут на член. Получится хуевый карривурст, ха-ха. Хохотали, словно ничего остроумнее в жизни не слышали.

А вечером я это сделал. Чтобы вы понимали, процесс начинался тоже как игра. Забава. Женька без перерыва смеялась, глядя, как я, краснея, пытаюсь… ну, начать. Свернутое и засунутое в банку полотенце, как назло, оказалось великовато для наших целей, было тесновато, так что получилось у меня далеко не сразу. А потом настроение Женьки изменилось, резко. Как будто в ее голове переключился тумблер.

Глядя поверх ритмично покачивающегося донышка банки, я видел, что на щеках и лбу Женьки расцвели яркие красные пятна, дыхание сбилось, а глаза заблестели уже не от веселья. И она настояла на том, что я должен закончить с игрушкой, прежде чем прикоснусь к ней.

И уже через пару дней мы снова сидели за кухонным столом, посмеиваясь и завязывая хитрыми узлами резиновую перчатку, которую после надули через прорезь на одном из пальцев. Уже без всяких проигранных споров. Просто потому, что она просила меня очень сильно. Нелепая у нас получилась конструкция. Почти непригодная для использования, но Женька все равно завелась, глядя, как я пытаюсь удержать скользкий от щедро налитой на него смазки латексный пузырь.

Не прошло и недели, как она объявила, что сжалилась надо мной и заказала игрушку, изготовленную заботливыми руками китайцев в чистом и светлом цеху. Я усомнился по поводу света и чистоты, но спорить не стал. Потому что после месяцев апатии и лени, неизвестно еще к чему могущих привести, нам снова стало весело вместе. Пусть даже мне пришлось для этого пойти немного наперекор своим желаниям. Если подумать, Женя довольно часто заставляла меня идти наперекор желаниям, но все же чаще, чем наши авантюры заканчивались бедами. Так почему я не должен был довериться ей и на этот раз?

К концу августа в ящике письменного стола, за которым Женька работала, лежало уже пять разных приспособлений. Самые первые самоделки она отправила в мусор, хотя и не без сожаления. По крайней мере, мне так показалось. Сам я занимался текстами для Женькиного фриланса в другой комнате, и порой мне казалось, будто я слышу, как она перебирает игрушки, катает их с места на место. Но застать ее за этим занятием мне не удалось ни разу.

В сентябре, когда самоизоляция подошла к концу, я нашел работу, а Женьке пришлось выйти на учебу. Мы стали проводить вместе меньше времени, и я подумал, что на этом внезапное увлечение закончится, но не тут-то было. Искусственных вагин стало больше. Гораздо больше.

Женька тащила их домой при каждом удобном случае. Она вполне могла пойти погулять с подружками, отправиться навестить маму, поехать на лекции… а потом с сияющим лицом влететь в квартиру и извлечь из рюкзака очередную безликую непрозрачную коробочку.

«Заскочила по пути».

«Зашла, пока возвращалась».

«Прикупила по случаю, нравится?»

«Там у метро новый секс-шоп открылся, я не устояла!»

Да и просто так, без всяких комментариев. Один раз ее не в меру любопытная мама нашла странную продолговатую упаковку, когда зачем-то полезла рыться в вещах дочери. И правда, как не заглянуть в рюкзак студентки последнего курса, приехавшей тебя навестить? В тот раз Женя уперлась рогом, не давая матери сунуть нос под картон, и даже крупно с ней поссорилась. А едва вернувшись домой, сорвала с игрушки упаковку и сунула мне в руки, подталкивая к спальне.

– Чуть не спалилась! – восторгалась она. – Представляешь, чуть не спалилась!

Не могу даже вспомнить, чтобы что-то еще заводило Женьку так же сильно, как это «чуть не спалилась». К счастью, больше у нее таких провалов не случалось. Либо я просто не в курсе.

Да, к концу сентября влагалища занимали уже не ящик стола, а целую полку в комоде – широкую и глубокую. Они были всех возможных цветов и размеров, от вполне реалистичных до ядовито-зеленых, будто сделанных для тех, кто мечтает об инопланетянках. На некоторых из них были волосы, густые ретро-кусты или пародии на полосочки на лобке. Они вибрировали, пульсировали, тряслись или перекатывали под латексной кожей нечто, похожее на выпирающие из-под мышц переломанные кости. И я перепробовал их все. Временами казалось, что я работаю в отделе контроля качества гигантской фабрики секс-игрушек, беспрерывно расширяющей ассортимент.

Чем дальше, тем больше хотелось Женьке. Она превратилась в исследователя, увлеченного мало кому понятной, но безумно интересной проблемой. Она наблюдала и заставляла подробно описывать ощущения от использования каждой модели. Ни одна игрушка не извлекалась из шкафа дважды. А мне все сложнее становилось пользоваться ими под пристальным взглядом ее блестящих глаз.

В середине октября, когда Женька вновь оказалась на дистанционке, я поставил вопрос ребром. Меня уже тошнило от басовито гудящих, визгливо жужжащих, шипящих, дрожащих, извивающихся, пахнущих резиной и смазкой вагин. То, что поначалу казалось игрой, перестало быть ею. Секс превратился в пытку. Я даже подумывал, что такими темпами стану импотентом куда раньше, чем мы поженимся.

– В конце концов, это уже какой-то больной фетиш! – закончил я свою тираду.

Женька пожала плечами.

– Не фетиш, а кинк. Вот если бы я могла кончить, только когда ты в красных трусах и пионерском галстуке – это был бы фетиш. Но если ты хочешь прекратить, то давай. Сказал бы сразу, что тебе не нравится. Только я уже заказала еще одну… давай это будет последняя?

И я, конечно, согласился. Вздохнул, но согласился. А еще через пару дней в нашу жизнь вошла Она. Нечто большее, чем игрушка. Это стало понятно сразу.

Посылку принес курьер, худощавый парень в одежде без логотипов транспортной компании. Женя была в душе, так что встретиться с ним пришлось мне. С лицом, не выражающим совершенно никаких эмоций, он отдал мне коробку, обернутую в несколько слоев плотной крафтовой бумаги. Я расписался в накладной, и посыльный ушел, оставив меня наедине с новым приобретением. С Ней.

– Женька, посылка пришла! – крикнул я невесте.

– Хорошо, без меня не открывай! – ответила она, моментально выключив воду.

Да я и не собирался. Напротив – едва подавил желание швырнуть коробку в мусорные баки прямо из окна. Уже минуту спустя Женька стояла в коридоре, с волос текло на полотенце, которым она обернулась. Она дрожащими от нетерпения пальцами рвала бумагу, а я пытался осознать, почему мне этого так сильно не хочется. Почему я уже испытываю инстинктивное отвращение, как перед пауками и тараканами.

Эта игрушка оказалась не такой, как все предыдущие. Она напоминала кусок настоящей плоти, обернутый в искусственную кожу высокого качества. Упругая, гладкая и теплая. На корпусе, если это можно так назвать, не было ни единого шва.

Женька благоговейно потискала ее, без стеснения раздвинула пальцами складки, скрывающие вход в полость, и восхищенно присвистнула.

– Ты посмотри, как настоящая!

Я посмотрел и равнодушно пожал плечами. Но вообще-то она была права. Эта игрушка отличалась от всего, что мы приобретали раньше. Те поделки, даже старательно исполненные, походили на пародию, убогую имитацию. При взгляде на них становилось смешно и немного стыдно. Эта же…

Смотреть на нее было неловко. По-настоящему неловко. Как будто ты зашел в комнату, где спит на кровати, раскинувшись и сбросив одеяло, твоя двоюродная сестра. Или будто ты подглядываешь через замочную скважину. Словом, эта игрушка вызывала ощущение запретности, неправильности происходящего. Она была слишком реалистичной, настоящей, похабной, чтобы над Ней хотелось шутить.

– Ты где эту штуковину откопала? – спросил я, не решаясь взять бледно-розовый мешочек в руки.

– Да есть одно место. – Женька хитро прищурилась. – Пришлось ради нее на некоторых форумах посидеть, с некоторыми людьми познакомиться. Ну, ты понимаешь.

Я не понимал. Не понимал, куда и насколько глубоко нужно влезть, чтобы приобрести нечто подобное в Интернете. Я поглядел на Женьку, восторженно вертящую в руках покупку. Нет, не просто вертящую. Ласкающую. Она любовно поглаживала игрушку, легонько проникая пальцами внутрь, тискала ее, едва не принюхивалась и не облизывала.

– Она сама увлажняется! – воскликнула моя невеста и моментально покраснела.

– Где-то в ней уже смазка есть?

– Похоже! Вот это кла-а-асс!..

В тот момент она напоминала настоящего порноголика. Кого-то из тех, кто начинает с легкой эротики, потом переходит на порно, на тяжелое порно и в конце концов добирается до настоящего снаффа с изнасилованиями. Любой, кто бывает в сети, знает, как это происходит. И мне это не нравилось. Потому что снафф с изнасилованием – это зачастую тоже не финишная точка.

Женьке очень не хотелось ждать вечера, чтобы опробовать новую игрушку, но я настоял. Прикасаться к Ней при свете дня, тем более использовать по назначению, было мерзко до дрожи. Как будто мне предстояло сношать огромную личинку насекомого. Я просто надеялся, что в темноте будет проще. И я ошибся, о да.

Вагина, оказавшаяся теплой и упругой на ощупь, вздрогнула, когда я взял ее в руку, ложась в кровать. Вздрогнула. Бывает, что эти изделия вибрируют без видимых причин, отрывисто и неожиданно. Бывает, что не до конца вставший на место массажный механизм двигается у тебя под пальцами. Когда ты держишь игрушку в руках впервые, случается нечаянно запустить ее, нажав на определенную точку. Но ни одно из этих движений не похоже на мышечное сокращение. Перепутать невозможно, как невозможно перепутать секс и мастурбацию. Имитация всегда, всегда отличима от оригинала.

Так вот, эта игрушка дернулась. Вздрогнула, как вздрагивает от прикосновения возбужденная девушка. С тем только отличием, что в случае с девушкой ощутить это движение под ладонью приятно. А искусственное же влагалище я едва не отбросил с пронзительным криком. Остановил только пристальный взгляд Женьки. Ее глаза маслено блестели в свете заглядывающего к нам в окна фонаря, и в них читалось нетерпение. Она явно хотела насладиться последним разом. Насладиться по-настоящему. А когда любишь человека – иногда делаешь ради него всякое. К примеру, трахаешь предметы, которых боишься.

Начиная, я не думал, что смогу закончить. Женя осталась бы без своего финального развлечения, без логического завершения исследования, которое неосознанно вела. Дело было в чистой физиологии. Личинка насекомого, помните?

Но вышло иначе.

Это сложно описать. Впервые у меня не было чувства, что я занимаюсь чем-то странным. Стыд за то, что я сую член в пластиковую поделку, воплощающую отчаяние одинокого мужчины, не возник. Она была теплой, мягкой, скользкой и… И Она хотела этого. Каждый, у кого есть опыт в постели, особенно по любви, а не в чисто механических упражнениях, может это понять.

Я застонал. Впервые за все время, что мы этим занимались, я застонал, начав. Впервые ощутил, что получаю удовольствие, а не выполняю чужую дурацкую прихоть.

– Ого! – воскликнула Женька, и я вздрогнул. Всего за несколько секунд я успел позабыть, что она рядом.

Это не имело совершенно ничего общего с тем, что происходило раньше. Вообще ни с чем. Это было куда лучше наших первых самоделок. Лучше дешевых игрушек, лучше дорогих. Это было лучше первого раза, неловкого и почти не принесшего удовольствия ни мне, ни полупьяной однокласснице на выпускном. Это было лучше… Лучше всего. Лучше Женьки.

Движения рукой совершенно не ощущались. Рецепторы, оглушенные эндорфином, не регистрировали их. Я был уверен, что лежу неподвижно. Я чувствовал горячие бедра, трущиеся о мою кожу, будто верхом на мне сидела девушка. Ее ногти, длинные и острые, впивались в кожу у меня на груди. Я слышал Ее стоны. Чувствовал, как длинные распущенные волосы щекочут мое лицо. Густой запах пота и возбуждения бил в ноздри.

Женька? Ее больше не существовало вовсе. Даже краем сознания я не понимал, что происходит на самом деле. Иллюзия, удивительно легко возникшая в голове, целиком захватила меня. Реального мира не существовало. По крайней мере, до финала. Яркого, как никогда в жизни. Мираж начал таять. Я успел только почувствовать, как всем телом отозвалась на него сидящая верхом на мне девушка, как она изогнулась, плотнее притискиваясь к моему паху, и все закончилось.

Я лежал, тяжело дыша, на насквозь мокрой от пота простыне. Голова кружилась, во рту пересохло. Мне потребовалось не меньше минуты, чтобы сфокусировать взгляд на Женьке. Она смотрела на меня, против обыкновения, без улыбки. Ни тени веселья или возбуждения на лице. Она глядела с отвращением. Со злостью и раздражением. Что я мог ей сказать? В голове все еще стоял звон. Из горла не удалось бы выдавить ни звука, даже появись у меня такое желание.

Резко подхватившись, Женька вырвала у меня из руки игрушку и выбежала из комнаты. На кухне скрипнула дверца шкафчика, за которым пряталось мусорное ведро, коротко прошуршал пакет. Затем до комнаты долетел порыв холодного верта, принесший с собой запах табачного дыма.

Я уснул прежде, чем она вернулась в постель.

Утром мы не сказали друг другу ни слова. Я молча позавтракал тем, что Женька молча выложила на стол из холодильника. Потом собрался на работу, молча взял мусорный пакет и, показно брезгливо держа его перед собой кончиками пальцев, вышел за дверь. Игрушка все еще была внутри, и я без особых размышлений переложил ее в сумку, которая болталась на плече. До сих пор не могу понять, зачем я это сделал.

А на работе все произошло как-то само собой. С самого утра все валилось из рук, клиенты раздражали, а начальник раздавал указания особенно мерзким тоном. Женя не подняла трубку, когда я набрал ее номер в обеденный перерыв. Контейнер с едой оказался «случайно» наполнен прокисшим в холодильнике супом, который еще и вылился из него, измазав плохо закрытый зип-пакет.

И под конец перерыва мне в голову пришла мысль. Вполне очевидная, даже по-своему логичная. Мне нужно было попуститься. Расслабиться. Ведь у меня как раз была под рукой штука, специально для этого созданная, не так ли?

Я сделал это в туалете, куда с независимым видом направился, сжимая в руках сумку. И это снова не было похоже на использование секс-игрушки. Ни одного мига искусственности, ни намека на игру. Я не играл, я занимался сексом! Лишь какая-то очень слабая, задвинутая в самый дальний угол черепа часть сознания еще понимала, что я стою в тесной кабинке, нависнув над унитазом, и ублажаю себя, держа в руке упругий теплый мешочек. Все остальное сознание сосредоточилось на мышечных сокращениях этого странного предмета, на его мягкости, гладкости и скользком жаре у него внутри. Я ощущал, как низом живота шлепаю о крепкие ягодицы. Я слышал слабые стоны, звучащие в унисон с моим напряженным сопением. По туалету, перебивая резкую вонь дешевых моющих средств, плыл знакомый уже тяжелый аромат – аромат возбуждения и желания, сладко-соленый, свежий и пряный. Вздрогнув всем телом, я кончил. Ярко, как в предыдущий раз.

Утирая пот со лба, я медленно опустился на стульчак. Сердце колотилось в груди, перед глазами плыло, но в то же время я ощущал, что меня переполняет энергия. Хотелось немедленно встать и пойти работать. Или побежать вокруг стадиона. Отжаться сто раз. Подраться. Что угодно, лишь бы не оставаться на месте. Работа закипела. Все неприятности отошли на второй план. Все было легко и приятно, пока… Пока не наступило время возвращаться домой.

Дома было тихо, уютно, вкусно пахло едой и свежевымытыми полами. Женька, ненавидевшая уборку в любой форме, привела квартиру в порядок. Одна. Без нытья и страданий. И встретила меня широкой улыбкой, завертелась вокруг, едва ли не бросаясь помогать стаскивать ботинки и ветровку.

– Знаешь, я их все выкинула! – затараторила она, даже не поздоровавшись. – Решила, что, раз уж закончили – значит, закончили. Наверное, тебя и правда некрасиво было заставлять вообще этим заниматься. Ты же не обижаешься?

Я уверил Женьку, что, конечно же, не обижаюсь, и пулей проскочил в ванную, плотно захлопнув за собой дверь. Тщательно вымыл руки и поплескал в лицо, вспотевшее под маской, холодной водой. Женькины прикосновения были неприятны. Она сама вообще в целом показалась мне неприятной. Жалкой и заискивающей. То, что у нее не хватило моральных сил закончить историю с достоинством, показалось вдруг таким смешным и странным. Твердость нужно демонстрировать до конца. Мне не хотелось выходить, чтобы не сталкиваться с ней еще раз. Не смотреть на нее новым обострившимся вдруг взглядом, не отмечать про себя россыпь мелких прыщиков на лбу, старый шрам на подбородке… Все то, что совсем недавно казалось мне не важным, а то и вовсе невидимым, теперь приковывало взгляд. Желчь забурлила в желудке, обжигающим комом проскочила в пищевод, обожгла глотку.

– Ты в порядке? – крикнула Женька из-за двери. – Что с тобой?

Я с трудом проглотил горькую тягучую слюну и ответил:

– Все нормально! Нормально! – И тут же добавил шепотом: – Свали уже куда-нибудь…

Я устыдился брошенной тайком фразы, но не настолько, чтобы хотя бы изобразить любящего человека, выйдя в коридор. Женя уже успела перебежать на кухню. Стояла, задрав нос, рядом со столом. На тарелках, которые я не хотел покупать из-за аляповатого рисунка, исходила паром какая-то странная смесь рыжеватого цвета.

– Это карри! – гордо объявила невеста и тут же добавила тише: – Ну, рис с курицей, овощами и специями. Ты же любишь рис и курицу? Я просто подумала, что сколько можно питаться…

– Хуевый карривурст.

Я прервал ее резче, чем стоило бы. Просто не удержал себя в руках. Напряжение первой половины дня вернулось сторицей, пробежало жаркой волной нервной дрожи по бедрам и икрам. Захотелось залепить Женьке пощечину. Просто так или за пропущенный вызов – не важно. Захотелось кричать, прижимая руки к щекам. Захотелось трахнуть спасенную из мусорки игрушку прямо у нее на глазах.

Но я не сделал ничего из этого. Только улыбнулся, будто извиняясь, и сел за стол. Еда оказалась совершенно безвкусной.

Через неделю безвкусной стала и сама жизнь. Во всяком случае та ее часть, что проходила дома. Женька уже не просто казалась жалкой или смешной – она не вызывала ничего, кроме раздражения и желания заткнуть ее хоть как-то. Но я терпел. Терпел, сам не знаю почему. Наверное, потому что в глубине души понимал: трижды за рабочий день уединяться в туалете с искусственной вагиной неправильно. Если не сказать больше. Или я еще надеялся, что в какой-то момент все станет лучше. Чувства вернутся. Да и день свадьбы был уже назначен…

А еще я боялся игрушки, прочно поселившейся у меня в сумке. Да, пользовался Ею трижды в день – и боялся. Потому что за полторы недели, которые Она пробыла у меня в руках, я ни разу не открыл и не промыл Ее. Этого не требовалось. Больше того, это было невозможно. Чем больше я вертел Ее в руках, чем больше разглядывал до и после использования, тем больше я убеждался, что Она не создана руками человека. Вообще не создана искусственно. Если только выращена в пробирке. В Ней не было ни грамма пластика. Оболочка, которую я принял за высококачественный кожзам, не была ни синтетикой, ни кожей. Это было нечто, похожее на кишку. Грубую толстенную кишку. На оболочку двоякодышащей рыбы, пережидающей засуху. На кокон насекомого, ждущего, когда оно окажется в благоприятных условиях для роста. Оно жило, это создание, о природе которого я не имел понятия. Жило, не имея никаких органов, кроме половых. Жило и ждало.

И хотя мне было страшно, я был уже не в силах отказаться от Нее. Каждый раз, как я уединялся с Ней в туалете, был моей дозой. Инъекция дофамина и адреналина прямиком в мозг. Тонкая игла, щекочущая центры удовольствия, похороненные где-то в архикортексе.

А потом Женька обо всем узнала. Самым глупым и пошлым образом: влезла в сумку, решив зачем-то самостоятельно достать оттуда контейнер с обедом, и наткнулась на неискусственную вагину, заботливо завернутую в плотный пакет. И когда я, уже по обыкновению переждавший приступ тошноты в ванной, появился на кухне, эта штука лежала на разделочной доске. Моя невеста, тогда еще не успевшая стать бывшей невестой, нависала над Ней, держа в руке нож.

– Ты совсем охуел, да? – грозно произнесла она, едва завидев меня. – Трахаешь ее тайком, да? Да это она, она тебя трахает! Я еще в первый раз заметила!

Истерики не было. По крайней мере слез не было точно. Женькин голос звучал зло, но ровно. Как будто она уже все знала и только получила последнее доказательство.

Ответа она ждать не стала. Нож коротко сверкнул в воздухе – на упругом розовом мешочке появилась глубокая рана. Именно так. Рана, моментально набухшая ярко-алой кровью. Думаю, именно вид крови остановил Женьку, готовую полоснуть еще раз. У нее не было возможности подолгу разглядывать игрушку, которую она принесла домой. Ей неоткуда было знать, что Она представляет собой на самом деле. Женя застыла, не веря своим глазам. Ее рот широко распахнулся, глаза выкатились из орбит. Блестящая леска слюны натянулась и лопнула между губами.

Должно быть, для нее время остановилось в этот момент. Рукой, держащей игрушку, она наверняка почувствовала сокращение сильных мышц. От ее взгляда не могло укрыться, как сжался продолговатый комок, выплескивая густую кровь на доску. Не уверен, что она смогла до конца все это осознать. Я не дал ей такого шанса.

Для меня время продолжало двигаться в прежнем темпе. Я шагнул вперед. Моя рука вцепилась в Женькины волосы. Вырываться она даже не пыталась. Я легко, даже слишком легко рванул ее назад, вообще не почувствовав сопротивления. Женька опрокинулась спиной вперед. Затылок с громким стуком столкнулся с краем столешницы.

Уже по одному только звуку я понял, что она умерла. Мгновенно. Мне не требовалось прикасаться к ней, неумело искать пульс, подносить зеркальце к губам. Женька умерла. Не было больше Женьки. Неприятный разговор о расставании стал ненужным, свадьба отменилась сама собой.

Но куда больше меня волновал странный предмет, истекающий кровью на столе. Я подхватил Ее на руки, зажал рану пальцами. Края разреза пульсировали, словно в такт с сокращениями сердца, которого не было. Горячая липкая жидкость моментально испачкала ладони. Я прижал Ее к себе, мягко поглаживая, как сбитого на дороге щенка. Как сломанную руку. Как любимую женщину, умершую от единственного удара по затылку.

Колесики образов, живущих в самых глубинах человеческого подсознания, которыми обычный человек никогда не пользуется, вдруг пришли в движение. Мне необходимо было спасти то ценное, что я держал у себя в руках. То единственное, что придавало мне сил в последние полторы недели. Драгоценное мое существо. И я откуда-то уже знал, как мне следует поступить.

Прижимая Ее, корчащуюся от боли, к груди одной рукой, я второй быстро стащил с тела Женьки домашние шорты и белье. Краем сознания отметил, что невеста, обычно тщательно следившая за своим телом, не брилась уже несколько дней. С тех самых пор, как осознала, что я больше не намерен к ней прикасаться. Возможно, она даже догадывалась, что у меня появилась другая. Бедная наивная Женька, своими руками вложившая мне в ладони Ту, на кого я ее променяю.

Я громко хихикнул, икнул и едва не блеванул прямо мертвой Женьке между ног. Пришлось проглотить ком рвоты, чтобы не запачкать тело. Иначе пришлось бы мыть, а на это времени у меня не было. Дрожа от напряжения, я медленно, миллиметр за миллиметром, ввел продолговатый мешочек плоти, напрягшийся и отвердевший, словно чтобы помочь мне, туда, куда с таким удовольствием раньше проникал сам. И снова захихикал, поражаясь иронии ситуации.

Игрушка, которая игрушкой вовсе не была, вошла плотно. В какой-то момент Она скользнула вперед сама, оттолкнувшись от моей ладони, и я ощутил, как на моей спине выступил холодный пот. Прижимая ладонь ко рту, чтобы сдержать истошный вопль, я отполз назад по полу кухни, уперся лопатками в плиту. Что я делаю? Чем я занимаюсь? Почему не звоню в полицию, не пишу явку с повинной?

Вопросы закружились в голове, гудя, как рой мух, вспугнутых с гниющей падали. Кости черепа заныли, как будто сквозь них пошла низкая, срывающаяся в басовитый рокот, вибрация. Мозг стал распухать от ужаса и отчаяния, раздвигая швы черепной коробки. Женька! Это ведь Женька лежала на полу, раскинув руки, в постыдно спущенных до колен трусах, оскверненная этой мерзостью, которую я, как какой-то чертов…

Терпкий, но тонкий аромат коснулся моих ноздрей. Это было как прикосновение мягких пальчиков к коже, невесомое, едва уловимое, заметное только тому, кто знает, что замечать. Вибрация, терзавшая мою голову, не улеглась совсем, но переродилась, превращаясь в пульсацию, скорее приятную, чем болезненную. Разгоряченный мозг получил порцию прохлады, успокаивающей истерику.

Женькин труп перестал казаться чем-то сакральным, как бренная оболочка погибшей великомученицы. Я понял вдруг, что сама по себе моя невеста была именно такой, какой я видел ее в последние дни: пустой и мелочной, глупой, трусливой, склочной. Зато теперь я своими руками сотворил из нее нечто большее. Нечто великое. Нечто, лежащее за гранью человеческого понимания.

Приподнявшись, я с удивлением посмотрел на свои пальцы, потом перевел взгляд на складки мягкой плоти, так естественно смотрящиеся у Женьки между ног. Запах усилился. Я снова всхлипнул, но уже от умиления и восторга. Как могли мои руки, такие неловкие и неумелые, создать нечто столь гармоничное? Как мой мозг, примитивный и медленный, мог додуматься до чего-то подобного? И почему я еще не воздал должного своему творению, почему не принес драгоценный дар? Встав на четвереньки, я пополз вперед, на ходу расстегивая ремень.

Женькина кожа уже стала похожа на плотную резину, натянутую на пластиковый каркас искусственных костей. Ее голова моталась на тонкой шее, не успевшей схватиться трупным окоченением, когда я двигался в ней. В том, что я своими руками ввел в нее. И там, между широко раскинутых худых ног, она была горяча, влажна и податлива, как никогда.

В момент оргазма в моей голове словно вспыхнула, перегорая, лампочка. Вспыхнула – и тут же оставила меня в блаженной тьме беспамятства.

Тьма царила в квартире. Тьма и тишина, нарушаемая лишь сопением и чавканьем. Я лежал на полу, завалившись на бок, и смотрел в темный угол кухни, который впервые видел с такого ракурса. Под окнами промчалась скорая помощь, отбрасывая синие блики на стены и пол. Чавканье прекратилось, пока мертвенный свет мелькал дрожащими бликами.

Я медленно перекатился на спину. В памяти восстанавливались события вечера. Женькино тело на полу. И то, что я с этим телом делаю. Только вот трупа нигде не было. Женька была живой, стояла на четвереньках, все еще голая ниже пояса, и жрала что-то прямо из холодильника. Там много всего было – в последние дни она расстаралась, демонстрируя все свои кулинарные умения. А теперь дорвалась до того, к чему я не притронулся.

Я осторожно выполз из-под стола и сел, держа руку выставленной вперед, чтобы не удариться лбом о столешницу.

– Женька? – голос прозвучал хрипло, в горле пересохло. – Жень?

Что я собирался ей сказать? Что она скажет мне после того, как я впихнул в ее беспомощное тело… то, что впихнул? Да еще и улегся сверху, фактически насилуя мертвое, как я думал, тело. Мне стало дурно. Голова закружилась. Никак не получалось сглотнуть – глотка попросту не желала сокращаться.

– Женя?

Она не отозвалась. Не оторвалась от еды. Вообще никак не среагировала. Неяркий свет, льющийся из распахнутого холодильника, с беспощадной четкостью очерчивал ее фигуру, оставляя загадку только в том, что скрывалось между полукружий ягодиц и чуть расставленных бедер. Нездоровое любопытство укололо меня. Она хоть вытащила из себя… это?

Поддавшись мгновенному порыву, я протянул руку и коснулся ее. Кончики пальцев скользнули по внутренней поверхности Женькиного бедра, и я вздрогнул. Холодная. Она была все такая же холодная, как и на полу, даже холоднее, ведь тогда ее тело едва успело остыть. Сейчас она должна была уже окоченеть, а не жрать, хлюпая и чавкая, крабовый салат из контейнера.