Текст книги "Жуков. Портрет великого полководца"

Но резонанс этого контрудара, проведенный под личным руководством Г. Жукова, дошел до высшего командования вермахта. Начальник генерального штаба сухопутных войск Гальдер отметил: «На фронте противника, действующего против группы армий „Юг“, отмечается твердое руководство. Противник все время подтягивает из глубины новые свежие силы против нашего танкового клина… Как и ожидалось, значительными силами танков он перешел в наступление на южный фланг 1‑й танковой группы, на отдельных участках отмечено продвижение»¹¹⁹. Работая в 5‑й армии генерала Потапова и 6‑й армии генерала Музыченко, Г. Жуков требовал от них напряжения всех сил на люблинско-луцком направлении и эту же мысль он настойчиво внушал командующему фронта генералу Кирпоносу, чтобы он все выдвигающиеся войска второго эшелона направлял туда. Г. Жуков был недоволен действиями командующего фронтом, который больше реагировал не на главные угрозы, а на второстепенные.

Командующий группой армий «Юг» фельдмаршал Г. фон Рундштедт

Нужно было развить успех, но подход других механизированных корпусов задерживался: при полном господстве немецкой авиации в воздухе они несли на марше невосполнимые потери, и, кроме того, старые танки не выдерживали многокилометровых переходов и часто ломались. Г. Жуков и здесь проявил себя как способный военачальник. Зная, что в направлении Дубно для нанесения контрудара сосредотачиваются 15‑й и 19‑й механизированные корпуса, он приказал генералу Д.И. Рябышеву, имевшему на вооружении несколько десятков танков Т-34, выдвинуть его корпус на это же направление. 27 июня эти соединения нанесли такой мощный контрудар, что для его отражения командующий группой армий «Юг» направил в этот район все силы авиации и перебросил сюда свой резерв – 55‑й армейский корпус, что спасло танковую группу Клейста от разгрома. Этот контрудар мог перерасти из тактического в оперативный, если бы командующий Юго-Западного фронта строго следовал предписаниям Г. Жукова, потребовавшего от Кирпоноса, при отлете в Москву, нарастить силу удара подходящими из глубины 36‑м и 37‑м стрелковыми корпусами, а не разбрасывать силы на другие направления. «Коль наносить удар, то всеми силами», – убеждал Г. Жуков командующего фронтом. Но Кирпонос не выполнил указания Жукова. Немецкое командование группы армий «Юг», встретив сильное сопротивление советских войск, путем обмана и дезинформации сумело ввести в заблуждение штаб Юго-Западного фронта ложными сообщениями, что, не сумев быстро продвинуться на луцком направлении, они перенацеливают свой главный удар на юг, угрожая выходом в тыл 6‑й и 12‑й армиям фронта¹²⁰. Начальник разведки фронта подтвердил эту ложную информацию, и командующий фронтом стал выводить из сражения механизированные корпуса и перенацеливать их для отражения этого ложного наступления немецкой армии на южном направлении. Это была заманчивая идея: мощным контрударом разделаться с врагом на юге, а потом столь же решительно разгромить его войска на подступах к Луцку. Но вскоре стало известно, что сведения о движении крупной танковой колонны противника со стороны Брест-Литовска на Ковель являются ложными. Зато еще четче обозначилась угроза двух танковых клиньев Клейста на луцко-ровенском и радзехувско-бродском направлениях.

Г. Жуков, узнав на следующий день о переносе главных сил Юго-Западного фронта на другое направление, эту перегруппировку от имени Ставки запретил, но время было упущено. В этом непонятном и до конца не продуманном перенацеливании войск с одного направления на другое были затрачены огромные ресурсы и упущено время для накапливания сил для отражения главного удара немецко-фашистской армии. Контрудар, организованный Г. Жуковым в первые дни войны частью сил Юго-Западного фронта, имел далеко идущие последствия. Поставленные в плане «Барбаросса» задачи группе армий «Юг» по окружению советских войск в Львовском выступе ударом по сходящимися направлениям 1‑й танковой группой и 11‑й армией из Румынии решены не были. В Белостокском выступе, куда был направлен маршал Г. Кулик, цели немецкого командования были достигнуты – лучшие силы Западного особого округа были окружены и уничтожены.

В итоге приграничного сражения, продолжавшегося семь суток, наступление гитлеровцев на направлении главного удара группы армий «Юг» затормозилось. Главные силы этой группы армий – 1‑я танковая группа и основные силы 6‑й полевой армии оказались втянутыми в затяжные бои в южной части Полесья и вместо быстрого окружения советских войск и захвата Киева в середине июля, как это было намечено планом «Барбаросса», войска группы армий» Юг» достигли этой цели только 19 сентября, потеряв на этом пути до половины численности своих войск.

Южный фронт

В полосе ответственности этого фронта, проходившего по левому берегу Прута и нижнего течения Дуная, протяженностью около 450 км, на прикрытие границы были выдвинуты 5 стрелковых и 1 кавалерийская дивизия¹²¹, и когда началось наступление немецкой и румынских армий – им был дан достойный отпор. В то время как на всех западных фронтах авиация несла невосполнимые потери, на Южном фронте все было иначе. В Одесском военном округе перед началом войны были проведены крупные авиационные учения, и в ходе их все авиаполки перебазировались со стационарных на полевые аэродромы, где они были рассредоточены и хорошо замаскированы. Поэтому тщательно спланированные и подготовленные удары врага по стационарным аэродромам пришлись фактически по пустому месту. Правда, большая часть из 23 самолетов, потерянных ВВС округа в первый день войны, сгорела на земле во время налетов противника. Но в ходе боев первого дня войны летчики и пехотинцы сбили 40 бомбардировщиков и истребителей врага. На один потерянный самолет пришлось почти два вражеских¹²².

Шел четвертый день войны, но для советского руководства и военного командования оставался неясным один главный вопрос – где гитлеровское командование наносит главный удар и на каком направлении сосредотачивать стратегические резервы для отпора врагу. И в этот же день маршал Б. Шапошников дал ответ. По прибытии в штаб Западного фронта он максимально активизировал разведывательные органы соединений фронта, потребовав от них активных и смелых действий против штабов немецко-фашистских войск, далеко оторвавшихся от своих главных сил. Результаты не замедлили сказаться. Днем 24 июня в пяти километрах к юго-западу от Слонима частями только что введенной в бой 155‑й стрелковой дивизии 4‑й армии была разгромлена оторвавшаяся от главных сил штабная колонна противника. В одной из разбитых машин была обнаружена карта с нанесенной обстановкой, из которой раскрывались боевые задачи всех корпусов, входивших во 2-ю танковую группу Гудериана. Карта в тот же день была пристально изучена маршалом Шапошниковым.

Спустя сутки разведывательный батальон 64‑й стрелковой дивизии в смелом бою добыл еще более ценные сведения. Этот батальон под командованием майора Чумакова внезапно и стремительно атаковал расположившуюся на ночной отдых в районе Радошковичей колонну штаба 39-го моторизованного корпуса из 3‑й танковой группы Гота. За каких-то полчаса разведчики сожгли 15 автомашин, уничтожили до полусотни гитлеровцев, главным образом штабных офицеров, 8 человек захватили в плен. Но самую большую ценность, чем «языки», представляли захваченные документы. Они вскоре были доставлены маршалу Шапошникову. Среди них он обнаружил карту, на которой была нанесена обстановка в полосе всей группы армий «Центр», показаны направления действий полевых армий и двух танковых групп, указаны сроки достижения ими стратегических объектов в глубине советской территории. Из захваченных документов с непреложной ясностью вытекало, что главный удар гитлеровские войска наносят в центре советско-германского фронта, а не на юго-западном направлении, как предполагали в политическом руководстве страны и наркомате обороны¹²³. Там, как и в полосе Северо-Западного фронта, действовало по одной танковой группе, а здесь, в полосе Западного фронта, – две. В разгромленном немецком штабе был обнаружен и приказ за подписью генерал-фельдмаршала Браухича, датированный 23 июня, в котором уточнялась задача группы на ближайшие дни: «…2‑я танковая группа без остановки продвигается в район Смоленска и путем уничтожения русских войск, действовавших по эту сторону Днепра, откроет путь на Москву. Решающее значение будет иметь наступление с полным введением в действие моторов»¹²⁴.

Немедленно доложив Сталину об этих разведанных, Шапошников предложил все имеющиеся резервы направлять в Белоруссию, где развертывалось главное сражение на советско-германском фронте. Сталин тут же распорядился, чтобы 19‑я и 21‑я армии генералов И.С. Конева и М.Г. Ефремова, изготовившиеся для ввода в сражении на киевско-луцком направлении, начали перегруппировку в Белоруссию. События на фронтах принимали другой оборот, и Г. Жукову необходимо было вернуться к исполнению обязанностей начальника Генерального штаба. С каждым днем войны все тревожнее становилось в правительстве, и особенно в наркомате обороны, где каждый генерал и офицер возлагали на себя часть вины за положение дел в действующей армии, откуда без конца поступали плохие вести. Особенно тревожные сообщения шли с Западного фронта – там полностью было потеряно управление войсками, и они беспорядочно отступали на восток, а командующий войсками генерал армии Д. Павлов настолько растерялся, что демонстрировал свою полную непригодность выправить положение. В это время в окружении наркома обороны появился генерал А.И. Еременко, прибывший с 16‑й армией из Забайкальского военного округа и проявивший себя энергичным и решительным в выражениях по способам разгрома вторгшегося врага, и маршал Тимошенко, согласовав со Сталиным, назначил его командующим Западным фронтом. Но когда он 28 июня прибыл в штаб фронта – повальная дезорганизация дисциплины и повсеместное оставление городов и населенных пунктов и позиций были настолько масштабными, что он оказался бессильным что-либо выправить.

К войне оказались не готовы не только наркомат обороны и Генеральный штаб, к войне оказались не готовы некоторые командующие фронтами и армиями, проявившие мало инициативы в подготовке своих войск к отражению агрессии, не сумевшие выдержать первого удара и оказавшиеся неспособными предугадать окружение вверенных им войск и организованно отступить. Вся довоенная подготовка генералов и штабов сводилась к нанесению контрударов по вторгшимся войскам противника, отбрасыванию их от советской границы и переносу боевых действий на территорию врага, и это было аксиомой, заученной на множестве учений и еще большем множестве лекций и докладов, прочитанных на эту же тему. Командующие фронтами генералы Ф.И. Кузнецов, Д.Г. Павлов, М.П. Кирпонос и И.В. Тюленев, выполняя приказы наркомата обороны по нанесению контрударов по вторгшимся немецко-фашистским войскам, делали это шаблонно и бездумно, словно они не знали других способов ведения военных действий, в то время как обстановка требовала от них перейти к обороне. В то же время отсутствие связи с наркомом обороны делало их положение безвыходным – они не могли внести хоть какие-либо коррективы в приказ маршала Тимошенко, как не могли попросить усиления для своих войск или даже испросить совета.

И это не удивительно – не все военачальники мирного времени выдерживают напряжение войны. Часть из них утрачивают волю, другие – теряются в сложной обстановке, а кто-то не может перебороть страх быть убитым на войне. Это присуще всем армиям. В первые десять дней Первой мировой войны главнокомандующий французской армией генерал Ж. Жоффр на 40 процентов обновил состав командующих армий и командиров корпусов, назначив на эти должности тех генералов, кто понимал природу боя и готов был взвалить на свои плечи все тяжести войны¹²⁵.

26 июня И. Сталин, узнав об окружении Минска, вместе с членами Политбюро прибыл на станцию метро «Кировская», в нижний ярус, где располагались кабинеты Ставки и Генштаба. Нарком обороны маршал С. Тимошенко, докладывая обстановку, сбивался с привычного ритма и не мог увязать ее по фронтам с действиями вражеских войск. Об окружении и угрозе захвата немцами Минска в наркомате обороны еще не знали.

По привычке сдержанный, Сталин на этот раз, не стесняясь в выражениях, в гневе обрушился на военное руководство, обвинив его в плохой подготовке вооруженных сил к войне, потере управления войсками и неспособности выправить тяжелое положение на фронтах. Внешним наблюдением и внутренними помыслами Сталин и члены Политбюро не могли не заметить и не почувствовать, что высшее руководство наркомата обороны в сложившейся обстановке утратило веру в свои силы, было растеряно и подавлено масштабом поражений и понесенных потерь в приграничных сражениях и не находило способов хоть как-то выправить положение и спасти от разгрома вторые эшелоны приграничных фронтов, отступавших под ударами вермахта на восток без ясно обозначенной цели на ближайшие дни. Сильный по характеру Г. Жуков, только что вернувшийся с Юго-Западного фронта, не выдержал упреков и обвинений в плохой работе наркомата обороны и Генштаба, и со слезами на глазах выскочил из кабинета. Его никто не задерживал. Все генералы, находившиеся рядом с Тимошенко и Жуковым, чувствовали свою вину за случившиеся поражения, и пока никто из них не знал, как выправить создавшееся положение. От увиденного и услышанного у Сталина и членов Политбюро невольно возникла мысль, что оставлять в руках военного руководства дальнейшее ведение вооруженной борьбы и судьбу страны непозволительно опасно для государства, и это общее настроение руководителей страны чутко уловил В.М. Молотов, заявивший перед уходом маршалу С. Тимошенко: «С этого часа все приказы и распоряжения, отправляемые вами в войска, в обязательном порядке согласовывать со Сталиным». Все члены Политбюро отчетливо понимали, что нужно было немедленно перестраивать всю внутреннюю политику под нужды войны, и для ее ведения необходимо было срочно создавать новые органы руководства вооруженной борьбой с немецко-фашистскими захватчиками и управления народным хозяйством в условиях навалившейся на нас страшной войны.

Возвратившись в Кремль, члены Политбюро, среди которых находились В.М. Молотов, Л.П. Берия, А.И. Микоян, Л.М. Каганович и А.А. Андреев, выразили глубокое беспокойство положением дел на фронтах западного направления, и чтобы спасти армию и страну от катастрофы, они стали просить Сталина возглавить руководство вооруженными силами. Одновременно ими было высказано мнение создать единый орган руководства войной, чтобы все силы государства и народа были направлены на отпор вражескому нашествию и обеспечению боевых действий армии и флота. В течение нескольких дней члены Политбюро и сам Сталин 28 и 29 июня много и плодотворно работали над созданием такого органа государственной власти, который, в отличие от других партийных и государственных структур, концентрировал бы в своих руках всю полноту власти для быстрого ее применения в условиях войны.

Обстановка требовала сосредоточить всю полноту власти в государстве в руках одного чрезвычайного органа, который бы отвечал за судьбу войны и исключал бы повторение событий 1914 года, когда руководство воюющей армией в царской России Николаем II было возложено на различные Особые совещания, которые в действительности никакой властью в стране не обладали, а сам царь боялся своего немецкого окружения и ничего не решал¹²⁶.

Им стал образованный 30 июня Государственный комитет обороны под председательством И.В. Сталина. В его состав вошли члены Политбюро ЦК ВКП(б) и советского правительства: В.М. Молотов (заместитель председателя), К.Е. Ворошилов, Г.М. Маленков, а несколько позже Н.А. Булганин, Н.А. Вознесенский, Л.М. Каганович, А.И. Микоян¹²⁷. Постановления ГКО имели силу законов военного времени и были обязательны для всех государственных и военных органов, для всех ведомств и массовых организаций трудящихся. На заседаниях Государственного комитета обороны, которые проходили в любое время суток, обсуждались и решались важнейшие вопросы военного времени. Планы военных действий рассматривались Государственным комитетом обороны совместно с Центральным комитетом партии, народными комиссарами, права которых были значительно расширены. Это позволяло, когда возникала необходимость, сосредотачивать огромные материальные средства на важнейших направлениях, проводить единую линию в области стратегического руководства и увязывать боевую деятельность войск с усилиями всей страны.

Прибыв с Юго-Западного фронта, Г. Жуков разворачивает работу по восстановлению целостности фронтов на западном направлении и накоплению резервов.

Он добивается разрешения создать на московском направлении две параллельные линии обороны, которые должны были сыграть роль волнорезов. Первая линия, длиной в 300 км, проходила по Двине и Днепру от Полоцка до Мозыря через Витебск. Вторая параллельная ей, в 80 км восточнее, проходила по линии Невель – Смоленск – Рославль– Гомель. Занять две эти линии должны были шесть армий стратегического резерва, начавшие выдвижение к западным границам еще 15 мая. Анализируя приказы и директивы Г. Жукова в первые две недели войны в качестве начальника Генерального штаба и члена Ставки, можно выделить три типа предлагаемых им мер: краткосрочные – локальные контрудары и восстановления устойчивой связи с фронтами; и педагогические – переучить командиров Красной Армии, чтобы они могли успешно противостоять противнику. Разумеется, все эти организационные меры не давали немедленного результата.

А обстановка на фронтах была критическая. 30 июня немцы захватили Львов, и теперь Юго-Западный фронт вынужден был отступать. На северо-западе моторизованные соединения вермахта двигались по Латвии, и до Ленинграда им оставалось пройти 300 км. В центре советско-германского фронта река Березина, последняя крупная водная преграда перед Днепром, была форсирована немцами возле Бобруйска. Верховный Главнокомандующий Сталин поддержал предложения Г. Жукова, чтобы всеми имеющимися силами помешать III‑й и II‑й танковым группам перейти Днепр и овладеть ключевыми городами Могилев, Орша, Витебск, защищавших междуречье Днепр – Двина, настоящие географические ворота к столице Советской России. Для выполнения этой задачи Г. Жуков располагал небольшими силами – сильно ослабленной в боях 13‑й армией и еще двумя армиями, переброшенными с Украины – 16‑й и 19‑й. Три армии второго эшелона, стоявшие за Западным фронтом: 20‑я, 21‑я и 22‑я – не могли двинуться вперед, поскольку были зажаты на железной дороге, перегруженной сверх всякой меры. Но появление этих новых пяти армий в верховьях Днепра и Двины стало для немцев настоящим шоком. Гитлеровское командование полагало, что все главные силы Красной Армии были сосредоточены западнее Двины и Днепра, где и должны были быть уничтоженными. На этом краеугольном фундаменте был построен весь план «Барбаросса», который начал трещать и в ходе Смоленского сражения был пересмотрен Гитлером. Для затяжной войны ему нужна была Украина – как житница хлеба, больших запасов угля и развитой промышленности. Была еще одна важная причина, подтолкнувшая Гитлера к такому решению. По мере продвижения к Москве советско-германский фронт расширялся и фланги группы армий «Центр» все более оголялись, прикрыть их было некем и нечем – большая часть резервов была уже введена в сражение, а новых соединений и частей гитлеровское командование не могло сформировать из-за нехватки вооружений, поскольку на Восточном фронте ежедневно уничтожалось сотни танков и самолетов и большое количество других видов боевой техники, промышленность Третьего рейха не успевала восполнять эти потери. Особую опасность для немецкого командования представлял Юго-Западный фронт, успешно сдерживающий наступление группы армий «Юг», откуда мог быть нанесен удар во фланг главной группировки немцев. Окидывая пристальным взглядом полководца весь фронт вооруженной борьбы с гитлеровской армией, Г. Жуков самым пристальным образом следит за продвижением и боевыми действиями танковых групп, бросая против них все имеющиеся силы, чтобы задержать их и выиграть время для подготовки и накопления резервов.

Западный фронт по-прежнему приковывал к себе основные силы немецко-фашистских войск, а основную нагрузку в руководстве фронтом нес маршал Б. Шапошников, посланный туда Сталиным еще 22 июня. Генерал Д. Павлов представлял из себя потерянного для армии человека, и к его мнению уже никто не прислушивался. В это время в близком окружении наркома обороны появился командующий 16‑й армией генерал А.И. Еременко, прибывший из Забайкальского военного округа и проявивший себя энергичным и решительным в выражениях генералом, знавший на словах, как разбить вторгшегося врага, и напористого генерала маршал С. Тимошенко назначил командующим Западным фронтом. Но когда 28 июня он прибыл в штаб фронта – повальная дезорганизация управления войсками и последовавшее вслед за этим падение порядка и дисциплины в войсках были столь пагубны, что выправить положение ему не удалось. Солдаты и офицеры были готовы сражаться и умирать; они лишь ждали сильного человека, способного объединить распавшиеся на отдельные части силы фронта и организовать надежное управление ими.

Маршал С. Тимошенко трагедию первых дней войны воспринял как личную трагедию, и, как человек высокого долга, стал проситься у Сталина на фронт, где решалась судьба войны. Война шла совсем не так, как к ней готовились, и нарком видел в этом и свою вину. В первый же день война высветила ряд крупных проблем и вопросов, которые были плохо проработаны в наркомате обороны при подготовке к войне. Ведь все хорошо знали, что гитлеровская армия победы в войнах против Польши, Франции, а потом и над Югославией и Грецией, добивалась за счет массированного применения танковых сил, артиллерии и авиации на избранных направлениях. Знали, но подготовка к этому новому виду боевых действий велась недопустимо плохо. Тон должен был задавать нарком обороны маршал Тимошенко, но в нем недоставало широты стратегического кругозора, понимание которого могло воплощаться в делах по повышению устойчивости советских войск в отражении массированного наступления танков и авиации противника и насыщению войск противотанковой и зенитной артиллерией. Маршал лишь обозревал поле применения новых форм военного искусства, показанных вермахтом в войнах против Польши и Франции, но адекватного ответа в наркомате обороны им не было найдено. В нем недоставало полководческой решимости творить и развивать новые способы вооруженной борьбы, диктуемые временем и обстановкой, внедрение которых в жизнь очень часто граничит с риском и сопротивлением не только своего же окружения, но и зачастую верховной власти, которое великие личности умеют преодолевать силой своего убеждения, ума и таланта. Но за плечами у маршала был опыт руководства фронтом во время советско-финляндской войны, и Сталин поощрительно отнесся к его просьбе возглавить Западный фронт. Назначение маршала командующим Западным фронтом отвечало настроению войск, и оно было воспринято с воодушевлением как командного, так и рядового состава фронта.

Возглавив Западный фронт, маршал С. Тимошенко 2 июля на заседании Военного совета фронта потребовал арестовать Павлова, начальника штаба генерала Климовских и нескольких генералов фронта, которых он считал ответственными за катастрофу с войсками фронта в первые дни войны, и немедленно предать их военно-полевому суду. Состоявшийся в середине июля суд нашел в действиях Павлова и ряда подчиненных ему генералов измену присяге и пособничество врагу в деле разрушения боевой мощи округа. Но для Сталина, уже успевшего в роли председателя Государственного комитета обороны вникнуть и понять размах и жестокость пришедшей к нам войны и смотревшего далеко наперед, наказание еще одного или двух, трех предателей ничего не меняло и не служило делу укрепления дисциплины среди высшего командного состава. И потом, о разоблаченных шпионах и предателях приказы для всеобщего обозрения не публикуют. И Сталин распорядился – изменить формулировку приговора Павлову и его приспешникам, потребовав, чтобы они были осуждены за то, что «проявили трусость, бездействие власти, нераспорядительность, допустили развал управления войсками, сдачу оружия противнику без боя и самовольное оставление позиций Красной Армии…»¹²⁸ На этом примере он хотел дать урок всему командному составу Красной Армии, что не все их ошибки могут быть прощены и что каждому военному начальнику надо научиться отвечать за действия своих войск.

На всем советско-германском фронте разгоралась жестокая и напряженная вооруженная борьба, но центральным событием было Смоленское сражение, которое проходило с 10 июля по 10 сентября в полосе фронта шириной 600–650 км и глубиной 200–250 км. Захват Смоленска рассматривался германским командованием как важный пункт для возможного стремительного движения на восток, так как Красная Армия, по предположению немцев, представлялась им уже уничтоженной, без возможности осуществить мобилизацию. Гитлер продолжал строить радужные планы дальнейшего успешного хода войны, сказав своим генералам, что после окончания боев в районе Смоленска 2‑я и 3‑я танковые группы должны были разойтись: одна – вправо, другая – влево для оказания поддержки группам армий «Юг» и «Север». Группа армий «Центр» должна была вести наступление на Москву силами одних пехотных дивизий¹²⁹. Так пренебрежительно Гитлер оценивал силы русских через три недели войны, ошибочно считая, что основные ее силы разгромлены в приграничном сражении.

Всего в составе Западного фронта в Смоленском сражении к обороне подтягивались шесть армий. Танковые группы генералов Гота и Гудериана после достижения рубежа Днепра начали параллельное наступление, чтобы вскоре повернуть навстречу друг другу и замкнуть кольцо окружения советских войск в районе Смоленска. Прорыв шел по двум основным направлениям: через Витебск на Духовщину и через Шклов и Копысь на Смоленск и Ельню. Встретившиеся на этом пути узлы сопротивления, в частности города Могилев, Чаусы, были обойдены и окружены. Оценив нависшую угрозу, Г. Жуков потребовал 12 июля от командующего Западным фронтом маршала С. Тимошенко немедленно нанести контрудары по обоим флангам 2‑й и 3‑й танковых групп немцев, наступавших без поддержки пехотных соединений, которые были задержаны сопротивлением советских войск в Белостокском «котле», а затем походным порядком выдвигались вслед за танками. Главный удар в 21‑й армии нанес стрелковый корпус комкора Л. Петровского, войска которого уже 14 июля освободили Жлобин и Рогачев, а на следующий день его передовые части приблизились к Бобруйску, угрожая перерезать основные коммуникации, связывающие танковые группы с базами снабжения.

У Г. Жукова и С. Тимошенко не хватило сил для продолжения наступления: войска были слишком слабы, взаимодействие между родами войск и соединениями было поставлено плохо, разведданные были недостаточны и очень не хватало авиации. Это долгое и кровопролитное сражение начального периода войны представляло собой слоеный пирог, где наступающие немецкие войска переходили к обороне, а обороняющиеся советские войска переходили в наступление, и войска обеих сторон часто оказывались в окружении или полуокружении, бросая на вызволение своих войск последние резервы. В ходе этого сражения впервые в мыслях немецких генералов зародились сомнения в победе над русскими, и над ними призрачно завитал дух наполеоновской судьбы. В разное время в этом сражении принимали участие войска Западного, Центрального, Резервного и Брянского фронтов и 3‑й корпус дальнебомбардировочной авиации против войск группы армий «Центр» и части сил группы армий «Север».

Первый этап Смоленского сражения, проходивший с 10 по 22 июля, начался в исключительно тяжелых условиях для войск Западного фронта, когда они еще не успели завершить свое сосредоточение и развертывание. На рубеже от Идрица до района южнее Жлобина успели занять позиции только 37 из 48 выдвигающихся сюда дивизий. Свои рубежи эти дивизии нередко занимали под огнем противника, приспосабливаясь к условиям местности и обстановки буквально на ходу. Передовые танковые и моторизованные части немцев сумели прорваться к Смоленску 15 июля, где они были остановлены 16‑й армией и подошедшей ей на помощь 19‑й армии. Целых десять дней за Смоленск велись тяжелые и кровопролитные бои, не стихавшие ни днем ни ночью, и только угроза окружения заставила советские войска 24 июля оставить этот старинный русский город¹³⁰. Сталин, узнав, что наши войска оставили Смоленск, возмущенно сказал Г. Жукову: «Это не город, это памятник! Слава русского воинства! Триста с лишним лет назад поляки два года не могли взять Смоленск! Наполеон обломал об него зубы, а красный маршал Тимошенко позволил врагу взять Смоленск…»¹³¹ Верховный Главнокомандующий тут же распорядился, чтобы Генеральный штаб и лично Г. Жуков приняли все меры, чтобы вернуть Смоленск. 18 июля Г. Жуков отдал директиву о проведении операции по окружению и разгрому противника в районе Смоленска. Он принимал все меры, чтобы удержать днепровский рубеж обороны и вытеснить немцев из Смоленска. Эту трудную задачу в течение нескольких дней пытались решить, кроме 20‑й, 21‑й, также 13‑я и 4‑я армии. Активными действиями в районе Рогачева, Пропойска и Кричева они сковали крупные силы группы армий «Центр». Фельдмаршал Бок был вынужден выдвинуть в эти районы 2-ю полевую армию и снять из-под Смоленска один корпус Гудериана. Вскоре ему пришлось выделять дополнительные силы на бобруйское направление, так как Ставка ввела в сражение кавалерийскую группу генерала О.И. Городовикова. Эта группа в составе трех дивизий предназначалась для рейда по тылам могилевской и бобруйской группировок противника. Через двое суток кавалеристы прорвались в Бобруйск и перерезали коммуникации правого крыла группы армий «Центр». Фельдмаршал Бок, не имея сил для ликвидации прорвавшихся в их тыл кавалеристов, обратился за помощью в Берлин. Как позже заметил о сражении под Смоленском генерал Типпельскирх – уже тогда «в войне наступил первый большой кризис»¹³².

Напряжение боев нарастало – в направлении Москвы противник вначале бросил в наступление 29 дивизий, из которых было 9 танковых и 7 моторизованных дивизий, имея превосходство в людях, артиллерии и самолетах в два и танках почти в четыре раза. А всего в составе наступавшей группировки гитлеровцев в ходе сражения было задействовано 62 дивизии и две бригады¹³³. Замыслом их действий предусматривалось рассечь обороняющиеся войска Западного фронта на три части: невельскую, смоленскую и могилевскую, окружить их и уничтожить, чтобы создать выгодные условия для беспрепятственного продвижения на Москву, захват которой победно, как думало гитлеровское руководство, завершал кампанию 1941 года, а может и всей войны.