Текст книги "Клетка короля"

12. Мэра

Много месяцев назад, когда Серебряные бежали из Замка Солнца, напуганные тем, что произошло на их драгоценном балу, это был единый порыв. Все дружно уехали вниз по реке, и силы собрались в столице. Теперь происходит нечто обратное.

Отставки от Мэйвена приходят пачками. Мне их не показывают, но я и так замечаю, что число придворных уменьшается. Недостает нескольких советников постарше. Королевского казначея, некоторого количества генералов, членов разнообразных советов. «Освобождены от должности» – так гласят слухи. Но я-то знаю. Они были близки к Кэлу и к покойному королю. Мэйвен умен, он не доверяет им и безжалостно выписывает отставки. Он не убивает противников, не заставляет исчезнуть. Он не настолько глуп, чтобы спровоцировать новую войну кланов. Но действует он, мягко говоря, решительно. Сметает препятствия, как фигурки с шахматной доски. Результатами становятся банкеты, которые напоминают щербатые рты. Появляются бреши, которые с каждым днем увеличиваются. Большинство из тех, кому предложено уйти, немолоды – это мужчины и женщины с давними пристрастиями, которые многое помнят и не особо доверяют новому королю.

Новый двор уже начинают называть Детским.

Многих лордов и леди нет, они отосланы в свои имения, зато в столице остались их сыновья и дочери. Просьба. Предупреждение. Угроза.

Заложники.

Даже Дом Мерандуса пал жертвой нарастающей королевской паранойи. Только Дом Самоса остается нетронутым – никто из этого клана не получил отставку.

Те, кто еще здесь, фанатично преданы королю. Или, по крайней мере, делают вид.

Возможно, поэтому Мэйвен теперь вызывает меня чаще. Мы видимся регулярно. Я единственная, чьим пристрастиям он может доверять. Единственная, кого он по-настоящему знает.

Он читает отчеты за завтраком, с удивительной скоростью бегая глазами по страницам. Я даже не пытаюсь в них заглянуть. Мэйвен держит бумаги на своей половине стола, переворачивает их, когда дочитывает, и кладет вне моей досягаемости. Вместо донесений мне приходится довольствоваться Мэйвеном. В своей личной столовой он не стал окружать себя Молчаливым камнем. Даже Стражи ожидают снаружи, стоя у каждой двери и под окнами. Я вижу их, но они не слышат нас – такова задумка Мэйвена. Мундир на нем расстегнут, волосы растрепаны, и в столь ранний час он не надевает короны. Наверное, это его маленькое убежище, место, где он чувствует себя в безопасности.

Он похож на мальчика, которого я себе представляла. Младший принц, довольный своим местом, лишенный бремени короны, которая ему и так не светила.

Глядя на короля поверх бокала с водой, я отмечаю изменения в его лице. Прищуренные глаза, сжатые зубы. Плохие новости. Под глазами снова появились темнее круги, и, хотя Мэйвен ест за двоих, жадно хватая еду со стоящих на столе тарелок, он, кажется, похудел. Возможно, ему снится в кошмарах попытка покушения. Его мать, павшая от моей руки. Отец, которого он помог погубить. Брат – изгнанный, но не переставший быть угрозой. Забавно, Мэйвен называл себя тенью Кэла, но теперь сам Кэл – это тень, которая зловеще маячит в каждом углу непрочного королевства.

Повсюду отчеты о принце-изгнаннике – их так много, что даже до меня доходят некоторые новости. Говорят, что он в Причальной гавани, Дельфи, Рокасте; есть даже неуверенное предположение, что он-де сбежал через границу в Озерный край. Честно говоря, не знаю, что из этих слухов – правда. Насколько я понимаю, Кэл вполне может быть в Монфоре. В безопасной далекой стране.

Пусть даже это дворец Мэйвена, мир Мэйвена, я вижу в нем Кэла. Безупречные мундиры, тренирующиеся солдаты, пылающие свечи, десятки портретов, цвета Домов на стенах. Пустой салон напоминает мне про наши уроки танцев. Если смотреть на Мэйвена краем глаза, можно на минутку ввести себя в заблуждение. Они, в конце концов, сводные братья. У них одинаковые черты. Темные волосы, изящные очертания величественного лица. Но Мэйвен бледнее и резче, по сравнению с Кэлом он скелет, телом и душой. Он опустошен.

– Ты так смотришь… я начинаю подозревать, что ты читаешь по отражению в моих глазах, – внезапно произносит Мэйвен.

Он переворачивает листок, который держит в руках, скрывая его содержимое.

Его попытка напугать меня не приносит результата. Я продолжаю намазывать на тост внушительное количество масла.

– Если бы я только могла в них что-нибудь увидеть, – отвечаю я, намекая на все сразу. – Но ты пуст.

Он и бровью не ведет.

– А ты бесполезна.

Я закатываю глаза и рассеянно постукиваю кандалами по столу. Металл и камень соприкасаются с деревом с таким звуком, словно кто-то стучит в дверь.

– Какие у нас веселые беседы.

– Если предпочитаешь сидеть в комнате… – предупреждает Мэйвен.

Еще одна пустая угроза, которую он повторяет каждый день. Мы оба знаем, что лучше так, чем наоборот. По крайней мере, я могу притвориться, будто делаю нечто полезное, а Мэйвен – что он не совсем одинок в клетке, которую выстроил для себя. Для нас обоих.

В темнице трудно спать, даже в отупляющем присутствии Молчаливого камня, а значит, у меня много времени на раздумья.

И планы.

Книги Джулиана – не только утешение, но и орудие. Он по-прежнему обучает меня, пусть даже нас разделяет много миль. В этих хорошо сохранившихся книгах – новые уроки, которые нужно запомнить и использовать. Первый и самый важный: разделяй и властвуй. Мэйвен уже сделал это за меня. Теперь я должна отплатить услугой за услугу.

– Ты хотя бы пытаешься искать Джона?

Мэйвен напуган моим вопросом, первым упоминанием о новокровке, который воспользовался суматохой во время покушения, чтобы сбежать. Насколько я знаю, его не поймали. И отчасти мне горько. Джон удрал, а я не смогла. Но в то же время я этому рада. Джон – тот, кому лучше оказаться подальше от Мэйвена Калора.

Мэйвен оправляется за долю секунды и возвращается к еде. Наплевав на этикет, он сует в рот большой кусок бекона.

– Мы с тобой оба знаем, что это не тот человек, которого легко найти.

– Но ты ищешь.

– Он знал о нападении на своего короля и ничего не сделал, – сообщает Мэйвен спокойным тоном. – Это приравнивается к убийству. Насколько нам известно, он вступил в заговор с Домами Айрела, Хэйвена и Лариса.

– Сомневаюсь. Если бы он им помогал, попытка оказалась бы успешной. Жаль, что не вышло.

Он должным образом игнорирует мою шпильку, продолжая есть и читать.

Я наклоняю голову, позволяя своим темным волосам упасть на плечо. Седина ползет выше, невзирая на все усилия целительницы. Даже Дом Сконоса не в силах вылечить то, что уже умерло.

– Джон спас мне жизнь.

Синие глаза встречаются с моими, и Мэйвен их не отводит.

– За мгновение до выстрела он привлек мое внимание. Заставил повернуть голову. Иначе… – Я провожу пальцем по скуле в том месте, где пуля рассекла мне щеку, вместо того чтобы пробить череп. Рана исцелена, но не забыта. – Я, очевидно, играю какую-то роль в будущем, которое он видит.

Мэйвен сосредоточенно смотрит на мое лицо. Не в глаза, а туда, куда должна была впиться пуля.

– Знаешь, тебя нелегко убить.

Ради него, ради нашего общего спектакля я издаю негромкий горький смешок.

– Что тут смешного?

– Сколько раз ты пытался это сделать?

– Только один.

– А сонар? – Мои пальцы вздрагивают при воспоминании об этой штуке. Боль от нее еще свежа. – Просто часть игры?

Очередной отчет трепещет в луче света, ложась лицом вниз. Мэйвен облизывает пальцы, прежде чем взяться за следующий. Воплощенная деловитость. Всё напоказ.

– Сонар создали не для того, чтобы убить тебя, Мэра. Только обезвредить, если понадобится. – на лице Мэйвена возникает странное выражение. Почти самодовольство – но не совсем. – Его вообще придумал не я.

– Разумеется. Идеи – не твоя сильная сторона. Значит, Элара?

– Нет. Кэл.

О. Не успев удержаться, я опускаю глаза. Мне нужна секунда передышки. Боль предательства, пускай всего на мгновение, охватывает мою душу. Но сейчас нет смысла злиться.

– Надо же, он тебе не сказал, – продолжает Мэйвен. – Обычно он так гордится своими достижениями. Действительно, гениальный прибор. Но мне он не нужен. Я велел его уничтожить.

Он не сводит глаз с моего лица. Жадно ищет реакции. Я старательно сохраняю бесстрастие, хотя сердце у меня начинает биться чаще. Сонара нет. Еще один маленький подарок, еще одна новость от призрака.

– Его нетрудно будет собрать заново, если ты решишь отказаться от сотрудничества. Кэл был настолько любезен, что оставил схемы, когда сбежал с бандой Красных крыс.

– Сбежал, – бормочу я.

«Двигайся дальше. Не позволяй от тебя отделаться». Изображая равнодушие, я гоняю еду по тарелке. Я изо всех сил изображаю обиду – этого хотелось бы Мэйвену, – но не позволяю себе обижаться по-настоящему. Надо придерживаться плана. Вести разговор в ту сторону, куда мне нужно.

– Ты прогнал брата. Чтобы занять его место и стать таким же, как он.

Мэйвен, как и я, изображает смешок, чтобы скрыть досаду.

– Ты понятия не имеешь, каким бы стал Кэл, взойди он на трон.

Я складываю руки на груди и откидываюсь на спинку кресла. Все идет именно так, как я хочу.

– Я знаю, что он бы женился на Эванжелине Самос, продолжал бесполезную войну и игнорировал страну, полную угнетаемых и разгневанных людей. Ничего знакомого?

Хоть он и змея в человеческом облике, но даже у Мэйвена на это нет ответа. Он кладет отчет перед собой. Слишком быстро. Листок ложится текстом вверх, всего на мгновение, тут же Мэйвен его переворачивает. Я успеваю заметить несколько слов. «Корвиум». «Потери». Мэйвен понимает это и раздосадованно шипит.

– Не радуйся, – негромко говорит он. – Ты всё равно никуда не денешься, так к чему утруждаться?

– Да, наверное. Моя жизнь, вероятно, долго не продлится.

Он склоняет голову и озабоченно морщит лоб, как я и рассчитывала. Как мне и надо.

– С чего ты взяла?

Я смотрю на потолок, изучая затейливую лепнину и люстру над нами. Она переливается крошечными электрическими лампочками. Если бы я только могла их почувствовать.

– Ты сам знаешь, что Эванжелина не оставит меня в живых. Как только она станет королевой… мне крышка. – Мой голос дрожит, и я вкладываю в свои слова весь страх, какой испытываю. Надеюсь, это сработает. Мэйвен должен поверить мне. – Именно этого она хотела с того самого дня, когда я вошла в ее жизнь.

Мэйвен моргает.

– Ты сомневаешься, что я сумею защитить тебя?

– Сомневаюсь, что успеешь, – отвечаю я, теребя платье. Не такое роскошное, как те, что я ношу на придворных выходах, но тоже красивое. – Мы с тобой оба знаем, как легко королеве оказаться убитой.

Воздух колеблется от жара; Мэйвен подзадоривает меня встретиться с ним взглядом. Мой естественный инстинкт – ответить ему тем же, но я откидываюсь на спинку, отказываясь взглянуть на короля. Мэйвен любит публику. Время тянется, и я чувствую себя беззащитной, как жертва перед хищником. Я и есть жертва. Посаженная в клетку, связанная, взятая на поводок. Всё, что у меня осталось, – мой голос. И части души Мэйвена, которые, надеюсь, мне известны.

– Эванжелина тебя не тронет.

– А как насчет Озерных? – спрашиваю я, вскинув голову, и на глазах у меня появляются слезы, рожденные досадой, а не страхом. – Они разорвут на части твое и без того расколотое королевство. Что случится, когда они победят в этой бесконечной войне и превратят твой мир в пепел?

Я усмехаюсь и испускаю прерывистый вздох. Теперь уже слезы текут неудержимо. Так и надо. Я должна вложить душу в это представление.

– Наверное, мы вместе окажемся в Чаше костей и нас казнят рядом.

Судя по тому, как он бледнеет, как с его лица сбегает оставшаяся краска, Мэйвен думал о том же самом. Это не дает ему покоя, как кровоточащая рана. И я еще проворачиваю в ней нож.

– Страна на грани гражданской войны. Даже мне это ясно. Что толку притворяться, будто я могу выжить? Меня прикончит либо Эванжелина, либо война.

– Я же сказал, что не допущу этого.

Я рычу, уже непритворно.

– Что должно произойти, чтобы я вновь поверила хоть одному твоему слову?

Когда он встает, меня наполняет вовсе не поддельный холодный ужас. Когда Мэйвен обходит стол, приближаясь ко мне изящными широкими шагами, я напрягаю все мышцы, чтобы сдержать дрожь. Но все равно трепещу. Я готовлюсь к удару, однако он касается моего лица неприятно мягкими руками, упершись большими пальцами под челюсть, в нескольких сантиметрах от яремной вены.

Его поцелуй жжет сильнее клейма.

Прикосновение губ Мэйвена к моим – худший вид насилия. Но ради того, что мне нужно, я держу руки на коленях, впившись ногтями в себя, а не в него. Мэйвен должен поверить, как поверил Кэл. Я убеждаю его выбрать меня – так же, как пыталась убедить Кэла. И все-таки мне недостает сил разомкнуть губы, и мой рот остается плотно сжатым.

Мэйвен прерывает поцелуй первым, и я надеюсь, что он не чувствует мои мурашки. Глаза короля впиваются в мои в поисках лжи, которую я держу хорошо спрятанной.

– Я потерял всех, кого любил.

– И кто же в этом виноват?

Отчего-то он дрожит сильнее, чем я. Мэйвен отступает на шаг, выпустив меня, и царапает себе руки. Я потрясена, поскольку узнаю этот жест. Я тоже так делаю. Когда внутренняя боль слишком сильна, я пытаюсь ее заглушить. Мэйвен перестает, заметив мой взгляд, и вытягивает руки по швам.

– Она лишила меня многих привычек, – признает он. – Но от этой не сумела отучить. Некоторые вещи упорно возвращаются.

«Она». Элара. Я вижу творение ее рук прямо перед собой. Мальчик, из которого она сделала короля при помощи пытки, которую называла любовью.

Он медленно садится. Я продолжаю смотреть на него, зная, что Мэйвена это беспокоит. Я смущаю его – и по-прежнему не понимаю, почему.

«Всех, кого я любил».

Не знаю, отчего он не включил в их число меня. Но, несомненно, именно по этой причине я еще дышу. Я осторожно возвращаю разговор к Кэлу.

– Твой брат жив.

– К сожалению, да.

– И ты его не любишь?

Мэйвен не поднимает головы, однако его взгляд задерживается на очередном отчете, устремившись в одну точку. Не потому что он удивлен или хотя бы грустит. Он, кажется, сбит с толку сильнее обычного – маленький мальчик, пытающийся разгадать головоломку, в которой недостает слишком многих кусочков.

– Нет, – наконец отвечает он – и лжет.

– Не верю, – говорю я. Даже качаю головой.

Потому что хорошо помню их. Братьев, друзей, которых учили держаться вдвоем против всего мира. Даже Мэйвен не в состоянии от этого отгородиться. Даже Элара не способна разорвать такие узы. Сколько бы раз Мэйвен ни пытался убить Кэла, он не в силах отрицать их прежнюю связь.

– Думай что хочешь, Мэра, – произносит он. И снова делает равнодушное лицо, отчаянно пытаясь убедить меня, что для него Кэл ничего не значит. – Я совершенно точно знаю, что не люблю своего брата.

– Не лги. У меня тоже есть братья и сестры. У нас сложные отношения, особенно с сестрой. Она всегда была талантливее, лучше во всем, добрее, умнее. И всем она нравилась больше, чем я, – я выбалтываю свои старые страхи, сплетая из них паутину для Мэйвена. – Говорю тебе как знаток. Потерять одного из близких – потерять брата… – у меня обрывается дыхание, мысли бешено несутся. «Продолжай. Используй боль». – Это самое страшное.

– Шейд. Да?

– Не произноси его имя своими губами, – огрызаюсь я, на мгновение забыв о том, что пытаюсь сделать. Рана еще слишком свежа и болезненна. И Мэйвен за это цепляется.

– Моя мать сказала, что он часто снился тебе.

Я вздрагиваю при этом воспоминании, при мысли о королеве, проникшей в мое сознание. Я все еще чувствую ее прикосновение к стенкам черепа изнутри.

– Но, наверное, это были не сны. Это в самом деле был он.

– Она со всеми так поступала? – спрашиваю я. – От нее ничего нельзя была укрыть? Даже сны?

Мэйвен молчит. И я продолжаю:

– А я тебе когда-нибудь снилась?

И снова случайно попадаю в точку. Мэйвен опускает глаза, глядя на пустую тарелку перед собой. Он тянется к бокалу с водой и передумывает. Его пальцы на мгновение вздрагивают, прежде чем он убирает руку с глаз долой.

– Не знаю, – наконец отвечает он. – Я не вижу снов.

Я фыркаю.

– Невозможно. Даже для такого человека, как ты.

Что-то темное и печальное мелькает в его лице. Мэйвен сжимает зубы, кадык у него прыгает туда-сюда – он пытается проглотить слова, которые не следует произносить. Но все равно они вырываются. Он слабо постукивает пальцами по столу.

– Мне часто снились кошмары. Она избавила меня от них в раннем детстве. Как и сказал Самсон, в отношении чужих мозгов моя мать была настоящим хирургом. Она отсекала все, что не вписывалось в ее программу.

В последнее время жаркий, неутолимый гнев сменил холодную пустоту, к которой я уже привыкла. Но, когда я слушаю Мэйвена, холод возвращается. Он обволакивает меня, как яд, как зараза. Я не хочу слышать, что он еще скажет. Его объяснения и оправдания ничего не значат. Мэйвен по-прежнему остается – и останется – чудовищем. И все-таки я не могу не слушать. Потому что я тоже могла стать чудовищем, если бы мне повезло чуть меньше. Если бы кто-нибудь сломал меня так, как сломали его.

– Мой брат. Мой отец. Я знаю, что любил их когда-то. Я это помню. – он стискивает в кулаке нож для масла и разглядывает тупое лезвие, словно хочет обратить его против себя или против покойной матери. – Но не чувствую. Любви больше нет. Ни к кому. Почти ни к чему.

– Тогда зачем ты держишь меня здесь, если ничего не чувствуешь? Вынеси смертный приговор и поставь точку.

– Ей с трудом удавалось стереть… некоторые чувства, – признает Мэйвен, встречаясь со мной взглядом. – Она пыталась проделать это с отцом, заставить его забыть о любви к Кориане. Но стало только хуже. А еще, – бормочет он, – она всегда говорила, что разбитое сердце – полезная штука. Боль делает человека сильнее, а любовь слабее. И она была права. Я выяснил это раньше, чем познакомился с тобой.

Еще одно невысказанное имя повисает в воздухе.

– Томас.

Мальчик на фронте. Очередной Красный, погибший на бессмысленной войне. «Мой первый настоящий друг» – так сказал однажды Мэйвен. Теперь я понимаю масштаб этих слов. Все, что осталось несказанным. Он любил того мальчика так же, как, по его уверениям, любит меня.

– Томас, – эхом повторяет Мэйвен и сильнее стискивает нож. – Я чувствовал… – Он хмурится, и между глаз у него появляется глубокая складка. Вторую руку он подносит к виску и массирует его, пытаясь унять непонятную мне боль. – Ее там не было. Она никогда не видела Томаса. Она не знала. Он даже не был солдатом. Произошел несчастный случай.

– Ты сказал, что пытался спасти его. Но тебя удержали твои охранники.

– Случился взрыв в штаб-квартире фронта. В отчете написали, что это была диверсия Озерных.

Где-то тикают часы, отсчитывая минуты. Молчание тянется: Мэйвен решает, что сказать. В какой мере сбросить маску. Но маски уже нет. Он беззащитен – насколько это возможно в моем присутствии.

– Мы были одни. Я потерял контроль над собой.

Я мысленно рисую себе это, заполняя пробелы. Возможно, склад боеприпасов. Или просто газопровод. Тому и другому достаточно искры.

– Сгорел не я, а он.

– Мэйвен…

– Даже моя мать не смогла изгнать это воспоминание. Даже она не смогла заставить меня забыть, как я ее ни умолял. Я хотел, чтобы она стерла эту боль, и она много раз пыталась. Но становилось только хуже.

Я знаю, каким будет ответ, но все-таки…

– Пожалуйста, отпусти меня.

– Нет.

– Тогда и я умру. Как он.

Комната потрескивает от жара, так что по моей спине катится пот. Мэйвен встает так быстро, что толкает стул, и тот с грохотом валится на пол. Он бьет кулаком по столу, хватает скатерть и тянет ее вбок, сбрасывая тарелки, бокалы и отчеты. Бумаги на несколько секунд зависают в воздухе, прежде чем упасть на груду битого хрусталя и фарфора.

– Нет, – говорит Мэйвен, так тихо, что я едва слышу.

Он выходит из комнаты.

Появляются Арвены и хватают меня под руки, оттаскивая от бумаг.

Я с удивлением узнаю, что Мэйвен, который в норме педантично следует графику заседаний и собраний, до конца дня ничего не делал. Очевидно, наш разговор возымел куда более сильный эффект, чем я полагала. В его отсутствие я вынуждена сидеть у себя и утешаться книгами. Я заставляю себя читать, хотя бы для того, чтобы не вспоминать утренние события. Мэйвен – талантливый лжец, и я не верю ни единому слову. Даже если он говорил правду. Даже если он был плодом манипуляций собственной матери, шипастым цветком, который заставили расти в определенную сторону. Это ничего не меняет. Я не могу забыть всё, что он сделал со мной и многими другими. Когда мы впервые встретились, его боль привлекла меня. Мэйвен был нелюбимым сыном, растущим в тени. Я увидела в нем себя. Я всегда была второй после Гизы – яркой звездочки в мире моих родителей. Теперь я знаю, что он тогда притворялся. Мэйвен застал меня врасплох и загнал в ловушку. Теперь я в королевской клетке. Но и он тоже. На мне оковы из Молчаливого камня, а на нем корона.

Государство Норта было создано из маленьких королевств и княжеств. Постепенно его территория простерлась от владений Самосов в Разломах до города-государства Дельфи. Цезарь Калор, Серебряный владыка Археона и талантливый стратег, объединил раздробленную Норту перед лицом угрозы совместного вторжения со стороны Пьемонта и Озерного края. Провозгласив себя королем, он выдал свою дочь Джулиану за Гариона Саванну, старшего принца Пьемонта. Этот поступок положил начало долговременному союзу между Домом Калора и пьемонтскими принцами. Многочисленные отпрыски Калоров и пьемонтского правящего дома заключали браки в течение следующих веков. Под властью короля Цезаря в Норте наступила эпоха процветания, поэтому в нашем календаре первый год его правления обозначен как «новая эра».

Лишь с третьей попытки мне удается одолеть этот абзац. Истории Джулиана гораздо интересней того, что мне приходилось учить в школе. Но я не могу сосредоточиться. Черные волосы, синие глаза. Слезы, которые Мэйвен стыдится показывать, даже мне. Очередной спектакль? И что делать, если так? А если нет? Мое сердце то разрывается, то каменеет. Я продолжаю читать, в попытке отогнать эти мысли.

Напротив, отношения между новообразованной Нортой и обширным Озерным краем ухудшились. После серии пограничных войн с Прерией во втором веке н. э. Озерный край потерял жизненно необходимые сельскохозяйственные угодья в регионе Миннован, а также контроль над Великой рекой (это событие известно как Утрата). Подати, которыми было обложено население после войны, а также угроза голода и восстания Красных стали причиной продвижения к границам Норты. На обеих сторонах начались стычки. Чтобы предотвратить дальнейшее кровопролитие, король Тиберий Третий из Норты и король Онекад Сигнет из Озерного края встретились для переговоров у Девичьих водопадов. Однако условия вскоре были нарушены, и в 200 г. н. э. королевства вступили в войну. Каждая сторона винила другую в разрыве дипломатических отношений.

Я невольно смеюсь. Ничто не меняется.

Конфликт, известный в Норте под названием Озерной войны, а в Озерном крае как Агрессия, продолжается во время написания этой книги. Общее количество погибших Серебряных определяется приблизительно в пятьсот тысяч (в основном потери приходятся на первые десять лет). Точные подсчеты погибших Красных солдат не ведутся, но можно говорить примерно о пятидесяти миллионах (и вдвое большем числе раненых). В отношении коренного Красного населения жертвы с обеих сторон пропорционально равны.

В уме я произвожу подсчет, хотя и небыстро. Красных погибло почти в сто раз больше. Если бы эта книга принадлежала кому-нибудь другому, а не Джулиану, я бы в ярости отшвырнула ее.

Сто лет войны и напрасно пролитой крови.

Как это изменить?

В кои-то веки я начинаю полагаться на умение Мэйвена интриговать и манипулировать. Может быть, он сумеет выбраться, найти какой-то способ, который казался немыслимым всем его предшественникам.