Текст книги "Впереди только тьма"

Они постарели. У старшего брата начала блестеть седина в темно-зеленых волосах. Младший отпустил козлиную бородку, в уголках глаз глубоко расходились морщины. Это большой миф, о том, что дикие эльфы долгожители. В этом люди часто путали их с северными родственниками. Вот они действительно могли долго прожить в своих холодных горах. О них Альнарон почти ничего не знал. Иногда ему попадались человеческие книги, в которых что-то писалось о них, но особо не вдаваясь в подробности. Иногда Альнарон жалел, что в своей жизни никогда не сможет увидеть морозную гряду гор снежных эльфов.

Денор на секунду решил подойти к Конрикам, завязать разговор. Хотелось поделиться мыслями, которые его тревожили, особенно после вчерашнего. Передумал в последний момент. Все же, были дела поважнее. Страж ускорил свой шаг.

Сородичи за двадцать пять зим почти смогли привыкнуть к его присутствию в деревне. Проходя по широкой главной дороге, поселенцы не чурались Альнарона, как бывало раньше. Эльф помнил, как в детстве от него уводили других детей. Вокруг него медленно пропадали из виду деревенские жители, которые находили занятия подальше от юного Денора. Тыкали пальцем, обзывали, плевали в ноги, но мальчик не понимал, отчего такое отношение. Он даже толком и отражения своего нигде не видел, лишь в лужах да корытах с водой, которые приносили водоносы каждый день. Какая простая мелочь – полностью черные глаза – возвели огромную стену между ним и остальными дикими эльфами.

Обидно и бессмысленно, ведь больше ничем другим Альнарон не отличался. Печально, что с этим ничего нельзя было поделать. С таким приходится только смириться. И хорошо, что теперь это было взаимно. Его присутствие терпели или вовсе не замечали. Если Денор пытался с кем-то заговорить, на него смотрели как на мелкую смердящую неприятность, потому он уже привык не общаться с сородичами.

Все что угодно превращается в рутину, теряя первоначальные краски. Даже сейчас, на Альнарона не обращали особого внимания, настолько, что это было заметно. Лишь одна беременная эльфийка с опаской зашла в свою хижину, не отрывая презрительный взгляд от глаз проклятого.

Так он и дошел до своего дома. Большая, просторная хижина, обвешанная новыми теплыми шкурами. Оставаясь здесь, Альнарон почти все время проводил со своей сестрой Лирией. Часто мать оставалась с ней, чтобы обучить ее тонкостям ремесла. Лирия училась быстро, схватывая на лету особенности обработки шкур и кожи, и, казалось, ей самой нравилось это занятие. Когда же матушка удалялась по другим делам, сестра только и сетовала на свою тяжкую долю. Даже когда она жаловалась, это звучало как сарказм.

Хоть родная семья принимала его таким, какой он есть, все же Альнарон больше любил уйти чуть подальше от деревни, в тихий одинокий лес. Там он вновь предавался чтению, полностью погружаясь в другой мир. Его освободили пожизненно от работ в деревне, и это было огромной поблажкой для проклятого. Конечно, в большей степени это было, чтобы Альнарон просто лишний раз не показывался в деревне. Сам он был не против такого.

Даже свободные дни он проводил будто в дозоре, только без обхода местности. В такие моменты его совершенно не смущало уединение. Он так привык к одиночеству, что ему самому стало комфортно находиться в нем.

Альнарон отодвинул дверной полог, заходя в хижину, теплым светом освещенную из узких окошек. Здесь все было на своих местах: постели из веток, накрытые шкурами, несколько каменных столов и стульев. Посередине в земле вырыта небольшая яма для очага. В ней с вечера остались недогоревшие ветки. В дальнем углу, как всегда, кучей лежали заготовки из кожи.

Сзади чьи-то пальцы резко влетели под ребра Денору. Дернувшись от неожиданности, дикий эльф издал крякающий звук. Сразу зазвучал звонкий хохот.

– Как же смешно, наверно, – тепло, но с недовольством отозвался Альнарон, поворачиваясь к сестре. Кто же еще мог так его поприветствовать?

Лирия Денор едва доходила ему до плеч. Обернутая в хитон из оленьей шкуры, ее фигура была почти неразличима, но лицо обладало женским притяжением. Она, прекращая смеяться, прошла мимо брата к кипе необработанных шкур.

– Ух, это каждый раз смешно, поверь мне, – ровным голосом уверила Лирия, не упуская момента издевательски состроить физиономию. Схватив несколько свернутых заготовок, она на своих босых пятках развернулась и присела на низкую постель. – Ты что-то рановато, братец.

– И я тоже рад тебя видеть, – бросил ей Альнарон так же саркастически. Он все еще стоял в проходе. – Вижу, у вас ничего не изменилось. А где, собственно, матушка?

– Она опять пошла уму-разуму учить охотников, – сестра достала костяную заточку, начав очищать новую партию кожи от неугодных волосков. – Портят шкуры последнее время, приносят обрывки какие-то. Ну, ты знаешь ее – она всем там сейчас покажет, как надо правильно.

– Это да, точно, – усмехнулся эльф, задумчиво перебирая пальцами дверной полог. – А отец? Надеюсь, он уже в деревне?

Сестра ехидно бросила в его сторону:

– Соскучился, что ли? Тогда тебе как раз повезло. Вчера вернулся. Злой только какой-то. Видимо, что-то не срослось в западных кланах.

Их отец, Оррик, был командиром стражи, влиятельной личностью в деревне, представителем клана в других частях леса Тинраль. Заключения сделок, контроль обмена товаров между поселениями – это и еще многое другое было на его плечах. Он был находчивым эльфом, умеющим добиться своего. Не только в Белокости его уважали. Былые заслуги рода Деноров также помогали ему в делах. Может, благодаря отцу и предкам Альнарона еще не зарезали собственные сородичи.

Но при всем этом у Оррика была слишком большая ответственность, каждый раз сильнее давящая ему на плечи. Слишком мало времени оставалось на родных, которые иногда так в нем нуждались. Он посвятил всю жизнь своему народу, смешав семью с остальной безликой толпой.

– Он, стало быть, у шамана сейчас? – спросил Альнарон, уже подозревая ответ. Страж скинул с себя лиственный плащ, совсем запарившись в нем. В его темной боевой тунике с костяными пластинами пока не слишком холодно. Положив накидку на свою постель, он уже собирался выходить.

– Где же ему еще быть, – напряженно ответила Лирия. Она отложила на миг свое занятие, оценив брата взглядом. – Ты хоть ел вообще сегодня? Какой-то ты совсем бледный стал.

И то верно. Желудок, словно услышав это, решил сильнее о себе заявить. Слегка неприятные колики намекнули о том, что пора трапезничать.

– Я, может, потом зайду…

– Никаких потом, – наотрез сказала сестра, словно переняв черты матушки. Наклонившись вбок, она отодвинула кусок древесной коры, закрывавший углубление. Эльфийка вытащила скромный сверток из тонкой кожи со следами жира.

– Со вчерашнего ужина немного осталось от зайца. По дороге хоть перекуси, – она передала Альнарону остатки мяса. Тот принял их несколько смущенно.

– А когда это вы перестали есть кабанов? Обычно вы только их и готовите на вечер, – иронично подметил эльф, вновь стоя у порога.

– Прости уж, но кабана тебе просто не досталось. Иди уже, торопыга.

Лирия принялась снова приводить звериные шкуры в порядок, утратив интерес к брату. Тот вышел, на ходу уминая слегка пережаренную ножку.

Как он и думал вначале, путь его лежал к шаману, старейшине деревни. Домой Альнарона потянуло скорее из привычки, желания увидеть знакомое лицо. Все-таки, он иногда скучал по родным, хоть и не достаточно для признания в этом самому себе.

Шаман Гунмах жил на другом конце деревни, рядом с библиотекой, куда молодой страж не раз наведывался. Если бы не старейшина, Альнарона сейчас уже не было бы в живых. Именно он не дал хаосу поглотить весь род Деноров и привести его к гибели.

Альнарон не знал точно, что именно тогда случилось. При его рождении дикие эльфы в страхе требовали расправы, узнав о тьме в глазах младенца. Мать нехотя рассказывала, как они прятались у старейшины, как отец с его верными друзьями сдерживали беснующуюся толпу на подступах к Логову. Никто не знал причину таких беспросветно черных глаз, по которым нельзя даже было понять, куда смотрит эльф. После долгих минут ожидания и криков, шаман вышел к народу деревни и нарек ребенка проклятым и объявил его неприкасаемым. Сказано было, что любой, причинивший вред проклятому, мог разделить с ним его участь. Сказано было устами старейшины, что Альнарон несет в себе расплату за страдания других. Будто в нем воплотилось возмездие природы за все грехи диких эльфов.

Толпа смутилась тогда, требовала любых ответов, но даже у старейшины их не было. Разосланы были гонцы в ближайшие деревни известить о событии. Все узнали, что за трагедия произошла, сочувствовали и радовались, ведь это произошло не с ними.

И спустя годы, Альнарон понимал, насколько все это было чушью. Никто не знал, что действительно с ним такое. Все либо боялись, либо им было наплевать, чтобы попытаться выяснить настоящую природу проклятия. Все поверили в байку старейшины, который, к счастью, был одним из хороших друзей его отца. Сам Оррик поговаривал о том, будто именно шамана Гунмаха стоит благодарить за его доброту. Альнарону все равно легче не становилось от такого неведения.

Дикий эльф дошел до высокой арки, выстроенной из связанных меж собой костей – символичные врата на территорию старейшины. Сотни различных белесых останков были обмотаны между собой полосками кожи, составляя основание двумя толстыми колоннами. Сверху они соединялись такой же изогнутой балкой из костей. Альнарон вспомнил, как отец пояснял ему значение арки. Говорилось, что эти врата означают вечный восход солнца по утрам, даже если от диких эльфов останутся только кости.

За аркой открывался вид на длинную хибару, хранящую в себе сотни книг обоих народов: людей и диких эльфов. Летописцы, служащие в этой библиотеке, каждый день перебирали книги, переписывали старые трактаты, хранили историю. Альнарон тянулся к этим знаниям, и он бы с радостью поменялся местами с любым из этих летописцев. Жаль, что ему это было не суждено.

Сам Гунмах обитал под землей, в Логове, как это и полагалось шаманам диких эльфов. Темный провал начинался почти сразу за костяной аркой. Вкопанные в землю бревна служили ступеньками и уходили под крутым углом глубоко вниз. Эльф спускался по ним в темноту и холод, в котором привыкли жить шаманы.

Лучи солнца почти не достигали дна, а сверху виделся прямоугольник яркого света на глубине. Обожженные стены подземного коридора по обе стороны освещались встроенными лампадами из кости. На изделиях красовались вырезанные лесные животные, настолько живо сделанные, будто они сейчас начнут издавать звуки. В нескольких метрах у подножия лестницы среди неясного освещения вырисовывалась каменная дверь, откуда эхом доносили разговоры. Подойдя к ней ближе, Альнарон различил знакомые голоса.

– …даже часть дозоров не собираются переносить ближе к границам. Клан Каменных Ветвей сейчас серьезно взялся за свои чертовы камни. Зато они согласны на обмен.

– Какой смысл в этом, Оррик? Ты сам говорил, что нам не хватит стражей уже в следующем году. Тот несчастный случай нам все попортил. Хорошо, но если не этот клан, то кто тогда? Я сам на деревья не полезу. Ты вот еще в неплохой форме, сможешь сам все сделать.

– Твое пузо растормошить, ты и не так побегаешь.

– Нет уж, дружище. Другим у меня голова занята.

– Отец? – слегка приоткрыв дверь, заглянул Альнарон неуверенно. Первым его встретил недовольный взгляд шамана. – Да пройдут страдания, старейшина Гунмах.

Двое сидели на бревенчатом полу, сложив ноги под себя. Громко трещала большая жаровня за их спинами, больше отдавая тепло, чем озаряя небольшую комнату. Пара дверей по бокам вели в личные покои шамана. Альнарон, каждый раз, попадая в Логово старейшины, чувствовал себя не в своей тарелке. В стенах белели отшлифованные временем кости дюжины скелетов, вмурованные в пещеру. Черепа бывших шаманов, казалось, следили за каждым шагом, готовые поведать о скорой беде. Когда-нибудь и Гунмах займет свое место среди них.

– Альнарон? Не думал, что сегодня тебя увижу.

Добродушие и непринужденность улетучились в голосе старейшины. Его жировые складки живота почти располагались на его поджатых ногах. Как всегда, несмотря на сырость, Гунмах носил лишь набедренную повязку из медвежьей шкуры. Белоснежные волосы, заплетенные в тугую косу, почти достигали пола. Большие щеки делали его взгляд постоянно прищуренным.

В лице шамана вообще мало какие эмоции можно было распознать. На нем белели костяные наросты, которые срослись с черепом старейшины. Они покрывали полностью брови, подобно лучам солнца расходились на лбу, повторяли форму подбородка. Весь его лик словно состоял из костяной маски.

Таков был удел шаманов – носить на себе кости своих предков. Великую боль должен был пережить каждый из них, завершая обряд инициации. Процесс шел целый день и сопровождался дикими муками. Это было необходимостью, ведь только через эти останки бывших старейшин, такой эльф как Гунмах мог говорить с предками.

– Что ты вообще тут делаешь? Разве сейчас ты не должен быть в дозоре? – произнес строго Оррик Денор. Он не менялся, отличаясь своей нетерпимостью. Суровый взгляд из-под тонких бровей, что знаком с детства. Все та же прическа – зачесанные назад волосы, собранные в короткий хвост, только с годами, будто пеплом, окрашенные в темно-серые тона.

– Нет, отец. Я как раз сегодня сменился, – чуть осмелев, Альнарон зашел, несмотря на недовольство. Этого он уже натерпелся, не так страшно. – Мне нужно многое вам рассказать.

– И потому ты просто можешь ворваться посреди нашего разговора? Просто влететь сюда, как к себе домой? – холодный голос Оррика ставил его на место. Как всегда, отец старался показать себя выше других, утвердить свой статус на виду. Правила, традиции и уважение значились выше интересов родни.

– Хватит с тебя, Оррик. Для кого ты тут так надрываешься, – старейшина Гунмах смягчился, словно в противовес старому другу. – Присаживайся, рассказывай, если это так важно. Все равно в наших личных делах мы зашли в тупик.

У Альнарона даже на душе отлегло. Его хотя бы выслушают. Молодой эльф с радостью прошел к деревянному настилу и уселся напротив. Выпятив недовольно губу, Оррик посмотрел на шамана, явно не одобряя.

– Предки говорят, что ничего в этом плохого нет, мой друг, – скорее в шутку произнес Гунмах. Отец Альнарона с легкостью мог воспринять эту фразу всерьез.

Два влиятельных диких эльфа сейчас сидели перед Альнароном. Именно отец и его верный друг действительно руководили деревней, и все это признавали. В самих же кланах не было главных, лишь в военное время созывался совет из всех старейшин клана и глав стражей для решения важной задачи.

От того, что эти двое эльфов скажут на его вчерашние находки, зависит, насколько быстро он продвинется в поиске ответов. Альнарон поведал им о вчерашней стычке с людьми, стараясь кратко рассказать все самое важное. По лицам слушателей стало видно, что эта новость их явно не сильно удивила.

– Да, уже утром мне доложили, – без энтузиазма отреагировал Оррик, поправив свою боевую тунику. Она почти ничем не отличалась от той, что была у сына. – Если не ошибаюсь, Ламьяма Вивик была с тобой, она мне все и рассказала. Надо же, она только недавно стала стражем, а уже повстречалась с чужаками. Что ж, это похвально, что вы вместе с ней справились и не растерялись.

В глазах седого эльфа сверкнула гордость за свое чадо. В глубине души Оррик Денор любил свою семью, какой бы она ни была. Вот только эта привязанность терялась среди его обязанностей. Он продолжил с тем же деловым тоном:

– Но мне ничего не докладывали о следах повозки. Это… несколько меняет дело. Какого лешего вообще люди так далеко забрались в лес?

Старейшина поднес пухлый палец к губам, предупредительно шикнув:

– Не упоминай лешего. По крайней мере, не у меня в Логове.

Запнувшись, Оррик попытался разгадать долю шутки в серьезном лице друга. Каждый раз для него это оказывалось сложным занятием. До отца Альнарона никогда не доходил юмор шамана.

– В конечном счете, мне все это не понятно. Недопустимо, чтобы люди могли так спокойно у нас расхаживать. И как я понимаю, это уже не в первый раз. Думаю, мне стоит наведаться в деревню Белослез, все-таки это их часть территории, – закончил глава стражи, качая головой в согласии со своими мыслями. Гунмах присоединился к нему, не проронив ни слова.

Теперь настал самый тяжелый этап рассказа. В сомнении Альнарон посматривал то на старейшину, то на отца.

– Это еще не все, – он неуверенно растягивал слова, пытаясь подобрать нужные. – Там же случилось нечто, что я не могу понять и объяснить. Это звучит как совершенно ни на что похожее. Можете подумать, что мне просто показалось, но что-то странное произошло со мной вчера.

– В каком смысле? – непонимающе спросил Оррик. Отец эльфа ожидал услышать какую-нибудь будничную глупость, которая случалась с новичками в бою. Все-таки его сын еще недостаточно смертей повидал.

Альнарон решился высказать им самую опасную догадку, о которой он только смел мечтать.

– Кажется, я видел ожившую тьму или нечто похожее. Мне думается, она связана с моим проклятьем.

Треск в открытой жаровне стал будто громче, заполнив всю комнату. Никто не решался высказаться, просто не понимая, как реагировать на подобные заявления. Альнарон будто слышал движение дыма, уходящего вверх к отверстиям в потолке. Когда проклятый говорит нечто подобное – жди беды.

– Давай начнем по порядку. Что именно случилось? – осторожно нарушил паузу Гунмах. По его непроницаемому виду все же можно было догадаться, как сильно его встревожили слова стража.

– Один раненый отполз далеко. Я его выследил и убил, как и полагается, но потом… – эльф рассказывал, с трудом вспоминая вчерашний вечер. – Появилась тьма, и она была живая. Она кричала на меня, бурлила…

– Постой-ка. Тьма бурлила? – перебил нетерпеливо его шаман. – Ты же понимаешь, как это звучит? Несколько пугающе и подозрительно.

– Я говорю то, что видел! Я ни капли вас не обманываю и не придумываю, – оправдываясь, Альнарон смотрел на старейшину. Сам не зная почему, он повысил голос. – Вы понимаете, я сам испугался, до смерти. Я совершенно не понимал, что вообще творится. Эта тьма была разумная, живая. Она кричала и смотрела на меня, и я даже не знаю, как это объяснить. Она словно общалась со мной, духовно. Никто больше не видел ее, кроме меня.

Лицо Оррика отчетливо побледнело. Он совершенно не ожидал, что нечто подобное может случиться с его сыном. Не думал, что проклятье может быть по-настоящему реальным или опасным. Глава стражи до последнего надеялся, что его сын лишь болен безвредной, но отличной от других проказой. Оррик верил, что все обойдется.

Как показало время, он ошибался. За все стоило платить.

– Она словно лезла ко мне в глаза, в душу. И я понимал ее, как будто знаю ее всю свою жизнь. Это так глупо, наверное, – сбивчиво говорил Альнарон, но ему становилось легче, будто он сбрасывал тяжкий груз. – Но это именно то, что я чувствовал. Потом что-то произошло и эта тень унеслась в лес, не знаю, почему. И на этом все. Ни следа от нее не осталось.

Его окружили взгляды недоверия. Молодой эльф будто слышал, как у шамана и главы стражи крутились мысли о его безумии. Лицо Оррика выражало страх и разочарование за свое чадо.

– Я не сошел с ума! – раздраженно воскликнул Альнарон. Он словно излучал накопившуюся обиду. – Прошу вас, поверьте! Может, я чего не знаю и нечто подобное уже происходило? Я пришел к вам в надежде хоть где-то найти помощь, чтобы меня не сочли угрозой.

Оррик ответил ему лишь молчанием, продолжая противоречиво смотреть на сына. Шаман Гунмах уставился куда-то в пол. Взгляд его был пустой, сознание словно унеслось совсем далеко. На миг Альнарону показалось, что искры пробежали по костяным наростам у старейшины.

– Предки никогда не слышали ничего подобного, – Гунмах вынырнул из глубин своего сознания, задумчиво почесывая живот. – Ни в этом, ни в том мире. Но они говорят, что ты честен с нами, Альнарон Денор, и это беспокоит меня.

– Что именно тьма говорила тебе? – Оррик звучал, будто у него пересохло в горле. Он сильно старался держаться уверенно, упрямо изучая глаза сына. Через них отец словно хотел забраться к нему в голову, узнать, что происходит на самом деле.

– Я немногое понял. Она кричала на человеческом языке и слишком громко, было не разобрать. Что-то похожее на «кровь, убийца», – Альнарон заметил, как нервничал отец, даже слишком.

– Что ты вообще за чушь несешь? Почему с тобой вечно не все в порядке?! – голос Оррика неоправданно повысился. Его крупные руки тряслись и тянулись к подбородку. Ни разу до этого момента Альнарон никогда не видел его в таком состоянии.

– Оррик, предки понимают твою боль и просят успокоиться, – серьезно начал шаман, пытаясь положить руку на плечо друга. Однако глава стражи резко встал на ноги, совершенно не чувствуя своего возраста, и быстрым шагом направился прочь на поверхность.

Альнарон даже не смел повернуться в его сторону, слыша удаляющийся топот за спиной. Странно. Он снова чувствовал себя виноватым, просто потому что существовал. Оставшись в комнате, Денор смотрел безучастно в сторону, пытаясь не встретиться взглядом ни с шаманом, ни с пустыми глазницами черепов вокруг.

– Все это тревожно, мой юный друг, – боковым зрением он видел, как Гунмах слегка наклонился вбок, пытаясь привлечь внимание. – Никто не знает, почему с тобой произошли такие изменения. И то что ты сказал… Это пугает, серьезно пугает. Ты же понимаешь, о чем я?

Слишком несправедливо. Все им недовольны, и никто даже не знает причин.

– Может, предки еще скажут мне что-нибудь. Не всегда мне удается достучаться до каждого из них, – старейшина хотел подбодрить, хотя они оба понимали насколько бессмысленны такие обещания. – Все еще может решиться, не стоит так отчаиваться. Не бывает вопросов без ответов.

– Может, нам уже дан ответ, но мы просто не подберем правильного вопроса? – с грустной насмешкой произнес Альнарон, не в силах вспомнить из какого трактата вычитал эту фразу.

– Именно, мой друг, – наконец-то, за все это время Гунмах первый раз тепло улыбнулся. Это не слишком долго продлилось, и он пренебрежительно продолжил. – А теперь, думаю, тебе пора идти. У меня здесь еще своих дел полно. Догони своего отца и успокой его.

Альнарон понимающе кивнул, вставая с почти идеально чистого настила. Недвижимо шаман провожал его жестким взглядом до двери. Молодой дикий эльф снова остался ни с чем, только еще больше наведя лишнего шороха вокруг себя.

– Да пройдут страдания, Альнарон Денор, – понеслось в спину воодушевляющее прощание.

– Да пройдут страдания, – словно для себя вторил ему проклятый эльф.

***

Он застал своего отца на одном из валунов, совсем рядом с костяной аркой. Тот разглядывал траву под ногами, высокую, в том месте совсем не вытоптанную. Оррик будто постарел еще сильнее за пару минут. Задумчивый вид подчеркивал сетку морщин.

– Ты же понимаешь, что тебе даже произносить подобное чревато? – он продолжил отчитывать своего отпрыска, но уже более сдержанно.

Мышцы под туникой были напряжены. До сих пор Оррик мог с легкостью взбираться на деревья. Его внутренняя сила совсем не вязалась с возрастом. Сколько себя помнил Альнарон, отец излучал волю, в которую верилось без остатка. Потому так странно было видеть его столь неуверенным.

– Меня это напугало так же, как и тебя, отец, – молодой страж подошел к Оррику со спины, не желая встречаться взглядом. – Я просто хотел удостовериться, может, кто знает…

– Мы уже сотни раз обсуждали: никто ничего не знает! – глава стражи срывался на грубость. Альнарон будто ощущал его страх. – Чушь какую-то болтаешь… Эта тварь, тьма, что-нибудь вообще сделала тебе?

– Нет, совершенно ничего, – соврал Альнарон, вновь не зная, как разрешить напряженный разговор. Он понимал чувства отца, и разделял неведение. – Что мне вообще думать? Я не обезумел. Все это правда, то, что я сказал.

Минуты размышления тяжко давались седому эльфу. Эту тишину Альнарон не решался нарушить, дожидаясь отца. Вскоре Оррик резко встал, медленно начав расхаживать из стороны в сторону. Дурные мысли он старался смести из головы.

– Больше никому не говори об этом, – продолжил Оррик, в уже привычном для себя тоне раздавая приказы. – Мы… не будем паниковать и спешить с выводами. Подождем. Мы ведь не знаем наверняка. Может, у тебя были просто пустые видения…

– Это было на самом деле! Большая живая тень, которая орала на весь лес, и она была реальна! Ты думаешь я брежу, но это не так! – теперь Альнарон не выдержал, сорвав голос. Обида за вечное пренебрежение давила почти неосознанно.

– Я ни разу не видел ничего подобного, – строго отчеканил Оррик, грозя пальцем в сторону. – Никто за всю свою жизнь даже словом не обмолвился о подобном. Даже предки и то не знают, сам слышал. Что насчет остальных, тех, кто был с тобой? Ламьяма Вивик? Те двое из другой деревни? Они слышали, может, видели что? Могут ли они подтвердить твои слова?

Альнарону нечего было сказать на это. В бессилии черты его лица исказились от внутренней злобой. Разочарование от недоверия не проходило бесследно.

– Не думаю. Возможно, они просто и не могли. Они же не прокляты, – он злился на отца, ненавидел его за то, что родился таким. Каждое слово выплескивалось с обвинением. – Ну конечно! Со мной же совершенно ничего не может произойти! Я родился таким же обычным ребенком как все, так ведь, отец?!

Только сейчас Альнарон ощутил, сколь горестно было Оррику. Тот отвернулся, не давая увидеть выражение лица. Вновь было необъяснимое чувство, которое часто посещало молодого эльфа. Он словно подсознательно понимал состояние других. Альнарон старался находить объяснение этим предчувствиям в том, что многому научился, всю жизнь лишь наблюдая. Слишком часто он пытался найти причину для вещей, которые происходят сами по себе.

– Ты пока освободишься от своих обязанностей стража, – чуть погодя отозвался Оррик, будто разговаривая с еще одним подчиненным. – Я найду тебе замену, не волнуйся. Поменяю стражей в дозорах, ничего страшного. Деревню не покидай. Увидишь снова нечто подобное – сразу беги к шаману. И, для своего же блага, не рассказывай ничего семье.

Хотелось в лицо бросить едкие слова, показать отцу, как ему всегда было на него плевать. Сколько же лжи хотелось выплеснуть, чтобы почувствовать себя правым. Как же хотелось сделать больно родному человеку, который многое дал, многое простил.

Оррик повернулся. Ему было страшно, действительно страшно за сына и печально от того, что он был совершенно бессилен при всей своей власти. У Альнарона тут же пропал весь былой запал.

– Я хочу, чтобы ты не наделал глупостей, сын. Ты ведь сделаешь, как я прошу?

Альнарон чувствовал все метания гордого главы стражи, все его волнения, причинявшие ему боль. Просто не мог отказать.

– Хорошо, отец. Я не подведу.

Карающий меч

Солнце пекло нещадней, чем обычно. Бронзовые доспехи раскалились, тело под ними исходило потом. Все было против Адриана, даже погода.

Днем он выстроил всех своих Ведомых перед собором. Каждый из них был готов к дороге, как Гофард и рассчитывал. Двенадцать лучших воинов среди монахов строго выстроились перед ним. Адриан рассчитывал на них и на их дисциплину. В ножнах покоились мечи, а к спинам крепились каплевидные стальные щиты. На них красовалась эмблема Феникса – желтая птица, расправившая крылья на красном фоне. Облаченные в кольчугу Ведомые не так сильно страдали от пекла, в отличие от паладина.

Их запряженные кони, на которых по бокам уже свисали дорожные тюки, стояли чуть поодаль. Там же ожидали две крытые повозки, в одной из которых был провиант, в другой – освященное обмундирование. Оно пригодится только к концу поездки, незачем было им красоваться сейчас.

Все начиналось в рабочем порядке, проверенном годами. Как было оговорено, когда солнце достигло зенита, воины церкви уже были готовы выступать. Адриан в заключительный раз торжественно провел инструктаж на представление жителям Сопирона. Завороженная толпа сияла улыбками, приковав свое внимание к бравым защитникам веры. Крики воодушевления неслись со всех сторон, хвальба, возносимая Пылающему Богу.

– Мы идем нести свет Феникса заблудшим, и пусть мир будет свидетелем нашего пути, – заявлял паладин в своем парадном обмундировании. Он не стал его менять на другой комплект доспехов, более надежных. Дорога обещалась быть спокойной, а при любой нежданной стычке с грабителями он и в них сможет себя защитить. Хотя сама мысль о нападении была смехотворной – никто не рискнет нападать на Ведомых.

В тот момент Гофард был верхом на коне, с поднятым к небу клинком, излучая всю уверенность, мощь и праведный гнев церкви. Ничто не могло встать между ним и его целью.

Кроме приказа. Они уже почти час стояли на одном и том же месте. Толпа зевак еще некоторое время ждала, когда процессия двинется, но она отчаянно оставалась у ворот собора. Адриан разрешил солдатам рассесться на подступах к собору, освободив оживленную дорогу. От безделья они обсуждали предстоящий поход, вспоминали былые подвиги. Зрелые воины поучали пару новичков тонкостям тактики в битве с отступниками. Скучая, Ведомые сновали к привязанным лошадям, проверяя личное снаряжение. Груженые обозы было решено отправить сразу к выходу из города. Юным монахам, которые управляли телегами, хотелось завидовать. Они хоть как-то продвинулись, в отличие от Ведомых. Приказ есть приказ, и они все ожидали этого чертового мага.

Вчера Гофард с трудом вернулся в свою келью, тут же свалившись с ног от усталости. Он помнил, как словно в тумане покинул Оплот Чудес, и пришел в чувство уже у знакомых торговых рядов. Лишь тогда он стал осознавать, что произошло в кабинете архимага.

Унижение. Богохульство. Нападение на священнослужителя.

Адриан уже был готов сорваться обратно в Оплот. Даже не так! Стоило вернуться в собор, собрать отряд и гневным возмездием отомстить за обиду. Унизив Карающего Меча, маги сами первые кинули дуэльную перчатку. О, как бы он размазал лицо Анктуса о каменный пол. Вспороть брюхо, четвертовать, сжечь. Все семь башен стали бы великим костром гнева Его, достигая своим пламенем небеса.

Снова потерял контроль. Последнее время паладин перестал придерживаться здравого смысла. Возвращаясь в монастырь, Гофард даже не понял, как чуть не избил прохожего на главной площади. В момент помутнения сознания в его кольчужных перчатках трепыхался нерадивый простолюдин. Кажется, зловонный старик мгновение назад просил милостыню, но вместо подаяния Адриан, приподняв его за края грязной одежды, прижал к стене. Монах сыпал проклятья, обвинял его во всех грехах, как если бы обвинял чертовых чародеев. Он не замечал, что вокруг происходит, и его старались не замечать прохожие. Как можно было усомниться в последователях Истинного Феникса?