Текст книги "Оллвард. Разрушитель миров"

Но не все.

Чей-то локоть пихнул Эндри под ребра, но тот почти ничего не ощутил. Его мысли занимали более важные дела – отъезд матери из Аскала, войско мертвецов на границе, пустые могилы, спрятанный меч, вскрытое Веретено и шепот, который неизменно приветствовал его по утрам.

– Я с тобой говорю, Трелланд, – раздался чей-то хриплый голос. В бок Эндри снова ударился локоть.

Эндри сжал зубы. Даже не оборачиваясь, он знал, что рядом с ним идет Дэйвел Монн. Оруженосцы прозвали его Лимоном – за созвучность фамилии, желтоватый оттенок волос и особенно за неприятный характер. У Лимона, как и у всех остальных, была короткая стрижка, но щетина, торчавшая на его голове, напоминала злостные сорняки.

– Я не меньше твоего заслуживаю знать, что там произошло, – прошипел Лимон, чье бледное лицо было испещрено веснушками. Ветер развевал полы его красной мантии, на которой яркими серебряными нитями был вышит сокол – герб семьи Норт. На плечах Эндри была накидка, на которой серые прямоугольники соседствовали с небесно-голубыми – так выглядел герб сэра Гранделя.

– Я был оруженосцем сэра Эдгара, – добавил он. – У меня есть право узнать, что случилось.

Эндри молчал. Пусть Лимон и был недалеким, он, несомненно, уже слышал лживую историю, придуманную королевой и передававшуюся из уст в уста: джидийские налетчики устроили кровавую резню в холмах на границе двух стран. По дворцу ходили и другие слухи. Самый популярный гласил, что рыцари попали в засаду трекийцев, которые притворились джидийцами, переодевшись в меха и сменив мечи на топоры.

– У тебя есть право помолчать, Лимон, – сказал Эндри. – Прояви уважение к нашим усопшим лордам.

Лимон оскалил зубы в кривой ухмылке. По желтизне они не уступали его волосам.

– Вот он, наш Эндри, идеальный мальчик, который во всем превосходит остальных.

Эндри даже не вздрогнул. Он слышал эту колкость с самого детства и научился пропускать ее мимо ушей. К тому же Лимон в каком-то смысле делает мне комплимент, пусть он и слишком глуп, чтобы это понять.

– Ты поэтому выжил? Оказался настолько идеальным, что джидийские волки постеснялись выть над твоим трупом?

Хотя Лимон был на голову ниже, он превосходил Эндри по ширине плеч и умело пользовался этим преимуществом. Он отпихнул Эндри в сторону и, гордо пройдя вперед, заговорил – достаточно громко, чтобы его услышали остальные оруженосцы:

– Вы бы не увидели меня на Холме Героев, если бы я был с моим лордом в момент его гибели, это уж точно. Какой позор – топтать землю Варда, когда твоего рыцаря нет в живых!

Щеки Эндри вспыхнули ярче, чем мантия на плечах Лимона. Это не укрылась от глаз Монна, и он широко ухмыльнулся, подначивая Эндри сказать что-нибудь в ответ.

«Я живу с этим позором каждый день своей жизни!» – хотелось выкрикнуть ему, но он промолчал, крепко сжимая зубы и шагая наравне с другими. «Он ни разу не видел настоящего сражения, как и все остальные, – думал он, глядя на своих собратьев-оруженосцев. Хотя они шли рядом, ему казалось, что их разделяет огромное расстояние. – Они понятия не имеют, каково это на самом деле».

Лимон окинул его взглядом, полным злобы.

Он просто завидует, потому что в поход взяли меня, а не его.

Но он не знает, что я тоже завидую ему.

Лимон еще раз ударил его плечом, но Эндри снова промолчал.

В мире есть создания пострашнее тебя, Дэйвел Монн, и они скоро придут за нами всеми.

Процессия достигла той части Холма, где покоились рыцари Львиной гвардии, посвятившие всю свою жизнь защите королевской семьи Галланда. Сэр Тибальд Брок. Сэр Оттон из Каслвуда. Сэр Конрада Кейн, единственная женщина, служившая в Львиной гвардии, которая пала на поле боя, защищая своего короля во время Битвы фонарей. Эндри задумался: а что, если их призраки парят где-то неподалеку, чтобы поприветствовать своих братьев и проводить их в мир богов?

Но если сэр Грандель и кузены Норт и стали привидениями, то они витают далеко отсюда.

Рядом с могилами был разбит шатер из зеленого шелка. Стулья, стоявшие под навесом, пустовали: королева и ее свита еще не прибыли.

Пока рыцари спешивались, их оруженосцы торопливо брали коней под уздцы и отводили в сторону, чтобы лорды могли выстроиться шеренгой. Пажи сгрудились в кучу, стараясь не мешаться под ногами. Из всех оруженосцев без дела стояли лишь Эндри, Лимон и Карл Даспольд – юноша, который раньше прислуживал сэру Рэймону. Карл, чья доброта могла соперничать с жестокостью Лимона, встал между двумя остальными. У его ног бегала лохматая коричневая гончая, то и дело поднимавшая на них глаза, полные тоски. Пес ждал хозяина, которому было не суждено вернуться домой.

Рядом с шатром остановились три повозки. Они привезли пустые гробы, обитые шелком: красным с изображением серебряного сокола для кузенов Норт и серым в небесно-голубую клетку для сэра Гранделя. Каждую повозку сопровождал небольшой отряд из дворцового гарнизона. Королева еще не прибыла, но Эндри уже насчитал около сотни мужчин и мальчиков, которые пришли почтить память рыцарей. Оруженосец знал, что сэр Грандель остался бы доволен. Его лорд расцветал, когда люди проявляли к нему внимание.

Протяжное пение сигнальных труб оповестило собравшихся о приближении королевы. Окинув взглядом ее свиту, Эндри с легкостью узнал лорда Кониджина и его похожего на тролля сына, а также лорда Торнуолла, который был известен даже юным пажам. Главнокомандующий великой галлийской армии жил в просторных комнатах, расположенных в одной из дворцовых казарм, и часто посещал тренировочные площадки. Завидев его, как рыцари, так и оруженосцы начинали наносить друг другу особенно яростные удары, надеясь, что он обратит на них внимание.

Но сейчас Эндри хотелось лишь одного: чтобы про него забыли. Он опустил глаза в надежде, что великие лорды и дамы пройдут мимо, не заметив его.

Однако когда королева Галланда спустилась с лошади, ему пришлось встать на одно колено вместе со всеми остальными. Эндри украдкой взглянул на Эриду Галландскую и снова стиснул зубы, на этот раз от раздражения и бессилия.

Ее окружали рыцари Львиной гвардии. В их доспехах отражался солнечный свет, а полы мантий развевались на теплом ветру. Однако под каждым шлемом Эндри видел лица сэра Гранделя и кузенов Норт, которые смотрели на него пустым, потемневшим, мертвым взглядом. Подобная судьба ждет каждого из нас, если мы что-нибудь не предпримем.

Свет, отраженный от стали, падал на королеву, окружая ее неземным сиянием. Ее платье было облачно-серым – именно такой цвет полагалось носить правителям Галланда во время траура. Этот оттенок, казалось, придавал ее бледной коже лунное свечение. Ее шею украшал рубин, яркий, словно пламя огня. Окидывая рыцарей пронзительным взглядом синих глаз, она остановилась на Эндри и застыла на несколько долгих секунд.

Несмотря на летнюю жару, Эндри ощутил, как по его позвоночнику скользит ледяной палец страха. Он снова опустил голову, чтобы не видеть ничего, кроме собственных ног и травы. Ветер покрывал ее мелкой рябью, словно морскую гладь. Эндри представил, как его мать стоит на палубе, обратив лицо на юго-восток.

Мы отправимся к родственникам матери, сев на корабль, который плывет из Аскала до Нконабо. Кин Кианэ смогут ее защитить. А когда она окажется в безопасности, я смогу вернуться на север.

Однажды проделав путь до города бессмертных, Эндри Трелланд не забыл к нему дорогу. Вверх по реке, мимо гранитных гор и тисовой рощи, в глубь долины. Он сглотнул комок, снова придя в ужас от того, что собирался совершить. Оставить больную мать в одиночестве и вернуться в то место, которое привлекло злой рок на их головы? Пожалуй, это была вершина глупости.

«Но что еще я могу сделать?» – думал он, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.

Я расскажу Древним о том, что произошло на холмах. О том, что явилось из того храма. Разумеется, они станут на защиту мира – в отличие от Эриды.

К тому же им наверняка известно, что необходимо делать с Веретенным клинком.

Церемония началась, но Эндри почти ничего не слышал. В его голове снова звучали уже привычные перешептывания. Со дня битвы у храма в его жизни не осталось ничего неизменного, кроме этого голоса.

Помимо своей воли он снова поднял взгляд на Эриду. Перешептывания усилились.

«Храни молчание; держись на расстоянии», – завывал голос на тысячи трескучих ладов. – Держи меч в тени, его сиянье затемни».

Внезапно налетевший порыв холодного ветра заставил флаги Галланда взметнуться. Казалось, что геральдический лев хочет прыгнуть в небесный простор. Королева и ее придворные дамы, сидевшие в шатре, схватились за юбки. По телу Эндри пробежала дрожь.

Веретенная кровь и Веретенный клинок.

На этот раз перешептывания слились воедино: говорила пожилая женщина, и ее голос звучал словно треск шелка, разрезаемого ножом. Эндри охватило желание снова опуститься на колени. Он ощутил шок и внезапную боль, словно от удара в живот, но сейчас было не время проявлять слабость. Только не здесь – на виду у сотен человек и перед пристальным взглядом сапфировых глаз королевы.

Шепот затих, но Эндри продолжал стоять, опустив руки по бокам и сжав ладони в кулаки. Он пытался запомнить звучание голоса, но тот ускользал из его хватки, подобно дыму, исчезавшему с одним порывом ветра и возвращавшемуся с другим.

А потом неуловимый голос снова заклубился вокруг Эндри, наступая сразу со всех сторон.

Союз заключен. Новый избранник определен.

Глава 9. Дети перепутья

– Домакриан —

Домакриан находил в ней столько сходств с Кортаэлем. Многие черты ее характера определялись влиянием матери, но стоило заглянуть чуть глубже, и сквозь них проступала Веретенная кровь, столь же необходимая для Корэйн, как корневая система для дерева. И не менее замысловатая. Корэйн сражалась с ней, сама не зная, с чем имеет дело.

«В юности Кортаэль был в точности таким же, – вспоминал Дом. – В нем горел неуемный дух, и он постоянно находился в поиске. Ему так хотелось обрести дом, но он боялся хоть где-нибудь бросить якорь». Эти черты объединяли всех детей Древнего Кора – смертных, рожденных на перепутье миров, чьи предки пересекали зыбкие границы и покоряли новые земли. Это наследие жило в их костях и крови, в их стали и в их душах.

Но она этого не понимает, потому что некому было ей рассказать.

Он стоял в одной из конюшен Лемарты и наблюдал, как Корэйн торгуется за трех лошадей. Хозяину не терпелось, чтобы они оба убрались куда подальше; его взгляд то и дело метался к Дому, стоявшему за ее спиной, и к мечу, который свисал с его пояса. Дом не шевелился, стараясь не привлекать внимания больше, чем это было необходимо.

С легкостью сбив цену в два раза, Корэйн отдала кошель и сжала в руке три уздечки.

Им достались два жеребца и одна кобыла с седлами и наполненными доверху седельными сумками. В этих животных не было ничего примечательного: обычные гнедые с черной гривой. Дом вспомнил прекрасную лошадь, которую он загнал, добираясь до Айоны. Это было все равно что сравнивать ястреба с воробьями, но Дом не жаловался. Он не сомневался, что лошади выполнят свое назначение, ведь предстоявший им путь не должен был занять больше нескольких дней.

Корэйн хмыкнула, когда они выходили из конюшни, приютившейся у западных ворот Лемарты, ведя за собой лошадей. Солнце стояло высоко в небе, и они отбрасывали на землю короткие тени.

– Есть ли надежда, что я смогу убедить вас работать со мной в паре, когда вся эта история закончится? – спросила она.

В ее голосе звучал смех, хотя Дом не видел причин для веселья.

– Я не улавливаю смысл ваших слов.

Она пожала плечами.

– Когда торговцы напуганы, с ними легче договориться, а вы, похоже, наводите на них ужас.

Дом смутился, сам не зная почему.

– Я навожу ужас? – побледнев, спросил он и попытался оглядеть себя с разных сторон.

«Разумеется, у меня есть меч, а также кинжалы, ножи, лук и колчан, но это же сущие мелочи», – провел он мысленный переучет своего оружия. Затем он окинул взглядом свои начищенные кожаные ботинки, аккуратно сшитые штаны и тунику, а затем – пояс, мантию и рельефные наручи, зашнурованные от запястья до локтя. Всю его одежду украшали оленьи рога, вышитые неяркими зеленоватыми, серыми и золотисто-коричневыми нитями, напоминавшими о туманных долинах Айоны. Его надежные доспехи и кольчуга, изящные шелка и накидки остались в Тиарме. Я выгляжу как нищий, а не как принц.

А она выглядит еще хуже.

Свободная туника Корэйн обтрепалась по краю подола, на штанах виднелись пятна, которые не вывести никакой стиркой, а голенища сапог морщинились, словно кожа смертного старика. В темно-синем плаще не было необходимости, поскольку погода стояла жаркая, и Корэйн его убрала. Из оружия при ней был один лишь старый кинжал, а ее глаза смотрели на мир удивительно широко, как будто упиваясь каждым новым шагом, который она делала. Дом знал, что она не многим старше ребенка, но все же его поражало, какой маленькой и слабой она казалась рядом с ним. Хотя так можно было сказать о большинстве смертных.

– Вот оно что, – произнес он и еще раз окинул себя взглядом, пытаясь понять, как он выглядит в человеческих глазах. Эта задача была невыполнимой – все равно, что пытаться переводить с одного неизвестного языка на другой. – Это не входило в мои намерения.

В последнее время я слишком часто говорю подобные фразы.

Корэйн не возражала.

– Что ж, продолжайте в том же духе. Ваш хмурый вид сослужит нам хорошую службу, пока мы будем в пути.

– Я не хмурюсь, – произнес Дом, нахмурившись. Он пошевелил уголками губ, пытаясь придать лицу менее пугающее выражение. – Вы беспокоитесь, что мы можем попасть в неприятности?

За стенами Лемарты западная дорога начинала петлять и терялась в кипарисовом лесу, который становился все гуще по мере приближения к вершинам холмов. Острое зрение позволяло Дому осмотреть прибрежные скалы и Долгое море на несколько миль вперед. Даже «Бурерожденная» не укрылась от его взгляда – черная точка с пурпурными парусами, весело летевшая по волнам навстречу глубоководью. Дом знал: если возникнет какая-либо угроза, он почувствует ее заранее. Но он не очень-то опасался, что подобное может произойти так далеко на юге, в сонных землях Сискарии. В конце концов, с тех пор, как на этих берегах правила династия Древнего Кора, прошло не одно столетие.

– Думаю, бандиты вас не потревожат, – признала Корэйн. Она смотрела не на воду, а на дорогу, удалявшуюся прочь от скал. Бледно-розовые камешки постепенно уступали место утоптанному грунту, на котором виднелись колеи от телег и повозок.

Дом не мог представить, насколько неразумным должен был оказаться бандит, чтобы бросить вызов его клинку, но, с другой стороны, смертные редко отличались острым умом.

– Потому что у меня устрашающий вид?

Корэйн с довольным видом кивнула. Ее глаза оставались черными, несмотря на то, что их освещало полуденное солнце.

У нее глаза Кортаэля.

– Именно. Даже когда вы не прилагаете никаких усилий.

– Тогда почему бы мне просто не запугать одного из местных капитанов, чтобы мы могли доплыть до Аскала напрямую? – задумчиво произнес он, оглядываясь на Лемарту. Рыбацкие лодки, покачивавшиеся на воде среди рыбьих косяков, напоминали драгоценные камни. – Зачем утруждать себя дорогой до сискарийской столицы?

Корэйн фыркнула и остановилась, аккуратно придерживая лошадь.

– Каким бы устрашающим вы ни были, в этих водах моя мать внушает морякам больший ужас.

Она вздохнула и забралась в седло. Люди редко двигались с изяществом, но ее движения были неуклюжими даже по сравнению с другими смертными.

«Она не привыкла путешествовать верхом, – осознал он, чувствуя, как от тревоги сжимается желудок. – Это замедлит нас еще больше».

– Мы попытаем счастья в Лекорре, – сказала Корэйн, беря в руку поводья. – Столичный порт в десять раз превосходит нашу гавань. – Оглянувшись через плечо, она бросила на Лемарту тяжелый взгляд. – Тем более там я не так известна, как здесь.

– Вот и славно. Лошадей я люблю больше, чем корабли, – прошипел голос Сарн.

– Веретено тебя разрази! – выругалась Корэйн, подпрыгнув от неожиданности, когда Сораса вышла из-за деревьев.

На Дома ее появление не произвело подобного эффекта. Он знал, что Сарн крадется за ним с Корэйн от самых городских ворот, где она отделилась от них, чтобы «избежать проблем» со стражниками, охранявшими вход в город. Дому это казалось глупостью. Убийца перебралась через стену, скрываясь в тени, – по всей видимости, она выбирала места, где остальные смертные ее не видели. Тем не менее для Древнего ее силуэт резко выделялся среди листвы и древесных стволов. Присутствие Сорасы было для него столь же очевидно, как если бы на небе появилось второе солнце. Но, по крайней мере, она неплохо передвигалась по лесу. Ей удавалось ступать аккуратно, а не топтать подлесок с изяществом хромой коровы, как обычно делали смертные. Умение сохранять тишину было ее лучшим достоинством. И, вероятно, единственным.

– Вы можете не следовать за нами, если это причиняет вам столько неудобств, – проговорил Дом, по-прежнему крепко сжимая в ладони поводья двух лошадей. – Я отыскал леди Корэйн. Теперь нам двоим предстоит исполнить наш долг. Вы получите оплату, как только мы добьемся успеха, можете положиться на мое слово.

Сораса, снова накинувшая на голову капюшон, скривила пухлые губы.

«Вот так выглядит хмурый вид», – подумал Дом.

– Я давным-давно уяснила, что мужским обещаниям веры нет. Даже если речь идет о бессмертных мужчинах, – отрезала она. – Я должна убедиться, что вы справитесь со своей задачей, чтобы потом отдать мне оплату. Мы договаривались, что я доведу вас до Аскала. И я не дам тебе повода отозвать нашу сделку.

Дом не хотел тянуть за собой мертвый груз, который замедлил бы их еще больше; к тому же присутствие Сорасы представляло угрозу для их жизней. Сарн была хуже любого наемника; ее услуги стоили чрезвычайно дорого, и при этом она не клялась в верности ни Корэйн, ни Варду и мало заботилась об их судьбах. Нужно было расстаться с ней сейчас. А еще лучше – убить ее на месте. Ни один человек в этом мире не будет оплакивать гибель убийцы. И однажды наступит день, когда вопрос станет ребром: ее голова или моя, – если, конечно, мы все не умрем еще раньше.

Она ответила ему долгим, пронзительным взглядом ярко-медных глаз, словно пригвождая его к месту. Дом не сомневался, что Сораса знает, о чем он думает, и смотрел на нее с непоколебимой твердостью.

– Хорошо, – наконец произнес он, все-таки уступив в этой борьбе, и бросил поводья одной из лошадей куда-то в сторону Сарн.

Она поймала их и привычным движением запрыгнула в седло. Осмотрев бока своего коня, она усмехнулась с видом мясника, исследующего не слишком качественное филе.

– Поедете впереди, Сарн. Я полагаю, что путь до Лекорры вам знаком.

Дому совершенно не нравилось называть убийцу-амхара именами, которые не отражали ее сущности, но поступать иначе было бы сейчас слишком грубо.

К его удивлению, она не стала спорить и движением каблуков направила своего коня к дороге. По крайней мере в Гильдии Амхара хорошо учат верховой езде. Корэйн пару раз осторожно ударила лошадь по бокам, пустив ее вперед вполне приемлемой рысью. Вздохнув, Дом поскакал за ними, замыкая разношерстное трио, не похожее ни на один отряд, который когда-либо собирался вместе под небом Варда.

Все наши беды начинались схожим образом. Кавалькада, скачущая по дороге; цель, лежащая впереди; судьба Оллварда, повисшая на волоске. Дом отогнал тоску прочь, вперив взгляд в спину девушки, скакавшей перед ним. Ее тело покачивалось в такт с лошадиным, уловив подходящий ритм. С этого ракурса он не видел ни ее глаз, ни строгого лица, так похожего на отцовское. Сейчас перед ним была черноволосая девчушка, ничуть не напоминавшая Кортаэля. Она не разделит судьбу отца. Дом был готов дать это обещание Варду, Утраченному Глориану, Корэйн – и себе самому.

Но затем она повернула голову в сторону Долгого моря. Солнце осветило ее профиль, и перед Домом вновь предстал призрак, в которого он не мог поверить. Кортаэль. Он жил в ее глазах; в том, как она подставляла лицо ветру и напряженно вглядывалась в горизонт. В ней постоянно чувствовалось какое-то движение, непрекращающееся, словно покачивание волн или степенное вращение звезд на небосклоне.

Дом склонил голову. Он пытался думать о своей кузине Рие, скачущей от одного поселения Древних к другому. О Таристане и его чудовищном волшебнике, выпускающим армию из Веретена. О его тете, малодушно прячущейся в великих залах Таримы. Он хотел думать о чем угодно, только не о посеревшем, пронзенном мечом теле Кортаэля, которое Дом видел рядом с Корэйн.

У него не получалось.

К наступлению темноты они так сильно удалились от моря, что даже Дом едва слышал шум волн. «По крайней мере, Сарн не докучает своими колкостями», – думал он. Убийца скакала впереди, не нарушая благословенной тишины, не оборачиваясь и не снимая капюшона. Ее рука то и дело ныряла в один из многочисленных потайных карманов или мешочков, после чего Сораса начинала чем-то хрустеть: вероятно, орехами или семечками. «Хорошее питание для смертного, путешествующего быстро и налегке», – думал Дом. Корэйн, в свою очередь, время от времени опускала руку в седельную сумку, чтобы достать оттуда лепешку с ломтиком сыра и тонкой полоской вяленого мяса. Она тоже подготовилась к путешествию.

Дом не ощущал потребности в еде. Видэры редко испытывали голод.

Сон также не был для них насущной необходимостью. В отличие от смертных.

Вскоре Корэйн съежилась в седле; ее дыхание замедлилось, став глубоким и размеренным. Дом подстегнул свою лошадь, чтобы поравняться с девушкой и подхватить ее, если она начнет падать. Ее веки несколько раз вздрогнули: она видела сон.

– Нужно разбить лагерь, чтобы она могла спокойно отдохнуть, – пробормотала Сарн еле слышно для ушей смертных. – И лошади тоже.

Нахмурившись, Дом провел рукой по шрамам на лице. Они отозвались жгучей болью.

– Она уже отдыхает, – произнес он. – Лошадей можно не жалеть. Или остановка нужна вам самим? Должен признаться, ваше благополучие волнует меня не больше лошадиного.

– Только попробуй ко мне притронуться, и я отрежу тебе руки, – холодно отозвалась она, не отворачиваясь от дороги.

– У вас, смертных, совсем не такое чувство юмора, как у нас.

Сораса бросила на него мрачный взгляд через плечо. Дом помнил, что в Билскосе она смотрела на него точно так же. Когда едва не пронзила клинком его шею. Когда выпустила на него стадо разъяренных быков.

– Я бы предпочел не расставаться со своими руками, ведь я пока что испытываю в них потребность, – тихо проговорил он.

Корэйн засопела во сне, всем весом опираясь на его руку. Вглядываясь в лицо девушки, не скрытое капюшоном и едва озаренное тусклым ночным светом, он видел ее отца. Он вспомнил семнадцатилетнего Кортаэля, который заявлял, что нуждается во сне не больше бессмертных. В течение нескольких недель, пока он проводил свой эксперимент, он то угрожал своим наставникам, то засыпал на тренировочной площадке Айоны с мечом в руке. Будить его приходилось Дому, потому что тот лучше всех остальных переносил поток ругательств, который за этим следовал.

Воспоминание подернулось горечью. Мальчик, которого он обучал, повзрослел и погиб. Семя проросло, но было растоптано, едва успев расцвести. Думать о Кортаэле было все равно что сдирать корку с только что зажившей раны, чтобы она снова начала кровоточить.

– Мы остановимся перед этой возвышенностью, – резко произнес он, указав на холм, сгорбленно черневший на фоне темно-синего неба. Будет ли этого достаточно, чтобы угомонить ваш змеиный язык?

– Мы остановимся, когда доберемся до вершины, – отрезала она. Дом ощутил, как горечь воспоминаний сменяется раздражением. – Не хочу оказаться на равнине, когда на меня нападут.

– Никто на вас не нападет, – с досадой прошептал Дом.

Но в уголке его сознания зашевелилась неуверенность. Разумеется, никто не станет нас преследовать. Этот треклятый смертный и его Красный маг ничего не знают о Корэйн. Они не станут переворачивать Вард вверх дном в поисках отростков, оставшихся от семейного древа Древнего Кора. Он окинул взглядом кипарисовую рощу, всматриваясь в тени, стелившиеся по земле. По крайней мере, я на это надеюсь.

– Я останусь в качестве дозорного, – сказал он.

Яркие, словно звезды, глаза Сорасы снова вспыхнули пламенем.

– Меня это нисколько не успокаивает.

Хотя бы в этом мы можем согласиться.

Дом снова поймал себя на мысли, что ему стоило бы раз в жизни нарушить свою клятву и лишить Сорасу Сарн жизни, оставив ее хладный труп в окрестной канаве.

Глядя на горные хребты Корзубья, протянувшиеся на севере, даже зоркий Дом видел лишь зазубренную темную дымку. В разгар лета снежные шапки оставались только на самых высоких пиках. Горы, названные Корзубьем или Зубами Кора, возвышались в нескольких дюжинах миль, на другой стороне Имперы – Реки Императора. Она вилась по долине, неся свои воды на запад к Лекорре и Долгому морю. Всадникам вскоре предстояло пересечь эту водную артерию, вдоль которой когда-то зародилась цивилизация Древнего Кора. Дом не знал, какие легенды об этом событии дошли до ныне живущих смертных и была ли в них хотя бы крупица истины, но в Айоне хранились гораздо более точные знания. Люди из другого мира, совершившие путешествие сквозь Веретено, оказались в этой золотистой долине и именно здесь построили впоследствии свою великую империю.

Холм порос деревьями, так что со стороны дороги их лагерь не было видно. Они не стали разводить огонь – Сарн не позволила, – но ночь и так выдалась достаточно теплой. Убийца-амхара спала в странной позе: полусидя, прислонившись к корням дерева спиной и обратившись лицом к их скромной стоянке. Ей было достаточно открыть глаза, чтобы увидеть Дома, сидевшего на другой стороне, что она и проделывала раз в двадцать минут – ее глаза загорались, словно раскаленные угли, а потом закрывались снова. Каждый раз, когда она просыпалась, Дом отрицательно покачивал головой.

Корэйн, укрытая плащом, лежала между ними. Когда они остановились, она проснулась лишь на пару мгновений, чтобы неуклюже слезть с лошади и найти удобное местечко, поросшее мягкой травой.

Сейчас, когда обе его спутницы спали, Дом решил наконец отведать пищи, пусть лишь для того, чтобы занять время. Ему не пришлось долго ждать. Вскоре на холме показался кролик; его черные глаза блестели в темноте, а нос любопытно подергивался. Дом бесшумно свернул ему шею и освежевал добычу парой быстрых движений ножа. За неимением костра, он съел мясо сырым, оставив печень на закуску.

Корэйн медленно подняла голову, зачарованно наблюдая за ним округленными глазами.

– Вам не станет плохо? – прошептала она.

Дом вытер пальцы о кроличью шкурку.

– Нам не бывает плохо, – ответил он.

Корэйн медленно присела. Подол плаща лежал вокруг нее складчатой лужицей.

– А еще вы не спите, – произнесла она, подперев подбородок рукой. Дом чувствовал себя экзотическим растением под пристальным взглядом ботаника или загадочным шифром, над которым бьется ученый. Однако это ощущение не вызывало неприятных эмоций. Любопытство Корэйн было исполнено невинности.

– Мы спим, но это случается редко, – ответил он. – Сон необходим нам в гораздо меньшей степени, чем смертным.

– И вы не стареете.

– В каком-то смысле.

Он вспомнил Торэкеля, в чьих волосах за тысячелетия проступила седина. Он подумал о морщинках, что покрыли тонкой сетью руки его тети и притаились на ее лбу, в уголках глаз и вокруг рта. Те, кто называют видэров бессмертными, просто не способны представить жизнь, которая тянется так много тысячелетий, что не поддается счету, принятому у смертных. Смерть обходит нас стороной, но мы не можем назвать ее незнакомкой.

В этом мире существовала сталь – клинки, которые могли наносить им раны и отнимать их жизни. После бойни у храма, когда на глазах Дома погибло столько его сородичей, он уже не воспринимал бессмертие как должное. Кровь видэров ничем не отличалась от той, что текла в жилах населявших Вард смертных. И пусть мы кажемся неуязвимыми, шрамы на моем лице свидетельствуют об обратном.

– Хорошо, что вас не так много, – тихо проговорила Корэйн.

Дом вздрогнул – не от замешательства, а от удивления.

– Извините, но что вы имеете в виду?

Она откинула упавший на глаза локон.

– Иначе вы бы завоевали весь мир, – прямо ответила она.

– Стать властелинами мира – это желание смертных, – искренне сказал Дом.

Даже когда он был молод, покорение Варда казалось ему глупой затеей. Смертные рождались и увядали, словно летняя пшеница. Королевства появлялись и исчезали с лица земли. Страны, существовавшие в те времена, когда он проживал свою первую сотню лет, обратились в прах и остались в его памяти не более чем блеклыми тенями. Разве есть смысл тянуться за тем, что пропадет до того, как ты успеешь усилить хватку?

Однако о видэрах тоже сохранились предания – некоторые из них сражались на стороне смертных Варда или против них. Ради славы, для развлечения или вовсе без особых причин. Дом не мог представить, чтобы сейчас они решились на что-то подобное. Они могли встать на защиту своих домов в тех редких случаях, когда возникала подобная необходимость, но не более того. Теперь они малодушно прячутся в своих поселениях, ожидая, когда мир обрушится на их головы.

Корэйн вглядывалась в его лицо своим пытливым взглядом. Она умела задавать вопросы, не озвучивая их.

– Мой народ стремится найти путь домой, – произнес Дом. – Но этот переход утерян. Веретено закрылось, и даже то место, где оно находилось, давным-давно уничтожено.

– Уничтожено? – переспросила Корэйн, склонив голову набок.

– Землю, на которую ступил мой народ, оказавшись в Варде, давным-давно поглотили волны, и теперь она покоится на дне Долгого моря, – тихо проговорил он, пытаясь вообразить то место, где он никогда не был. – Не проходит и дня, чтобы мы не надеялись найти другую дверь, еще одно Веретено. Путь, который привел бы нас обратно в Глориан.

С Корэйн слетели последние обрывки сна. Взбудораженная от любопытства, она наклонилась ближе. Ее спутанная коса, упавшая на плечо, блестела в свете звезд и казалась едва ли не синей.

– Должно быть, ваш мир великолепен, – проговорила она.

– Полагаю, что так. – Дом снова пожал плечами. – Я родился в Варде и по-прежнему считаюсь юношей, только постигающим мир, в котором мы сейчас живем. Все, что я знаю о нашей родине, я услышал со слов других.

Дом ощутил знакомую тоску, охватывавшую его каждый раз, когда он думал о неведомом ему мире – о родине, которую он, вероятно, никогда не увидит. А еще к ней примешивалась капля жгучей, ядовито-зеленой зависти ко всем тем, кто знал Глориан и помнил звезды, сиявшие в его небе.