Текст книги "Аральский тупик"

– А как же с питьевой водой? – спросил я. – У нас в экспедиции «Арал-88» участвовал санитарный врач из Москвы кандидат медицинских наук А. М. Дериглазов, так вот он качество питьевой воды в Приаралье определил так: в низовьях рек люди пьют то, что не так давно люди, но другие, пили в верховьях.

– Что касается питьевого водоснабжения, то эти вопросы в сельской местности в целом по стране решены отвратительно, – не стал спорить мой собеседник, – но не по нашей вине: строительство водопровода – дело местных властей. И в России есть зоны, где вообще нет питьевой воды, – в Заволжье, в Зауралье, а в Уральском экономическом районе – там и в городах пить нечего. А факт огромной заболеваемости и смертности в Средней Азии связывать с гибелью моря нельзя, как нельзя людям пить воду из арыков. Да, питьевой воды нет. Но где были руководители, обязанные заниматься обеспечением населения питьевой водой? Дворцы строили, виллы строили, а до водопровода и канализации руки не доходили. А возьмите выгребные туалеты: из них вся гадость идет прямо в грунтовые воды, а оттуда в арыки, откуда люди воду, которую пить нельзя, всё-таки пьют. Больниц нет, поликлиник нет, бань нет, аптек нет, и к тому же – это слова президента АМН СССР Покровского, – если женщина беременна в 35 лет 8 раз – это уже не женщина. Ждать от неё, что она даст здоровое потомство?.. Там, где большая рождаемость, там и большой отсев. Ну, не было бы орошаемых земель, – что, они бы жили лучше, что ли? Сейчас принято винить во всем Минводхоз, и самое интересное, что такая мимикрия тех, кто в недалёком прошлом был сторонником переброски рек, восторгался строительством каналов, а теперь почувствовал иную конъюнктуру, даёт возможность им сразу стать «чистенькими». Чего стоит, например, позиция любимого мной поэта Андрея Вознесенского: «Отец мой, умирая, завещал мне бороться против переброски рек»! Ведь каждый мелиоратор знает, что именно отец поэта Вознесенского – автор, инициатор, отец идеи переброски. Он много лет подряд доказывал, писал, выступал, кричал, требовал, настаивал, – а теперь выяснилось, что он, оказывается, «умирая, завещал»… Во всех акциях такого рода нужно видеть и нравственную сторону вопроса.

Полад Аджиевич – человек грамотный, да к тому же азербайджанец по происхождению, так что все эти восточные дела знает не понаслышке. Хотя, защищая честь мундира (что, впрочем, достаточно естественно), он и утверждает, будто обмеление Арала и образование сбросовых озер на климат региона не влияет, что не существует доказательства переноса с осушенного дна моря на дальние расстояния солей, однако согласен: «В использовании воды много бесхозяйственности», «в Арнасай и Сарыкамыш попадает только сильно минерализованная вода сбросных коллекторов», и «эти сбросные коллекторы – результат того, что мы опоздали со строительством крупных регулирующих сооружений на Амударье и Сырдарье». Определена позиция Полад-заде и относительно засоления орошаемых земель: оно имеет место там, где не был своевременно построен дренаж. «Но не надо забывать, что на строительство дренажа в свое время был наложен запрет. Внедрение этого мероприятия характеризовалось властями как вредительство»…

«Не наша вина, что гибнет Арал. Мы просто делали свое дело…»

Написал его Георгий Васильевич Горбатов, член КПСС, а переслано оно было в журнал «Дружба народов», редакция которого командировала меня на I Всесоюзное совещание «Экология и литература», познакомив предварительно со всей почтой на тему экологии. Я не случайно привожу столь обширные выдержки из этого любопытного человеческого документа, поскольку в нём очень ярко выражен взгляд на Арал, который разделяют очень многие из тех, кто имеет к аральским проблемам самое непосредственное отношение.

«По профессии я лётчик, – пишет Горбатов, – причем со времен Великой Отечественной войны. После победы над фашизмом демобилизовался из армии и с лета 1946 года работал штурманом 239 авиаотряда ГВФ, обслуживал Каракалпакию, Хорезмскую область и прилегающие к ним территории. После учебы в Ленинграде работал в той же должности в Ташкенте, часто летал в Нукус, Муйнак, Чурук и другие пункты среднеазиатского региона. Долгое время работал штурманом-аэрофотосъемщиком, фотографировал будущую трассу Каракумского канала, а затем часть готового и продолжающего строиться русла рукотворной реки в пустыне. Наш экипаж вместе с самолетом месяцами базировался в Ашхабаде, Джусалах, Кзыл-Орде, Нукусе, Ургенче, Чарджоу. Так что все, что касается аральской проблемы, я знаю не понаслышке…

Именно поэтому я хочу поделиться своими впечатлениями и печальными размышлениями о том, как в течение многих десятилетий самые высокопоставленные и компетентные лица нашей партии и правительства обещали народам Средней Азии и Казахстана оказать помощь в покрытии дефицита воды, как эти обещания и плановые наметки постоянно отодвигались на неопределённые сроки, как народное хозяйство этого края изыскивало средства прикрытия невыполненных обещаний (выделено мной. – В. 3.) за счёт Арала, надеясь впоследствии – с вводом части стока сибирских рек в Среднюю Азию и Казахстан – выйти из создавшегося трудного положения и рассчитаться с Аралом, и как всё это обернулось чудовищным обманом, когда нам официально было заявлено, что никакой воды из России нам не дадут…

Период благоденствия Аральского моря сохранялся до конца пятидесятых годов.

(Так у автора письма, отстаивающего точку зрения, согласно которой во всем – или почти во всем – виновата Туркмения с ее Каракумским, а теперь еще и Ташаузским каналами. Фактически же деградация Арала началась с конца шестидесятых годов. – В, 3.).

Но именно с этого времени море начало медленно, но безостановочно мелеть, отступать.

Толчком послужило окончание в 1959 году строительства первой очереди Каракумского канала… Его русло от Мукров… до Карамет-Нияза прокладывалось по озерцам и солончакам старого Келифского Узбоя (по руслу которого 10–20 тысяч лет назад вода Амударьи поступала в Каспий, а Арала ещё не было. – В. 3.). Местность здесь очень низменная, а вода растекалась далеко по сторонам, образуя вдоль русла сильно вытянутое озеро. Далее строительство канала велось в сплошных песках. Пески „пили“ воду в громадных количествах. Грунтовые воды в близлежащих колодцах поднялись…

Так было положено начало отвода воды из рек, питающих Аральский водоем.

В начале шестидесятых годов… появились два незапланированных крупнейших водоема: Сарыкамышский и

Айдаркульский. Первый был создан заполнением Саракамышской впадины амударьинской водой… Второй образовался в результате „прорыва вод“ Сырдарьи. Он длиной 180 и шириной 40 км…

А наше правительство всё увеличивало и увеличивало план по сдаче хлопка. Не выполнить его мы не имели права и не имеем. И воду на поля лили все в больших и больших количествах и продолжаем лить по сей день. И вот дополивались до таких пределов, что реки наши – Амударья и Сырдарья – не стали доходить до Аральского моря…

Где же справедливость? Где обещанная нам вода, с приходом которой мы связывали все свои надежды на улучшение жизненных интересов? Нет её. Нас просто обманули! И в том, что гибнет Арал, вина не наша. Мы делали свое дело: по решению советского правительства все больше и больше вводили в строй поливных земель и все больше выдавали на-гора хлопка. А сами беднели…

Короче говоря, расходом воды для расширения посевов хлопка распоряжались из Москвы, а с выходом постановления Совета министров СССР о прекращении работ, связанных с переброской (которая, как теперь наконец подсчитано, всё равно ничего Аралу бы не дала, – ну, 5 кубокилометров, для моря – ив самом деле капля. – В. 3.), советское правительство сняло с себя ответственность за бездумный расход воды в среднеазиатском регионе, а значит, и за усыхание Аральского моря, хотя главная вина лежит на нём, и возложило бремя забот и тяжесть решения этой запутанной проблемы на плечи республиканских органов власти и местной общественности…»

Такое вот сердитое письмо небезразличного человека, наблюдавшего гибель Арала не только сверху. Я старался цитировать из одиннадцатистраничного машинописного текста самое важное, опуская по возможности всплески эмоций и общие места, а также призывы немедленно возобновить работы по переброске части стока сибирских вод, а виновников содеянного переселить в низовья среднеазиатских рек.

Если бы дело дошло до переброски, мы имели бы ещё один очаг экологического бедствия – об этом написано много (собственно, потому сия идиотическая акция и не состоялась): ведь, по мнению многих учёных, осушение Арала окажет влияние – и вовсе, как можно легко сообразить, даже не будучи учёным, не благоприятное – и на сопредельные сибирские территории.

Но всё, о чем пишет лётчик, я видел сам.

Я видел больше.

Я в принципе противник чёрно-белых схем.

Аральскую трагедию, на мой взгляд, невозможно объяснить, только привлекая экономику, размышляя о перекосах в сельском хозяйстве или размещении промышленности… То, что происходит в этом регионе, – чрезвычайно сложный, многоуровневый процесс, в котором в единый клубок сплелись и тенденции, идущие из далекого прошлого, и ошибки, сделанные в наши дни. Ошибки порой преступные.

Как бы то ни было, судьбу Арала невозможно постичь без обращения к истории, как древнейшей, так и новейшей. Заглянем в прошлое?

 
Покажется в предместьях Исфары
Волошинская Киммерия.
В предположеньях мы не так ещё стары,
Но даже в них мы в лучшем случае вторые.
Как под высоким небом шире степь,
Лес предположен,
цвет, как нить, продёрнут
Сквозь холмы,
зависая в пустоте,
Пейзаж
пейзаж благодарит покорно.
 
 
Кликушествует память на заре,
Где, доисламским откровеньем горд,
Бехзод рисует птичек и зверей,
Дев луноликих, воинов, царей…
И каждому царю положен город.
А глянешь на него века спустя —
Везде твой дом, и всюду ты в гостях.
 

Лист второй
Взгляд назад: до и после Рождества Христова

Как считают специалисты, геологически Аральское море удивительно молодо. Его возникновение сопоставляется с финальными этапами четвертичного периода, то есть с последними 100–120 тысячами лет геологической истории.

В последние тысячелетия сток Сырдарьи шёл в одном направлении – к Аральской впадине. А вот Амударья вела себя гораздо капризнее, поворачивая в нижнем течении то на запад – к Каспию, то на север и восток – к Аралу. Пока Амударья, пересекая Каракумы, мирно впадала в Каспий (да, такое тоже было), никакого Арала не существовало. Сырдарьинская вода не могла заполнить впадину третьего или четвёртого по площади (в недавнем прошлом, 1990-м же году – шестого) бессточного водоёма планеты. Было это 20, если не 7–9 тысяч лет назад, так что Арал моложе Каспия, с которым его частенько сравнивают, в сотни раз. Его пресноводное происхождение отвергает между тем саму возможность сравнения и сомнению не подлежит, тем более что перепад высот между уровнями обоих водоемов – около 80 (опять же – до начала обмеления) и даже 90 (в 90-м году) метров. Пресноводным происхождением объясняется сравнительное малообразие флоры и фауны – не более 400 видов, то есть раз примерно в пять меньше, чем в прочих – «нормальных» морях. После окончания ледникового периода – значит, последние 10 тысяч лет – уровень соседствующих закрытых водоемов заметно колебался, причем несинхронно. Академик Лев Семёнович Берг, изучавший Арал в первой половине нашего века, усматривал в этих колебаниях систему (принцип противофазы), связывая ее с глобальными циклоническими процессами.

А в самом деле: действительно ли климат Приаралья жёстко связан с благополучием самого Арала? Прошлое региона свидетельствует: если в процессе дельтовой миграции один из рукавов Амударьи перемещался на запад, часть стока оказывалась в древней Сарыкамышской впадине (наполнить которую можно за несколько лет), а оттуда попадала по руслу Узбоя в Каспий, как и до рождения Арала. В экстремально водные периоды уровень Арала поднимался на 4 метра – до отметки +57, – образуя с Сарыкамышем единый бассейн, и тогда климат становился заметно влажнее. Свежий вид русла Узбоя позволяет определить его пропускную способность: 0,2 годового стока Амударьи. Значит, основная масса амударьинской воды всегда (то есть после образования Арала) попадала в море.

В наши дни благодаря порогу Кугунек, образованному тектоническим поднятием земной коры, сток амударьинской воды в Каспий невозможен, но до XVI века этот водный путь (вероятно, с перерывами) действовал, о чем свидетельствует английский исследователь Дженкинсон, а также хивинский правитель XVII века Абу-ль-Гази Бахадур-хан, чей отец ещё ходил в конце XVI века по Узбою. В «Истории Пугачева» А. С. Пушкин пишет, что водным путем водили своих бандитов с Урала на Хиву атаманы Нечай и – после него – Шамай[10]10
  Попытка сделать такое путешествие возможным предпринималась и в наше время. 12 сентября 1951 года в «Правде» был опубликован проект соединения Амударьи с Узбоем. Не помри Сталин, сейчас не о чем было бы говорить: Аралкум – солёная пустыня на стыке Каракумов и Кызылкумов – давно стал бы реальностью.


[Закрыть].

О чрезвычайной полноводности Арала в прошлом говорят хорошо выраженные древние береговые линии на абсолютных отметках +57 (высота порога Кугунек) и даже +73. Какая сила удерживала Арал на таком уровне – ещё одна из загадок. Но существуют следы и гораздо более низкого уровня – на отметках +44, 40, 35, 30 метров. Теперь, из-за отступления моря, они заметны, как говорится, невооружённым глазом. Археологические данные подтверждают: 5–4 тысяч лет назад Узбой был водной артерией, а чуть позже, 3,5 тысячи лет назад, – высох, что стало катастрофой для обитателей его долины. Однако через тысячу лет в регионе расцветает государство Ахеменидов. В IV веке до н. э. Узбой снова ожил, в чем убедился Александр Филиппович, прозванный Македонским, попутно, в 329 году этого же века, ликвидируя Бактрию и Согдиану, царства, населенные предками современных таджиков. Шли века, как любят писать авторы школьных учебников истории. В конце 1-го тысячелетия до н. э. на месте Бактрии, или, точнее, уже Тохаристана, возникает Кушанское царство, граничащее по Амударье (она пока называется Оксом, но вот-вот получит местное название Джейхун, т. е. Бешеная) с Парфией. Во II веке Кушанское царство прекращает своё существование. «Растёт Бекпак-дала, ширится на юг и на север Гоби, уходят в глубь земли родники, мелеют реки, высыхает Балхаш и зарастает тростником дно Аральского моря, превращаясь в „болото Оксийское“. Жить в великой степи можно только у подножия хребтов, увенчанных ледниками, с которых всё лето текут ручейки пресной воды»[11]11
  Гумилев Л. Н. Этнос: мифы и реальность // Дружба народов. 1988.


[Закрыть]. Парфия, находящаяся всё-таки подальше от «болота Оксийского», развалится лишь в III веке. «В Кушанский период, – читаем в труде „История Каракалпакской АССР“ (Ташкент, 1986), – развитие оросительных систем достигает для античности своего максимума». Не ускорили ли эти ирригационные хлопоты усыхание моря? Как знать. О Хорезме же IV–VI веков

историки говорят уже как о самостоятельном государстве. Однако, хотя высохшая было степь вновь зазеленела и даже действует амударьинско-сарыкамышско-узбойский водный путь, для Южного Приаралья это – смутные времена. Резко сокращаются площади орошаемых земель и ирригационная сеть, приходят в запустение города Топрак-кала, Джанбас-кала в Правобережном и Куня-Ургенч и Большая Айбугиркала в Левобережном Хорезме. Великое переселение народов, перестройка общества, смена климата – все это вещи, как известно, взаимозависимые. Но – шли века. Укреплялось государство Хорезмшахов, потихоньку наступал век XII. Русло Узбоя снова успело высохнуть, и река целиком впадает в Арал (если не считать, что число каналов растёт), который потихоньку наполняется. Вроде бы всё идёт хорошо: расцвет культуры и ремесел, науки и литературы.

Но тут наступает 1219 год, и в пределах Хорезма появляется Чингисхан. Он разрушает Отрар на Сырдарье, весной 1220 года берет Бухару и Самарканд, а зимой 1221 приступает к осаде Ургенча. Разрушив дамбу, его ребята затопили город, и вода пошла на запад – в Сарыкамыш и из него – в Узбой. Через полторы сотни лет появится Тимур, и история повторится: с 1272-го по 1288 год пять разрушительных походов совершит он на Хорезм…

Здесь я прерву на время исторический экскурс, чтобы познакомить читателя с несколько необычным взглядом на экспансию кочевников. Высказал его Дмитрий Борисович Орешкин, кандидат географических наук, работавший в Институте географии АН СССР. Экспедиция свела нас вместе. Мы подолгу беседовали то в пустыне под каким-нибудь развесистым саксаулом, то возле экзотически журчащего арыка, то на шумном азиатском базаре, то в гостиничном буфете за рюмкой спирта, поднесенной соседями-киношниками. Вот только в Москве никак не встретимся – то цейтнот времени, то со спиртом напряженка…

Признаюсь, ни одна из высказанных Дмитрием концепций (а высказывал он их немало) не заинтересовала меня так сильно, как та, что приведена ниже. Позже Дмитрий развил ее в статье «Арал в потоке времени», опубликованный в «Памире». Эпиграфом к Д. Б. Орешкину я взял цитату из литературоведческой статьи «Инония и Китеж», написанной в 1925 году (то есть в эмиграции) первым русским нобелевским лауреатом в области литературы. Наблюдая за тем, что происходит на его многострадальной родине, он до конца своих дней предостерегал против «киргизма» в культуре.

В степи, где нет культуры, нет сложного и прочного быта, а есть только бродячая кибитка, время и бытие точно проваливаются куда-то, и памяти, воспоминаний почти нет.

И. А. Бунин

«Цветущий Хорезм притягивал к себе взгляды соседей. В начале XIII века к нему проявляет повышенный интерес недавно ставший великим ханом монголов Темучин, нареченный Чингисханом. И почти ровно за 700 лет до злополучного выстрела в Сараево, положившего начало мировой войне, в Средней Азии произошло нечто подобное у городка по имени Отрар. Посольство и торговый караван, посланные Чингисханом на запад, были остановлены и разграблены у границ Хорезма. Произошла Отрарская катастрофа.

Надо сказать, что в интерпретации Джавахарлала Неру („Взгляд на всемирную историю“) Чингисхан выглядит не просто как варвар-разрушитель, а как носитель определённой идеологии, в которой присутствует некий, выражаясь современным языком, экологический оттенок. Он презирал города и оазисы и сравнивал их с землей, чтобы подорвать основу жизни враждебных народов. Уничтожая пашни, его неукротимая воля пыталась вернуть земле первозданное, степное состояние, чтобы на ней могли пастись новые стада новых кочевников.

Если так, то Чингисхану по праву принадлежит лавровый венок первого борца за экологическое равновесие. Его дальними последователями были солдаты Пол Пота, которые с лозунгом „деревни окружают город“ истребляли городское население, чтобы создать справедливое общество тружеников сельских коммун. Им казались лишними инженеры, учителя, врачи, предприниматели, ибо все они выделялись, нарушали равновесие.

Такие волны уравнительной идеологии не раз и не два захлестывали части земного шара. Всегда они сопровождались насилием и всегда кончались крахом. Потому что противоречили главному закону жизни: развитие есть удаление от состояния равновесия. Кстати, интересно проследить, как абсолютное выравнивание „внизу“ соседствует с абсолютной концентрацией власти „наверху“. Поляризация достигает предела, и развитие замирает.

Нельзя так. И сам Чингисхан под конец жизни столкнулся с аналогичной проблемой. Для управления империей нужна столица. Но кочевой дух против! И великий хан предпринимает попытку создать эклектическую передвижную столицу кочевнического образца. Она, естественно, не была ни городом, ни кочевым стойбищем и растворилась без следа в потоке времени. Распалась и сверхдержава. В соответствии с правилами территориальной организации общества появились центры культуры, власти, силы, влияние которых распространялось на определённую площадь. Евразия, выровненная бульдозером татаро-монгольского нашествия, постепенно вновь возвращалась к естественной мере разнообразия, контрастов и неравновесности.

Если жестокость Чингисхана можно как-то вместить в рамки понимания, соизмерив с нравами эпохи и масштабами поставленных им задач, то его далекий последователь Тимур действовал, кажется, за гранью рациональности. После его пяти походов на Хорезм, отмеченных нарастающей жестокостью, столица оазиса Ургенч была стёрта с лица земли, её территория распахана и засеяна ячменем. В результате вместо изобильной области, с которой можно было взимать дань, „Железный хромец“ получил новообразованную пустыню. Тимур, несомненно, внес немалый вклад в последующую стагнацию Средней Азии. Навёл порядок „твёрдой рукой“.

Крах хорезмского оазиса на долгие годы превратил Приаралье в захолустную окраину. Понадобилось более столетия, чтобы жизнь в низовьях Амударьи вернулась к норме».