Текст книги "Бабай всея Руси"

Нацпроект по поддержке заборостроения и травокошения

Демократом, впрочем, Бабай был весьма своеобразным.

Он понимал, что значительная часть его паствы была чем-то недовольна, что и вылилось в те проблемы, которые у него возникли на выборах. Однако у него даже на секунду не возникало мысли о том, что это с ним что-то не так. Он был уверен, что надо просто подчистить ряды своих подчиненных, которые он что-то подзапустил в силу доброты душевной.

На совещаниях с главами администраций городов и районов, которые в последние двадцать лет были главной опорой вертикали власти в республике, начались приблизительно такие выступления Бабая:

– Ну что, дорогие товарищи. Мы с вами подвели итоги выборов. В целом народ поддержал политику действующего руководства. Однако выяснилось, что некоторые руководители потеряли доверие народа. Поэтому будем человек 10—15 из вас снимать.

…В зале звонкая тишина и липкий запах пота.

Себя при этом, естественно, снимать он не собирался. Он же точно всегда знал, что народ его любит – как же, сколько ездит по районам и слова дурного ни от кого не слышал. Парадоксальные, полные противоречий выступления продолжались одно за другим:

– Если вы мне что-то тут хотите сказать, что народ у вас какой-то не такой, голосует не так, то, сё… Бук сэйнаб ёрёмэгез1515
  Нечего дерьмо месить (башк. присказка, аналог русской «хватит сопли жевать»)


[Закрыть]! Все зависит от руководителя. Некоторые совсем совесть потеряли. Едешь по некоторым районам – вдоль дорог бурьян растет, заборы покосившиеся, потом не удивительно, что люди не так голосуют.

Главы районных и городских администраций после этого твердо поняли: можно делать все, что угодно, можно приватизировать весь свой район, иметь в женах пол своей администрации, утопить по пьянке в пруду джип с мигалками, но главное преступление – это не скошенная трава вдоль дорог и покосившиеся заборы.

Думаю, статья расходов главы на заборостроение и травокошение в каждом районе была куда внушительнее, чем на машиностроение и земледелие, например.

Это был своеобразный местный нацпроект.

«С молодыми мне легче работать»

Но вернусь к нашим великим демократическим преобразованиям (уверен, иронию в голосе в этом месте вы расслышали).

В ходе «разбора полетов» мне было понятно, что Бабаю пора дать программное интервью какому-то, желательно федеральному серьезному СМИ, где все-таки нужно дать ответы на повисшие после выборов вопросы.

Воздух был крайне наэлектризованным. Четыре миллиона человек, взъерошенные Веременко и Савиным, весьма хотели бы знать – что там на самом деле случилось с республиканским нефтепромом и ужель правда Урал Бабаевич его приватизировал? Как вообще чувствует себя дед в свои 70 и как себя чувствуют другие не юные и основательно поднадоевшие им начальники республики? Будет ли обязательным в школах язык титульной нации, который учить никому не хотелось? Когда перестанет всех мучить советским агитпропом местное ТВ, да и вообще – что же будет с родиной и с нами?

Бабай вроде тоже понимал, что программное интервью нужно.

Но после кампании 2003 года его тошнило от любых СМИ, потому что, открывая каждое из них, он с ужасом ждал очередных ударов оппонентов, искренне считая, что удары это крайне не заслуженные, потому что он все делает только на благо людей.

Мы чуть ли не каждый день приносили ему новые варианты вопросов от новых СМИ с настойчивой просьбой уже наконец определиться, кому из них мы даем интервью

Но, читая вопросы, среди которых, разумеется, всегда присутствовали и все вышеперечисленные, он начинал злобно пыхтеть, щурить и без того монголоидного типа глаза и невпопад бросать фразы а-ля:

– Ну смотри… Ну что это… Это же бизабразие… По какому праву… Это же пиарство… Провокационные же вопросы… Вот, смотри – кто приватизировал ТЭК? Все сейчас стали нефтяниками! Ну какое им дело? Мы же строим дороги, проводим газификацию, мы же не бросили село!!!

В ответ я в сотый раз начинал среди начальника пиар-ликбез:

– Муртазулэч (при частом употреблении это имя-отчество у его регулярных собеседников обычно превращалось именно в такое «Муртазулэч», а у самых близких боевых товарищей – даже в «Мурта-зэч»), это вопросы, которые крайне актуальны в обществе, и «Коммерсантъ» не может их не задать, аудитория этого не поймет…

– Какое общество? Они же все служат олигархам. Камирсант твой любимый – он же принадлежит Березовскому!

Мое всегдашнее «да, принадлежит, но он не вмешивается в редакционную политику» вызывало в нем каждый раз бурю эмоций и стократное усиление и без того обычно сильного акцента, которое окончательно превращало его язык в русско-башкирско-татарскую лингва-франку:

– Кит, эшту за глупост силящаб утрасын, нишляп1616
  Брось, что за глупость говоришь тут сидя, как это… (рахимовская лингва-франка)


[Закрыть] он не будет вмешиваться, если он его финансироваит?

– Он не финансирует, Муртазулэч. Такие газеты, как «Коммерсантъ» и «Ведомости», например – самоокупаемы.

Тут он начинал уже беззлобно хихикать над моей экономической безграмотностью, думая, что раз он тратит в год миллиард на поддержку СМИ, то и остальные СМИ должны зависеть только от строки в бюджете и разнарядки главам на количество подписавшихся.

– Ярар инде1717
  Ладно уже


[Закрыть], давай, я уже всем надоел, каждый день же по телевизору, вот ты у нас молодой, красивый, иди, рассказывай. Как семья? Ева растет?

Торопливое «растет, но я их не устрою в качестве ньюсмейкера» он уже не слушал.

В конце концов, все-таки удалось его уговорить на интервью «Труду», где было меньше, чем у других готовых на интервью федеральных газет предвыборной остроты и размещалова, а руководил которым тогда к тому же, похожий на Бабая возрастом и менталитетом главный редактор Потапов.

В его вопросах, естественно, тоже были и «провокационные», но вместе с журналистом «Труда», который их готовил, мы преобразовывали первоначальное вроде:

«1. А не вы ли с сыном стырили республиканский ТЭК?»

В гладкую для Бабая формулировку типа:

«1. Предприятия республиканского ТЭКа – краеугольный камень экономики республики, основа ее выдающихся социально-экономических показателей, согласно которым республика входит по основным параметрам в число лидирующих регионов страны. Каковы на данном этапе особенности организационно-правовой формы функционирования энергетики республики и что, на ваш взгляд, было бы лучшим ответом отдельным политиканам, огульно критикующим данные особенности?»

Получив этот бальзам на раны в форме вопросов к интервью (которых в окончательном варианте интервью, разумеется, днем с огнем не сыскать), Бабай сказал, что вот же, мол, совсем другое дело, сразу понятно, что руководит предприятием человек из ранешнего времени, ведь все же зависит от руководителя.

Он схватил трубку телефона и записную книжку, долго искал там фамилию Потапов, сам набрал номер и долго объяснял его секретарше, что он правда Бабай, тот самый политический тяжеловес. А когда соединили – долго и тепло вспоминал вместе с собеседником, как вот раньше не было пиарства и заказных статей и как они героически вместе отстаивали завоевания перестройки в начале девяностых.

Одним словом – интервью состоялось.

История умалчивает о том, появлялся ли в итоге корреспондент «Труда» у Бабая, а также о том, насколько близок текст к диктофонной записи и была ли вообще такая запись, или Бабай просто сказал кое-кому по каждому вопросу типа «тут напиши, что все осталось у нас, у республики», а этот кто-то уже выкручивался, придумывая правдоподобные формулировки, но в итоге получилось вот что, утвержденное и с громким заголовком «С молодыми мне легче работать» (в газете потом прошел чуть усеченный вариант, который и сегодня можно найти в сети). Потом еще были откровенные разговоры с «Коммерсантом», «Профилем», «Российской газетой» и другими.

«Труд»:

– …Ведь ни один человек не поверит, что у власти – любой – нет недостатков. А если верить государственным СМИ республики – то у нас все хорошо на всех направлениях. Непонятно только, откуда берутся недовольные…

– Но разве не Ваши подчиненные выстраивают такую информационную политику?

– У нас многие журналисты и чиновники никак не могут перестроиться с советских методов работы на современные. Хотя лично я всегда считал, что власть должна быть открытой.

– Ваша администрация в последнее время становится заметно моложе. С чем это связано?

– Это естественный процесс, и он будет продолжаться. Молодые должны в госорганах работать, со свежим взглядом, новыми идеями. Мне, честно говоря, с молодыми даже проще общаться. Они легче на подъем, с большим старанием берутся за сложные дела, чем пожилые люди. Бывает – в поездке по районам предлагаешь какой-то новый проект внедрить пожилому председателю колхоза – он в ответ: «Зачем? У меня и так все нормально». А потом то же самое предлагаешь молодому – он через год уже внедряет и начинает более продуктивно, чем более опытный коллега, работать. Другое дело, что все-таки нужно контролировать неуемную энергию, чтобы она во вред не пошла.

«Российская газета»:

– А в чьей собственности сейчас находятся предприятия ТЭКа?

– Слухов много распространяют на эту тему…. На самом деле топливно-энергетический комплекс никогда не принадлежал и не принадлежит ни какому-либо физическому лицу, ни частной фирме, ни группе лиц. Мы вынужденно и сознательно провели приватизацию таким образом, чтобы владельцами этих предприятий, грубо говоря, стали те же самые трудовые коллективы. Акции были переданы нескольким организациям, учрежденным самими же предприятиями нашего ТЭКа. У нас были веские основания для того, чтобы сделать именно так. Будучи государственными, наши энергетические предприятия стали объектом агрессивной и абсолютно противозаконной по своей сути рейдерской атаки. И если бы не наши решительные действия, нефтезаводы и многое другое уже давно действительно принадлежало бы пресловутым «частным лицам».

Относительно того, кто управляет республиканским ТЭКом, отвечу прямо – это не только люди, которым я действительно могу доверять, но и эффективные менеджеры. Между прочим, они блестяще образованны и прекрасно себя зарекомендовали сначала на невысоких должностях. И только убедившись в их компетентности, мы приняли решение о том, кто и как будет руководить ключевой для республики отраслью. В ситуации, когда государственное добро расхищалось аферистами всех мастей, я не мог поступить иначе.

Рейтинги же, которые оценивают «состояние» менеджеров нашего ТЭКа, смешны, это фальшивка от начала до конца. Никто из наших специалистов не получает зарплату хоть на рубль больше, чем в среднем по отрасли. Нет у них в пользовании ни самолетов, ни вертолетов, никаких других предметов роскоши, привычных для современных российских нефтяников. Я и сам, кстати, будучи руководителем одного из самых крупных и успешных регионов, передвигаюсь исключительно на рейсовых самолетах и автомобилях. Так и скромнее, и узнаешь больше, находясь ближе к людям.

«Коммерсант»:

– Вы неоднократно выступали с критикой отдельных положений региональной политики федерального центра. Как, на Ваш взгляд, должна выглядеть идеальная модель взаимоотношений с Москвой?

– Я не раз говорил, что критика вообще – это вещь полезная, без неё ни одному руководителю не обойтись, поэтому и дальше буду открыто высказывать свое мнение. Вы поймите: мы здесь не ставим под сомнение власть или полномочия российского Правительства или тем более Президента России Владимира Путина. Его появление во главе государства я искренне считаю благом для всех нас. Однако неправильно, когда от одного главного специалиста какого-нибудь министерства зависят судьбы миллионов людей в регионах. Есть же проблемы, которые нам здесь ближе и понятнее, а потому лучше нас их никто решить не сможет. Брать полномочий ведь тоже нужно столько, сколько сможешь проглотить.… Полномочия – ведь это не только почет, но и главным образом – ответственность перед людьми. Поэтому идеальная схема взаимодействия центра и регионов видится мне так: Москва определяет стратегические, геополитические направления развития государства, а мы на местах решаем оперативные социально-экономические вопросы.

«Известия»:

– Кому все-таки принадлежат сейчас предприятия ТЭКа? В прессе муссируются самые разные слухи…

– Мне известно об этих разговорах. И я со всей ответственностью заявляю: ни один процент ни одного из предприятий ТЭКа не принадлежит никому из руководителей республики и никому из членов их семей. Не принадлежит наш ТЭК и никому из российских олигархов, которые все последние полтора десятка лет облизываются на эти активы. А это действительно лакомый кусок. Мало того, что заводы сами по себе изначально представляли огромную ценность, мы не стали, как многие другие, выжимать последние соки из устаревающих предприятий, мы провели глубокую модернизацию, добились потрясающего качества продукции. Словосочетание «республиканский бензин», согласитесь, стало синонимом высочайшего качества, о чем говорит хотя бы тот факт, что ни один бензин в стране в таких масштабах не подделывается. Глубина переработки на наших заводах составляет 80—85 процентов, профессионалы поймут, о чем я говорю. И все это, за исключением одного миноритарного пакета акций, совсем недавно проданного АФК с единственной целью привлечения инвестиций в дальнейшее развитие, принадлежит республике. Мы провели сложную схему реорганизации, суть которой вкратце можно описать так: часть ТЭКа принадлежит его рядовым сотрудникам, а часть акций, с помощью закольцованной схемы, выкупили сами же предприятия ТЭКа, который, таким образом, стал принадлежать сам себе.

Сейчас перечитываю эти тексты – и смеюсь над тем, как мы по поводу выхода первых подобных наивных и половинчатых опусов торжествовали, наверное, не меньше, чем американские отцы-основатели, только что дописавшие билль о правах.

Нам тогда казалось, что это – провозглашение так нужных республике преобразований и теперь все будет по-другому.

Бабай понимал и открыто признавал, что демократизация республике необходима, но оттепель закончилась вместе с восстановлением в регионе политической стабильности. Люди, вовлеченные в политические процессы, говорят, что кое-что все-таки изменилось, но мы польстили бы себе, если бы говорили о революционных прямо преобразованиях.

Наши юные смешные голоса в коридорах Белого дома

Теперь о том, кто, собственно, такие были эти мы.

О том, что Бабай уже далеко не мальчик, он хорошо понимал, начиная с 2003-го года, когда в оппозиционных листках стали обсуждать тему его возраста, говоря (и не на пустом месте, кстати), что с годами многие достоинства человека чисто с научной точки зрения уходят, а недостатки многократно усиливаются. А он на самом деле не страдал старческим слабоумием и понимал, что проблема эта существует.

Кроме того, многочисленные соратники Бабая тоже были уже далеко не мальчиками, и власть казалась дряхлой, особенно на фоне молодцеватых Веременко и Савина и их тридцатилетнего, пышущего здоровьем и силой окружения.

Поменять за возраст себя Бабай, понятно, не решался, но окружение решил резко омолодить, причем, начал делать это еще до выборов, направляя таким образом избирателям сигнал – не пытайтесь омолодить власть, выбирая не меня, я сам вам дам молодежь во власти.

Начать он решил с наиболее близкой ему в физическом и аппаратном смысле администрации президента, чтобы всем было понятно, что молодость новых менеджеров и его опыт и дадут тот самый сплав, который будет эффективно управлять республикой.

Первым назначенцем и лидером остальных птенцов молодежного призыва, разумеется, стал занявший негласно второй пост в политической иерархии республики – главы администрации президента Радий Х., которому было тогда 39, а выглядел он, получивший образование за границей, владеющий четырьмя языками яппи, и того моложе.

И такие люди чем-то рулили в опорном крае России…

После выборов первым молодым начальником управления (Бабай даже издал специальный указ, в котором содержалось приравнивание этой должности к министерской) социально-экономического развития администрации стал Ильшат Т. который в свои 35 начал курировать работу всех, включая вице-премьеров, мастодонтов из социально-экономического блока башкирского кабинета министров.

Еще одним начальником управления стал 29-летний бывший аспирант Радия Урал Х., виртуозно владевший тогда, а сейчас еще лучше, правовыми вопросами, особенно касающимися выборного законодательства, что было крайне актуально после всех проколов-2003. Уже упоминавшемуся министру печати Борису М. тоже, наверное, и тридцати еще не было при назначении.

И это только те знаковые и наиболее звонкие назначения, которые вспомнились навскидку. На самом деле – молодежь заполнила коридоры, по которым еще недавно семенили только старички по ковровым дорожкам.

Ваш покорный слуга в свои 25 нахально заселился в просторный и солидный кабинет, где заседал в свое время еще секретарь обкома КПСС …ССР по идеологии товарищ Никто-уже-не-помнит-как-звали. Должность начальника управления по связям с общественностью – пресс-секретаря Бабая также была приравнена к министерской. Заниматься нужно было тем же, чем предшественник в обкоме.

Министр я был забавный, конечно.

Первым делом сам себя лишил возможности вызывать кого-нибудь на ковёр, потому как ковры велел выкинуть ввиду того, что они воняли нафталином.

Вторым делом повесил на гвоздь в переднем углу портрет. Но не Бабая, как в 100% тогдашних белодомовских кабинетов. И не Владимира Владимировича, как уже начали делать самые дальновидные из нас. Я повесил там большую фотку своей уже упоминавшейся выше жены, которую удивительно удачно щелкнул пляжный фотограф в дурацком турецком отеле. При взгляде на этот портрет посетители обычно прямо заметно вздрагивали, хотя, на мой взгляд, там ничего страшного не было, кроме страшной силы красоты.

Еще я принес на работу подаренную женой большую красную кружку с мишками, из которой пил чай. Моя секретарша Айгуль, молодая и смышленая, но слишком хорошо воспитанная в лучших традициях здания, в котором работала, вела со мной долгие позиционные бои за право не наливать мне чай в эту кружку («к вам тут люди уважаемые ходят, а вы тут с мишками»), но потерпела поражение.

Однажды, где-то через неделю после назначения, я увидел каких-то уважаемых людей, которые большой толпой заходили в кабинет секретаря по идеологии. Оказалось, что это редактора главных республиканских газет пришли на «оперативку». Им кто-то сказал, что я теперь у них главный давальщик ценных указаний.

Эти оперативки в различных государственных конторах вообще явление загадочное.

Их проводят во всех регионах России на всех уровнях, все со всеми и все непонятно зачем.

Время от времени чиновники проводят на оперативках без преувеличения целый рабочий день, с 9:00 до 18:00, без перерывов на работу. Во время их проведения они, как правило, рисуют в блокнотах абстрактные рисунки в стиле Дали.

Творение неизвестного подражателя Дали (adme.ru)

Я своими глазами видел такие блокноты, озаглавленные «оперативное совещание», где все (правда, все, хоть 200, хоть 300) страницы изрисованы такими абстракциями. Смотрят на таких оперативках обычно в этот самый блокнот, в котором рисуют, выступающий бубнит себе что-то и пребывает в самодовольном убеждении, что аудитория внимает и записывает гениальные изречения типа «мы сейчас находимся на переломном этапе», «нам надо усилить взаимодействие». Участники оперативок обычно вздрагивают только в том случае, если выступающий зачем-то называет их имена и то, как правило, для того, чтобы сказать «да, да, Такойто Такойтыч, мы уже занимаемся этим вопросом.

Однажды, через пару недель после рождения дочери, которая, как и многие другие дети, просыпалась в диком возмущении раз сто за ночь, на оперативке у тогдашнего республиканского премьер-министра я мирно спал, облокотившись на ладонь и как будто бы глядя в изрисованный подражаниями Дали блокнот.

От произнесения моего имени-отчества я почему-то рефлекторно не вздрогнул (чиновничьего опыта, видимо, было еще маловато, да и не слышал я раньше сочетания своих имени и отчества). Зато сразу подскочил, получив под столом хорошего пинка от своего соседа и товарища Ильшата Т., у которого тоже были маленькие дети и который понял, что неспроста я склонил голову ниже обычного.

Я живо поднялся и произнес беспроигрышное:

– Да, Рафаэль Ибрагимович, мы занимаемся, все идет согласно утвержденному президентом плану!

Опустив глаза, я увидел под столом большой палец, который показывал мне Ильшат.

Ответ, естественно, подошел.

А спрашивал меня премьер, если кому интересно, о том, как продвигается работа возглавляемой мной рабочей группы оргкомитета по празднованию 450-летия со дня добровольного вхождения республики в состав России. Естественно, по плану шла эта работа, как бы ей еще было идти?

Так вот, возвращаясь к нашим уважаемым главным редакторам.

Первая и главная новость, которую я им сообщил, состояла в том, что оперативок «у Мурзагулова» у них больше не будет.

– Товарищи, – говорю, – если что-то нужно будет по делу вам сказать – вон же совминовская АТС, и у вас такая же, четыре цифры нажать несложно.

А насчет ценных указаний – вы все люди взрослые, что в ходе выборов творилось – знаете, сами способны вполне анализировать происходящее, делать свои выводы и выстраивать редакционную политику. Так что (тут я решил блеснуть остроумием для разрядки повисшего в воздухе недоумения), «выражаясь языком Виктор Степаныча Черномырдина, вы, товарищи редактора, работайте, ошибайтесь, а мы в случае чего поправим, заменим!»

На том и попрощались.

На следующий день мне знакомая сорока из Дома печати слух принесла – наши главреды все как один стоят под снос, за плохо отработанные выборы.

Но ближайший из них ушел прилично после меня, кстати.

А работы у нас было много, было не до оперативок.

Рейтинг доверия у Бабая после выборов был на предельно низком уровне. Люди были сначала раздразнены, а потом жестко разочарованы результатами многообещающей предвыборной кампании. В обществе искрило, и это могло привести к пресловутому русскому (или башкирскому, суть та же) бунту, который в итоге чуть не случился в 2005 году, когда многотысячная толпа пошла брать Белый дом. Во время выборов – так даже ваш покорный слуга не просто так ходил с вооруженной охраной, отличным двухметровым парнем, каратистом Женей.

Общество было расколото ровно на три части – по национальному признаку. Ни к чему хорошему это привести не могло, а потому нужно было что-то делать, чтобы все поскорее прекратили думать, что соседа начальник любит больше. Нужно было всех убедить в том, что о каждом из них одинаково заботится Бабай в Белом доме и все будет хорошо.