Текст книги "Впереди только тьма"

После напряженной паузы, настоятель тяжко вздохнул, уткнувшись взглядом в поверхность стола. Вещи, что были забыты, дали о себе знать. Это словно находить гниющие доски в своем доме. Знаешь, что протекает крыша, хотел давно залатать, но всегда находятся отговорки этого не делать. Люди всегда становятся неожиданно занятыми, если можно повременить с важным, но неприятным делом. Настает час, и все рушится на голову. Только потом приходит осознание, что вместо одного дня работ, придется еще неделю все исправлять.

– Тогда это несколько меняет дело, – Верный Дранас размерено подбирал слова, оттягивая неминуемое. От последней фразы писаря настоятель будто преобразился. – Думаю тогда, ответ положительный. Долги надо отдавать, какие бы они ни были. Какая нам разница кому именно мы помогаем? Главное, чтобы нашей пастве было во благо. И нам спокойнее, и им хорошо.

– Наверное, я о чем-то не догадываюсь, настоятель, – сдержанно говорил Адриан, хоть все равно звучал напряженно. Поспешное решение его явно не радовало. – Какой вообще может быть долг у церкви, да еще…

– Достаточный, чтобы мы великодушно откликнулись на просьбу. Большего вам знать не следует, – надменно отрезал настоятель, взглянув на Адриана. Он продолжил говорить, не утаив издевку в тоне. – Гофард, мой Карающий Меч, вот тебе и поручение. Наведайся завтра к моему старому другу, архимагу Анктусу, и сделай все так, как он скажет. Уже сегодня ты подготовишь отряд Ведомых, чтобы в ближайшее время выступить.

Глубоко в своем сознании паладин пришел в бешенство от явного пренебрежения, но не смел перейти опасной черты. Он подался вперед, продолжая сдерживать нарастающий гнев. Не для того Гофард потратил столько лет на блестящую службу, чтобы терпеть подобное. Он доказал свое превосходство делами, и ждал соответствующего отношения.

– И что все это значит? Как мне видится, здесь просто воспользуются церковью в корыстных целях. Мало ли какие дрязги среди этих магов? Мы должны сначала разобраться во всей ситуации. Мне казалось, что мы не так слепы, чтобы сразу отзываться на подобное, – Гофард оставался с виду спокойным, вкладывая желчь в каждое слово. Он старался помнить о звании Дранаса. – Вы же понимаете, что все это несколько опрометчиво? Не идет ли это вразрез…

– А я вот надеюсь, что это вы понимаете, почему я до сих пор во главе церкви, Адриан Гофард, – настоятель пресек любые доводы враждебностью в своих словах. Он буравил взглядом воина, подобно ястребу. – Вы доказали свою веру церкви, так поверьте и мне, ее главе: отступников надо карать, неважно, что кому-то от этого будет выгодней. Это мой приказ. Здесь не может быть и речи о чем-то личном. Так вы сделаете лучше всем, и Истинный Феникс оценит это по достоинству. Разве не в этом суть? Или вы забыли?

Адриан знал, что сейчас будет. Не впервой Дранас решал эти споры Истиной. Он каждый раз напоминал о самой сути их веры, зачитывая отрывки из Послания Пламени – священных текстов церкви. Обычно именно так открытые трения подавлялись, даже толком и не начавшись.

– Не важно, что мы потеряем, если ничего не сможем дать другим. Не важно, что кидать в костер, если мы не замерзнем. Не важно, если никто так и не увидит Его свет в темноте, – напыщенно цитировал Верный Дранас, гордясь праведными фразами. Адриану же нечего было на это ответить. Слова из писания играли против его личного чувства справедливости. Снова разрываясь внутри от сомнений, единственное, что он мог сейчас сделать – это смириться.

Все еще подавляя в себе гнев, Гофард шумно встал из-за стола, будто ужаленный. Он злобно сжимал губы, а взгляд его был пронзителен, как у стальной птицы на столе настоятеля. Как никогда, церковнику хотелось занять место этого старика, чтобы, наконец, показать, что значит по-настоящему служить церкви верой и правдой.

– Я не забыл, Верный Дранас, – слова колко летели в настоятеля. Гофард с презрением повторил за ним приказ. – Сегодня я отберу себе людей для отряда, а завтра обязуюсь зайти к архимагу.

Адриан слегка склонил голову, будто в почтительном жесте, но, скорее, подчеркивая недовольство. Он коротко закончил вопросом:

– Еще будут указания, Верный Дранас?

Наставника только забавляла беспомощность паладина в этом разговоре. Он даже не хотел этого скрывать, широко расплывшись в улыбке. Уже долгие годы ничто не могло перечить воле настоятеля.

– Вы свободны, Карающий Меч. Прах к праху.

Воин не заставил себя долго ждать, направившись к выходу. Адриан выпустил всю копившуюся злобу, с силой захлопнув дубовую дверь за собой. Она готова была сорваться с петель, но чудом осталась на месте. Впрочем, монахам было не впервой ее чинить.

***

Гофарду всегда нужна была четкая мотивация, цель, которой он мог отдаться до конца. Он всегда должен был знать, что все идет во благо самой Истины. Потому слова в письме и реакция настоятеля сильно покачнули уверенность паладина. Церковь обладала неоспоримой властью, и ничто не могло заставить ее быть обязанной кому-то, тем более колдунам.

Адриан предвзято относился к этим шарлатанам. Его вера не клеймила их деяния как нечто греховное, нет. Но паладин достаточно хорошо вчитывался в писания, и в текстах почти всегда маги выставлялись не в лучшем свете. Они были сборищем предателей и лжецов, преисполненных властью. Не зря в Послании был свой собственный свод законов для магов и их учений. Каждый из них должен был соблюдать их, дабы не пресытиться этой безмерной мощью, корни которой уводят в грех.

Несмотря на все это, колдуны считались важной частью Королевства, хоть они и вели свой образ жизни обособленно. За столетия они сильно продвинули науку, улучшив быт жителей. Но, как было сказано в священных текстах, из-за возможного всесилия им воспрещалось нести магию во вред живому, в любых проявлениях. Магам даже нельзя было участвовать в войнах, сколь бы ни было велико искушение командующих. Любой чародей, пренебрегший священными запретами, считался отступником, нечестивцем. Для этого Адриан и был рожден – находить тех, кто забыл нерушимые постулаты. Многие годы жизни он потратил, чтобы собственноручно карать эту погань. Ведь если что-то получается лучше всего, то, может, в этом и есть твое истинное призвание.

Да, он был согласен, что этот мир нуждается в магах, живущих в своих башнях, в Оплоте Чудес. Да, они все искры от огня Феникса. Но в чем же причина его внутренней нелюбви к ним? В этой неприязни отражались годы охоты на отступников, что взрастили твердое недоверие ко всем представителям этой элитной касты. Он видел достаточно горя, сотворенного ими, чтобы перестать верить в любое возможное добро от них.

Хватит накручивать себя. Душевное буйство нужно было утихомирить, Адриан понимал это. Спустившись из покоев наставника, он проходил по коридору, что тянулся по периметру внутреннего двора монастыря. День только начинался, и мир грелся под палящими лучами солнца. Блестели оружия на стойках. Блики на стальных щитах ослепляли любого, кто на них посмотрит. Гофард рассматривал через частые проемы между колоннами молодых послушников церкви. Подальше от них группами расхаживали закаленные воины, решившие поупражняться. Звон железа разносился вместе с выкриками монахов. Кто-то из других паладинов, одетый в сверкающую кольчугу, выстроил нескольких новобранцев в ряд. Зычный голос раздавал подчиненным приказы на сегодня.

Каждый выполнял работу, угодную Фениксу, какой бы она ни была, и в этом постоянстве Адриан хотел обрести свое спокойствие.

Он приметил, как по траве волокли чугунный чан, думалось, что на кухню. Среди нескольких монахов, тащивших тяжелую ношу, один что-то громко обсуждал с другими, смеясь слишком заразительно. Для Гофарда слова доносились как будто со скрежетом, царапая его чувства. Глупости какие-то, ведь смеялись не над ним. Несколько раз мстительно бросив в их сторону взгляд, он все же решил пройтись до них. Нечто скрытое не давало ему покоя. Внутри снова поднималось нехорошее чувство.

– …но смотрю, что она совсем глупая. Ну я и говорю ей: «Так себе реликвия, просто кусок камня, видал и получше. Но если ты так хочешь, могу тайком к Пепельной Чаше пропустить тебя. Давай для начала только ты мне что-нибудь покажешь взамен.»

Чернявый монах смеялся над собственными словами, глупо и мерзко. От этого Гофард только ускорил шаг, от чего его уже заметили ближайшие послушники, почтительно отходя в сторону. Все видели, что кому-то не повезло разозлить Карающего Меча. Его ярость должна была настигнуть виновного, где бы Адриан его ни нашел.

– Ну и говорю ей дальше: «Феникс такое наоборот одобряет, ты не знала? Так в писаниях и написано, что должны услужить нам во…»

Кулак с треском заткнул парню рот, принеся дикую боль. Как такие чванливые юнцы вообще попадают в святую святых! Немыслимо! Преисполненный удивления, монах мешком упал на траву, взирая снизу на паладина и своих собратьев. Адриан возвышался над ним с неподдельным возмездием в глазах, будто обвиняя во всех грехах, которые юноша еще не совершил.

– Что там Истинный Феникс говорил? Повтори-ка это громче, слабак! – слова вылетали из уст, сжигая все добродушие вокруг. Монахи узнали Гофарда, наслышаны были о его вздорном характере. Почти все они молча прятали глаза, искоса все же поглядывая. Никто не хотел попасться под горячую руку. – Вставай! Ну же! У тебя нет сил даже сказать что в ответ?

Послушник лежал во дворе церкви, беспомощно озираясь по сторонам. От своих собратьев, нерешительно наблюдавших за сценой, он так и не дождался помощи. Он просто не понимал, за что на него налетел старший по званию и чем он провинился перед ним. Слегка дотрагиваясь до разбитой губы, монах трясся от страха, не представляя, что ему делать дальше.

– Уже не так легко сказать мерзость о нашем боге?! Думаешь, ты здесь самый умный, мелкий ублюдок?! – тяжелый сапог с силой влетел под подбородок юноше, кровь каплями оросила траву. Где-то рядом на землю упал зуб. – Теперь ты у нас увидишь Истину!

Бить лежачего? Плевать о своей чести, когда у соперника ее и не было. Последовали еще удары, приносившие удовольствие Гофарду. Кулаками он выбивал из чахлого юнца всю грязь, копившуюся в душе. Ярость окрыляла его, затмевая взор. Он видел лишь кровь, необходимую для очищения, превращая лицо монаха в кровавую маску. Неважно, что будет дальше. Для паладина был важен лишь этот праведный миг. Он верил, что делал только лучше этому хнычущему послушнику.

– О пламя! Адриан, что ты, черт возьми, делаешь?

Сквозь толпу монахов пробирался высокий рыжий паладин в кольчуге. Добравшись до Адриана, он схватил его сзади и попытался убрать подальше от еле живого послушника на земле. Это оказалось не так просто, как думалось. Все тело Адриана было свито из крепких мышц. Он оставался на месте, словно не замечая, как его пытались оттаскивать в сторону.

– Вы все слышали?! Он не достоин быть в святая святых! Вышвырнете его к чертям, к Бегемоту! Я убью каждого слабака, если услышу от него подобные богохульства! – Гофард сотрясал воздух руками, несмотря на то, что его упорно тащили прочь от личной бойни. На его сапогах блестели капли крови. В глазах клубился алый туман, святое безумие.

– Ты сдурел совсем?! – воин смог силой отвести Адриана в сторону и отшвырнуть его на землю. – Думаешь вообще, что ты творишь?!

Тот приподнялся на локте, громко втягивая воздух. Волна праведного гнева как резко накатывала на него, так и стремительно отступала из сознания. Гофард попробовал сплюнуть, но ярость выжгла всю влагу во рту.

– Иногда мне кажется, что только я один здесь могу думать, – он поднялся на колени и начал медленно вставать. – Да ты послушай их: только и хотят залезть под юбку, поганя собой облик нашей веры. Втаптывают ее в грязь своей похотью, не проявляя никакого уважения. Они просто живут и не знают, для чего.

Адриан близко подошел к рыжему паладину, который был на пол головы выше него. Тот недовольно смотрел на Гофарда, как смотрят на ребенка, заигравшегося допоздна.

– Они зубрят эти фразы из Послания и не понимают смысла в нем. Просто слова, чтобы использовать для своих благ, – произнося это, Адриан смотрел слишком уверенно на собрата. Он будто знал обо всех мыслях, проносившихся у того в голове. – Кто-то же должен их поставить на место. Это наша церковь, и все должны быть верны лишь Истинному Фениксу, а не своим желаниям.

– Ты только что избил молодого послушника, и мне плевать, что он там сказал, – монах в кольчуге жестко выговаривал каждое слово. Своим холодом он будто остужал нрав Гофарда. – Ты так и убить мог того паренька. Разве этого ты хочешь – забить насмерть кого-то? Это не стоит того. Займись уже своим характером, тут его проявлять вообще не к месту.

– Может и так, мой друг. Но когда все забудут Истину, мне не стыдно будет взглянуть в зеркало.

Дыхание еще учащенное, капли пота по лбу. Гофард вытер лицо рукавом, а после осуждающе посмотрел на своего собрата по вере. Быть может и правда, Адриана никто не понимает. Он медленно подался назад, указательный палец направляя в сторону рыжего воина:

– Скоро мы идем за отступниками, Рельнадо, – с ехидной усмешкой произнес Карающий Меч. – Ты и еще несколько твоих людей пойдут со мной. Пусть к завтрашнему дню уже будут готовы.

– Так вот оно что значит, да? Опять с настоятелем, выходит, повздорил? – сказал монах, в недоумении подняв руки. Гофард лишь отвел взгляд. – И поэтому ты устроил взбучку тому парнишке? Выпусти пар лучше в другом месте. И чего ты вообще добился сейчас?

– Сегодня церковь получила еще одного истинного верующего, в этом я не сомневаюсь.

Адриан взглянул последний раз на того, кто сейчас получил ценный, хоть и радикальный урок. Сохраняя отрешенный вид, молодежь разошлась по сторонам. Монахи, что несли чугунный котелок, пытались осторожно поднять пострадавшего собрата. Тот болезненно стонал при каждом движении. По шее вниз под балахон стекала кровь из рваных ран. Лицо опухло, а один глаз не мог раскрыться. Во рту зиял черный провал, которого несколько минут назад еще не было. Кажется, он до конца жизни будет пугать прохожих своим видом. Думалось, послушник еще легко отделался. Адриан был способен сделать намного больше, все ради его столь любимой веры, и столь ненавистной власти церкви.

Рельнадо проследил за его взглядом:

– Если паренек переживет сегодняшний день и не сломается, то мы получим еще одного полоумного фанатика, – уже грустно заметил Рельнадо. – Я, видимо, никогда не привыкну к твоим методам, Адриан. Думаю, у тебя и без этого есть дела. Завтра мы все обговорим еще раз.

Демонстративно отвернувшись от своего друга, он направился подальше от лучшего из лучших служителей церкви. Монахи вокруг тоже пытались найти занятия в стенах монастыря. Несмотря на кроткие взгляды по сторонам, Адриан оставлял впечатление довольного собой паладина, хоть и пожираемого внутри противоречиями.

***

– Прости мне мой гнев, хоть и направлен он во благо. Прости мне мою слабость, что я веду своей силой.

Стоя на коленях в своей келье, он смотрел в узкое окно. Руки сжимали железный кулон на шее, истертый пальцами до блеска. Своей формой он напоминал оперение стрелы. Гофард дорожил им, ведь это единственное, что осталось от его прошлой жизни. Единственное, что давало ему повод жить дальше.

Он молил о прощении, но не знал, нужно ли оно ему. Как пересилить гнев, свое праведное безумие? Лишь уповать на Его волю. Истинный Феникс заберет к себе его пламя. Он направит его душу к свету. Он направит его руку на заблудших, на слабаков. Он даст силу ему, он покарает их…

– Нет, все не то! – крикнул в пустоту Адриан, и слова эхом возвращались к нему, неся в себе обвинения.

Страх снова поселился в голове. Каждый день он боролся с ним, что уже казалось ему сумасшествием. В моменты бешенства жизнь представляла из себя сон. Все это дурной кошмар, в котором он терялся и не понимал, почему не может им управлять. Своей яростью он хотел чувствовать себя живым, делая больно другим. Должно быть что-то, что удержит его. Нечто постоянное, неизменное.

– Истинный Феникс, услышь меня. Озари меня своим светом, укажи мне путь.

Единственное, что было примечательным в скромной серой келье, это горшок с растением, тем самым на окне, аккуратно загораживающим одинокий свет. Длинные тонкие листья поднимались вверх и под своей тяжестью опускались на подоконник. Остров спокойствия, частичка жизни, которую ценил Пылающий Бог. Адриан любил подолгу смотреть, как лучи солнца проходят сквозь зелень.

Адриану оставалось жить только ради своего бога и, как думалось, ради молчаливого друга на окне.

Как бы противоречиво ни вел себя Гофард, он не считал себя дурным фанатиком или сумасбродом, не способным контактировать с людьми. Были личности, что считали его хорошим человеком, хоть и с натяжкой. Адриан был тем человеком, который может и не отличаться при знакомстве от других волевых личностей. Вы общаетесь с ними, и они в ответ не кажутся вам такими уж безумцами. Просто не поднимайте темы, которые им не понравятся. У них всегда найдется парочка слов, которые уже вам могут не пойти на пользу. Тем более, не пытайтесь больше узнать об их жизни и, тем самым, чаще проводить с ними подолгу время. Вы даже не заметите, как этот с виду уравновешенный человек подумает, будто вы готовы принять его таким, какой он есть на самом деле. И, поверьте, вам это точно не понравится.

И потому, растение на окне было эталоном друга для Адриана Гофарда, и лучше него нельзя найти.

***

Весь день он провел в подготовке к священной миссии, даже толком ничего не зная о ней. Сомнения стравливались с доводами, которые Гофард использовал в собственных мыслях, ведя ожесточенный спор в своей голове. Он старался верить в честность помыслов, важность предстоящей вылазки, но осторожность по отношению к людям брала верх. Пока он не докопается до истины, не будет ему покоя.

Еще днем он составил список тех воинов, которые войдут в его состав Ведомых. Со многими он не единожды ходил на охоту за отступниками. Троих монахов решил взять из новичков, но способных. Писарь наставника обещал оповестить всех на вечернем сборе во дворе и вывесить список на доску объявлений при дворе монастыря. Хоть этот щуплый юноша и не заслуживал уважения, однако свое дело делал вовремя и правильно. А Гофард привык, чтобы его приказы выполнялись, и выполнялись беспрекословно.

День проходил буднично, как по расписанию. Эмоции, разрывавшие его утром, совсем стихли. Иногда, когда Гофард ловил на себе неловкие взгляды в коридорах, чувство вины появлялось вновь. Однако это длилось недолго. К вечеру от давящих мыслей не осталось и следа. Адриан будто не придавал значения недавним событиям.

В тот же день паладин заходил в оружейные комнаты, лично проверял имущество монастыря. Всё было на своих местах: с десяток старых кузнецов, их подмастерья, следящие за складом. Появилось несколько новых рабочих, занятых мелкими делами. Были подсчитаны необходимые снаряжения для отряда. Отданы приказы по снабжению.

Двенадцать натренированных воинов входили в состав отряда его новых Ведомых, которых Гофард с уверенностью отобрал. Каждому из них приписывалось стандартное снаряжение для исполнения долга. Адриан проследил, чтобы все из него было учтено: тяжелые стальные доспехи, меч со щитом, которые, ввиду особенностей, использовались лишь один раз за всю охоту.

Их церковь хранила великое доказательство бога, что до сих пор помогало им сражаться – чашу с пеплом умершего Феникса, реликвию всего мира, святыню святынь. Феникс завещал свой бесконечный прах человечеству, дабы противостоять алчным властителям магии. В ночь на отправку в Гаспор все обмундирование обработают этим священным пеплом, а после вновь обожгут металл. Благословенны будут тогда доспехи Ведомых, и ни один отступник не сможет помешать свершению праведной воли.

Но всему была своя цена. Со временем, через месяц-полтора освященная сталь мгновенно пожиралась ржавчиной, совершенно необъяснимо. Ничто не могло выдержать силу Пламенного Бога. Как говорили в церкви, Феникс снова все обращал в прах.

Чудо было. Каждый раз Адриан убеждался в этом, когда еще один отступник, загнанный в угол, молил о прощении. Чудо было, когда меч вонзался в плоть, обжигая внутренности грешника. И от этого Адриан получал истинное удовольствие.

***

Солнце почти ушло на покой, когда все дела Адриана были сделаны. Работа приносила ему больше спокойствия, чем тишина. Знакомая рутина бальзамом разливалась по сердцу. Каждое его решение было успешным, каждый приказ учтен и выполнен. Даже ужин в столовой прошел как по маслу.

В просторной столовой не было толкотни, что случалось довольно редко. Монахи ели, как и полагается, стоя возле длинных высоких столов. Подавали уху из речной рыбы. Если Адриан не ошибался, бульон варился на осетре. Он как раз обитал в здешних водах реки Камаяла. Сдобренный приправами бульон содержал в себе кусочки картошки, иногда попадалось и мясо самой рыбы. Однако обилие трав выдавало не первую свежесть продуктов. Паладин, впрочем, не ощутил заметного отличия во вкусе. Подавался ужин с еще теплым хлебом. Братья-монахи искусно добавляли в тесто вино, привнося в него необычный пряный вкус.

Паладина трапеза успокаивала, особенно если это такой сытный и простой ужин. Тяжелый день подходил к концу, и в оживленной столовой легко забывались все проблемы, все накопившиеся тяготы. Люди вокруг занимались тем, что должны делать в первую очередь для себя – насыщаться. Можно было снова вспомнить священные тексты, сравнить цикл жизни с жизнью Феникса.

Но не сейчас. Ужин был важен по-своему. Вечером, наслаждаясь пищей, понимаешь, какие трудности были пройдены, и можно спокойно разложить мысли по порядку. В каком-то смысле, Адриан считал ужин священным временем трапезы. Не понимал, как вообще можно о нем забывать в дни, не отягощенные более важными делами. Даже в походах, когда солнце скрывалось за горизонт, к этому времени его отряд уже должен был быть готов к трапезе. Какие могут быть с утра силы, если ложишься с пустым брюхом?

Ужин с ним обычно разделял Рельнадо, его друг с молодых лет. В плавном потоке из служителей монастыря Гофард так и не смог выловить его взглядом. Он надеялся, что вспышка гнева с утра не сильно задела товарища. Хоть Гофард и считал его неженкой, Рельнадо всегда оставался верен ему, каким бы только он ни видел Адриана. А неконтролируемые приступы у него были обычным делом. Он ничего не мог с собой поделать. Гофард почти всегда считал свои действия оправданными. Ведь только силой можно достичь желаемого, а гнев – зерно этой силы.

Покончив с едой, Гофард направился в собор, который находился в главном корпусе. Именно там была сама жемчужина церкви, достояние самого Феникса – ценнейшая Пепельная Чаша, сохранившаяся со времен пришествия божества на землю. Ее охраняли даже лучше короля. Дозорные у главного входа по карнизам башен, готовые пустить стрелы в неприятеля. Десятки монахов, облаченные в парадные доспехи, сменялись каждые несколько часов на своих постах, вооружившись алебардами. Сотни людей каждый день приходили со всех уголков Единого Королевства, чтобы своими глазами увидеть прах Истинного Феникса. Неусыпная стража следила за рьяными верующими. Ближе, чем на десять шагов воспрещалось подходить к чаше. Никто не смел перечить такому укладу, и на то были причины. Скорее не чашу хотели защитить от богохульников или воров, а самих верующих – от реликвии.

Священный прах Феникса был бесконечен, сколько бы его ни брали. Он был способен на чудеса, большая часть из которых обращала вещи в ничто.

Адриан зашел в большой собор со стороны одного из коридоров монастыря. Почтительно склонив голову, он направился под главный купол. Потолок уходил высоко вверх, оставляя место красочным барельефам и фрескам, изображающим картины прошлого. Почти везде на них огненная птица сражалась либо с людьми, либо с чудовищами. Статуи в нишах пугали своими размерами, скалились на посетителей.

Ступеньки, ведущие в сторону абсиды, торца собора, поднимались с перерывами, образуя площадки для небольших осветительных жаровен. Безмолвные стражи стояли рядом с ними, строго на своих постах. Все, как и всегда. Уже наступила ночь, и в витражных стеклах можно было различить в какой стороне взошла луна. По полу стелился багровый ковер, начинавшийся от уже закрытых главных ворот. Долгий путь нужно было преодолеть, чтобы дойти до божественной реликвии.

Она была впечатляюще простой. Каменная угловатая чаша, в ширине чуть больше человеческого роста. Края ее были украшены зубьями, подобными клыкам хищника. Святой пепел таился внутри чаши и своим видом ничем не отличался от обычного. В нем не было ничего особенного, совершенно. Просто огромная куча пепла, как если бы монахи собрали его из всех щелей кузницы.

За подобные мысли Адриан и выбивал зубы глупцам.

Карающий Меч Феникса припал на одно колено перед Пепельной чашей, не нарушив дозволенных границ. Одной рукой он достал свой кулон в форме оперения стрелы, поцеловал его, лишь слегка коснувшись губами, и приложил ко лбу.

– Истинный Феникс, если позволяешь мне просить, так дай мне слова, дабы ты услышал их, – Гофард произносил молитву, с которой он всегда начинал. Его голосу лишь вторил ветер, что завывал в щелях стеклянных витражей, да слышалось потрескивание огня в жаровнях позади. – Ведь молю я о свете твоем, который изливаешь. Молю о страсти и желании жить для тебя, ведь без огня твоего нет тепла в наших сердцах. Путь наш милосердный, что выкован злом, должны пройти превозмогая. И простит нас тогда Истинный Феникс, восстав из пепла, дабы вновь обратить нас в прах. Прах к праху.

Он на мгновение смутился отчего-то, словно для него в осознании открылась новая дверь. Что-то щелкнуло в голове, погрузив мир вокруг в тишину, поглощающую звуки. То, что произошло сегодня днем, донеслось до него смятым эхом.

Сейчас Адриан преклонял голову перед пеплом великого существа, которое было творцом всего сущего. Именно он, Истинный Феникс, показал, как от его огня зародилась вся жизнь. Он, явившийся тысячу лет назад, свергнул злостного Бегемота, бесчестного демона, что, затаившись в идолах, отравлял души людей. Мерзкий Бегемот, пасть с миллиардом зубов, пожирал своих служителей в тайне ото всех, а люди почитали его своим создателем. Если бы не Феникс, кто показал бы истину? Кто смог бы изгнать лживого монстра, как не Истинный бог?

И сейчас, спустя столько лет, что выросло на величии Истинного Феникса? Мощь, огненный кулак из десятков тысяч людей, готовых биться во славу имени Его.

Имени, но не истинной сути Феникса. Все забыли, чему действительно учат писания. Мысль поселилась в этот момент по соседству с остальными, заражая их. Что, если сейчас уже завелся новый Бегемот?

Гофард сам подивился собственной мысли. Что за чушь! Видимо, он сегодня совсем утомился, и такие рассуждения должны быть изгнаны, и чем быстрее, тем лучше.

Но все же… Деяния настоятеля и до этого иногда ставили под сомнения его мотивы. Руководствовался ли он волей Истинного Феникса или ради личной выгоды? Ведь постулат Бога был прост – почитайте огонь в своих сердцах и зажигайте новые. Истинный Феникс велел им жить и преодолевать все трудности, дожидаясь его прихода. Тогда он подарит вечную жизнь тем, кто был ему верен до конца.

Верному Дранасу было плевать на вечную жизнь. Он больше не хотел нести огонь Истины в сердца других. Он угас, покорившись власти и старости. Настоятель стал словно этот пепел, покоящийся на одном месте уже почти тысячу лет.

Адриан отложил эти мысли в сторону. Не стоит о них забывать, но и мешать ему они не должны. Сейчас есть куда более важные дела, о которых стоит задуматься. Завтра он обязан будет навестить Оплот Чудес. Предстояла встреча с этим архимагом Анктусом, который никогда не покидал свои чертоги. Гофард еще ни разу не виделся с ним, и не ощущал большого желания. Он был уверен, что разговор предстоит не из приятных.

Гофард еще раз взглянул на свой стальной медальон. Он был неестественно теплый, истертый до блеска. Пальцами провел по слегка выпирающим петелькам. Он чуть встряхнул его, почувствовав внутри перекатывание песчинок. Адриан верил в чудо, ведь он в каком-то смысле сам его сотворил. В его руках было одно из них, и это что-то да значило.

О чем шепчут листья

Оставим в покое церковника и поговорим о том, что вы, наверное, забыли в истории нашего Единого Королевства. Да, я, конечно, не зря упомянул этого импульсивного монаха, чей характер может вводить в недоумение. Он тоже сделает решающие ходы в этой истории. Его время настанет, и об этом вам еще предстоит узнать.

Но пока что перенесемся далеко к югу от Сопирона, ближе к границе Единого Королевства. Здесь находился крупный город Гаспор, просто переполненный людьми. Отличный перевалочный пункт, удобные пути между соседними городами для торговли. Люди стекались сюда не меньше, чем в столицу, чаще всего из-за его доступности. Влияние церкви с годами здесь слабело, позволяя богатым людям ближе подобраться к власти.

Этот город граничил с густым и древним лесом Тинраль, заимевшим в народе плохую репутацию. Всякий, кто туда заходил, больше не возвращался. Еще в далекие эпохи, до пришествия Феникса, ходили байки об оживших деревьях, смертоносных ветвях, шепчущих листьях. Конечно, у страха глаза велики, учитывая, сколько людей к тому времени бесследно сгинули в темной чаще. Лишь спустя столетия сказки о живом лесе частично были развенчаны.

Их называют дикими эльфами – с виду похожие на своих собратьев на севере, только особо не любящие мороз. В отличие от северян, кожа у них не бледная, и почти не отличается цветом от кожи любого здорового человека. Заостренные уши, как и полагается их народу. Но вот волосы их всегда были зелеными, чаще темного оттенка. Иногда, однако, встречаются локоны почти ядовитого цвета.

Сейчас прошло чуть больше века с тех пор, как в королевстве объявили лес Тинраль запретным. Его границы казались нескончаемы, перекрывая собой проход на юг. Массивные деревья упирались на востоке к Лживому морю, а на западе вплотную подступали к горам, которые прозвали Рогами Слепого.

Все живые существа отличаются своей любознательностью. Жажда знаний толкает в темную пропасть, полную ответов. Так и люди раз за разом пытались покорить этот лес, узнать его тайну. Даже несмотря на вечные политические распри во времена, когда о Едином Королевстве даже не было речи, люди хотели достигнуть юга. Они не желали покорять морскую стихию, горы на западе их не прельщали. Позже север сам отдался во власть Истинного Феникса. В своем безрассудстве человечество поставило цель – юг должен быть достигнут.