Текст книги "Жуков. Портрет великого полководца"

Сталин требовал все подходящие стратегические резервы бросать на освобождение Смоленска, Жуков же полагал, что нужно прежде всего выстраивать противотанковую оборону против главной ударной силы вермахта – танковых групп, действовавших в отрыве от пехотных соединений вермахта. Немцы явно хотели повторить свой успех окружения советских войск в районе Белостока и Минска, только в этот раз они намеревались сомкнуть танковые клещи вокруг Западного фронта в районе Смоленска, для чего 3‑я танковая группа стремительно развивала наступление в направлении Витебск, Полоцк, Духовщина, а 2‑я танковая группа – в направлении Шклов, Рославль, Ельня. Обладая глубоким аналитическим умом и предвидением, Г. Жуков, по опыту прошлых боев танковых групп и по их продвижению вглубь советской территории, к Москве, очень точно определил направление их действий и в течение всего периода Смоленского сражения выстраивал битву с врагом таким образом, чтобы сорвать замысел немцев и не допустить окружения Западного фронта, что ему и удалось сделать.

При этом, как ни торопило их время, Жуков в отличие от Сталина всегда настаивал, чтобы вновь создаваемым формированиям предоставлялось время на военную подготовку, зная из своего личного опыта, что молодой боец, научившийся в учебном бою нападать и защищаться, владеть оружием, ценнее трех новобранцев. Нередко споры по этим кардинальным вопросам выводили Сталина из равновесия, но в конце концов он соглашался с мнением Жукова, отдавая дань его опыту и военной интуиции. Встретившееся сопротивление советских войск на каждом километре смоленской земли было таким сильным, а потери в танках и людях так велики, особенно в войсках 2‑й и 3‑й танковых групп, что Гитлер при посещении штаба группы армий «Центр» 4 августа заявил, что если бы он перед войной был в достаточной степени информирован о силе Красной Армии, то «принять решение о необходимости нападения на СССР было бы ему значительно труднее»¹³⁴. Не меньшие потери несли и в войсках групп армий «Север» и «Юг», но, главное, на тех стратегических направлениях, где наступали немецкие войска, не было того продвижения, что было заложено в плане «Барбаросса», и без прилива новых сил оно могло вообще остановиться. В битве за Смоленск и для его овладения были введены последние резервы не только группы армий «Центр», но и Главного командования вермахта. Для развития успеха после взятия Смоленска у немцев «не было ни одной дивизии». Был еще один не менее тревожный сигнал, отмеченный в рабочем дневнике генерала Гальдера, «что за пару недель боев на территории Советского Союза войска тратили боеприпасов больше того, что было предусмотрено всем планом „Барбаросса“»¹³⁵.

На втором этапе Смоленского сражения, проходившего с 21 июля по 7 августа, Ставка ВГК рассмотрела предложения Г. Жукова организовать контрнаступление на западном направлении в целях разгрома смоленской группировки врага. Созданные для этого армейские оперативные группы, в которые влились остатки 29‑й, 30‑й, 24‑й и 28‑й армий, нанесли одновременный концентрированный удар из районов Белый, Ярцево и Рославль на Смоленск. Удары оперативных групп хотя и не привели к разгрому смоленской группировки противника, но заставили его отказаться от обходящих маневренных действий, сковали его силы на всех участках фронта и способствовали выходу из окружения 20‑й и 16‑й армий, помогли стабилизировать положение в полосе обороны 22‑й армии Центрального фронта. А главное, две танковых группы так и не смогли замкнуть клещи восточнее Смоленска, что им удалось сделать при окружении Минска, и в этом была большая заслуга начальника Генерального штаба Г. Жукова. Однако осуществить полный разгром духовщинской группировки противника советские войска не смогли, и Сталин винил в этом командующего фронтом. Он даже предлагал на заседании ГКО заменить командующего Западным фронтом С. Тимошенко на Г. Жукова, но сам Жуков, с уважением относившийся к маршалу, посоветовал Верховному Главнокомандующему воздержаться от такого шага и дать ему возможность в других сражениях проявить свой талант полководца. С мнением начальника Генерального штаба согласились В. Молотов и М. Калинин, но ожидаемого проявления таланта полководца у С. Тимошенко не проявилось, и если бы в то время Г. Жуков возглавил западное направление на советско-германском фронте – операция «Тайфун» могла быть сорвана в начале ее проведения, а не под стенами Москвы.

Немецкое главное командование торопило войска с продвижением на восток, но в начале августа у них нигде не было успеха. Группа армий «Север» была остановлена советскими войсками на Лужской линии обороны, а группа армий «Юг» оказалась скованной на киевском направлении. В результате этого между группой армий «Центр» фельдмаршала Бока и группой армий «Юг» фельдмаршала Рундштедта образовался большой разрыв, без ликвидации которого дальнейшее наступление было весьма рискованным. Одновременно с организацией контрнаступления на смоленском направлении 14 июля Жуков потребовал от главнокомандующего северо-западного направления маршала К. Ворошилова нанести контрудар по флангам 56-го моторизованного корпуса под командованием генерала Э. Манштейна, входившего в состав 4‑й танковой группы и выдвигавшегося на Сольцы – Новгород, далеко оторвавшегося от главных сил группы армий «Север». Возглавил это наступление только что назначенный начальником штаба Северо-Западного фронта талантливый генерал Н. Ватутин, подготовивший наступление по скрещивающимся направлениям на войска этого корпуса, занявшего 15 июля Сольцы и пополнявшего в том районе свои танки и бронемашины боеприпасами и горючим. Атаке предшествовал налет 200 бомбардировщиков Северо-Западного фронта, поразивших 30 танков и много другой боевой техники. Наступление русских было столь неожиданным, что застало немцев врасплох. Под удар попали главные силы корпуса, но наибольшие потери понесла 8‑я танковая дивизия, из состава которой в плен попало 5000 солдат и офицеров, а более половины ее танков и весь автотранспорт были уничтожены. На Гитлера контрудар под Сольцами произвел столь сильное впечатление, что специальным приказом от 19 июля он распорядился, чтобы 4‑я танковая группа временно остановила наступление на Ленинград на кингисеппском и лужском направлениях и возобновила его лишь после того, как 18‑я армия войдет с ней в соприкосновение, а ее восточный фланг будет надежно прикрыт 16‑й армией группы армий «Север». В этот же период времени, выполняя приказ Г. Жукова всеми силами воспрепятствовать продвижению танковых групп на всех стратегических направлениях, командующий Юго-Западным фронтом генерал М. Кирпонос силами 5‑й армии генерала М. Потапова нанес ощутимый удар по флангу 3-го моторизованного корпуса 1‑й танковой группы, прорвавшегося в направлении Броники – Герница, и, разгромив его арьергардные части, заблокировал на широком фронте основную транспортную магистраль, по которой шло все снабжение корпуса. Чтобы спасти положение, немецкое командование было вынуждено развернуть из-под Житомира две танковые дивизии и перенацелить в этот район действия авиации. Эти контрудары подрывали мощь основной ударной силы вермахта – танковых групп, которые за двадцать дней войны потеряли треть своих танков и были задержаны на путях продвижения к Москве, Ленинграду и Киеву от двух недель до месяца. Но главное, чего добился Г. Жуков от этих действий, – у всего гитлеровского командования в этот период была утрачена вера в молниеносный характер окончания для них войны. Продвижение немцев на крайнем севере также было задержано. Здесь действовала армия «Норвегия», в состав которой входило девять пехотных дивизий, две горно-стрелковые дивизии и одна бригада СС «Север». Войска армии имели задачу захватить Мурманск, Кандалакшу и Кировскую железную дорогу, а в последующем овладеть Кольским полуостровом и обеспечить северный фланг германского фронта на востоке. Одновременно с наступлением на суше велись морские операции в Баренцевом море с целью содействия своим сухопутным войскам, а также блокада морского побережья и нарушения северных морских коммуникаций СССР. Захватчикам не удалось приблизиться к Мурманску и к базам Северного флота; они были остановлены на реке Западная Лица. Пройтись победным маршем, с каким немцы шагали по Польше и Франции, по землям Советской России им не удавалось. Предстояла затяжная война, в которой победа должна была склониться на сторону русских, работавших с небывалой напряженностью в промышленности и сельском хозяйстве и воевавших с небывалой жертвенностью в бою. В отпущенное время, когда останавливались танковые группы, Ставка успела сформировать до ста новых дивизий.

Гитлер раньше своих военных руководителей в ходе Смоленского сражения осознал, что одной группой армий «Центр» Москвой не овладеть, и 21 августа он издал директиву, в которой войскам Восточного фронта предписывалось: «Главнейшей задачей до наступления зимы является не взятие Москвы, а захват Крыма, промышленных и угольных районов на Дону и лишение русских возможностей получения нефти с Кавказа; на севере – окружение Ленинграда и соединение с финнами»¹³⁶. Это было вынужденное решение, связанное с общей обстановкой на Восточном фронте, где главные силы вермахта – три группы армий, каждая порознь, не могли выполнить поставленные перед ними задачи планом «Барбаросса». В последующем Гитлер планировал ударом трех групп армий с запада, севера и юга овладеть столицей русского государства до наступления зимы.

Три недели тяжелейшей войны и жестоких сражений с фашистскими захватчиками постоянно побуждали ум и сознание Г. Жукова к размышлению над причинами поражения Красной Армии в приграничном сражении, которые охватывали огромный пласт боевой деятельности Красной Армии до и в начале войны. Он мучительно искал решения, с помощью которых можно было бы быстро исправить допущенные ошибки в ходе боевой подготовки и строительства вооруженных сил страны, внося в их основу требования и опыт пришедшей войны. Свое видение новых реформ в Красной Армии и переустройства армейских структур и хода боевой подготовки Г. Жуков доложил 15 июля на заседании Ставки Верховного командования. Вот какие выводы сделал начальник Генерального штаба генерал армии Г. Жуков после трех недель войны и одновременно наметил крупномасштабную реформу Красной Армии:

«Первое. Опыт войны показал, что наши механизированные корпуса, как слишком громоздкие соединения, малоподвижны, неповоротливы и не приспособлены для маневрирования, не говоря уже о том, что они являются очень легко уязвимой целью для неприятельской авиации. Ставка считает, что при первой возможности в обстановке военных операций следует расформировать мехкорпуса, выделить из них танковые дивизии как отдельные единицы с подчинением их командованию армии, а мотодивизии превратить в обычные стрелковые дивизии, имеющие при себе танки, обратив освободившиеся грузовики на создание армейских автобатов, необходимых для переброски войск с участка на участок и подвоза боеприпасов.

Второе. Опыт войны показал, что наличие больших и громоздких армий с большим количеством дивизий и с промежуточными корпусными управлениями сильно затрудняет организацию боя и управление войсками в бою, особенно если иметь в виду молодость и малую опытность наших штабов и комсостава. Ставка считает, что следовало бы постепенно и без какого-либо ущерба для текущих операций подготовить переход к системе небольших армий в пять, максимум шесть дивизий без корпусных управлений…

Третье. Опыт войны показал, что наши авиационные соединения, корпуса, многополковые дивизии и полки, состоящие из шестидесяти самолетов, очень тяжеловесны, громоздки и непригодны для маневренных боев, не говоря уже о том, что громоздкость этих соединений мешает рассредоточению самолетов на аэродромах и облегчает противнику их уничтожение на земле. Опыт ВВС за последние дни показал, что полки в тридцать самолетов и дивизии в два полка без корпусных соединений являются наилучшей формой организации авиации…»

В этот же день на заседании Ставки Верховного командования были приняты все предложения Г. Жукова по совершенствованию организационно-штатной структуры соединений Красной Армии: упразднялись управления стрелковых, кавалерийских, механизированных и авиационных корпусов и сокращалось количество личного состава и боевой техники в стрелковых, кавалерийских и авиационных дивизиях, а мотострелковые и моторизованные дивизии превращались в обычные стрелковые дивизии. Танковые дивизии механизированных корпусов должны были действовать как отдельные танковые дивизии; в последующем они почти все были переформированы в танковые бригады, часть из них – в стрелковые дивизии. Эти изменения объяснялись стремлением Ставки наиболее рационально использовать имевшиеся командные кадры, которых у нас тогда не хватало, прежде всего для нужд укомплектования большого количества вновь формируемых стрелковых дивизий и общевойсковых армий, избавиться от выявившихся в начале войны громоздких некоторых наших соединений и создать лучшие условия для быстрого укомплектования вооружением и боевой техникой вновь создаваемые стрелковые дивизии¹³⁷. Выстоять, научиться воевать, затем создать заново инструмент для наступления – таким было крайне важное видение проблемы, содержавшееся в директиве от 15 июля. Того факта, что слабые места Красной Армии были выявлены и проанализированы во время самых ожесточенных боев XX века, к тому же после всего лишь трех недель войны, а затем намечены пути исправления ситуации, было бы достаточно, чтобы признать Жукова военачальником высочайшего класса.

Г. Жуков с большим усердием не переставал вникать в положение войск и ни на минуту не терял нити управления войсками, которые все больше и больше становились надежнее и крепче. Одновременно у него зародилась и крепла мысль отпроситься на фронт – туда, где решалась судьба страны и куда многие его соратники по Генштабу уже убыли и гордились своим поступком. Война все больше становилась народной, и к участию в ней, на военном или трудовом фронте, самопроизвольно, без всякого давления сверху, устремилось все население страны, отдавая этому чувству свои лучшие порывы души. Шел второй месяц войны, и применяемые гитлеровскими войсками формы и методы ведения войны демонстрировали, что они пришли не как завоеватели жизненного пространства, а преследовали цель полного уничтожения Советской России и русского народа, что повсеместно вызвало народную энергию к сопротивлению захватчикам. Г. Жукову было престижно и интересно работать рядом со Сталиным, отдаваясь работе с крайним напряжением всех его физических и духовных сил, но где-то в глубине души его точила мысль, что он будет более полезен отечеству на полях войны, и он чувствовал себя там свое предназначение. Сталин был глубоко одаренным человеком, и Г. Жуков видел, что в стратегии войны и ее ведении он разбирается достаточно глубоко, а имея рядом с собой таких помощников, какими являлись маршал Б. Шапошников и генерал А. Василевский, ряд других опытных генералов и офицеров, можно было не сомневаться, что его уход в войска не отразится на работе Генерального штаба. Сталин смотрел на войну как на тяжелую работу миллионов людей, одетых в военную форму, обеспечивать которых всем необходимым была обязана вся страна, раз на нее выпало такое несчастье. В русско‑японскую и Первую мировую войну в царской России фронт и тыл жили разной жизнью: первый проливал кровь и нес жертвы, второй, основу которого составляла крупная и средняя буржуазия, веселился и наживался на поставках вооружений и продовольствия армии, что привело к поражению русской армии в обеих войнах и гибели той же буржуазии на обломках царской власти. Позднее Г. Жуков так оценит Сталина: «Он умел найти главное звено в стратегической обстановке и, ухватившись за нее, оказать противодействие врагу, провести ту или иную наступательную операцию. Несомненно, он был достойным Верховным Главнокомандующим». Была еще одна скрытая, никогда не высказанная Г. Жуковым причина, подталкивающая его убыть в действующую армию – это слабо подготовленный к ведению маневренной войны высший командный состав Красной Армии и прежде всего командующие фронтами и армиями, не выдержавшие испытаний в первые месяцы войны. Им нужна была школа и опыт таких боевых действий, и он верил, что ему удастся это показать и сделать. Г. Жуков ждал лишь удобного случая в реализации своих потаенных мыслей и такой повод вскоре представился. 29 июля на заседании Ставки Главного командования Жуков обратил внимание Сталина и членов Ставки на угрозу, таящуюся для Москвы со стороны Ельни, где сосредотачивались крупные силы группы армий «Центр» и, по мнению начальника Генерального штаба, «у Ельни немецкое командование готовит плацдарм для броска на Москву», по наикратчайшему направлению. Члены Ставки согласились с существованием такой угрозы и постановили на этом направлении сформировать Резервный фронт, и Сталин тут же предложил Г. Жукову его возглавить, что было воспринято генералом армии с большим одобрением. Г. Жуков чувствовал свое призвание быть на фронте, где решалась судьба страны, и он готов был разделить с ней ее судьбу. При отъезде в войска Сталин тепло с ним попрощался и сообщил ему, что он остается членом Ставки и может рассчитывать на его помощь. И действительно, в должности командующего Резервным фронтом Жуков несколько раз приезжал в Москву на заседания Ставки и ГКО и обсуждал со Сталиным наиболее важные оперативные проблемы, возникавшие на то время на всем советско-германском фронте.

Утром 30 июля вышел приказ наркома обороны о создании Резервного фронта, а уже в середине дня Жуков на автомашине выехал из Москвы на фронт. На следующий день он уже был в 24‑й армии генерала К.И. Ракутина, где выслушал доклад командарма об обстановке в его полосе обороны, и потом весь день посещал передовые части. В результате он пришел к твердому убеждению, что на этом направлении немцами готовится плацдарм, который можно было использовать как для накапливания войск, так и для ведения обороны. В тот же день командующий фронтом потребовал активизации разведки всех уровней (ни дня без языка в полосе обороны дивизии), изнурения противника систематическим огнем, постоянно готовить и наносить контрудары со строжайшим соблюдением мер оперативной маскировки и внезапности действий. Днем и ночью командующий без устали посещал вверенные ему дивизии, уточнял цели и задачи в предстоящем наступлении, лазил по передовой позиции, лично участвовал в допросах плененных немецких солдат и офицеров, обобщая и приумножая знания о состоянии вражеской обороны, чтобы найти в ней слабые места, и одновременно разрабатывал замысел наступательной операции. Одновременно он по государственному оценил состояние резервных армий, и, проверив десять московских дивизий народного ополчения, включенных в состав 32‑й и 33‑й армий, он 7 августа доложил Верховному Главнокомандующему, а также начальнику Главного управления формирования и комплектования Красной Армии о том, что они небоеспособны по следующим причинам: «Дивизии плохо вооружены и недостаточно укомплектованы; их стрелковое оружие состоит не только из русских, но и польских, французских и прочих образцов; артиллерийские орудия в частях самых разных систем, а боеприпасы к ним – совершенно других калибров; дивизии практически не могут двинуться с места из-за отсутствия у них транспортных средств; они не обеспечены средствами связи, инженерным и химическим имуществом»¹³⁸. При этом Г. Жуков вскрыл и истоки всех этих неприятных явлений, и как их в дальнейшем не допускать при формировании новых соединений для Красной Армии. Поэтому уже 23 августа особой директивой Ставки все ополченские дивизии начали переводиться на штаты стрелковых дивизий военного времени, а с 26 сентября все они стали кадровыми соединениями Красной Армии.

С появлением Г. Жукова на западном направлении резко возросла боевая активность войск Резервного фронта, и противник это сразу почувствовал. Там не только не было успеха у немцев – они не успевали отбиваться ни днем, ни ночью от не стихающих атак бойцов его фронта, часто переходящих в решительное наступление по овладению главенствующих позиций в обороне врага. Разведывательные подразделения фронта стали работать на большую глубину и своевременно вскрыли намерения гитлеровского командования направить подвижные силы на юг, о чем Жуков немедленно сообщил в Ставку и высказал по этому поводу свои соображения: «Противник, убедившись в сосредоточении крупных сил наших войск на пути к Москве, имея на своих флангах Центральный фронт и великолукскую группировку наших войск, временно отказался от удара на Москву и, перейдя к активной обороне против Западного и Резервного фронтов, все свои ударные подвижные и танковые части бросил против Центрального, Юго-Западного и Южного фронтов. Возможный замысел противника: разгромить Центральный фронт и, выйдя в район Чернигов, Конотоп, Прилуки, ударом с тыла разгромить армии Юго-Западного фронта…»¹³⁹ В Ставке соглашались с мнением и выводами Г. Жукова, но принимаемые меры Ставкой и командованием Юго-Западного фронта оказались запоздалыми, и катастрофы на юге советско-германского фронта избежать не удалось. Постоянно тревожа врага, Г. Жуков стал готовить наступательную операцию по овладению Ельней, узлового пункта немецкой обороны на этом направлении.

Замысел наступательной операции Г. Жуков разрабатывал лично и в глубокой тайне, посвятив командармов только в части, их касающейся, суть которой состояла в том, чтобы встречными ударами с севера и юга под основание выступа окружить расположенные в нем немецко-фашистские войска, рассечь их ударом с востока и уничтожить по частям. Ставка согласилась с этим замыслом.

На разработку такой наступательной операции, когда противник явно превосходил в силах и средствах, мог решиться только Г. Жуков, не боявшийся рисковать и знавший цену разведки, хитрости и внезапности в вопросах военного искусства. Скрытно маневрируя силами и средствами, командующий фронтом сумел привлечь к наступлению в 24‑й армии девять стрелковых дивизий из тринадцати и создал две ударные группировки севернее и южнее, имевших на намеченных участках прорыва небольшой перевес в артиллерии над противником. А чтобы немецкое командование не разгадало замысла подготавливаемой операции, войскам был отдан приказ строго придерживаться оборонительного характера действий, систематически поражать противника всеми огневыми средствами, строго соблюдать меры маскировки и скрытности и одновременно накапливать предназначенные силы на избранных направлениях.

Ежедневное поражение противника от плотного артиллерийского и авиационного огня нашими обороняющимися войсками было столь высоко, что фельдмаршал фон Бок обратился к Гитлеру за разрешением оставить Ельнинский выступ, чтобы сохранить подвижные войска для последующего решительного наступления, но ему было разрешено лишь заменить танковые и моторизованные соединения на пехотные.

Когда командующий фронтом прибыл в 100-ю стрелковую дивизию, которой командовал генерал И.Н. Руссиянов, комдив, набравшись смелости, сказал Г. Жукову:

– Я имею сведения, что под Оршей с нашей стороны было применено новое оружие. Есть ли возможность усилить нашу дивизию этим оружием?

– Да? А врагу не отдашь? – спросил Жуков.

– Заверяю вас, что не отдам!

– Хорошо, подумаем.

Г. Жуков при подготовке Ельнинской операции

Через два дня в дивизию стало поступать пополнение людьми, оружием и боеприпасами. Прибыла и батарея «Катюш», применение которой в начале наступления дивизии превратило первую позицию немцев в кромешный ад. Командующий фронтом чуть ли не ежедневно бывал на линии огня и доходил не только до штабов полков и батальонов, но и до солдатских траншей переднего края. Оценив местность по картам и по докладам командиров всех рангов, где намечался участок прорыва, он хотел лично сам все видеть, обозреть и, как бывалый боец, представить характер предстоящего боя, темпы возможного продвижения войск и отпор врага. С передовой он возвращался с грязными подтеками на коленях, гимнастерке, особенно на локтях. Командиры всех рангов, равняясь на командующего фронтом, с еще большим усердием изучали передний край противника, закладывая в общий фундамент ростки будущей победы.

Наступление войск Резервного фронта началось утром 30 августа после мощной артиллерийской подготовки, в котором главный удар наносила 24‑я армия, действовавшая с северо-востока, а навстречу ей с юго-востока ударили дивизии 43‑й армии. Сражение с первых же часов приняло крайне ожесточенный характер. Командующий 4‑й полевой армии фельдмаршал фон Клюге имел строжайший приказ удерживать Ельнинский выступ, и он, чтобы остановить наступающие войска, бросил на их поражение все основные силы 2-го ВФ, пытаясь мощными бомбоштурмовыми ударами разметать наступающие войска, а потом выдвинул против них почти все имеющиеся резервы. Но все его усилия были обречены. Г. Жуков все время находился на направлении главного удара на командном пункте 24‑й армии, перемещался в дивизии, где был успех, и там, где было трудно и нужно было помочь, хорошо владел обстановкой и быстро реагировал на все ее изменения. Чтобы не снижать темпы продвижения ударных группировок, он приказал артиллеристам вплотную следовать за наступающими и не снижать интенсивности огня. Здесь же Жуков требовал от командующего авиацией фронта, чтобы все наличные силы авиации поддерживали бомбовыми ударами наступающие дивизии и пресекали подход резервов врага. Наступление по требованию командующего фронтом велось и днем и ночью. Окончательно потрясший удар немцев был нанесен в ночь на 5 сентября. Привыкшие воевать днем, а ночью отдыхать, немцы этой ночью обратились в бегство, бросая оружие, технику, боеприпасы и военное снаряжение. Преследуя бегущего врага, войска Резервного фронта нанесли поражение шести пехотным и одной танковой дивизиям немцев и захватили 102 орудия¹⁴⁰.

Под давлением тяжелых вестей с передовой фельдмаршал фон Клюге 5 сентября вынужден был доложить фельдмаршалу фон Боку, что он отдал войскам приказ на отступление. Два известных фельдмаршала Третьего рейха вынуждены были оставить поле сражения и признать превосходство русского оружия. После этой победы о Г. Жукове заговорили в близком окружении Гитлера, как об опасном и способном военачальнике Красной Армии, все перемещения которого на Восточном фронте нужно было пристально отслеживать, и одновременно был отдан негласный приказ абверу на его физическое устранение.

24‑я армия, преследуя противника, 6 сентября освободила г. Ельню, и в этот же день Г. Жуков сообщил Сталину: «Ваш приказ о разгроме Ельнинской группировки и взятии г. Ельня выполнен. Ельня сегодня занята нашими войсками. Идут ожесточенные бои с разбитыми частями противника западнее Ельни. Противник в полуокружении»¹⁴¹. Ельнинская наступательная операция была первым сражением, в котором немецко-фашистские войска потерпели поражение, и всему командному составу Красной Армии стало ясно, что хваленые непобедимые фашистские войска можно бить даже при равном соотношении сил, если в полной мере применять по отношению к ним элементы военного искусства, такие как активная разведка, скрытность и внезапность боевых действий. Здесь, у Ельни, засверкал талант Г. Жукова как полководца, и Сталин поспешил направить его для защиты Ленинграда, у стен которого разворачивались тяжелые бои с неясным исходом. Эта победа знаменательна тем, что она была достигнута не числом, а умелым применением форм военного искусства, где у генерала Г. Жукова перед операцией не было превосходства ни в живой силе, ни в танках, ни в артиллерии, ни тем более в авиации; ведь Жуков командовал Резервным фронтом, где из шести армий, входивших в его состав, четыре армии находились в стадии формирования.

Одержанная победа под Ельней убедила Сталина в дальновидности и проницательности полководца Г. Жукова, в его выдающемся организаторском таланте в обстановке, когда он, обладая ограниченными силами, сумел одержать победу над сильным противником. 6 сентября Сталин в телефонном разговоре поздравил Г. Жукова с успешным развитием наступления под Ельней, а в конце разговора, как с соратником, выразил беспокойство за судьбу Ленинграда – что этот город на грани падения и, вероятно, через несколько дней его придется оставить. Г. Жуков ответил, что допустить такого развития событий нельзя, так как это приведет к потере северных территорий и создаст серьезную угрозу Москве.

Быстрое овладение Ленинградом должно было принести гитлеровцам господство на Балтике и непосредственную связь с союзником – маннергеймовской Финляндией – и окончательно развязать руки для наступления на Москву. По мере приближения немецко-фашистских войск к Ленинграду город стал приобретать облик воюющего города: из добровольцев создали 10 дивизий народного ополчения и 16 отдельных артиллерийских и пулеметных батальонов, вооруженных военной продукцией, изготовленной на заводах города.

К судьбе города было приковано внимание Государственного комитета обороны и Ставки при ясном понимании, что захват вермахтом Ленинграда грозил обрушением всего северного фланга советско-германского фронта со всеми вытекающим последствиями для страны. 29 августа Сталин направил в Ленинград телеграмму, адресованную не Ворошилову и Жданову, а секретарю горкома партии А.А. Кузнецову для Молотова и Маленкова, находившимся там: «Только что сообщили, что Тосно взято противником. Если так будет продолжаться, боюсь, Ленинград будет сдан идиотски глупо, а все ленинградские дивизии рискуют попасть в плен. Что делают Попов и Ворошилов? Они даже не сообщают о мерах, какие они думают предпринять против такой опасности. Они заняты исканием новых рубежей отступления, в этом они видят свою задачу. Откуда у них такая бездна пассивности и чисто деревенская покорность судьбе? Что за люди – ничего не пойму. В Ленинграде имеется много танков, много авиации, РСы. Почему такие важные технические средства не действуют на участках Любань – Тосно? Что может сделать против немецких танков какой-то пехотный полк, выставленный командованием против немцев без этих технических средств? Почему богатая ленинградская техника не используется на этом решающем участке? Не кажется тебе, что кто-то нарочно открывает немцам дорогу на этом решающем участке? Что за человек Попов? Чем, собственно, занят Ворошилов, и в чем выражается его помощь Ленинграду? Я пишу об этом, так как очень встревожен непонятным для меня бездействием ленинградского командования…»¹⁴²