Текст книги "Снайпер"

3

– Нет, – принялся настаивать Геннадий, когда они сделали все дела и уже спокойно выпивали на Фридмановской кухне. – Винтовку в доме держать нельзя. Ее надо спрятать обратно в гараж. Когда ты решишь воспользоваться, мы за ней съездим.

– Ты не до конца понимаешь ситуацию, – мягко возразил Фридман. – Я не буду решать воспользоваться. Винтовка должна быть всегда под рукой. Потому что я иду на войну. На-вой-ну.

– Тогда у меня спрячем, – сказал Савельев. – У меня квартира побольше, кладовка есть и к тому же много мебели, куда можно засунуть.

– Исключено. В твой дом винтовку заносить нельзя. Ты пойми – твое имя не может быть связано с нею. Я не знаю, как пойдет наша борьба. Но предчувствую, что она окажется долгой. Хотя меня могут и быстро поймать. В момент стрельбы или просто так. Но. Я не могу – понимаешь, не-мо-гу! – рисковать тобой. Ты семейный человек. А я… отработанный материал.

– Ты – отработанный материал?! Да я тебя почти на десять лет старше!

– Да. Но я… Моя жизнь уже никому не нужна. Я не нужен никому – понимаешь? Отец в Нэлькой в Израиле и давно на меня наплевали. Воспоминание о жене – одна боль; даже с сыном не дает видеться, да я от него и отвык совершенно. Профессия моя пошла псу под хвост. Я всю жизнь учился играть на скрипке – и пиликаю теперь в ресторане для жирных жуликов. Это крах жизни. И мне уже ничего не страшно. У меня нельзя что-то отнять, потому что отнимать нечего. Понимаешь?

– Я в том же положении. Тоже профессия невостребована и нет перспектив.

– Твоя перспектива – семья. Жена и дочь. Так что оставим этот разговор раз и навсегда. Тебе спасибо за винтовку, но дальше работать я буду сам. С твоей минимальной помощью и то, если не смогу без нее обойтись.

Геннадий пожал плечами, поняв, что друга не переубедить.

Еще выпив, они вышли на лоджию.

Предыдущий хозяин квартиры обшил ее изнутри убогой вагонкой, а в углу зачем-то сделал выступ. Геннадий вырвал гвозди, аккуратно снял панель и стало ясным, что умелец хотел соорудить холодный шкаф, но не рассчитал размера и пространство получилось слишком узким. Таким, что излюбленная российская тара – трехлитровая банка – туда не умещалась. Бросив затею, он наглухо забил неудачную выгородку. Засунув туда обрезки досок, мешки с какими-то строительными порошками и прочую дрянь, оставшуюся от ремонта – очевидно уже не нужную, но хранимую до скончания века. Савельев спрятал винтовку в чехле за этот хлам, потом вернул панель на место.

– Гвозди забивать нельзя, – сказал он. – Будешь вынимать много раз, и это сразу станет видно. Я шурупы вкручу… Отвертка в твоем доме найдется?

– Сомневаюсь, – усмехнулся Фридман. – Я же никчемный безрукий еврей.

– Ладно, сейчас домой схожу. Убежище это, конечно, для дураков. С металлоискателем сразу найдут.

– Если будут искать, то найдут и так. Будем надеяться, что искать не станут. В доме двести квартир. Причем моя выходит на сторону, которой новый дом не мешает.

– Это да, – согласился Савельев.

– А самая лучшая защита – моя еврейская внешность. Думаю, что даже если будут делать эту, как ее… стеариновую…

– Парафиновую, – подсказал бывший журналист. – Парафиновую пробу на наличие частичек пороха в коже рук.

– Ну да, парафиновую, то до меня дойдут в последнюю очередь.

– Но все-таки – может быть, тебе стоит работать в перчатках? Не только ради пробы, но чтобы и отпечатков на оружии не оставлять?

– Нет, в перчатках я не могу. Винтовка – такой же нежный и отзывчивый инструмент, как скрипка. А ты можешь представить скрипача в перчатках?

Савельев покачал головой.

– Вот и я говорю. И вообще чему быть, тому не миновать. Положимся на судьбу.

– Судьба судьбой, но мы должны все как следует продумать. Стреляешь ты первоклассно. Но, Айзик, в работе снайпера-диверсанта…

Фридман усмехнулся, услышав такую аттестацию.

– Да, именно диверсанта. Ты же не фронтовой снайпер, который сидит на своей территории за линией фронта и может рассчитывать на огневую поддержку в случае отхода. Ты – диверсант-одиночка. В таком деле самое трудное – покинуть позицию после выстрела, не попавшись случайно.

– Ох, Гена… Вся жизнь состоит из случайностей. Будем уповать, что моя жидовская внешность вообще спасет меня от всех подозрений.

– Это да… Но битлы у тебя слишком длинные… Может, подстрижешься коротко?

– Нет, Гена. Мои, как ты выразился, «битлы» – какое приятное слово из жаргона нашей молодости…

Фридман на секунду задумался.

– Мои битлы – часть моего облика. Я с ними запоминаем, и в то же время неразличим. Как рыба скумбрия – помнишь «Белеет парус одинокий»? Кто меня увидит, вспомнит, что встречал очкастого придурка жида с кудрями до плеч. На такого разве падут подозрения?

– Пожалуй, так.

– Единственное несоответствие – патлатый еврей с удочками… Может, лучше купить футляр для виолончели?

– Не думаю. Удочками никого не удивишь, в лесу полно озер. А вот виолончель сейчас редка. Мы что-нибудь придумаем, как тебе быстро избавляться от чехла.

Фридман кивнул.

– И вообще… Мы должны все очень хорошо и тщательно подумать.

– Прежде всего, позиции и секторы обстрела.

– Блин, и это говорит скрипач… тебе надо было родиться на семьдесят лет раньше и быть настоящим снайпером.

– Я и сейчас это успею, – усмехнулся Фридман.

– Ты прав. Позиции. И сектора обстрела. И еще пути отхода. И даже такие мелочи, куда быстро спрятать винтовку на время, если предчувствуешь, что тебя могут остановить.

– А мы не протянем время, если будем долго думать над каждой мелочью? – сказал Фридман, сделав жест в сторону противоположной стены.

Откуда, через ряд квартир и лестничный коридор, доносились ритмичные удары по сваям.

– Не волнуйся. Успеем сто раз. Я на эти гребаные сваи каждый день смотрю. Они хоть и работают, но знают, что без разрешения, поэтому бьют медленно и сразу помногу свай не завозят. Сейчас забито штук сорок, не больше. А для фундамента, судя по котловану, нужно несколько сотен. Так что времени у нас достаточно. И прежде, чем начинать боевые действия, мы должны подготовиться до малейших мелочей. Сейчас я схожу за отверткой, а потом надо слегка от выпивки отойти, мне ведь на дежурство сегодня. Винтовка на месте, это главное. А послезавтра мы все распланируем.

– Слушаюсь, герр официр, – Фридман поднялся и щелкнул каблуками.

4

На следующий день, предоставленный самому себе, Фридман развернул бурную деятельность.

Сваебойная машина грохотала с утра, а готовая винтовка ждала на балконе.

Чувствами музыканта ему хотелось скорее начать стрельбу. Но умом снайпера, он понимал, что Геннадий прав, и он обязан подготовить все до мелочей.

Потому что на войне – а он даже в мыслях не именовал предстоящее действие иначе, нежели войной – каждая ошибка пойдет в счет и обратной дороги не останется.

Прежде всего он подумал: а откуда, собственно, он станет стрелять?

Самым простым и разумным казалась крыша их дома. С которой можно было попасть даже камнем, не говоря уж о винтовке с оптическим прицелом.

Но Фридман отдавал себе отчет в том, что эта наилучшая со всех точек зрения позиция может быть использована однократно. Ведь что потом – он все-таки смотрел фильмы – даже наша милиция сумеет восстановить линии выстрела, определит место поставит крышу под наблюдение.

Значит, надо приготовить несколько крыш на запас.

Несколько крыш – ведь он задумал работать всерьез, он уже сам верил, что начнет долгую войну одиночки.

Подумав о выборе позиций, Фридман ощутил некоторое волнение.

Он взял листок бумаги. Начертил дом, прямоугольник стройплощадки. По рисунку казалось, что с крыши простреливается любая точка внизу. Теперь стоило вспомнить соседние постройки.

Справа – если глядеть на стройплощадку – стояла еще одна девятиэтажка. Фридман оценил положение, по пояс высунувшись с лоджии, и прикинул что этот дом уходит вглубь от линии, и его крыша не годится.

Он посмотрел в другую сторону.

Улица Космонавта Юрия Гагарина упиралась в овраг. Их дом, последний, стоял фасадом на улице Лесной, проходившей вдоль оврага и имевшей только нечетные номера.

Через дорогу, за улицей Гагарина, по Лесной стоял дом, как две капли воды напоминающий их собственный. Скорее всего, его крыша тоже подходила.

И еще оставались дома во дворе. Со стороны его квартиры.

Ближний стоял впритык, перпендикулярно, выходя углом на угол. Вероятно, оттуда сектор обстрела должен был получиться слишком узким. Но на крыше там, как и везде, возвышалась лифтовая башня. И если забраться на нее…

Остальные дома во дворе не годились по причине удаленности. Правда, на краю торчали особняком две двенадцатиэтажки. Но оттуда стрелять через их дом вряд ли бы получилось; преимущество лишних трех этажей, скорее всего, сводилось на нет расстоянием.

Конечно, все можно было определить с абсолютной точностью, выйдя на стройплощадку и посмотрев с разных ее точек на все видимые оттуда крыши… Увы, для того требовалось дождаться вечера, когда уйдут рабочие и удастся пройти за дом, не привлекая внимания.

А до вечера… До вечера…Фридман чувствовал покалывание в кончиках пальцев. Хотелось прямо сейчас взять винтовку и идти на крышу.

Нет, конечно. Пока это не представлялось возможным. Ведь все чердачные ходы – точнее, люки ведущие к лифтовым моторам – снабжены замками… Эту проблему нельзя разрешить без помощи Геннадия. Да и вообще – нельзя начинать дело, до конца не обсудив с другом все детали и последовательность действий.

Чтобы слегка успокоиться, он сыграл несколько вальсов Шопена.

Потом все-таки оделся и вышел на улицу.

Шагал, расставляя ступни, нелепой еврейской походкой – будущий снайпер-диверсант, оценивающий сектора обстрела.

На стройплощадку он выходить все-таки не стал. Медленно прошелся по двору, потом вернулся, прошагал на обсаженный чахлыми рябинами бульвар вдоль улицы Космонавта Юрия Гагарина. Но даже увиденного так, мельком и со стороны, оказалось достаточным для некоторых дополнительных выводов.

Соседний дом справа в самом деле стоял слишком глубоко. О нем стоило забыть.

Зато дом через улицу слева выдвинулся прямо напротив стройплощадки – его крыша, несомненно, годилась для стрельбы.

Пройдя по улице Гагарина до самого оврага и остановившись в стороне от стройплощадки, он прикинул, что лифтовая надстройка углового дома тоже может пригодиться, хотя с нее, вероятно, угол обстрела окажется предельно узким. Но если… если придется, к примеру, расстрелять машину, въехавшую на стройплощадку с угла, то лучшего места не придумать.

Озираясь, Фридман невольно взглянул на лес. И понял, что это – еще один вариант. Деревья, желто-зелено-красные, еще не облетели. Мерцание листвы создавало совершенно неразличимую завесу. Наверняка на краю оврага можно было выискать идеальную позицию, с которой вообще вся площадка перед домом простреливалась бы, как в тире. К тому же он знал о заброшенных постройках, где можно спрятать винтовку при отходе.

Но в лес Фридман не пошел: он хорошо знал местность; переход на ту сторону оврага занял бы не меньше часа.

А у него имелись иные планы.

Последнее, что он сделал – вернулся в свой двор, зашел в двенадцатиэтажку, поднялся на лифте и вышел к мусоропроводу. И сразу понял, что оказался прав в своих догадках: их дом загораживал отсюда не только стройплощадку, но даже часть леса; десяток метров технического этажа и лифтовой башни тоже ничему бы не помогли.

Спустившись, Фридман пошел на конечную остановку маршрутки, чтобы ехать в город.

Не советуясь с Савельевым, он знал, что нужна специальная экипировка.

Ведь не исключено, что его ринутся искать по следам – значит, на дело следует ходить в одежде, лишенной его привычного запаха и сразу после стрельбы переодеваться.

Он взял с собой деньги, много денег: в вонючей «Луизиане» платили хорошо, а на себя он не тратился. И сейчас, вероятно, мог купить даже новую современную винтовку, найди тайный рынок оружия.

Пройдя по специальным магазинам, Фридман купил необходимое: кроссовки, неброский спортивный костюм большого размера, который легко натягивался поверх обычной одежды; вязаную черную шапочку – она по-детски ассоциировалась у него с самим обликом снайпера. И большую, но тоже неброскую спортивную сумку, куда укладывалось все это обмундирование. Подумав, он купил еще ракетку, ручка которой довершала облик мирного спортсмена. Даже еврея. И еще зачем-то стальной полуторалитровый термос.

Заглянув на рынок, он купил в грязном ларьке два сомнительного вида, дешевых и явно ворованных сотовых телефона. Он предчувствовал, что им с Геннадием может понадобиться экстренная связь и решил предусмотреть все заранее.

Накупив снаряжения, он уже собрался в обратный путь, когда вспомнил, что определив позиции, он ничего не знает о расстояниях, на которые нужно выставлять прицел: ведь при скудном количестве патронов и общей ситуации он не имел возможности пристрелять местность.

Поблуждав между киосками «Роспечати» он купил несколько карт города. Точнее, скупил все имеющиеся. Более-менее понравилась самая последняя: на ней, как заявлялось, были отмечены не только улицы, но даже отдельно стоящие дома.

Вернувшись домой, счастливый и умиротворенный, Фридман посмотрел на часы и полез в шифоньер за фраком.

Сегодня предстоял очередной благотворительный концерт в синагоге, а он почти забыл об этом, уже полностью отдавшись работе диверсанта.

5

Геннадий полностью одобрил экипировку.

Затем, убрав бутылку, рюмки и закуски они разложили кухонном столе купленные Фридманом карты.

– Вообще-то все эти карты безбожно врут, – вздохнул Савельев. – Потому что делаются черт те с каких планов, где полно искажений. Вот если бы добыть настоящие военные двухверстки…

Фридман заметил, как у его друга загорелись глаза.

– Ну ладно, обойдемся тем, что есть. Главное, мы знаем, что нам нужно.

– Ну да, – кивнул Фридман. – Я уже прикинул возможные сектора обстрела и кроме нашего отметил еще вот эти два дома.

– Так, Лесная, сорок девять – понятно… Там с торца наша площадка должна быть как на ладони. А тридцать первый? Его угол заподлицо с нашим. И главная часть площадки, которая под окнами, на видна.

– Зато отлично простреливается въезд. И думаю, что если забраться на лифтовую башню, то можно достать и побольше…

– Ну музыкант, мать твою в гробовую плиту… – восхищенно пробормотал Савельев. – Всю жизнь на скрипке пилил – и вдруг такие слова. Сектор обстрела, простреливается въезд… Когда ты таким стал?

– Не знаю… – улыбнулся Фридман. – Наверное, всегда был. Только очень хорошо прикидывался.

– Ну ладно… Мы составили схему. Расстояния придется промерить на местности.

– Как?

– Как на военных сборах учили. Парами шагов. Придется мне пройти туда и сюда.

– А это…

– Не опасно, хочешь сказать? Ничуть. Я имею право ходить. И делать вид что ищу, например, ключи от машины, которые вчера посеял. Или лифчик жены, улетевший с балкона, – Геннадий засмеялся.

Фридман тоже улыбнулся.

– В общем, плоскую часть разметки я сделаю пешком. Потом для каждой позиции придется рассчитать действительную дистанцию выстрела.

– А это что?

– Айзик, мы ведь меряем расстояния по земле. А стрелять ты будешь с высоты. То есть расстояние до цели окажется больше, чем если бы стрелял из окопа.

– А, понятно. Какой же я дурак…

– Не дурак, а просто начинающий диверсант… Так, вот еще надо спрятать бутыль с оружейным маслом…

– А это зачем?

– Затем, что оружие, особенно самозарядное, тем более снайперское, нужно чистить и смазывать после каждой стрельбы. Чтоб не дало осечки в неподходящий момент.

– Но я…

– Не волнуйся. Всю техническую часть я беру на себя. Включая чистку винтовки после огневого налета.

Фридман благодарно улыбнулся.

– Вот тебе перчатки, простые водительские, – Геннадий выложил на стол пару белых нитяных перчаток с резиновыми подушечками на пальцах.

– Но я же говорил, что должен чувствовать оружие! И в перчатках…

– Да нет, Айзик. Никто тебя стрелять в перчатках не заставляет. Но перемещаться, и особенно трогать люки ты голыми руками не должен. Потому что всякое может случиться. И кто знает, может быть даже наши уроды умеют снимать отпечатки.

– С этим я не могу не согласиться.

– И вот еще, кстати, я в интернете полезную книжку нашел, скачал и распечатал, держи. «Искусство снайпера». Там, конечно, очень много того, что тебе не пригодится и чему научиться ты просто не успеешь, но все-таки почитай.

– Спасибо Гена, – Фридман принял скрепленные степлером листы. – Честное слово, пока все не прочитаю – на дело не пойду… А… А как дистанцию с высоты определим?

– По теореме Пифагора, – усмехнулся Савельев.

И добавил, видя непонимающее лицо друга:

– У вас в консерватории, наверное, математики вообще не было?

– Не было, – признался Фридман. – И я ее не знаю. Дважды два помню, а трижды три уже на бумажке считаю…

– Ну ладно, – засмеялся Геннадий. – Зато я кое-что помню. Со школы еще. Вот прикинем…В доме девять этажей, с учетов перекрытий каждый примерно три метра. Еще цоколь и техэтаж и парапет на крыше – накинем еще три. Выходит, ты будешь стрелять с высоты тридцати метров. Сваи бьют метрах в двадцати пяти от дома. Ну, пусть тоже тридцать. Тридцать в квадрате – девятьсот, девятьсот плюс девятьсот – тысяча восемьсот… Дай-ка калькулятор.

– Калькулятор? – переспросил Фридман и покраснел. – Знаешь, у меня его… нет.

– Люди, смотрите все! В доме еврея нет калькулятора. Да, Фридман, ты в самом деле только по фамилии Фридман… Ладно, так прикинем… Дай бумагу и ручку.

Геннадий стал выписывать какие-то цифры, бормоча непонятные слова:

– Сорок на сорок – тысяча шестьсот, недобор. Пятьдесят на пятьдесят – две с полтиной, перебор. Попали в вилку. Попробуем… Ну, сорок пять на сорок пять. Это будет… это будет…две тысячи двадцать пять. Опять перебор. Тогда сорок четыре на сорок четыре… Тысяча девятьсот тридцать шесть. Почти точно.

Он написал число, крупно обвел и подал листок Фридману:

– Вот. Когда будешь стрелять с крыши нашего дома, твоя дистанция составит сорок четыре метра. Прицел выставишь на сорок. Потому что сверху вниз.

– А что – есть разница, как стрелять: снизу вверх или сверху вниз, или по горизонтали?

– Конечно. Все определяется элементарными законами баллистики.

Которые описывают поведение тела, движущегося по инерции от первоначального толчка. На летящую пулю действуют две силы: сопротивление воздуха, гасящее скорость и притяжение земли, отклоняющее вниз. Поэтому при стрельбе по горизонтали вставляется повышенный прицел, который заставляет пулю лететь по дуге: сначала подниматься выше, потом опускаться. А при стрельбе сверху вниз на небольшую дистанцию траекторию почти прямолинейная.

– Ясно примерно, – сказал Фридман. – В книжке это есть?

– Есть, конечно. Прочитаешь и поймешь… Если будешь стрелять с дальних домов, там расстояние больше. Значит, и траектория более пологая. Прицел придется выставить чуть больше – не шестьдесят метров, если получится, а шестьдесят пять, к примеру. Потому что патроны старые и не исключено, что скорость пули будет заниженной…

– А когда я буду стрелять по горизонтали…

– Ты не будешь стрелять по горизонтали, мы же выбрали позиции на домах.

– А ты забыл, что именно закроет новый дом перед твоим балконом?

– Что? – не сразу понял Савельев. – А… ну, лес. Ну и что?

– А то, что я его очень хорошо знаю. Я там часто гулял. В лесу много пригорков и овражков, и есть старые полуразрушенные дома. Причем рельеф слегка поднимается, и уровень леса на том краю оврага приходится примерно на четвертый или пятый этаж. И я уверен, там найдутся хорошие скрытые позиции.

– Ну ты голова! – пробормотал Савельев. – И кто еще мне будет утверждать, что ум евреев преувеличен?

– Если я и умный, – серьезно возразил Фридман. – То не еврейской половиной, а русской. Мой отец Соломон Айзикович – хороший человек, но обычнейший из еврейских гинекологов, без единой искры божьей. А вот мама… Мама всю жизнь была просто преподавательницей в институте, но более умной женщины я в жизни не встречал… И, наверное, уже не встречу… Но ладно. Я о лесной позиции. Там возвышения минимальные. И дистанция не просчитывается.

– Ты прав, к сожалению. На картах этот лесной массив дан условным пятном, плюс-минус пятьсот метров. Промерять шагами до дома нельзя: овраг не пройти. В принципе в книге есть некоторые приемы визуального определения расстояния. Но когда будешь выбирать, учти главное: патроны старые. Реальных полторы тысячи метров, на которые эта винтовка должна бить в цель, они, конечно, не дадут. Поэтому тебе придется располагаться как можно ближе и все равно выставлять максимальный прицел… А вообще нам надо сходить туда вдвоем и все осмотреть.

– Нет, – жестко сказал Фридман. – Ты со мной никуда не пойдешь. Я буду работать один. Я не имею прав подвергать риску тебя.

– Ты мне это уже говорил. Но могут быть ситуации, когда тебе потребуется моя помощь. Подстраховка или информация, в конце концов.

– Ну… Подстраховать от всего нельзя. Информация – это да. Находясь на крыше, я не буду знать, что делается внизу. Вот, кстати, тебе сотовый, номер на бумажке вложен. Я специально купил два сомнительных телефона – без оформления документов.

– Ну ты голова… А еще говорил…

– …Они на нас с тобой не числятся. Но тем не менее разговоры по мобильной связи могут прослушиваться. И к тому же мне из оркестра кто-то говорил, что у милиции есть методика поиска украденных телефонов. То есть не зная нас, они могут отследить именно эти телефоны в момент связи. Совершенно случайно. Поэтому мы будем пользоваться ими только в крайних случаях. И придумаем совершенно отвлеченные фразы…

– И еще детали есть. Вот, к примеру, ты будешь стрелять с нашего дома.

Я настаиваю, чтобы ты поднялся на крышу и спустился обратно около лифта не в нашем подъезде, а в третьем, подальше от своей квартиры.

– В общем логично.

– Но как ты сам отмечал, твоя еврейская внешность мало гармонирует с мешком удочек, с которым тебе придется идти через весь двор. А оставлять винтовку на крыше опасно.

– Верно.

– Так вот я предлагаю следующий шаг. Я буду оставлять свою машину у третьего подъезда. Ты вышел, осмотрелся, быстро кинул в нее удочки. Или, возможно, даже сел за руль. И тебя с ними никто уже не видит.

– Я же водить не умею.

– Тебе и не надо водить. Бросишь удочки. В крайнем случае сядешь. А я через некоторое время сам подойду и отъеду.

– Но как ты догадаешься, что пора подходить?

– Так я же буду слышать выстрелы. И пойму, когда ты кончил работу и тебя надо убирать с позиции.

– Да, конечно… – улыбнулся Фридман. – И ты прав, еще помощь понадобится. Если я стану стрелять из леса, мне придется попросить тебя завезти меня туда с противоположной стороны массива, по окружной дороге. Потому что если я пешком буду идти туда с удочками, то это уж точно кто-то заметит и сопоставит.

– Разумеется. Я сам тебе хотел это сказать.

– И последнее, что меня волнует… Мы так легко определили позиции и расчертили секторы обстрела с крыш… Но ведь там люки и замки… И ключи в ЖЭУ. Как их подобрать?

– Ну, об этом-то не волнуйся, – засмеялся Савельев. – Что один человек руками сделал, то другой человек руками же и разломает. Тем более, в эти люки лазают в несколько месяцев, когда лифт ломается или антенна. Я просто вскрою запоры на нужных люках. Поскольку наша война продлится недолго…

– Ты думаешь? – очень серьезно спросил Фридман.

– Да, думаю, – грустно ответил журналист. – Хотя бы потому что патронов у нас мало… Во всяком случае, уверен, что никто не успеет ничего обнаружить. А когда обнаружат, будет уже поздно.

– Но как ты вскроешь?

– Простым русским приемом – с помощью лома. Хотя тут уже мне понадобится твоя помощь.

Проблема действительно оказалась гораздо проще, нежели ее представлял Фридман.

Савельев ушел якобы на внеочередное дежурство, а сам спрятался у Фридмана. В самую глухую пору ночи, когда спять даже страдающие бессонницей, друзья вышли на дело. Вооружившись до зубов: фонариком, монтировкой, отверткой и еще какими-то инструментами. Фридман стоял на страже, прислушиваясь ко всем звукам да изредка подсвечивая снизу Савельеву, который видел в темноте, почти как кошка. Запоры оказались столь хилыми, что бывший журналист и переквалифицирующийся в снайпера скрипач успели за один выход обработать три люка в нужных домах.

Причем Геннадий не просто разломал замки, а вскрыл дверцы и потом каким-то хитроумным способом приделал изнутри такое крепление, что снаружи все казалось нетронутым, даже замок остался висеть – но люк можно было легко открывать и закрывать.

Вернувшись со своего первого диверсионного выхода, друзья крепко напились и с первыми лучами рассвета легли спать как праведники: Фридману предстоял свободный день, а Савельев, использовав работу как прикрытие, был вынужден до вечера отсутствовать дома.