Текст книги "Клетка короля"

10. Мэра

Я раздираю все книжки, какие есть в комнате, на кусочки. Переплет рвется, страницы разлетаются – жаль, что они не истекают кровью. Жаль, что я не истекаю кровью. Бабуля умерла, потому что я выжила. Потому что я еще здесь – наживка в западне, приманка, которая нужна для того, чтобы выманить Алую гвардию из укрытия.

После нескольких часов бесплодных разрушений я понимаю, что ошиблась. Алая гвардия не сделала бы этого. Ни полковник, ни Фарли. Во всяком случае, не ради меня.

– Кэл, ты идиот, – говорю я в пустоту.

Потому что, разумеется, это была его идея. Принца так учили. Победа любой ценой. Надеюсь, больше он не захочет платить за меня такую немыслимую цену.

На улице снова идет снег. Но я не чувствую внешнего холода – только свой собственный.

Утром я просыпаюсь в постели, одетая по-вчерашнему, хотя совершенно не помню, как легла. Разорванные книжки исчезли – их тщательно вымели из моей жизни. Вплоть до мельчайших клочков бумаги. Но полки не пусты. Десяток переплетенных в кожу томов, старых и новых, заняли освободившиеся места. Меня охватывает желание уничтожить и их; я с трудом поднимаюсь на ноги и делаю рывок.

Первая книжка, которую я хватаю, оказывается потрепанной, в изношенном старом переплете. Наверное, он раньше был желтым, а может быть золотым. Какая разница? Я хватаюсь за пачку листов, намереваясь изорвать их на клочки.

Знакомый почерк заставляет меня застыть на месте. Мое сердце подпрыгивает.

«Собственность Джулиана Джейкоса».

У меня подгибаются ноги. Я мягко приземляюсь на пол и наклоняюсь над самой приятной вещью, какую видела за много недель. Мои пальцы касаются очертаний имени, и я мечтаю, чтобы Джулиан соскочил со страницы, чтобы его голос зазвучал не только в моей голове. Я перебираю страницы, ища еще каких-нибудь напоминаний о нем. Передо мной мелькают слова, и в каждом звучит знакомое тепло. История Норты, ее возникновение, триста лет правления Серебряных королей и королев несутся мимо. Некоторые абзацы подчеркнуты или снабжены пометками. Каждое новое проявление Джулиана заставляет мою грудь сжиматься от радости. Несмотря на свое положение, на болезненные шрамы, я улыбаюсь.

Другие книги тоже принадлежат Джулиану – это часть его огромной библиотеки. Я хватаюсь за них, как хватается за еду человек, умирающий от голода. Джулиан любит историю, но есть трактаты и по естественным наукам. Даже один роман. Эта книжка подписана. «Кориане от Джулиана». Я смотрю на буквы – единственное упоминание о матери Кэла во всем дворце – и осторожно ставлю книгу на полку. Мои пальцы поглаживают упругий корешок. Кориана так и не прочла ее. Может быть, просто не успела.

В глубине души я досадую, что это доставляет мне такую радость. Неприятно, что Мэйвен знает меня настолько хорошо, чтобы догадаться, какие книги отослать в мою комнату. Потому что, разумеется, это королевский подарок. Единственное извинение, какое он в состоянии принести, – единственное, которое я, возможно, приму. Но я не принимаю. Конечно нет. Улыбка пропадает так же быстро, как возникла. Я не вправе испытывать к королю ничего, кроме ненависти. Его манипуляции не настолько безупречны, как у Элары, я их чувствую – и не позволю себя втянуть.

Несколько секунд я раздумываю, не уничтожить ли и эти книги. Показать Мэйвену, как я отношусь к его подаркам. Но я просто не могу. Мои пальцы задерживаются на страницах, которые так легко порвать. А потом я осторожно ставлю книги на полку, одну за другой.

Вместо книг я принимаюсь за платье, сдирая с себя расшитую рубинами ткань.

Его, наверное, сшил кто-то вроде Гизы. Красная служанка с умелыми руками и глазами художника. Она создала такую безупречную, прекрасную и ужасную вещь, что только Серебряный может ее носить. Эта мысль должна бы внушить мне грусть, но я ощущаю только гнев. Слез больше не осталось. Только не после вчерашнего.

Когда Кошка и Клевер, молча, с каменными лицами, приносят новую одежду, я надеваю ее без колебаний и жалоб. Блузка сверкает целой россыпью рубинов, гранатов и ониксов, длинные развевающиеся рукава украшены полосами черного шелка. Брюки тоже неплохи, достаточно просторные, чтобы их можно было назвать удобными.

Затем приходит целительница Сконос. Она сосредотачивается на моих глазах и убирает припухлости и пульсирующую головную боль (от вчерашних слез, от отчаяния). Как и Сара, она молчалива и опытна, и ее иссиня-черные пальцы трепещут над моим ноющим телом. Она действует быстро. Я тоже.

– Вы можете говорить или королева Элара вырезала язык и вам?

Она знает, на что я намекаю. Взгляд у целительницы рассеивается, ресницы дрожат – она быстро моргает от удивления. Но все-таки не отвечает. Ее хорошо обучили.

– Мудрое решение. В последний раз я видела Сару, когда спасала ее из тюрьмы. Видимо, даже потеря языка оказалась недостаточным наказанием, – я смотрю через плечо целительницы, на Кошку и Клевер, которые наблюдают за мной. Как и целительница, они сосредоточены. Я ощущаю холодную зыбь их способности, которая пульсирует в такт неизбывному молчанию моих кандалов. – Там были сотни Серебряных. Куча народу из Высоких домов. У вас в последнее время не пропадали без вести друзья?

Здесь у меня мало оружия. Но надо попытаться.

– Держи рот на замке, Бэрроу, – рычит Клевер.

То, что я заставила ее заговорить, – маленькая победа. Я продолжаю:

– Кажется, никто не возражает, что юный король – кровожадный тиран. Очень странно. Но, впрочем, я же Красная. Я вас в принципе не понимаю.

Я смеюсь, когда Клевер отпихивает меня от целительницы, дымясь от ярости.

– Хватит с ней возиться, – шипит она, вытаскивая меня из комнаты.

Зеленые глаза искрятся гневом, но в них я вижу и замешательство. Сомнение. Маленькие трещинки, в которые я надеюсь пробиться.

Больше никто не рискнет спасать меня. Я должна сделать это сама.

– Не обращай на нее внимания, – говорит Кошка своей напарнице высоким хрипловатым голосом, который сочится ядом.

– Какая честь для вас обеих, – продолжаю я, пока мы шагаем по знакомым длинным коридорам. – Присматривать за какой-то Красной поганкой. Прибираться после еды, мести полы. Всё, что угодно, чтобы Мэйвен мог поиграть в куклы, когда захочется.

Они становятся еще злее и грубее. Клевер и Кошка ускоряют шаг, вынуждая меня не отставать. Внезапно мы сворачиваем налево, а не направо, в другую часть дворца, которую я смутно припоминаю. Королевские апартаменты, где живут члены правящей фамилии. Я тоже некогда там жила, хотя и недолго.

Сердце у меня начинает биться быстрее, когда мы минуем статую в нише. Я узнаю ее. Несколькими дверями дальше – моя комната, моя прежняя спальня. Неподалеку находятся комнаты Кэла и Мэйвена.

– Что, заткнулась? – произносит Клевер, и ее голос доносится как будто издалека.

Свет льется сквозь окна, вдвойне яркий от свежевыпавшего снега. И меня это совершенно не успокаивает. Я могу пережить зрелище Мэйвена в тронном зале или в кабинете, когда я выставлена напоказ. Но в одиночестве… в подлинном одиночестве? Клеймо начинает болеть и жечься под одеждой.

Когда мы останавливаемся у двери, я сознаю свою ошибку. Меня охватывает облегчение. Мэйвен теперь король. Он больше не живет здесь.

Зато живет Эванжелина.

Она сидит на полу, в центре странно пустой гостиной, окруженная изогнутыми кусками разноцветного металла. Железо, бронза, медь. Ее руки прилежно работают, создавая цветы из хрома и оправляя их плетеными серебряными и золотыми лентами. Еще одна корона для коллекции. Еще одна, которую она пока не вправе носить.

В комнате стоят двое слуг. Мужчина и женщина, в простой одежде, отмеченной цветами Дома Самоса. Я внезапно понимаю, что они Красные.

– Пожалуйста, придайте ей приличный вид, – говорит Эванжелина, не затрудняясь поднять голову.

Красные жестом подзывают меня к единственному зеркалу. Глядя в него, я замечаю, что Элейн тоже тут – она нежится на длинной кушетке в лучах солнцах, как довольная кошка. Она ловит мой взгляд без любопытства и страха, с одним лишь равнодушием.

– Можете подождать снаружи, – говорит Элейн, повернувшись к Арвенам.

Свет отражается от ее рыжих волос, которые переливаются, как жидкое пламя. Хотя у меня есть веский повод выглядеть ужасно, в присутствии этой девицы мне становится неловко.

Эванжелина кивает в знак согласия, и Арвены выходят, напоследок бросив в мою сторону сердитый взгляд. Я жадно впиваю его и запоминаю на будущее.

– Никто не хочет объяснить, в чем дело? – обращаюсь я к тишине, не ожидая ответа.

Девушки дружно смеются, многозначительно переглядываясь. Я пользуюсь возможностью осмотреть комнату и оценить свое положение. В ней есть еще одна дверь, очевидно ведущая в спальню Эванжелины. Окна плотно закрыты от холода. Они выходят на знакомый внутренний двор, и я понимаю, что моя камера-спальня – прямо напротив. От этого открытия меня охватывает дрожь.

К моему удивлению, Эванжелина с лязгом откладывает свое рукоделье. Корона рассыпается, не в состоянии удерживать форму без ее способности.

– Принимать гостей – обязанность королевы.

– Ну, я не гость, а ты не королева, так что…

– Советую думать, прежде чем говорить, – огрызается Эванжелина.

Красная женщина быстро моргает и вздрагивает, как будто наши реплики причиняют ей боль. На самом деле это вполне может статься, и я решаю не глупить. Я прикусываю губу, чтобы удержать глупые слова, и позволяю Красным слугам возиться со мной. Мужчина расчесывает волосы и сворачивает их в спираль, а женщина занимается моим лицом. Никаких белил – румяна, немножко туши, чтобы подвести глаза, и ярко-красная помада. Очень крикливо.

– Вот так сойдет, – говорит Элейн.

Красные быстро отходят, вытянув руки по швам и кланяясь.

– Нельзя, чтобы казалось, будто с ней слишком хорошо обращаются. Принцы этого не поймут.

У меня глаза лезут на лоб. Принцы. Гости. Зачем я понадобилась на сей раз?

Эванжелина замечает мое удивление. Она громко фыркает и бросает в сторону Элейн бронзовый цветок. Он втыкается в стенку у нее над головой, но Элейн, кажется, не страшно. Она мечтательно вздыхает.

– Думай, что говоришь, Элейн.

– Она сама всё узнает через минуту, моя дорогая. Пустяки.

Она поднимается с подушек, расправляя длинные руки и ноги, которые буквально светятся. Глаза Эванжелины следят за каждым ее движением – взгляд становится внимательнее, когда Элейн подходит ко мне.

Она становится рядом со мной у зеркала и смотрит на мое отражение.

– Хорошо веди себя сегодня, слышишь?

Интересно, как быстро Эванжелина сдерет с меня кожу, если я врежу Элейн локтем по зубам?

– Ладно.

– Вот и молодец.

А затем она исчезает, став невидимкой, – но я ее чувствую. Рука Элейн касается моего плеча. Это предупреждение.

Я смотрю сквозь невидимое туловище Элейн на Эванжелину. Она поднялась с пола, и складки платья распрямляются, текучие, как ртуть. Не исключаю, что так и есть.

Когда она широкими шагами устремляется ко мне, я невольно шарахаюсь. Но рука Элейн удерживает меня, заставляя стоять прямо. Эванжелина слегка наклоняется, с едва заметной улыбкой. Ей приятен мой страх. Она поднимает руку, и я вздрагиваю; тогда она открыто усмехается. Но, вместо того чтобы нанести удар, Эванжелина заправляет прядь волос мне за ухо.

– Не соверши ошибки, это все ради меня, – говорит она. – Не ради тебя.

Понятия не имею, о чем речь, но все-таки киваю.

Эванжелина ведет нас не в тронную залу, а в приватный зал совета. Стражи, охраняющие дверь, выглядят еще внушительнее, чем обычно. Войдя, я понимаю, что они стоят даже у окон. Дополнительная предосторожность после появления Бабули.

Когда я в последний раз проходила здесь, в помещении никого не было, кроме Джона. Он и сейчас тут – тихо жмется в углу, такой непритязательный по сравнению с остальными. Я вздрагиваю при виде Воло Самоса, молчаливого паука в черном, рядом с которым стоит его сын Птолемус. Разумеется, здесь и Самсон Мерандус. Он скалится, глядя на меня, и я опускаю глаза, избегая его взгляда, как будто могу отгородиться от воспоминания об этом человеке, вползающем в мой мозг.

Я ожидаю увидеть Мэйвена в одиночестве в дальнем конце мраморного стола, но по обе стороны от него стоят двое. Оба одеты в тяжелые меха и мягкую замшу – эта одежда способна противостоять арктическому холоду, пусть даже здесь мы хорошо защищены от мороза. У них темная, иссиня-черная кожа, похожая на полированный камень. У того, что справа, замысловато уложенные косы переплетены золотом и бирюзой, а у того, что слева, длинные блестящие локоны увенчаны короной из цветов, вырезанных из белого кварца. Очевидно, это представители королевской семьи. Не нашей, конечно, не из Норты.

Мэйвен поднимает руку и указывает на Эванжелину. В свете зимнего солнца она так и сверкает.

– Моя невеста, леди Эванжелина из Дома Самоса, – объявляет он. – Без нее мы не поймали бы Мэру Бэрроу – девочку-молнию и предводителя Алой гвардии.

Эванжелина хорошо играет свою роль. Она кланяется гостям. Те поочередно склоняют головы. Их движения неторопливы и текучи.

– Наши поздравления, леди Эванжелина, – произносит тот, что с короной.

И протягивает руку. Эванжелина, наслаждаясь чужим вниманием, позволяет ему поцеловать свои пальцы.

Когда она сердито взглядывает на меня, я понимаю, что должна последовать ее примеру, и неохотно подчиняюсь. Двух незнакомцев я интригую; они восхищенно наблюдают за мной. Но я отказываюсь хотя бы кивнуть.

– Это и есть девочка-молния? – спрашивает второй принц.

Его зубы кажутся белыми, как луна, на фоне черной кожи.

– Та, которая доставила вам столько проблем? И вы сохранили ей жизнь?

– Ну конечно, – отзывается его соотечественник.

Он встает, и я понимаю, что в нем больше двух метров росту.

– Это же превосходная приманка. Хотя я удивляюсь, что террористы еще не предприняли серьезной попытки к освобождению, если она и впрямь настолько важна.

Мэйвен жмет плечами. От него исходит аура тихого удовлетворения.

– Мой дворец хорошо защищен. Проникнуть сюда просто невозможно.

Мы встречаемся взглядами. «Врешь». Мэйвен почти ухмыляется, как будто это наша общая шутка. Я подавляю привычное желание плюнуть на него.

– У себя в Пьемонте мы провели бы ее по улицам всех городов, – говорит принц с короной из кварца. – Показали бы нашим подданным, что бывает с такими, как она.

Пьемонт. Это слово – как удар колокола у меня в голове. Значит, к нам прибыли пьемонтские принцы. Я напрягаю память, пытаясь припомнить, что мне известно об их стране. Пьемонт – южный сосед Норты и ее союзник. Им управляют принцы. Все это я слышала от Джулиана на занятиях. Но я знаю и кое-что другое. Я помню поставки на остров Так – припасы, контрабандой переправленные из Пьемонта. И Фарли сама намекнула, что Алая гвардия действует и там, намереваясь разжечь восстание на территории ближайшего союзника Норты.

– Она умеет говорить? – спрашивает принц, глядя то на Мэйвена, то на Эванжелину.

– К сожалению, да, – отвечает та с язвительной усмешкой.

Оба принца смеются, и Мэйвен тоже. Остальные следуют примеру, заискивая перед своим повелителем и господином.

– Вы довольны, принц Дарак? Принц Александрет? – Мэйвен поочередно смотрит на каждого из них.

Он с гордостью играет роль короля, хотя гости вдвое старше и крупнее его. Отчего-то он не тушуется рядом с ними. Элара хорошо обучила сына.

– Вы хотели видеть пленницу. И увидели.

Александрет, который стоит рядом со мной, мягкой рукой касается моего подбородка. Интересно, какая у него способность. И насколько он опасен.

– О да, ваше величество. У нас есть несколько вопросов… если вы будете так любезны и позволите нам их задать.

Он вроде бы просит, но это, несомненно, требование.

– Ваше величество, я уже пересказал вам всё, что ей известно, – произносит со своего места Самсон, подавшись вперед, чтобы указать на меня. – Ничто в голове Мэры Бэрроу не ускользнуло от моего взгляда.

Я бы кивнула в знак согласия, но рука Александрета крепко меня держит. Я смотрю на него снизу вверх, пытаясь угадать, чего он хочет. Глаза пьемонтского принца – загадочная бездна. Я не знаю этого человека и не нахожу в нем ничего, чем могла бы воспользоваться. От его прикосновения по мне ползут мурашки, и я тщетно призываю молнию, чтобы положить между нами хоть небольшое расстояние. Стоя за спиной брата, Дарак подвигается, чтобы лучше видеть меня. Золотые бусины у него в косах отражают зимнее солнце и ослепительно блестят.

– Король Мэйвен, мы хотели бы услышать ответы из ее уст, – говорит Дарак, слегка склонившись к Мэйвену. И улыбается – воплощенное обаяние. Дарак красив и умеет пользоваться своей внешностью. – Это просьба принца Бракена, вы же понимаете. Всего несколько минут.

Александрет, Дарак, Бракен. Я запоминаю имена.

– Спрашивайте, о чем хотите, – говорит Мэйвен и крепче стискивает край сиденья.

Окружающие продолжают улыбаться, и вид у всех донельзя фальшивый.

– Прямо здесь.

После долгой паузы Дарак смягчается. Он склоняет голову в почтительном поклоне.

– Очень хорошо, ваше величество.

А затем его тело расплывается, двигаясь так проворно, что я едва улавливаю движения. Он вдруг оказывается прямо передо мной. Быстр. Не такой стремительный, как мой брат, но достаточно шустрый, чтобы я ощутила взрыв адреналина. Я по-прежнему не понимаю, на что способен Александрет. Остается лишь молиться, чтобы он не был шепотом, чтобы мне не пришлось снова терпеть эту пытку.

– Алая гвардия действует в Пьемонте? – спрашивает Александрет, нависая надо мной и устремляя на меня свои бездонные глаза.

В отличие от Дарака, он не улыбается.

Я жду недвусмысленных признаков вторжения чужого сознания. Но ничего нет. Оковы… они не позволят чьей-либо способности проникнуть в кокон молчания.

– Что? – надтреснутым голосом спрашиваю я.

– Я хочу знать, что тебе известно о действиях Алой гвардии в Пьемонте.

Все допросы, которым я до сих пор подвергалась, производил шепот. Странно, что кто-то задает вопросы открыто, не раскалывая мне череп, и доверяет моим ответам. Очевидно, Самсон уже сообщил принцам все, что выяснил, но они не поверили его словам. Неглупая задумка – посмотреть, совпадет ли мой рассказ с версией Самсона.

– Алая гвардия хорошо умеет хранить секреты, – отвечаю я, лихорадочно соображая.

Надо солгать? Подлить масла в огонь недоверия между Мэйвеном и Пьемонтом?

– Меня не ставили в известность об ее операциях.

– Ваших операциях, – поправляет Александрет, нахмурившись так, что на лбу у него появляется глубокая складка. – Ты была вожаком гвардии. Я не верю, что для нас ты настолько бесполезна.

«Бесполезна». Два месяца назад я была девочкой-молнией, бурей в человеческом обличье. Но до тех пор действительно никто во мне не нуждался. Даже мои враги. Дома, в Подпорах, я ненавидела это ощущение. Теперь я рада. Я не стану оружием для Серебряного.

– Я не их вожак, – говорю я Александрету и слышу, как Мэйвен за моей спиной ерзает на своем троне. Надеюсь, он кривится. – Я даже никогда не встречала высшее командование.

Он мне не верит. Но не верит и тому, что ему успели сказать.

– Сколько ваших сообщников в Пьемонте?

– Не знаю.

– Кто финансирует ваши операции?

– Не знаю.

Пальцы рук и ног начинает покалывать. Чуть ощутимо. Неприятно, но не больно. Как легкое онемение. Александрет не выпускает моего подбородка. Кандалы, напоминаю я себе. Они защитят меня от него. Должны.

– Где принц Майкл и принцесса Шарлотта?

– Я не знаю, кто это.

«Майкл, Шарлотта». Эти имена тоже надо запомнить. Покалывание продолжается, поднимаясь выше. Я с шипением выдыхаю сквозь зубы.

Александрет сосредоточенно прищуривается. Я готовлюсь к взрыву боли, который обрушит на меня его способность, какой бы она ни была.

– Вы контактировали со Свободной республикой Монфор?

Покалывание еще терпимо. Болезненна только крепкая хватка.

– Да, – резко отвечаю я.

Тогда принц отстраняется и с усмешкой выпускает мой подбородок. Он смотрит на мои запястья, задирает рукав и видит оковы. Гудение в руках и ногах стихает. Александрет хмурится.

– Ваше величество, нельзя ли допросить ее без оков из Молчаливого камня?

И это тоже требование, замаскированное под просьбу.

Однако Мэйвен его отклоняет. Без моих оков способность Александрета получит волю. Она, очевидно, огромна, раз ей удалось пробиться, пускай совсем чуть-чуть, сквозь пелену молчания. Это будет пытка. Опять.

– Нет, ваше высочество. Она слишком опасна, – отвечает Мэйвен, коротко качнув головой. Хоть я его и ненавижу, но чувствую несомненную благодарность. – Как вы сказали, она – ценный пленник. Я не могу позволить вам сломать ее.

Самсон не скрывает отвращения.

– Кто-то же должен.

– Я могу сделать что-нибудь еще для ваших высочеств или для принца Бракена? – продолжает Мэйвен, заглушая голос своего чудовищного кузена.

Он поднимается с трона, одной рукой разглаживая мундир, увешанный орденами и почетными знаками. Но другой рукой Мэйвен продолжает цепляться за подлокотник из Молчаливого камня. Это его якорь и щит.

Дарак низко кланяется за себя и за брата и вновь улыбается.

– Говорят, будет пир?

– В кои-то веки слухи верны, – отвечает Мэйвен, с язвительной усмешкой глядя в мою сторону.

Леди Блонос не учила меня, как вести себя в присутствии венценосных представителей союзной державы. Я видала раньше банкеты и балы, я даже вмешалась в церемонию выбора королевы, но никогда еще не присутствовала на подобном мероприятии. Возможно, потому, что отца Мэйвена не так волновал внешний облик. Однако Мэйвен – плоть от плоти своей матери. Некогда она сказала: «Выглядеть сильным значит быть сильным». Он явно принял этот урок близко к сердцу. Его советники, гости из Пьемонта и я сидим за длинным столом, так что нам видно весь зал.

Я никогда раньше не бывала в этом помещении. Тронный зал, галереи и прочие столовые во Дворце Белого огня по сравнению с ним кажутся крошечными. Здесь нашлось место всем придворным, всем лордам и леди с их обширными семействами – без труда. Потолок маячит на высоте третьего этажа, окна сделаны из хрусталя и витражного стекла и расписаны цветами Высоких Домов. На мраморном полу, испещренном прожилками черного гранита, переливается десяток радуг; каждый луч света заставляет блестеть алмазные подвески люстр, имеющие форму деревьев, птиц, созвездий, молний, взрывов, тайфунов и прочих символов Серебряной мощи. Я могла бы все время обеда просидеть, глядя в потолок, если бы не мое опасное положение. По крайней мере, на сей раз я сижу не рядом с Мэйвеном. Сегодня его присутствие придется терпеть принцам. Но слева от меня – Джон, а справа – Эванжелина. Я крепко прижимаю локти к бокам, не желая случайно коснуться своих соседей. Эванжелина, скорее всего, воткнет мне вилку под ребро, а Джон поделится очередным тошнотворным откровением.

К счастью, кормят вкусно. Я заставляю себя есть и воздерживаюсь от спиртного. Красные слуги снуют по залу, и бокалы не остаются пустыми. После десяти минут попыток перехватить чей-либо взгляд я отказываюсь от этой идеи. Слуги умны и не желают рисковать жизнью, посмотрев на меня.

Я принимаюсь пересчитывать столы и присутствующие Высокие Дома. Все здесь, включая Дом Калора, представленный одним лишь Мэйвеном. У него, насколько известно, нет ни кузенов, ни другой родни. Странно. Должны же они существовать. Видимо, они, как и слуги, достаточно умны, чтобы избегать его завистливого гнева и нервно цепляющихся за трон пальцев.

Дом Айрела сделался меньше и словно потускнел, невзирая на свои яркие сине-красные наряды. Они теперь далеко не так многочисленны. Кто-то отправился в тюрьму Коррос, кто-то, очевидно, покинул двор. Соня, впрочем, еще здесь – держится она с заученным изяществом, но в то же время необычайно напряжена. Она сменила форму сотрудника безопасности на сверкающее платье и сидит рядом с пожилым мужчиной, который щеголяет великолепным ожерельем из рубинов и сапфиров. Возможно, новый глава клана, после того как его предшественница, Пантера, погибла от рук человека, сидящего всего в нескольких шагах. Интересно, передала ли Соня своим родным то, что я рассказала ей про Ару и Птолемуса. Или им всё равно?

Я вздрагиваю, когда Соня резко поднимает голову и перехватывает мой взгляд.

Джон, сидя рядом со мной, испускает долгий тихий вздох. Одной рукой он берет бокал, полный рубинового вина, а другой отодвигает нож.

– Мэра, можешь оказать мне небольшую услугу? – спокойно спрашивает он.

Отвратителен даже его голос. Злобно усмехаясь, я поворачиваюсь к нему и стараюсь вложить в свой взгляд побольше яда.

– Прости?

Раздается треск, и боль обжигает мою щеку. Что-то рассекает кожу. Я шарахаюсь вбок, как испуганное животное, и падаю. Плечом я сталкиваюсь с Джоном, который валится вперед, заливая дорогую скатерть вином и водой. Кровью тоже. Крови много. Я ощущаю ее, теплую и липкую, прекрасно зная, какого она цвета. Я не свожу глаз с Эванжелины, которая стоит за столом, вытянув руку.

Пуля неподвижно висит в воздухе перед ней. Очевидно, такая же, как и та, что оцарапала мне щеку, – а могла бы причинить гораздо больший вред.

Она сжимает кулак, и пуля несется туда, откуда прилетела, а за ней – холодные стальные лезвия, которые срываются с платья Эванжелины. Я с ужасом наблюдаю, как сине-красные фигуры увертываются от стальной бури, ныряют, прыгают, уклоняются от ударов. Они даже перехватывают лезвия и швыряют их обратно, словно участвуя в жестоком ослепительном танце.

Эванжелина не единственная, кто нападает. Стражи перепрыгивают через стол и заслоняют нас стеной. Их движения безупречны, отточены годами неустанных тренировок. Но не все они заодно. Некоторые срывают маски и отбрасывают огненные плащи. Они нападают друг на друга.

И Высокие Дома тоже.

Я никогда не чувствовала себя такой беззащитной и обнаженной – а я повидала многое. Однако передо мной сражаются боги. У меня глаза лезут на лоб, пока я пытаюсь рассмотреть всё. И понять. Ничего подобного я себе не представляла. Арена – прямо в бальном зале. Драгоценности вместо доспехов.

Айрелы, Хэйвены и ослепительно-желтые Ларисы, очевидно, составляют одну сторону. Они прикрывают и поддерживают друг друга. Ткачи ветра Ларисы резкими порывами воздуха перебрасывают шелков Айрелов с одного конца зала на другой, перенося их, как живые снаряды, пока те стреляют из пистолетов и с ужасающей точностью мечут ножи. Хэйвены исчезли, но несколько Стражей перед нами внезапно падают, сраженные незримым противником.

А остальные… остальные не знают, что делать. Некоторые Серебряные – Дом Самоса, Дом Мерандуса, большинство охранников и Стражей – спешат к главному столу, чтобы защитить Мэйвена, который куда-то делся. Но многие держатся в стороне – удивленные, обманутые, – не желая вмешиваться в этот хаос и рисковать собственной шкурой. Они только защищаются. Они хотят понять, куда дует ветер.

Сердце подскакивает у меня в груди. Это мой шанс. В суматохе никто не заметит моего бегства. Оковы не лишили меня инстинктов вора.

Я поднимаюсь с пола, даже не удосуживаясь подумать о Мэйвене или о ком-то еще. Я сосредотачиваюсь только на том, что находится прямо передо мной. Ближайшая дверь. Не знаю, куда она ведет, но, во всяком случае, прочь отсюда, и этого достаточно. По пути я хватаю нож со стола и пытаюсь открыть замок кандалов.

Кто-то бежит впереди меня, оставляя за собой пятна алой крови. Впрочем, ноги у него мелькают быстро. Он исчезает за дверью. Я понимаю, что это Джон. Он тоже убегает. Он видит будущее. Несомненно, он поймет, как отсюда выбраться.

Интересно, сумею ли я за ним угнаться?

Я получаю ответ, преодолев целых три ступеньки: сзади меня хватает какой-то Страж. Он прижимает мои руки к бокам и держит крепко. Я кричу, как рассерженный ребенок, взбешенная превыше меры, и нож выпадает из моей руки.

– Нет-нет-нет, – говорит Самсон, встав передо мной. Страж не позволяет мне даже шевельнуться. – Не надейся.

Теперь я понимаю, что это такое. Не спасение. Не для меня. Это переворот, попытка покушения. Враги пришли за Мэйвеном.

Айрелы, Хэйвены и Ларисы не могут победить. Их слишком мало – но им это известно. Они всё продумали. Айрелы – шпионы и стратеги. Они отлично разработали план. Заговорщики уже спасаются бегством через разбитые окна. Я, онемев, смотрю, как они прыгают в небо и ловят порывы ветра, который несет их прочь. Впрочем, не всем удается сбежать. Быстры из Дома Норнуса кое-кого хватают, и принц Дарак тоже, несмотря на то что в плече у него торчит длинный нож. Видимо, Хэйвены тоже давно удрали, хотя некоторые из них остались лежать на виду – окровавленные, умирающие, поверженные шепотом Мерандуса. Сам Дарак стремительно вытягивает руку и хватает кого-то за шею. Он нажимает – и появляется Хэйвен.

Стражи, нарушившие присягу – сплошь Ларисы и Айрелы, – тоже здесь. Они стоят на коленях, гневные, но неустрашимые, пылающие решимостью. Без масок они не кажутся такими жуткими.

Наше внимание привлекает какое-то бульканье. Стражи поворачиваются, и я вижу банкетный стол. Люди толпятся там, где сидел Мэйвен, – кто-то прикрывает, кто-то опустился на колени. И у них под ногами я вижу короля.

Серебряная кровь течет у него из шеи, пробиваясь меж пальцев у Стража, который пытается зажать пулевую рану. Глаза у Мэйвена закатываются, рот движется. Говорить он не может. Не может даже кричать. Влажный, всхлипывающий звук – всё, что получается.

Я рада, что Страж крепко меня держит. Иначе я бы бросилась к Мэйвену. Что-то во мне желает этого. Чтобы закончить начатое или утешить умирающего – не знаю. Я хочу того и другого в равной мере. Хочу посмотреть ему в глаза и увидеть, как он оставляет меня навеки.

Но я не могу двигаться, а он не умрет.

Женщина из Дома Сконоса – моя целительница – бежит к Мэйвену и опускается на колени. Кажется, ее зовут Рен. Маленькая и проворная, она щелкает пальцами.

– Вынимайте, я его держу! – кричит она. – Вынимайте, сейчас же!

Птолемус Самос нагибается, ненадолго позабыв об обязанностях охранника. Он шевелит пальцами, и пуля показывается из раны, а следом вновь хлещет серебряная кровь. Мэйвен пытается закричать, давясь собственной кровью.

Целительница, нахмурившись, работает. Она держит обе руки над раной и наклоняется, почти ложась на раненого. Мне не видно, что происходит, но кровь перестает литься. Рана, которая должна была убить Мэйвена, заживает. Мускулы, вены, плоть срастаются, они уже как новенькие. Даже шрама нет, только воспоминание.

После долгой мучительной паузы Мэйвен вскакивает на ноги, и из обеих его ладоней вырывается огонь, заставив окружающих шарахнуться. Стол переворачивается, отброшенный мощью и яростью пламени, и с грохотом падает. Вокруг разлетаются горящие брызги спиртного. Всё горит от гнева Мэйвена. И, подозреваю, от ужаса тоже.