Текст книги "Цвет. Захватывающее путешествие по оттенкам палитры"

Было несколько крупных иностранных покупателей, которые поднимали цену, но каждый раз, когда они это делали, покупатель по телефону отвечал им. Это происходило до тех пор, пока цена не достигла 786 625 австралийских долларов, за которые картина была продана. Пока все гадали, кто же этот таинственный покупатель, Уолли Каруана из Национальной галереи Австралии проскользнул на свое место. Он, должно быть, был потрясен собственными действиями, но по телефону, расположенному в баре на первом этаже, он только что отдал больше денег, чем кто-либо когда-либо платил за произведение искусства аборигенов, чтобы сохранить написанную охрой картину (быстро названную местной прессой «все эти большие деньги, пролившиеся сверху») для Австралии.

Движение современного искусства, зародившееся в нелюбимом поселении, основанное людьми, которых не оценили, прошло долгий путь с момента зарождения в Папунье. Люди, которые покупают искусство аборигенов, стремятся найти движение, фактуру, многообразие оттенков и историй. Но они также, я полагаю (в этом соединении красок, холста и узоров, сделанных людьми, сидящими под «горбами» в пустыне в окружении собак, мечтающие о славе возле своих полноприводных автомобилей), ищут что-то еще. Они ищут саму эту землю, глиняный черепок, из которого вышел Радужный змей. И им больше не нужно внимательно всматриваться, чтобы увидеть, как он блестит.

2
Черный и коричневый

Как уже было сказано, вы начинаете с рисования линий.

Ченнино Ченнини

Дайте мне немного грязи с городского перекрестка, немного охры из гравийной ямы, немного побелки и немного угольной пыли, и я нарисую вам сияющую картину, если вы дадите мне время упорядочить грязь и укротить пыль, переходя от оттенка к оттенку.

Джон Рёскин

Сначала мне казалось странным включать черный или коричневый цвет в книгу под названием «Краски». Ведь изначально меня заинтриговала яркость красок, ведь именно сорочья потребность в блестящих цветах вдохновила мои умопомрачительные путешествия. И вообще, думала я, наверное, не так уж много интересных историй связано с тем, как люди сжигали куски дерева, чтобы сделать угольные карандаши, или собирали грязь. Но я ошибалась. По мере чтения все новых материалов я узнавала больше и больше интригующих историй о «не-цветах»: о том, как ушедшие на покой пираты Карибского моря продавали черную краску, как «карандашный грифель» когда-то был такой редкостью, что вооруженные охранники в северной Англии обыскивали шахтеров, уходивших домой после долгого рабочего дня, проведенного в сердце холма, как белая краска была ядом (но таким сладким на вкус) и как, по слухам, коричневая и черная краски некогда делались из трупов.

Поэтому, прежде чем отправиться в путешествие, чтобы увидеть афганские драгоценности на покрове Богородицы, насладиться богатством заката цвета йода или открыть давно потерянные секреты производства зеленых ваз, я сначала отправилась в мир теней. Они есть как в жизни, так и в искусстве, хотя, возможно, в искусстве они наиболее заметны. Сумрак и экскременты делают светлое более правдоподобным. «Пепел и разложение», – так я пренебрежительно описала своей подруге-консерватору еще до начала моих исследований. «Вот именно, – удовлетворенно сказала она. – Прекрасно подытоживает искусство художника… Ты когда-нибудь видела, как художник начинает рисовать?» «Конечно», – запротестовала я. «Тогда посмотри еще раз». Я так и сделала. В сельском Шропшире я наблюдала, как иконописец Эйдан Харт переносил карандашный набросок головы Христа с листа бумаги, нижняя сторона которого была натерта коричневой охрой, на загрунтованную доску. В Индонезии художники углем набрасывали свои индуистские сюжеты и только потом наносили на рисунки краску. Китайский каллиграф старательно растирал чернила из сосновой сажи на чернильном камне, унаследованном от деда, еще до того, как выбрать бумагу для работы. В лондонской национальной галерее я долго стояла в полумраке перед полноразмерным рисунком Девы Марии с младенцем, святой Анны и Иоанна Крестителя, сделанным Леонардо да Винчи с помощью угля, черного и белого мела – мягкие материалы сглаживали блики на плече младенца Христа и подчеркивали нежность лица его матери.

И каждый раз я удивлялась, как много картин начинается с периода тщательного разглядывания, сопровождаемого осторожным растиранием сора – земли, грязи, пыли, сажи или камня – на куске ткани, листе бумаги, доске или стене. Яркие цвета и полупрозрачность появятся позже, а когда добавляются блики, они всегда нуждаются в темных тонах или тенях, чтобы они казались реальными. Иногда рисунки даже лучше, чем картины. Джорджо Вазари[47]47
  Вазари, Жизнеописания самых выдающихся живописцев, скульпторов и художников, часть II, стр. 121.


[Закрыть] весьма эмоционально писал о том, что эскизы, «родившиеся в мгновение ока из огня искусства», обладают качеством, которого порой недостает законченным работам. Возможно, это просто спонтанность, но, может быть, сочетание черного, серого и белого делает набросок таким завершенным. Точно так же, как белый свет содержит все цвета, так и черная краска – как я обнаружила в своих путешествиях по чернильным тропам – может включать в себя весь спектр.

Теория, что черный цвет возникает, когда объект поглощает все цветовые волны, заставила многих художников-импрессионистов отказаться от использования черных пигментов в пользу смесей красной, желтой и синей красок. «В природе нет черного цвета», – таков был популярный рефрен художников XIX века, желавших запечатлеть на своих полотнах мимолетные эффекты, создаваемые лучами света. Например, в картине «Вокзал Сен-Лазар» Клода Моне черный цвет локомотивов на оживленной станции на самом деле состоит из чрезвычайно ярких красок, в том числе ярко-алой, французского ультрамарина синего и изумрудно-зеленой. Хранители Национальной галереи искусств в Лондоне сообщают, что в этой картине Моне в принципе практически не применял черный пигмент[48]48
  Бомфорд, Кирби, Лейтон и Рой, Импрессионизм, стр. 169 и 71.


[Закрыть].

Первая картина

Согласно одной классической западной легенде, первая краска была черной, а первая художница – женщиной. Когда Плиний Старший писал свою «Естественную историю» – краткое описание того, что можно было найти на римском рынке, и немногом прочем, – он записал и сюжет о том, что искусство своим появлением обязано эпичной любви. В конце концов, что может стать лучшим источником вдохновения для искусства, чем страсть? Согласно Плинию, одним из первых художников была молодая женщина из греческого города Коринф, однажды вечером со слезами прощавшаяся со своим возлюбленным, который отправлялся в долгое путешествие. Внезапно, между страстными объятиями, она заметила его тень на стене, ставшую заметной благодаря пламени свечи, выхватила из огня кусок угля и обрисовала и закрасила контур тени. Я, как она целует рисунок, воображая, что таким образом ее возлюбленный в какой-то мере физически присутствует рядом, пусть даже в действительности он находится где-то далеко в Средиземноморье.

Конечно, это мифический образ, использованный в качестве объяснения теории происхождения рисунка, на протяжении веков он вновь и вновь возникал в живописи и графике. Он был особенно востребован в георгианскую и викторианскую эпохи из-за тогдашней моды как на вырезанные из бумаги силуэты, так и на истории отчаянной любви[49]49
  Джулиан Белл, What Is Painting? стр. 11.


[Закрыть]. В 1775 году шотландский художник-портретист Дэвид Аллан написал картину «Происхождение живописи», на которой была изображена кокетливая дама, сидящая на коленях у своего кинозвездно красивого бойфренда и заштриховывающая углем его профиль на стене. Ее развевающиеся одежды соскользнули, обнажив правую грудь, вид которой, очевидно, полностью завладел вниманием молодого человека, пока она занималась серьезным делом создания первого портрета. Это восхитительно сложный образ – использование чего-то, что уже сгорело, чтобы символически изобразить любовь, которую вы хотите сохранить навсегда.

Другие варианты самых ранних картин

Плиний не имел доступа ни к чему, даже отдаленно напоминающему современные теории о самых ранних картинах в мире, согласно которым первых художников вдохновляли такие явления, как зимняя скука, необходимость передачи знаний об охоте, священные ритуальные практики или даже простые радости иллюстрированного повествования. Хотя доказательства были, что называется, у него под носом – например, наскальные рисунки в Нио во французских Пиренеях. Отпечаток сандалии римского центуриона свидетельствует, что неолитические рисунки видел по крайней мере один человек, живший в классический период. Но ученый мир, по-видимому, не был готов к чему-то большему, чем очаровательная смесь анекдотов и мифов Плиния, так что первую из крупнейших доисторических пещерных галерей Европы ученые открыли лишь спустя почти два тысячелетия.

Однако, если бы этому римскому эрудиту была дана возможность переместиться вперед во времени и стать свидетелем, например, открытия пещер Альтамира в северной Испании, думаю, он осознал бы собственную самоуверенность. Плиний ошибался в отношении источника вдохновения для ранних испанских картин. В этих пещерах гораздо больше изображений охоты, чем картин, посвященных любви, хотя интересно, что на некоторых шведских петроглифах более позднего периода было так много изображений мужчин со впечатляюще большими возбужденными пенисами, что документировавшему их Карлу Георгу Бруниусу пришлось проконсультироваться с коллегами о том, готова ли аудитория середины XIX века увидеть ранние образцы шведского порно[50]50
  Бан, The Cambridge Illustrated History of Prehistoric Art, стр. 144.


[Закрыть]. Мнения коллег по этому вопросу разделились. Но Плиний был прав хотя бы насчет материалов для живописи. Несомненно, охра была первой цветной краской, но даже древнейшие художники обычно начинали рисунок с угля: иногда чтобы перед нанесением краски убедиться, что формы воспроизведены верно, а иногда для того, чтобы сделать контуры более яркими и мощными. И если мы не знаем, был ли древний художник женщиной, которая нацарапывала рисунки куском обожженной деревяшки (а мы не можем ничего сказать по этому поводу), то обнаружила необычные пещеры в Альтамире именно девушка.

В 1868 году охотник Модесто Перес, выслеживая птиц или оленей в регионе Сантандера между Атлантическим океаном и горами северной Испании, наткнулся на вход в цепочку пещер. Он рассказал об этом своему землевладельцу, и они, прихватив необходимое снаряжение, совершили несколько любительских экспедиций в двадцатиметровую пещеру с наклонным потолком и неровным полом. Там обнаружились признаки древнего человеческого жилья: медвежьи кости, пепел от костра, другой загадочный мусор. Но настоящее сокровище этой длинной прямоугольной галереи было обнаружено только одиннадцать лет спустя, в 1879 году, через тысячу восемьсот лет после того, как Плиний задохнулся под самым исторически печально известным потоком черного пепла в своем родном городе – Помпеях.

Если бы в тот день дон Марселино Санц де Сотуола нашел няню для своей восьмилетней дочери Марии и не увел ее с полуденного солнца в странное и довольно опасное помещение для игр, никто не обнаружил бы находившиеся там сокровища в течение еще нескольких десятилетий. Позже, в самые мрачные минуты своей жизни, он, должно быть, жалел, что его дочь не промолчала.

Де Сотуола был аристократом, охотником и землевладельцем, но больше всего он любил что-то находить. Его глаза всегда были прикованы к земле, проверяя, нет ли там чего-то необычного, чего-то, что было привнесено людьми, а не создано природой, что могло бы объяснить историю мира по-новому. Должно быть, он был в восторге, когда его дочь нашла вход в пещеру. Казалось бы, сам бог даровал возможность проверить некоторые теории эволюции и человеческой истории, которые де Сотуола, как и другие представители интеллектуального общества Европы, обсуждал со своими друзьями при каждом удобном случае.

Он отправился на поиски информации. Всего за несколько минут до того, как жизнь де Сотуолы изменилась, этот сорокавосьмилетний мужчина сидел на полу пещеры, деловито выискивая палеолитический медвежий помет, остатки древней еды или другие признаки древнего жилья. Его дочь, которая, судя по фотографии, хранившейся в музее Альтамиры, была хорошенькой девочкой с такими короткими темными волосами, что ее можно было бы принять за мальчишку, если бы не длинные серьги, бегала по пещере, придумывая собственные игры при свете факелов. Вдруг, согласно красиво рассказанной легенде о находке, она остановилась и удивленно воскликнула: «Смотри, папа, быки!» Де Сотуола встал и, должно быть, тоже вскрикнул, вероятно, даже более эмоционально, потому что потолок пещеры над их головами оказался покрытым изображениями огромных красно-черных бизонов, несущихся по каменному полю.

Угольные рисунки Альтамиры были выполнены широкими уверенными мазками – простыми широкими линиями, которые складывались в тень и контур, – а затем автор нанес красную и желтую охру кистью или, возможно, мягкими замшевыми подушечками. Там было двенадцать полных изображений бизонов, два безголовых (но не менее мощных, выглядевших так, словно их головы исчезли в другом измерении, а не были отсечены), три кабана, три благородных оленя, выглядевших довольно впечатляюще, и дикая лошадь. В рисунках ощущались скорость и энергия, свидетельствовавшие о том, что они были созданы быстро и без колебаний. Особенно бизоны – каждый длиной в два метра или больше, сильные звери с перекатывающимися мускулами. Вазари наверняка одобрил бы энергию этих схематичных рисунков.

Де Сотуола и его взрослые друзья проходили под этими рисунками не меньше дюжины раз, но ни разу не подняли взгляда вверх. Возможно, до этого дня на изображения возрастом в пятнадцать тысяч лет не падал взгляд человека. Их могли рисовать как мужчины, так и женщины (хотя бы некоторые из них: стиль изображений сильно различается) при свете горящих факелов, которые были жизненно важны, поскольку давали не только свет, но и тепло – в Европе заканчивался ледниковый период, так что Homo sapiens жил, охотился – и рисовал, конечно, – в очень холодном мире.

Я представляю себе де Сотуолу в тот теплый день 1879 года, дрожащего от ощущения, что это событие может стать величайшим открытием древнего искусства, и все же задаюсь вопросом – посетило ли его предчувствие, что это также будет означать и его собственную гибель. Он умер всего девять лет спустя в возрасте пятидесяти семи лет, умер сломленным человеком, обвиненным в мошенничестве и подделке, потому что рисунки бизонов, созданные углем и красной охрой, были сочтены слишком красивыми, чтобы быть сделанными «дикарями».

Любопытно, как часто артефакты обнаруживаются именно тогда, когда история почти готова к их появлению. Со времени публикации «Происхождения видов» в 1859 году теория эволюции Чарльза Дарвина прочно закрепилась в западном мировоззрении. Многие внезапно открыли для себя мысль, что люди, возможно, жили на земле дольше, чем примерно четыре тысячи лет, выделенные им Библией, так что окаменелости и доисторический мир были в большей степени причудой ученых, чем динозавры для современных школьников. Все это происходило еще до радиоуглеродного датирования, так что после публикации своей любительской брошюры о находках в Альтамире де Сотуоле пришлось жить с тем, что англоязычный путеводитель по пещерам описал как «настоящий ливень недоразумений», а также под градом насмешек и обвинений. Некоторые сплетники даже предположили, что картины были написаны немым художником по имени Ретье, который незадолго до обнаружения рисунков был гостем де Сотуолы. Неспособность художника выразить свое отрицание словесно, без сомнения, была мучительной как для него самого, так и для его гостеприимного хозяина. Двадцать лет спустя академический мир был вынужден съесть свой археологический галстук и признать, что рисунки не были подделками. Мария, к тому времени уже взрослая женщина, несомненно, получила бы от этого некоторое удовольствие, хотя, видев страдания своего отца перед смертью, она почти наверняка испытывала смешанные чувства в отношении всей этой истории.

В ХХ веке французы нашли и другие пещеры; наиболее знаменитая из них – Ласко в Дордони, открытая в 1940 году, когда несколько детей попали в бурю, укрылись там и случайно наткнулись на древние рисунки. Русские, чтобы не отстать в холодной войне, обнаружили свои собственные пещеры с рисунками на Урале в 1959 году: там было изображение ныне вымершего мамонта с бивнями и хоботом и чем-то вроде котелка на голове. Возраст рисунка оценивается в четырнадцать тысяч лет. Все эти пещерные рисунки были выполнены углем и охрой, хотя иногда использовались и более необычные пигменты – в пещере Магура в Болгарии, по-видимому, изображения должны были быть темно-коричневыми, поскольку выполнялись путем нанесения густого слоя гуано летучих мышей[51]51
  Бан, The Cambridge Illustrated History of Prehistoric Art, стр., с. 109.


[Закрыть].

В 1994 году трое исследователей пещер в долине Ардеш на юге Франции обнаружили необычные изображения, которые были по меньшей мере вдвое старше, чем обнаруженные в Ласко, Альтамире или где-либо еще в Европе. Это были самые древние европейские наскальные рисунки, известные современной науке, а панно с лошадьми представляет собой одно из удивительнейших применений угля в доисторическом искусстве. В своей книге «Пещера Шове: открытие древнейших картин в мире» Жан-Мари Шове описал захватывающее дух мгновение обнаружения пещеры, которая позже будет названа в его честь[52]52
  Шове, Дешам и Хиллер, пещера Шове, Открытие древнейших в мире картин, стр. 57.


[Закрыть], – то, как он поднимался по крутому склону из каменных блоков и вдруг наткнулся на монументальный фриз, занимающий несколько метров стены. «Раздались бурные крики радости, смешанные со слезами. Нас охватил безумный, головокружительный восторг. Там было бесчисленное множество рисунков животных: дюжина львов или львиц, носороги, бизоны, мамонты, даже северный олень», – писал он. А потом сбоку на скальном выступе они увидели человеческую фигуру с головой бизона, которая показалась им изображением колдуна, следящего за созданием картин.

Даже по фотографиям можно понять степень возбуждения исследователей. Камни выглядят еще более эффектно из-за естественного желтого цвета стен, который выглядит как карамель. На других рисунках пещеры Шове можно увидеть следы охры, но животные на панно с лошадьми полностью нарисованы углем. В одном месте четыре лошади встают на дыбы, готовые скакать галопом. Их головы искусно затенены углем, а тела только грубо намечены. Это стремление сосредотачиваться на передней части животных создает ощущение не просто движения, а панического бегства, дикой скачки. На стене рядом с лошадьми Шове увидел то, что он описал как «гравюры с изображением животных и стилизованные вульвы (поверх одной из них, похоже, был нарисован фаллос)». Он или его издатель решили не включать иллюстрацию этого примера палеолитической сексуальности, но, возможно, Плиний все-таки был прав и просто скромничал, когда писал, что на той древней стене в Греции было изображено лицо возлюбленного.

Нестойкость краски

Как часто коринфская дева смотрела на свою картину после того, как отплыл корабль ее возлюбленного? Если да, то интересно: могло ли изображение сохраниться до его возвращения? Сами по себе, без людей, которые будут приходить и восхищаться, древние наскальные рисунки, написанные углем – особенно если уголь смешать с клеем, жиром, кровью или яйцом, – могли сохраняться в течение всего ледникового периода и еще десять тысяч лет, несмотря на летние дожди. Но как только люди находили их, обращали на них хоть какое-то внимание, рисунки начинали блекнуть, как будто слишком пристальный взгляд затирает их. Сохранность творения – вечная проблема всех художников, но мало кто осмеливается надеяться, что сделанные ими мазки смогут сохраняться в течение пятнадцати тысяч лет. Эти древние картины, не защищенные лаком, но сохраняемые стабильной окружающей средой, становятся уязвимыми, как только среда изменяется. Они были нарисованы пеплом и возвращаются к праху.

Антрополог Десмонд Моррис писал, как был очарован наскальными рисунками в Ласко, впервые увидев их через несколько лет после обнаружения пещеры, но через четыре десятилетия вернулся – и разочаровался. Сначала он подумал, не играет ли с ним злую шутку память, но потом узнал, что дело не в памяти, просто сами картины выцвели, потому что в пещеры приходило, чтобы посмотреть на них, слишком много людей[53]53
  Bahn, там же, стр. IX.


[Закрыть]. Вскоре после того, как был написан его отчет, в середине 1990-х годов, власти закрыли пещеру Ласко и потратили много миллионов франков на создание реплик, чтобы туристы могли получить представление о рисунках, не повреждая их влагой своего дыхания. Беда в том, что подлинное чудо всех этих пещер на самом деле состояло не в точных угольных очертаниях бизона и даже не в оттенке охры. Дело в том, что некогда, днем или ночью, при свете факелов, пятнадцать тысяч лет назад – или, как в случае с пещерой Шове, тридцать тысяч лет назад – этих скал касались руки художников. Они разговаривали друг с другом на языках, которые мы сегодня не поняли бы, их головы были наполнены образами, ритуалами и правилами, о которых мы можем только догадываться, но их послания времен ледникового периода дошли до нас через их рисунки. Репродукция изображений пещеры даже на самых хорошо подготовленных бетонных плитах и сделанная с помощью свежесожженных углей не может даже приблизительно воспроизвести магию общения через время. Она не сможет сказать – где бы и когда бы ни жили мужчины и женщины, они рисовали.

Древесный уголь

Парочке из Коринфа было известно, что древесный уголь можно найти почти везде, где горел огонь, но в моих личных поисках этого древнего пигмента я решила заглянуть чуть дальше собственного камина. Один из лучших вариантов этого материала для рисования – ивовый уголь, который Ченнино Ченнини рекомендовал использовать своим итальянским читателям XIV века, «потому что лучше угля нет нигде». И действительно, на очень подробном рисунке Леонардо да Винчи, который я видела в Национальной галерее в Лондоне, видно, как качественный уголь может выполнять мягкие и спонтанные линии, но при этом достаточно точно формировать контуры для фресок (этот рисунок, кстати, никогда не использовался для создания фрески – ведь в этом случае в нем бы можно было увидеть множество проколов, сделанных художником для того, чтобы, нанеся поверх них угольный порошок и, потерев лист с рисунком, перенести рисунок на стену). Сегодня этот вид древесного угля можно найти, помимо прочего, в стране яблочного сидра – на равнинах юго-западной Англии, где я узнала интереснейшую историю о банках из-под печенья, сожженных обрезках кустов и яростной решимости больного человека бороться с приближающимся банкротством.

Угольная ива сильно отличается от плакучей ивы древних китайских картин или дерева, на котором евреи вешали свои арфы у рек вавилонских перед тем, как оплакивать свою родину. Это дерево было завезено в Европу и Америку в XVIII веке, в то время, когда в моде было все восточное. Из ветвей этого древнего растения женщины викингов плели удобные корзины, пока их мужчины занимались исследованиями далеких земель и грабежами. Они называли это растение viker (викер), от этого названия в древнеанглийский язык пришел глагол «wican», означающий «сгибаться», а в современном английском появилось прилагательное weak (слабосильный, хилый), хотя корзины из таких веток были удивительно прочные. Ива, растущая в полях, больше похожа на злаковую культуру, чем на деревья; после первой обрезки ивы похожи на оранжевые стога сена, каждый из прутьев которого длиннее роста человека, но толщиной с ветку. Сажают ивовые побеги весной и ранний рост контролируют, выпасая в высадке скот: без этого слишком рано выросшие растения зачахнут от мороза, их ветви согнутся и станут непригодными для дальнейшей обработки.

Древесный уголь – старинный материал для рисования, но главный его британский производитель, компания «П. Х. Коутс», работает с углем лишь немногим более сорока лет и, как это ни удивительно, только благодаря несчастному случаю. Или, скорее, из-за двух несчастных случаев: первый был выпавшим позвоночным диском, когда покойный ныне Перси Коут неудачно упал осенним днем в середине 1950-х. Он провел два месяца, беспокоясь о деньгах и лежа на полу, слабый (weak), как его товар. Некогда ива была хорошим товаром – чем-то вроде нынешней пленки с пупырышками, и почти на каждом торговом судне, выходившем из Ливерпуля или Лондона, ценные вещи хранились в плетеных корзинах. Но потом, в период между мировыми войнами, подобный способ перевозки вышел из моды. Старомодные корзины уже не играли никакой роли в постъядерном мире пластика, так что компания оказалась на грани банкротства. Трудно было понять, каким должен быть новый способ заработка. Земля семьи Коут идеально подходила для выращивания ивы – эта часть Сомерсета находится ниже уровня моря, а ива любит воду, – но вряд ли сгодилась бы для чего-то еще.

Однажды утром Перси лежал у камина в тяжких раздумьях, как вдруг увидел среди пепла нечто, что изменило его жизнь. Это был кусок обожженной ивы, тонкий, просто идеальный. Человек, который разжег камин, использовал иву для растопки, как это делали в его семье люди многих поколений. Обычно ива превращается в золу, которая перемешивается с пеплом, но «по какой-то причине этот маленький кусочек угля уцелел и выкатился из огня сам по себе», – как сказала мне Энн Коут, невестка Перси.

Перси поднял его, начал чертить им какие-то каракули, и вдруг у него родилась идея. Он сожжет свой бизнес, чтобы выжить. Остаток времени до полного выздоровления Перси провел в экспериментах: он сжигал маленькие кусочки ивы в жестянках из-под печенья. Ченнино Ченнини в своем «Руководстве ремесленника» советовал угольщикам XIV века «связать ивовые палочки в пучки, положить в совершенно новую герметично закрывающуюся кастрюлю, а вечером, после завершения трудового дня, отправиться к пекарю и поставить эту кастрюлю в печь; пусть она останется там до утра, когда угольщик посмотрит, качественно ли прогорели угли, достаточно ли они хороши и черны».

Шесть столетий спустя Перси Коут проводил свои первые эксперименты примерно так же: он оставлял нарезанные ивовые палочки в старой печи на разное время и проверял, насколько хорошо после этого они рисовали. Однако дело было не таким простым, как казалось, и порой банки из-под печенья летели во двор – потому что Перси был в гневе из-за неудачи. Изготовить качественный художественный уголь для художников нелегко: он должен быть равномерно обуглен, причем до самой сердцевины, чтобы художник мог все время рисовать одинаковым черным цветом. Тем не менее в конце концов Перси разобрался во всех тонкостях, и сегодня в Британии едва ли найдется хоть один класс без коробки с углем от П.Х. Коута[54]54
  Семья Коут выращивает около полутора миллиона стеблей ивы в год на восьмидесяти пяти акрах земли. Половина сжигается на углях, остальные используются для плетения корзин, корзин для пикника и (в память о старых временах) нескольких традиционных горшочков для омаров.


[Закрыть].

Соблазнительная краска для ресниц и бровей

История, по крайней мере Плиний, не сообщает нам о том, как жила молодая женщина из Коринфа после того, как ее мужчина отправился в путешествие. В конце концов, ее роль в древнеримской легенде уже была сыграна. Но однажды я сама, вспоминая моего возлюбленного, который был в тот момент в далеких краях, задумалась о девушке из легенды и о том, что могло случиться с ней дальше. Придумав в порыве страсти совершенно новую форму выражения своих чувств, она вдруг осталась совершенно одна. Скорее всего, она была творческой личностью, и я представила себе, как она коротает теперь совершенно свободное время, проводя другие художественные эксперименты. Она могла, как мне казалось, рисовать портреты возлюбленного на стене, пока не заполнила ее целиком, потом на полу или на потолке. Затем, когда часы разлуки превратились в дни и недели, она, возможно, привыкла к его отсутствию достаточно, чтобы расширить границы. Может быть, она написала автопортрет или играла со своими маленькими племянниками и племянницами, обводя их руки или ноги (делая рисунки наподобие тех, что находятся в древних пещерах австралийских аборигенов), чтобы развлечь их. Возможно, затем она попыталась нарисовать деревья, собак, лошадей и маленькие двухэтажные домики, чтобы сделать видимыми свои мечты о будущем.

Но что, если ей надоело использовать только одну разновидность живописного материала? Возможно, подумала я, она пробовала другие предметы, оставляющие черные и коричневые следы. Может быть, если бы ей представилась возможность опробовать наследников древесного угля, она предпочла бы свинцовые карандаши или индийскую тушь? Выкрасила бы она свою одежду в черный цвет или предпочла бы, чтобы ее видели только в самом светлом из классических одеяний? А если бы ее возлюбленный вернулся в Грецию, использовала бы она новые знания о пигментах, чтобы украсить свое лицо для такого случая?

Я представила, как наша героиня экспериментирует с тушью и лайнерами. Сначала она, возможно, использовала материал для рисования – уголь? – но быстро обнаружила, что он немного жжет, когда его наносят слишком близко к чувствительным глазам. Тогда она могла бы попробовать нанести алхимический металл под названием «сурьма» или «коль» – традиционный компонент многих ближневосточных подводок для глаз, который до сих пор используется косметическими компаниями. Слово «коль» происходит от арабского слова «кахала», означающего «окрашивать глаза». Сегодня в Европе коль обычно рассматривается как украшение, но в Азии он часто используется как духовная защита и лекарственный препарат. В Кабуле, управляемом талибами, солдат-фундаменталистов всегда можно было узнать по глазам, обведенным черным. Они выглядели красивыми, как девушки, но использовали сурьму для того, чтобы показать, что находятся под защитой Аллаха. Однажды я видела, как отец-афганец красил глаза своего маленького сына. Он сказал, что делает это для того, чтобы защитить мальчика от конъюнктивита. Он говорил так потому, что мыслил достаточно современно, однако другие родители делают это, чтобы заговорить демонов. Между прочим, Аллах, возможно, не одобрил бы того, что европейцы сделали со словом «коль». В 1626 году Фрэнсис Бэкон сообщил в своей книге Sylva, что «у тюрков есть черный порошок, сделанный из минерала, называемого Алкоголь, который они наносят под веко тонким длинным карандашом». Зная чистоту темно-серого порошка, они связали ее с чем-то еще, что было очищено и сублимировано, и поэтому название было перенесено на алкоголь, запрещенный в исламе.

Если моя почти воображаемая девушка интересовалась темными искусствами (или искусством делать темные пигменты), она вполне могла попробовать себя и в черной любовной магии. Среди множества советов для влюбленных, содержащихся в Камасутре, есть дразнящий рецепт идеальной сексуальной туши. Рекомендуется взять кость верблюда, окунуть ее в сок Eclipta prostrata (который также называют татуировочным растением благодаря получающемуся из него темно-синему красителю) и затем сжечь. Далее следует хранить полученный черный пигмент в коробке из верблюжьей кости и наносить его на ресницы с помощью карандаша из такой же кости. Польза, как обещает Ричард Бертон в опубликованном полностью и без купюр переводе 1883 года индийского руководства по искусству любви, заключается не только в том, что пигмент будет «очень чистым и полезным для глаз», но и в том, что он также «послужит средством подчинения других людей человеку, который его использует». Будем надеяться, однако, что бойфренд нашей девушки не читал эту книгу. Один раздел руководства рекомендует мужчинам приготовить порошок из некоторых ростков, перемешать его с красным мышьяком, а затем смешать полученную массу с обезьяньими экскрементами. Если пылкий любовник «бросит это на девушку, она не будет отдана замуж ни за кого другого», обещает добрая книга. Ну что ж, очень может быть.